colontitle

 

Игорь Иртеньев. Поэт и гражданин (Заметки пристрастного читателя)

Кто такой Игорь Иртеньев...

Как известно, Иртеньев стал писать стихи в уже довольно позднем возрасте. Примерно в то же время стал публиковать свои произведения. Однако мало кто знает что предшествовало карьере Правдоруба. Для многих станет сюрпризом, что за свою бурную молодость Игорь Моисеевич попробовал ряд занятий настолько далеких от поэзии, что верится с трудом.

Северный олень

Во время продолжительных гастролей по регионам крайнего севера поэт настаивал на том, чтобы местные жители обращались к нему не иначе как к Богу Танца. Однако большинство населения между собой называли его "Северный Олень". После окончания поездки Росконцрт был завален просьбами о повторных гастролях.

года в Тибете

Танцевальная карьера внезапно оборвалась из за творческих разногласий с руководителем колектива. В начале 80-х после ухода из танца Иртеньев пробовал найти себя в различных областях. В поисках духовного стержня Иртеньев решил предпринять паломничество в Тибет, куда он наконец добрался к концу 1983 года и удостоился аудиенции у Далай Ламы.

Задержка в Кальяо

Не бросая тень на репутацию поэта заметим, что хоть за плечами Иртеньева и нет криминального прошлого, ему все таки пришлось провести некоторое время в изоляции от общества. 1985 году в Венесуэле Иртеньев был обвинен в попытке нелегального пресечения границы с Колумбией. До вмешательства посольства поэт провел 2 месяца в муниципальной тюрьме города Кальяо.

О себе

Родился я в Москве в 1947 году. Мои родители были так называемыми типичными представителями советской интеллигенции. Отец, Моисей 
Давыдович, - историк, мать, Ирина Павловна, по первому образованию также историк (вместе с отцом они перед войной окончили Московский историко-архивный институт), по второму - специалист по лечебной физкультуре. До начала 70-х жили в опять же типичной московской коммуналке в Марксистском переулке, чем мое знакомство с всесильным учением и ограничилось. Этого двухэтажного деревянного дома, фотография которого приведена на обложке, давно уже нет, как, впрочем, и патриархальной слободской Таганки. Сейчас это полновесный Центр, а когда я учился в первом классе, одна семья, притом еврейская, через два дома от нас, держала корову. Нет и родителей. Отец умер в 1980 году, мама - в 1995-м.

После окончания четвертой по счету школы нигде долго не задерживался, - покрутившись в какой-то конторе, поступил на заочное отделение Ленинградского института киноинженеров и почти одновременно пришел на телевидение механиком по обслуживанию киносъемочной техники. Работал в отделе хроники, за двадцать лет объездил всю страну, ни малейшей тяги к инженерству не испытывал, поэтому диплом так и не пригодился. Зато на шесть лет отодвинул действительную военную службу, каковую я мучительно проходил с 1972 по 1973 год в Забайкальском военном округе. Женился довольно рано, в двадцать один год. С Лорой Злобиной мы прожили четыре года легко и весело, а расставшись, сохранили добрые отношения на всю жизнь. Те же отношения сохранил и со второй женой, Соней Иртеньевой, хотя прожили мы значительно дольше и расставались, соответственно, куда тяжелей. Нашей дочке Яне сейчас девять лет, и сказать, что папу она она видит только по телевизору, было бы сильным преуменьшением. С третьей, и, надеюсь, последней, моей женой, известной, тщеславно отмечу, журналисткой Аллой Боссарт, мы вместе восемь лет, а Вера, которой сейчас уже семнадцать, стала мне второй дочкой.

Отец был большим любителем поэзии. Писал и сам, причем вполне складно, но, по природной скромности, не придавал этому серьезного значения, во всяком случае, никаких попыток напечататься не предпринимал, не считая нескольких публикаций во фронтовых газетах. Дома у нас имелась очень приличная поэтическая библиотека, многие книжки были с автографами. К пятнадцати годам я все это хозяйство перечиталпо несколько раз, но странным образом избежал юношеской болезни стихописания, во всяком случае, ее наиболее тяжелой для окружающих лирической разновидности.

Писать начал в тридцать с небольшим, публиковаться - почти одновременно. Дебют состоялся в 1979 году. В еженедельнике "Литературная Россия" в то время юмором блестящий автор знаменитого "Клуба 12 стульев" "ЛГ" Владимир Владин. Он и напечатал мой рассказик "Трансцендент в трамвае", став, так сказать, крестным литературным отцом. Рассказы я писал до середины восьмидесятых параллельно со стихами, пока Андрей Кучаев, на чей семинар я ходил и чьим мнением дорожу до сих пор, мягко не объяснил мне, что стихи у меня получаются ловчей. В 1982 году я ушел с телевидения и пару лет проработал в газете "Московский комсомолец", в отделе фельетонов у Льва Новоженова.

В середине восьмидесятых познакомился с группой поэтов схожего с моим направления - талантливейшей, но рано умершей Ниной Искренко, Евгением Бунимовичем, Юрием Арабовым, Владимиром Друком, Виктором Коркией, Дмитрием Александровичем Приговым, Андреем Туркиным (его сегодня тоже нет в живых), Тимуром Кибировым и другими широко известными сегодня литераторами. Все вместе мы создали, в пику тогдашнему Союзу писателей, наделавший немало шороху в перестроечные годы клуб "Поэзия", который просуществовал до начала 90-х. Присущий мне общественный темперамент на этом не иссяк. Вот уже восемь лет я редактирую иронический журнал "Магазин", учрежденный Михаилом Жванецким. На этом посту сменил прежнего главного редактора Семена Лившина, проживающего ныне в г. Сан-Диего, штат Калифорния. Журнал этот имеет мало общего с традиционными юмористическими органами. Это по-настоящему литературное, как утверждают недоброжелатели, снобистское, стильно оформленное издание, напечататься в котором для многих - вопрос престижа. Для нас же с моим другом, главным художником журнала Андреем Бильжо, это предмет гордости, способ самовыражения и бесперебойный источник головной боли.

Последние три года каждую неделю я появляюсь на экране в популярной программе "Итого", куда пригласил меня другой мой друг, Витя Шендерович, придумав для меня мрачный образ "поэта-правдоруба". Некоторые из этих стихов, написанных по поводу конкретных политических событий, как мне кажется, имеют самостоятельное значение, поэтому я включил их в предлагаемую вашему вниманию книгу.

Кроме того, в нее вошли также фотографии из моего семейного альбома. Хотя, честно говоря, как такового альбома у меня нет. Его составлением я, видимо, займусь, когда окончательно отойду от дел. А пока все фотки бессистемно рассованы по пакетам и лежат в самом нижнем ящике моего письменного стола.

Кто-то из людей, изображенных на них, знаком читателю больше, кто-то - меньше, кто-то не знаком вообще. Впрочем, это не важно. Важно то, что все они в той или иной степени оставили след в моей жизни, которая, что уж там лицемерить, удалась.