Друзья из далекого прошлого…

Павел Макаров

Со дня рождения я жил в старом доме в центре Одессы, по улице Осипова, 6. Дом этот был построен в самом начале двадцатого века как доходный, предназначенный для сдачи квартир в аренду. Как и во всех такого рода строениях, двор здесь длинный и узкий – ради экономии места, отчего казалось, что ты находишься внутри глубокого колодца. Улица Осипова когда-то называлась Ремесленной. Сейчас трудно поверить, но это была тишайшая улица, где редко показывался автомобиль. Мама рассказывала, что в детстве они играли в «ручеек» прямо на проезжей части. А еще рассказывали, что во время гражданской войны считалось «неприличным» воевать на тихой Ремесленной, хотя на соседней Канатной не осталось ни одного непрострелянного фонаря…

Так вот, в этом дворе-колодце у меня была своя гопкомпания. Мы были почти одногодками – Аркаша, Лепа, Беня, Серый и я. Я учился в одном классе с Аркашей, Серый и Лепа были на год старше. Аркаша взял надо мной шефство. Он защищал меня от хулиганов, которые водились у нас в школе. Все знали, что он занимается борьбой и может «вломить».

А еще все знали, что мы соседи и друзья. Драки в школе были, но нас это не касалось. А между собой мы не дрались. У нас во дворе никогда не было драк. Мы могли посмеяться друг над другом, поиздеваться, поехидничать, но руку на друга не поднимали никогда. Мы дружили, ходили на дни рождения друг к другу, устраивали конкурсы, получали подарки. Все жили в одном дворе, только Беня обитал в соседнем восьмом номере. Он и учился в другой школе, но при этом был нашим липшим корешем. А мама Бени работала в продовольственном магазине неподалеку. Когда я приходил за сметаной, она наливала мне банку до самых краев. Тогда я еще не понимал, что это значило в советское время повального дефицита.

После школы мы обычно шли играть в футбол в парк – благо он расположен недалеко от дома. Беня заходил в наш двор, жонглируя мячом, и, задрав голову вверх и глядя на окна моей квартиры на четвертом этаже в глубине двора, кричал что есть мочи: «Паавлек! Идем в футбик играть!». Подниматься по высоким пролетам старого дома ему явно было лень. Звук молодого звонкого голоса ударялся в каждую стену двора-колодца и многократно усиливался. Я в этот момент обычно обедал и порывался убежать из-за стола, но мама меня всегда останавливала: «Надо доесть!». Но надо было дать понять Бене, что я его услышал, иначе он продолжал кричать на весь двор «Паавлек!» без остановки. «Сейчас иду», – выкрикивал я в окно, быстро доедал и бежал сломя голову играть в свой любимый футбол. На кодовый крик «Паавлек!» вылетали также Аркаша, Лепа и Серый. Двор, как правило, отмалчивался, зная, что сейчас крики закончатся, вся гоп-компания исчезнет и во дворе снова воцарится тишина и покой.

В парке был небольшой пустырь, там мы и играли. Штангами служили деревья, два пирамидальных тополя и две акации. К нам подключались мальчишки с других дворов. Я демонстрировал высокое индивидуальное мастерство обводки, Лепа удивлял всех своими мощными ударами с любых дистанций, Беня, будучи обладателем полноватой комплекции, мало бегал и постоянно стоял в офсайде. Но зато он много забивал: если ты все время стоишь у чужих ворот, то обязательно забьешь. Серый предпочитал играть в обороне, а Аркаша, который занимался борьбой и в футбол играл с нами скорее из солидарности, хорошо стоял на воротах: помогала спортивная реакция. Играть мы могли три, четыре, пять часов – никакой усталости! Пока, наконец, не приходила чья-то мама и не кричала: «Сколько можно? Уже семь часов, ты обещал на час. А уроки когда будешь делать? Быстро домой!». Игра разваливалась, и мы, в пыли с ног до головы, но дико счастливые шли домой. А назавтра все повторялось. Надо сказать, что наши футбольные баталии начались не в парке: когда мы были поменьше, пробовали играть и в нашем дворе. Добром это не кончилось. Дело даже не в том, что в гулком каменном дворе удары мяча были подобны ударам молота, и не в том, что мы имели ярого врага в лице тети Бопси с первого этажа, которая розилась порезать мяч… Однажды Лепа продемонстрировал свой коронный удар, свой сухой лист. Мяч не просто полетел в окно, он выбрал такое окно на втором этаже, в которое ни по каким законам физики не должен был попасть. Удар был крученый, залетел за угол и разбил огромное панорамное стекло в квартире, где жил инвалид войны. Скандал был неописуемый. Стекло по тем временам стоило больших денег – семьдесят рублей. Лепа рос без отца, его семья жила очень скромно, и наши родители сбросились, кто сколько мог, чтобы заплатить за новое стекло. После этого мы и ушли в парк.

