colontitle

История одесских шашек

Михаил Корхов

Семен Михайлович КорховСемен Михайлович КорховТирасполь, лето 1975 года. Матч-турнир троих за звание чемпиона СССР среди юношей. Участники: Андреев (Рига), Лещинский (Киев) и Вельтман (Одесса). Их тренеры - гроссмейстеры А. Андрейко, В. Каплан и М. Корхов. Все две недели турнира я гоняю блиц в шахматы с Андрисом Андрейко, при непременном судействе москвича Вячеслава Щеголева и моего сыночка Саши. Играю умышленно, чтобы отвлечь внимание Андрейко от турнирного зала, так как даже взгляда его на доску иногда хватало, чтобы изменить результат партии. Андрис умел мгновенно подсказать глазом, авторучкой, пуговицами пиджака, шагами, чем угодно. В итоге Толя Вельтман легко стал тогда чемпионом. В один из дней во время блица как-то по ассоциации возник разговор о давнем уже тогда тройном матч-турнире 1962 г. в Туле – отборочном к турниру претендентов на звание чемпиона мира. Я спросил Андриса (тогда невозможно было представить, что через полгода он погибнет), как могло случиться, что он и Слава Щёголев – тогдашние чемпионы СССР и мира, профессионалы и, безусловно, игравшие на голову сильнее, всё-же проиграли мне, тогда задавленному работой на производстве и учёбой в вечернем институте. Андрис ответил мне при молчаливом одобрении Славы: “Это было ясно заранее, ведь там был Семён Михайлович !”. Да, Семён Михайлович был глыбой не только для меня, но и для признанных шашечных гениев. И первый мой рассказ - о нём.

Все его ученики за глаза любовно называли его Сёма, а домашние - и в глаза. Он всегда шутливо отвечал мне: «Кому – Сёма, а тебе, пискляк, - дядя», что давало мне основание для немедленного ответа: «Пискляк дядя». Потому в дальнейшем так и буду его называть. Моя бабушка, Анна Ефимовна Орловская - мать Сёмы и моего отца, была очень крутого нрава, властолюбивая и явно владела экстрасенсорными способностями. Двух своих сыновей воспитывала в строгости, её откровенно побаивался мой дед (которого я не застал в живых) и в будущем невестки - моя мама и тётя. Дед привёз бабушку из немецкого села Шабо. Всю жизнь она была белошвейкой и до революции обшивала жён одесских миллионеров, а после революции - жён одесского городского начальства.

Она благополучно пережила три еврейских погрома в Одессе – в 1905, 1912 и 1917 гг. Её пожелания безропотно выполняли все должностные лица, от начальника городской милиции до управдома. У такой мамы не могло быть плохих детей. Старший сын, Володя, мой отец, имел склонность к языкам, особенно к немецкому, что в будущем сыграло роковую роль. Был серьёзно ранен на финской войне. Работал переводчиком в Интуристе, где подружился с несколькими семьями немецких коммунистов, бежавших из Германии в 1933 г. В июне 41-го года всех их, как пятую колонну, из Одессы отправили в Сибирь, а моему отцу его дружки из городского руководства настоятельно рекомендовали немедля идти добровольцем на фронт, иначе его арестуют за связь с немцами.

В сентябре 1941г. отец погиб. Сёма обожал брата и тяжело переживал его гибель. Братья очень дружили, но их увлечения были различными. Сёма после фабзауча поехал на Урал, в Свердловск, где окончил индустриальный институт. Потом вернулся в Одессу и стал работать инженером на заводе им. Ленина (после войны, по-моему, он стал называться заводом им. Марти). В 1941 г, вместе с заводом, захватив всех родственников - жену с сыном, бабушку, меня и мою маму, эвакуировался в г. Стерлитамак, откуда и ушёл на фронт в 1942 г. Воевал отчаянно смело, имел боевые ордена и медали, был командиром взвода сибиряков-пулемётчиков. В 1943 г. был тяжело ранен, пролежал двое суток на муравьиной куче, пока его не обнаружили. Муравьи его и спасли, не дав ранам загноиться. Долго лечился в госпиталях. Вернулся в родную Одессу уже в 1945 г., забрав жену и сына Эдика из эвакуации. Бабушка приехала в Одессу ещё раньше - в 44-м. Двухэтажный деревянный флигель по ул. Кангуна,19, в котором мы все жили до войны, после попадания в него в 1941 г. осколка от мины был добросовестно и - полностью разобран на дрова соседями. Анна Ефимовна отдала свою маленькую квартиру по ул.Преображенской, 41, а сама затребовала и немедленно получила другую у властей.

