colontitle

Не хватает мне Лущика...

А смириться с этим невозможно

Трудно писать о любимых людях. Но необходимо. Их не должны забывать.
При жизни Сергея Зеноновича Лущика, как мы не дружили, не знал дня его рождения. Знал, что апрель. Шутил, что, наверное, 22 апреля, и ты стесняешься «ленинской даты», он смеялся, но отмалчивался. Сегодня знаю, 8 апреля 1925 года. Но уже не прийти на Уютную, не распить по бокалу вина, не съесть безе, что готовила Галочка…

Не хватает мне Лущика…
А смириться с этим невозможно.
Как бы реализовываются строки Давида Самойлова -"вот и все, смежили очи гении...Нету их и все разрешено".
При Лущике нельзя было сподличать. Знали, что он не подаст руки.

Этот текст опубликован в моей книге. Он большой для фейсбука, но не хочу сокращать, кому интересно - прочтут.

Книжная Одесса, библиофильская Одесса когда-то представлялась мне безбрежным морем. Студентом в 17-18 лет мы вместе со своим другом Юлием Златкисом ежевоскресно бежали на барахолку и «охотились» там за старыми книгами. Такими же поисковиками были тогда Юрий Войцехов (отец известного художника Леонида Войцехова), Александр Калина, ставший со временем выдающимся американским ученым, единственным, с кем за последние четверть века заключила контракт на миллион долларов «Дженерал электрик», Марк Винярский, собравший в Одессе все прижизненные книги Андрея Белого. И уже тогда для нас, молодых собирателей, имя (незнакомого нам тогда лично) Сергея Лущика звучало особенно авторитетно. Его знал приемщик главного одесского букинистического магазина на Дерибасовской Ходоров и оставлял Сергею Лущику книги, которые тот искал.
Для нас тогда это было высшей степенью признания и авторитета…

А потом как-то в букинистическом магазине на Преображенской его заведующий Иванов показал мне подборку прижизненных сборников Александра Блока, сказав мне, что сдал их Сергей Лущик (болезнь отца вынудила его к расставанию с книгами). Александра Блока я тогда не собирал, но в этой же пачке случайно оказалась книга Александра Биска – переводы Райнера Мария Рильке, вышедшая в Одессе, в издательстве «Омфалос». Так в тяжелый момент для Сергея состоялось наше «заочное» знакомство. Я приобрел книгу Биска и увлекся на долгие годы поиском книг, изданных «Омфалосом». Правда, и сегодня в книжном шкафу Сергея Зеноновича самая полная подборка этих книг, которые он изучал, описывал, даже составил сводную таблицу, в каких библиотеках хранятся уникальные экземпляры книг этого издательства.

Познакомились мы с Сергеем Лущиком через несколько лет. И вновь-таки в букинистическом магазине на Греческой площади, когда директором стала Валентина Ивановна Меленчук, а приемщицей Ирина Михайловна Дробачевская. Магазин становился неформальным клубом библиофилов. Именно там и тогда при непосредственном участии Сергея Лущика, Ильи Бекермана, полковника медицинской службы Ивана Михайловича Федоркова, профессора Исаака Львовича Дайлиса и родилось одесское общество книголюбов, секция книголюбов при Доме ученых.
Книголюб книголюбу рознь. Для одного важно, как в коллекции почтовых марок, заполнить недостающую позицию. Для других – и этим с самого начала привлек меня Сергей Зенонович – важно было изучить книгу, понять ее место в ряду других. Высококлассный инженер, он в гуманитарную сферу вводил принципы точных наук, скрупулезность и безупречность в осмыслении своего собрания, просматривая старые одесские газеты и журналы, работая в архивах, делая выписки, которые заносил в свою картотеку.
Не знаю другой личной библиотеки в Одессе, где были полные комплекты журналов «Аполлон», «Мир искусства»… А рядом с ними – от монографий об искусстве Серебряного века, начиная с «гинекологического набора» (выражение Лущика!) изданий И.Кнебеля – Врубель, Серов, Левитан до таких библиографических редкостей как альбомы Бориса Григорьева.

Параллельно с книгами Сергей Зенонович собирает каталоги выставок, документы о жизни художников, воспоминания, фотографии. А если учесть, что все это вносится в картотеку, то одесская художественная жизнь в разработке Сергея Лущика приобретала не плоский, а объемный характер. Мне всегда казалось, что все, что он сделал, под силу было НИИ искусствоведения, но в этом Институте был всего один директор, он же исследователь, он же хранитель.

В какой-то мере я способствовал тому, чтобы он стал и популяризатором, а точнее, публикатором, собранных сведений и коллекций. В 1965 году я начал работать в газете «Комсомольская искра», создал на ее страницах впервые после 20-х годов краеведческий клуб «Одессика», привлек в него Александра Розенбойма, Сергея Калмыкова, Виктора Корченова и… Сергея Лущика. Признаюсь, Сергей Зенонович поддался на мои уговоры с трудом, не был уверен, что эти публикации кому-то нужны, интересны. Но, начав писать, он вскоре, как мне кажется, почувствовал вкус к тому, чтобы его находки, открытия становились статьями, а потом книгами.
Насколько мне помнится, первой публикацией Сергея был рисунок П. Коновского «Анатолий Луначарский выступает в восстановленном после пожара Одесском оперном театре». Фамилию П. Коновского я знал как библиофила. Нередко попадались книги с каллиграфической владельческой отметиной – П. Коновский. Но что он был художником - не знал. По сути, Лущик вернул не только имя. Но и творчество этого интереснейшего мастера, ученика К. Коровина в художественную жизнь Одессы, способствовал организации его выставок, статей о нем.