А зимой мы играли в хоккей. Но это был особый, одесский хоккей. Наша зима не способствует образованию хорошего льда, и чаще всего мы играли просто на асфальте маленьким резиновым мячиком. По сути, нашу игру так и нужно было бы называть – хоккей на асфальте. Но клюшки были настоящие! Для игры мы облюбовали бельевую площадку, которая располагалась по дороге в парк. В качестве ворот использовали деревянные ящики, или просто клали два камня. К нашей игре мы относились очень серьезно, для нас это был именно хоккей, в котором мы считали себя специалистами. Иногда все-таки выпадал снег, и на бельевой площадке становилось скользко. Тогда появлялась шайба. Ох, и больно же она билась! Никакого специального хоккейного снаряжения у нас отродясь не было. Многочисленные синяки были гарантированы, но разве они «колышат» мальчишку в двенадцать лет? Иногда мы брали шланг с водой у доброй соседки и заливали настоящий лед. Прохожие громко ругались, а мы совершенно искренне не могли понять, что же мы делаем не так: ведь мы играли в очень серьезный взрослый хоккей, хоккей на льду! Хотя, видимо, где-то в душе мы понимали, что в этом хоккее что-то не то, чего-то не хватает. И однажды Беня пристал к нам, чтобы мы все купили коньки. Мне эта идея не понравилась, но Беня умел выкрутить все так, как ему надо. Моя мама послушно дала мне денег на коньки, и мы отправились в спортивный маазин «Динамо». Лепа тоже пошел с нами, хотя ему мама денег не дала. С умным видом мы купили коньки и сразу поторопились опробовать их в игре. Лепа хотел подключиться к нам в обычных ботинках, но мы его не пустили. Не хотели портить чистоту игры. Он понуро сидел в стороне на перилах, а мы даже не почувствовали, как ему было больно. Зато мы играли в настоящий, взрослый хоккей на льду! С клюшками, шайбой и коньками! Мы побили бы любого, кто сказал бы, что это – не настоящий хоккей. Но никто нас не трогал, да нам было и не до того, чтобы смотреть по сторонам: все наши усилия были направлены на то, чтобы удержаться на ногах, проехать некое расстояние с клюшкой в руках, совершить обводку и сделать щелчок. Столько всего! Но мы упрямо вставали после каждого падения и пытались сделать щелчок. По-моему, было даже пару забитых шайб, а Бене удалась одна обводка. После этой игры мы были счастливы, но… больше к «настоящему хоккею» не возвращались, никто об этом даже не вспоминал. Вот так и получилось, что на коньки я вставал лишь один раз в жизни. Зато в «хоккее на асфальте» и в футболе мы были чемпионами нашего «хутора». Иногда устраивались встречи двор на двор, улица на улицу, и мы почти всегда выигрывали. Мы были фанатами футбола и хоккея, хотя никто из нас не ходил в футбольную школу.

Какими мы были в те 10-12 лет? Разве в этом возрасте между мальчишками есть особая разница? Кого-то водили на борьбу, кого-то на шахматы, а кого-то – никуда не водили. У кого-то папа был моряком, у кого-то – простым работягой, кому-то привез джинсы, а кому-то починил велосипед. Вот, собственно, и вся разница. Это потом, во взрослой жизни, выяснится, что один – добрый, другой – подлый, третий – умный, четвертый – фартовый, а пятый – непутевый…

Когда мне исполнилось четырнадцать лет, мы переехали из центра в новый спальный район.