После демобилизации в 1947 г. Сёма стал работать главным конструктором на заводе СОМ (строительно-отделочных машин), где и проработал 20 лет до выхода на пенсию. В бабушкиной квартире семья Сёмы прожила 10 лет, и эта знаменитая теперь квартира, со всеми удобствами во дворе, многие годы была центром шашечной жизни не только Одессы, но и всего Советского Союза. Последние десять лет жизни Сёмы были тяжёлыми и трагическими для всех, кто его любил. А это было огромное число людей, ценивших и уважавших Сёму за его человеческие качества и разносторонние таланты. Он был прекрасный семьянин, душа общества в любой компании, имел множество друзей и приятелей в Одессе и по всему Союзу. Был блестящим инженером, достаточно вспомнить два его авторских изобретения, сделанные на СОМе и принесшие заводу всемирную известность - пневмопробойник «крот» и малую бетономешалку для внутренних отделочных работ. Сёма был начитанным, эрудированным, знал наизусть множество стихов, с ним всегда было интересно любому человеку, молодому и постарше. Это была кристально чистая душа, очень чутко реагировавшая на любые проявления лжи или несправедливости. О таких людях во все времена говорили – борец за правду. И досталось Сёме немало за его многострадальную жизнь, ведь он пережил 30-е и 40-е годы. Он был членом партии, верил в Ленина искренне. Всегда был убеждён, что Сталин убил Ленина и всех старых большевиков и не скрывал своих убеждений. В 1951г. при мне и Игоре Тарасуле, на знаменитой квартире, Сёма рассказывал своим близким друзьям Н. Спанцирети, В. Колодко, И. Качерову и В. Гилярову о знаменитых довоенных, липовых процессах (против Бухарина и др.), а его жена (тётя Катя) в ужасе кричала - «тебя завтра уведут». Когда появились первые сообщения о болезни Сталина в 1953 г., он был совершенно счастлив и верил, что начнётся новая жизнь. Несомненно, Сёма был очень тонкий и хрупкий человек по своему психическому складу, все потрясения тех жутких лет переносил в себе, что всегда чревато.

В 1937 г. наша семья отделалась лёгким испугом – пострадал только мой отец, которого только выгнали из партии и с работы и чудом не взяли. Сёма, как каждый советский человек, каждую ночь ждал ареста. Потом - война, гибель брата, фронт. На его глазах в 1943 г. в течение одной минуты погибли его фронтовые друзья – весь батальон вместе с командиром, а Сёма остался жив и даже получил за этот страшный бой орден Красной звезды, так как своими пулемётами остановил контрнаступление немцев. Много позже окончания войны Сёма переживал подробности этого боя, снившегося ему по ночам.

После войны знаменитая борьба с «космополитами» и дело врачей добавили зарубки в его благородное сердце.

Большие страдания достались Сёме из-за моих шашечных приключений, но об этом подробно рассказано в главе «Мой друг Исер Куперман».

Самым большим творческим увлечением на всю жизнь у Сёмы были шашки - сначала русские, а в дальнейшем и международные. Ещё в конце 20х годов он выдвинулся в ряды сильнейших игроков страны. В финале личного первенства СССР 1930 г. Сёма делит 3-4 место с киевлянином Б. Блиндером и получает из рук Н. Крыленко (того самого первого ленинского главкома и председателя спорткомитета в 30-х годах) удостоверение мастера. В 1936г становится чемпионом Украины. После войны Сёма несколько раз довольно успешно играл в финалах первенства СССР, не поднимаясь выше 4-5 места, но и не опускаясь вниз турнирной таблицы. Знаменитая четвёрка - В. В. Гиляров (Москва), С. М. Корхов (Одесса), М. М. Коган (Киев) и Ю. А. Шмидт (Харьков) атаковали беспрерывно в начале пятидесятых годов все инстанции, не исключая ЦК ВКП(б), добиваясь признания и введение в практику (во всесоюзный календарь) международных шашек.