Во многом наша библиофильская жизнь развивалась параллельно, круг моего собирательства, в основном, ограничивался русской поэзией, круг интересов Сергея Лущика, в основном, литературная и художественная «Одессика». Мы иногда дарили друг другу необходимые книги, иногда обменивались. Я отдал Сергею Зеноновичу письма ко мне художника Ф.Гозиасона, письмо об «Омфалитическом Олимпе» писательницы Зинаиды Шишовой, книгу Максимилиана Волошина с его автографом. Сергей дарил мне сборники стихов, хоть и сегодня с «белой завистью» думаю о том, что часть сборничков «Неизданного Хлебникова» была у меня, часть у него, что в его собрании были две-три книги Крученых и Хлебникова, которые он успел купить у сына художника Черлиниовского за день до меня. Но в этой соревновательности тоже стимул для коллекционирования.
Нередко сейчас, когда у меня появляется новая книга, новый рисунок, я с грустью думаю, как давно не был у нас в гостях Сергей Зенонович, некому уже сегодня показать библиофильскую находку так, чтобы возник диалог, настоящий разговор влюбленных в книгу людей

Много знакомых, даже друзей в Одессе. А мне не хватает Лущика
Вот совсем недавно, перерывая папки с бумагами, Валя набрела на школьный блокнот ученика 4 гимназии Вениамина Бабаджана с его оценками, записями. И первый вопрос – а ты показывал его Лущику? Нет, не успел, не сообразил, хоть в доме он полвека, еще от Самуила Ароновича Бабаджана… А ведь именно Сергей начал всерьез заниматься творческим наследием Бабаджана, издал его двухтомник. Мы оба поддерживали дружбу с его сестрой Тотеш, сохранившей рукописи брата, убитого большевиками в Феодосии в 1920 году. По этом рукописям, переданным спустя годы Лущику, он многое опубликовал в двухтомнике.

Помню забавный эпизод. Сижу в Москве, в гостях у Тотеш и ее мужа композитора Раухвергера. Просматриваю книги из библиотеки Вениамина Бабаджана. Несколько футуристических изданий мне оттуда подарили. А потом Тотеш приносит толстенный блокнот с рукописями стихов брата. Как то неловко беру его и из блокнота вылетает на пол один листочек. Все вместе поднимаем его . Восемь строк бегущим почерком. И размашистая подпись – Фиолетов. Этот автограф был подарен мне. Я издал его в сборничке стихов Анатолия Фиолетова, а автограф подарил Сергею.
Каждое пополнение коллекции всегда было поводом для встреч, для застолий на уютной Уютной. Как любил Сергей своего Кульбина. Как показывал его. А впрочем, он влюблен был и работу Юры Егорова, с лежащим на песке Валей Хрущем, и в портрет работы Фраермана, который продала ему вдова И. М. Федоркова, и в портреты Михаила Жука. И вновь таки Сергей Зенонович Лущик вывел из тени забвения и живописное, и графическое, и литературное наследие Жука. Кстати, в бумагах Михаила Жука он обнаружил, считавшиеся навек утраченными «Панехідні співи» Павла Тычины, осознал значимость этой находки для украинской культуры, прокомментировал их и издал.
Сколько раз походы к Лущикам с традиционно накрытым Галей столом, с восхитительными, тающими во рту безе, завершались вопросом – а я вам показывал? И доставались из папок этюды Волокидина, рисунки Кесельмана, экслибрисы Жука…

Грустно мне без Лущика. Не хватает его. Как хорошо, что в очередную нашу встречу Аня взяла фотоаппарат и попросила не обращать на нее внимание. Остались фотографии, очень искренние, нежные, может, одна из последних съемок в доме Сергея.
И вновь недавно подумал, что не дорассказал Сергею. Как-то мы с ним за один вечер разгадали все тайны «Алмазного венца» Валентина Катаева. А впрочем Катаев был постоянной темой наших бесед. Но споткнулись на скульпторе Брунсвике. Кто? Что? Откуда? Сегодня я мог бы рассказать Сергею, что Катаев в Париже был у Осипа Цадкина. Мне об этом рассказал сын Катаева - Павел Валентинович… И мы бы вспомнили, что Цадкин делал обложку к первой книге стихов Веры Инбер. И удивительная память Валентина Катаева вновь обыграла нас в этой разгадке кроссворда.
Скучно мне без Лущика…

Это не очерк, а беглые воспоминания. И все равно, тут важно сказать, что коллекционер, каталогизатор Сергей Лущик – веселый, остроумный, ироничный человек. Одессит в лучшем смысле этого слова, любивший прошлое города, всегда неравнодушный к его будущему. И еще. Трудно было представить его дом, его коллекцию, его самого без его жены, врача Галины Григорьевны Лущик, дочери Наташи, ставшей создателем новых книг – корректором, верстальщиком, дизайнером…
Библиофил. Боюсь, что в эпоху компьютеров, интернета, мы – вымирающее племя. Но даже, если отцифруют все книги, нельзя отцифровать знания, опыт, вечный поиск. И залог того, что библиофильство не исчезнет, опыт творческой жизни моего доброго друга Сергея Зеноновича Лущика. Мы с ним простились в 2015 году. Пять лет, как открытая рана.

*    *   *   *   *

И еще - о чем не было нужды писать три года тому, но важно сказать сейчас. Лущик презирал всяческий национализм - русский, украинский, еврейский. Свои убеждения не скрывал, они в его книгах.

Потери, потери…Я писал эти воспоминания, когда жива была Валя, моя жена, когда жив был Павел Катаев, Саша Розенбойм…Их нет и все разрешено? Нетушки! Не позволят их тени, живая память о них. Спасибо, что были в моей жизни.

На фотографии Анны Голубовской одна из последних съмок Сергея Зеноновича Лущика.

Евгений Голубовский