Я еще пару раз заходил в старый двор, но со временем потерял всякую связь с закадычными друзьями. Иногда мама

рассказывала мне новости старого двора, когда случайно встречала в городе кого-то из бывших соседей. Через несколько лет, когда я уже был на первом курсе института, пришла страшная весть. Позвонила соседка со старого двора: Аркаша попал под машину. Мы поехали на похороны. На похоронах был Лепа с мамой, но Бени и Серого не было. Странно было видеть своего товарища, такого молодого, лежащего в гробу, изуродованного. Кто- то шепотом говорил, что он то ли был пьян, то ли еще что-то. А кто-то шептал, что ничего подобного, мол, водитель виноват. Но через маму я знал, что в старом дворе не все ладно. Через много лет, когда уже окончил институт и работал, я узнал, что Серого посадили на пять лет за наркотики. Они с Беней одно время подсели на это дело основательно. Ездили в какие-то поля, что-то там то ли собирали, то ли выращивали. Там Серого и поймали, а Бене удалось выкрутиться. Лепа после окончания училища уехал с мамой в Америку. Я о нем почти ничего не знаю. Можно было бы поискать в соцсетях, но не помню его фамилию. С тех пор прошло тридцать лет, и воспоминания о старом дворе почти стерлись из моей памяти. У меня уже совсем другая жизнь, дети заканчивают школу, бизнес идет потихоньку…

Но вот однажды старый двор напомнил о себе. Пару лет назад недалеко от дома, где сейчас живу, я встретил… Беню. Все такой же толстяк, все та же хитрая улыбочка, вот только лицо приобрело красноватый оттенок. От него я узнал, что Серого уже нет в живых, вернее, он пропал: однажды ушел из дому и больше не появлялся…

Мама Бени давно умерла. Сам Беня плавал матросом, был женат, потом развелся, в квартире его родителей теперь живет его бывшая жена с дочкой, а он обитает у какой-то подруги. Памятуя о Бениных приключениях в молодости, я поначалу вел себя настороженно, но, услышав его рассказ, оттаял. Показал ему на дом, в котором живу, и хотел, было, пригласить в гости, как вдруг неожиданно, посреди разговора, он попросил одолжить ему сто долларов. Просил очень настойчиво, не так, как это обычно делают. Вообще я никогда никому не одалживаю денег, мои бизнес-партнеры знают, насколько я щепетилен в этих делах, но тут мне почему-то вспомнилось, как Бенина мама наливала мне полную банку сметаны… Словом, я дал ему искомую сумму. Беня был счастлив, пообещал долг скоро вернуть. Мы расстались, причем я не взял у него ни адрес, ни номер телефона. А через неделю он вдруг снова нарисовался возле моего дома, и уже без всяких прелюдий попросил одолжить ему еще сто долларов. При этом он клялся, божился, умолял, что отдаст, просто деньги ему нужны на лечение дочки…

Зная свои принципы, я до сих пор не могу понять, как Бене удалось меня уломать, и я снова одолжил ему сто долларов. А через неделю он нарисовался в третий раз. На этот раз почему-то снизил планку, просил только пятьдесят долларов на срочные лекарства и божился, что скоро отдаст. Мне стоило невероятных усилий отказать ему. Он ушел очень обиженным. Потом я как-то раз видел его в городе, и он сделал вид, что не заметил меня. Неужели это тот Беня, с которым мы в детстве играли в футбол? Тот, с которым мы были так равны, а сейчас – как на разных полюсах планеты? Больше я Беню не видел.

…Недавно я проходил по улице Осипова и остановился около старого дома, во дворе которого прошли самые счастливые дни моего детства. Захотелось заглянуть внутрь, но воро та оказались закрыты на кодовый замок. Постоял, посмотрел на них: те самые или новые? Попытался подобрать код, но бесполезно. Постоял минут десять, ожидая, что кто-нибудь будет заходить или выходить. Тоже не случилось. Да и стоит ли заходить, когда сегодня я живу совсем другой жизнью, а никого из моих друзей здесь уже давно нет…