И пробили совершенно, казалось, непробиваемую стену. Уже в 1953 г. в Харькове состоялся показательный всесоюзный турнир по стоклеткам, в котором собрались почти все сильнейшие тогда мастера русских шашек. Победителем стал З. И. Цирик (Харьков), на втором месте - И. Куперман (Киев), а третье место занял Сёма. Турнир наделал много шума, даже голландская пресса много писала о нём, а голландский экс-чемпион мира Пит Роозенбург разразился большой статьёй, в которой утверждал, что Сёме предстоит блестящее спортивное будущее (анализируя партии Сёмы). Эта статья П. Роозенбурга полностью перепечатана в первой книге И. Козлова в Москве.

Но после 1953 г. Сёма стал выступать в турнирах очень редко. Больше внимания стал уделять производству и увлёкся тренерской работой в Одесском городском Дворце пионеров (по совместительству). Это время (1949-1951) повлияло на всю мою дальнейшую жизнь. Я жил тогда с бабушкой на Екатерининской,70, в двух кварталах от Кировского садика (сейчас Базарный), где проводили всё дневное время мальчишки района. Тут я подружился на всю жизнь с Игорем Тарасулём, младшим братом Гены и будущим папой Александра Тарасуля - известного сегодня писателя-юмориста. Игорь первый научил меня правилам шахмат, шашек и футбола (его учеником был также и знаменитый впоследствии футболист Щегольков). Чуть позже к нам присоединились Миша Овчаренко и брат Эдик - сын Сёмы. Наша дружная четвёрка напористо стала требовать у Сёмы открытия кружка во Дворце пионеров на Приморском бульваре. Сёма натиска не выдержал и возобновил занятия, которые он вёл ещё до войны. Оплата его работы была мизерной, занятия проводились два раза в неделю. Для нас, пацанов, это всегда были праздничные дни. Телевизоров тогда не было, все мы были дети военного времени, плохо одетые и всегда голодные. Кружок обрастал ребятами со всего города стремительно. Обычно 15-20 ребят ждали Сёму задолго до начала занятия, а по окончании ватага провожала его домой. Нельзя назвать эти занятия кружком, это была жизнь. Сёма проводил занятия легко, непринуждённо, весело, с прибаутками и шутками, никого не обижающими. Он умел найти подход к каждому, был в курсе домашних и школьных дел любого кружковца. Никого не заставлял зубрить дебютные варианты, а ведь первые годы мы играли только в русские шашки. Атмосфера творчества подчёркивалась талантом тренера и игрока. Вначале Сёме для занятий дали маленькую комнатку в подвале дворца, куда надо было спускаться по винтовой лестнице. Но вскоре директриса выделила Сёме лучший зал Воронцовского дворца, где, мне казалось, А. С. Пушкин танцевал с губернаторшей. На лето занятия Сёма переносил в шахматный павильон парка Шевченко, где к нам присоединялся известный тогда всей Одессе старичок Константин Сергеевич Рыбак, милейший человек, ставший на несколько лет основным моим спарринг-партнёром. Старожилы Одессы должны помнить его - маленький, худенький, симпатичный, добрый и страшный фанат русских шашек. На Соборке он играл с любым желающим по 20 копеек за партию. Кроме Рыбака на занятия приходили и другие взрослые, в основном довоенные ученики Сёмы - А. Дунаевский, М. Становский, В. Колодко, И. Могилевский, И. Нетис, А. Павло. Сёма устраивал тогда смешанные турниры. Когда в Одессу приезжали на турнир или в гости к Сёме шашечные знаменитости, он упрашивал их прочесть нам лекцию (естественно, бесплатно).

Хорошо помню, что такие лекции в разные годы нам прочли З.И.Цирик (Харьков), В.С.Гиляров (Москва), М.М.Коган (Киев) и А.И.Коврижкин (Харьков). Фактически уже через год во Дворце пионеров была создана целая школа. Все ребята были разбиты по уровню подготовки на две группы. Сравнительно небольшая группа состояла из наиболее сильных игроков. Сюда Сёма отбирал пополнение из второй, массовой группы, по мере возрастания мастерства. Элиту составляли братья Э. и М. Корховы, Игорь Тарасуль, Миша Овчаренко, Гриша Зельман, Колман Турий, Эдик Пейхель, Лёва Векслер, Петя Мартьянов, Миша (Мока) Файнберг, Коля Гостев, Коля Карнаух, Марик Фельдман, Саня Крылов, братья Боря и Валера Рыбины, Вова Альтер. Все они в будущем стали известными мастерами и кандидатами в мастера.

Подавляющее большинство сохранило самые тёплые чувства благодарности и уважения к Сёме. Удивительная заслуга Сёмы и в том, что именно из среды его питомцев вышла целая группа ребят, сумевших через 10 лет создать в Одессе буквально из топора шахматно-шашечное чудо (Объединение шахматно-шашечного клубов Одесской области), принесшее шахматно-шашечный бум на Украину и всесоюзную славу.

(Мой следующий рассказ - об истории создания Одесского шахматно-шашечного клуба убедительно покажет вклад Сёминых учеников).

Сёма дружил с большим кругом шашистов Союза и вёл с ними обширную переписку. Трогательная дружба связывала его с В.С.Гиляровым (Москва), Б.М.Блиндером - и М.М.Коганом (оба из Киева), Ю.А.Шмидтом (Харьков) и бывшими одесситами - Г.Торчинским (Москва), И.Качеровым (Кишинёв) и Т.Шмульяном (Таганрог). Двое последних Сёму боготворили и, зная его стеснённое материальное положение, писали статьи в центральную спортивную печать под его фамилией. Когда приходили гонорары, тётя Катя приятно удивлялась. А Сёма при встречах устраивал скандал, который всегда оканчивался общим весельем. Своим шашечным учителем Сёма считал Дмитрия Шебедева (Баку), чемпиона СССР 1929 г., пропавшего в печально знаменитые тридцатые годы. Круг Сёминых приятелей был огромен: журналисты, библиотекари, инженеры, артисты, учителя, учёные - так или иначе связанные с шашками или шахматами. К примеру, Сёма имел очень близкие контакты с профессором Калафати-математиком и оригинальнейшим человеком, игравшим до войны в сеансе с Х.Капабланкой, когда тот заехал в Одессу. Именно Калафати принял меня в ОИСИ (строительный институт). Сёма запросто мог пробить любую бюрократическую стену, так как любому сразу становилось ясно, что он имеет дело с абсолютным идеалистом, видевшим всех людей в розовом свете. Он добивался лучших залов под городские и республиканские турниры, такие как Дом политпросвещения по Пушкинской 10, Дом учёных, филармонию. Когда позже, в 1958 г. возник нелепый конфликт между спорткомитетом и спортклубом армии и меня, солдата первого года службы не хотели из спортроты посылать на финал первенства СССР в Ленинград, Сёма при полном параде - в костюме, белой рубашке с галстуком на стадионе СКА поймал прямо в душевой голого генерал-полковника В.Белявского и добился от того разрешения, гарантировав генералу первое место. Поразительно, что Сёма настолько верил в победу, что передал эту веру мне. Сёма был удивительный человек и уникальный тренер. Он всегда был для меня непререкаемым авторитетом и всеми достижениями, как в шашках, так и в жизни я обязан ему. Все чемпионские годы, а затем и в годы снижения результатов, его вера в мои будущие успехи меня окрыляла.

Каждая моя победа в первенстве СССР стоила Семе ужасных переживаний, для Семы, потому что влекла за собой унизительные отказы Москвы в участии в розыгрышах первенства мира. Только тут Сёма ничего не мог добиться. Апогеем наших побед был знаменитый матч-турнир троих за право поездки на турнир претендентов в 1962 г. Я был победителем личных первенств СССР в 1958, 1959 и1960 гг. За эти три года И. Куперман и В.Щёголев стали чемпионами мира, международными гроссмейстерами, получали стипендии и ездили за рубеж. При этом И. Куперман в эти годы ни разу не играл в первенстве СССР, а В. Щёголев - только раз, в 1959-м, когда поделил со мной 1-2 место.

Вся шашечная братия страны настолько была возмущена такими делами, что на всесоюзном шашечном пленуме приняла небывалое решение – победитель матча- турнира в 4 круга – экс-чемпион мира Щёголев, чемпион СССР 1961 г. Андрейко и М.Корхов –поедут на турнир претендентов в бельгийский город Льеж.

Летом 1962 г. в Туле благодаря присутствию Сёмы мне удалось с трудом, но убедительно выиграть матч-турнир. В конечном итоге, после месячной подготовки под Москвой, меня никуда не пустили, и победителем турнира претендентов стал сенегалец Баба Си. Сёма переживал жутко, но вида не показывал. И только после его трагической смерти в 1979 г. в его архиве я нашел много такого, что пролило свет на неясные тогда вопросы. Для меня Сёма навсегда остался самым светлым, святым человеком, по которому я старался равняться всю жизнь.

(Нью-Йорк — Одесса)