ЭТОТ НЕЗАБЫВАЕМЫЙ КАРЦЕВ!

Наталья Бржестовская

Вечер обещал стать ярким незабываемым событием. Но его главный герой все задерживался. Правда, по уважительной причине. И многочисленные гости, собравшиеся во Всемирном клубе одесситов, могли, если и не лицезреть его воочию, то хотя бы смотреть и слушать в прямом телевизионном эфире. Да, он любим в этом городе, и ему хотят внимать не десятки, а тысячи одесситов, переполняющиеся гордостью за своего прославленного земляка. Ведь он, кажется, олицетворяет саму Одессу: блещет остроумием, брызжет юмором, талантлив, удачлив, блистателен и весел!

Он 45 лет на сцене. Недавно во Всероссийском Театральном обществе состоялся торжественный вечер, посвященный этой дате.

Роман Карцев! Даже одно грассирующее произношение этого имени вызывает радость и улыбку. Но когда главный герой, спустя полтора часа, наконец, появился в Клубе, на его лице не было и тени улыбки. Роман Андреевич был взволнован и чем-то озабочен. Оказалось, впопыхах, в переездах он где-то затерял папку с рукописями своих рассказов и был в отчаянии. Гостям тут же вспомнились и портфель Михаила Жванецкого, и барсетка Петра Тодоровского… Но, слава Богу, скоро все утряслось, папка благополучно нашлась в телевизионной студии, и ее быстро доставили счастливому хозяину. Нет, наверное, большей потери для писателя-сатирика, как пропажа собственных сочинений. Да-да, именно так следует теперь представлять Романа Карцева, у которого, наряду с талантом рассказчика и остроумца получил легализацию и писательский талант. Этому у автора есть свое объяснение. С этого он и начал свое выступление в Клубе.

– Я давно понял, что живу, чтобы удивлять Жванецкого. Я его удивлял много раз. Он был потрясен, когда я поступил в Театральный институт. Я ведь поступал раз пять, меня никто не брал. И только в последний раз, когда прочел Чехова, я был принят в пять секунд (Р.Карцев – выпускник актерского факультета Гиттиса). Я удивил Жванецкого, когда женился на рослой русской 17-летней девушке, ростом метр семьдесят. Я удивил его, когда написал книгу. Знаете, я совсем не собирался писателем становиться. На фоне Жванецкого это, по меньшей мере, самонадеянно. Сам показать свои опусы я бы не решился, но вмешался случай. Этим летом и осенью в Одессе снимался фильм «Улыбка Бога» по книге Георгия Голубенко, в котором я играю. К слову сказать, интересный сценарий, редкий случай. А то принесли мне сериал на 50 серий. Я прочел две страницы и отдал внуку. Теперь он их переворачивает и рисует на чистых сторонах. Так вот, снимаюсь я в новой картине, живу в гостинице «Юность». А тут приехал в Одессу мой друг Шура Лозовский (Нас было четверо друзей: я, Миша, Витя и Шура, мы когда-то все начинали в театре «Парнас»). И спрашивает меня, при Мише: «Говорят, ты там что-то написал». Я отнекиваюсь. Он настаивает. Ну, пришлось почитать. Им понравилось. И что вы думаете, Шура Лозовский сел и написал здесь роман. Знай наших. Так вот, похвалил меня Жванецкий: хорошо получилось, как ты все помнишь! И написал к книге предисловие.

А я ведь на самом деле ничего не помню, ни имена, ни отчества, ни фамилии. Это у Вити Ильченко, моего друга и партнера по сцене, была великолепная память. Он мог прочитать шесть страниц текста и через пять минут уже говорил. А я месяц учил, и то, говорил не наизусть, а своими словами. И вообще, пока я свои два слова не вставлю, считай, что ничего не сделал. То же и в кино. Меня всегда удивлял Кобзон: приезжаем в какой-нибудь город, а он: «Николай Степанович! Вот мы тут с Андреем Петровичем…» Думаю, только ж приехали… Я же пока набираю телефон Марьи Ивановны, забываю ее имя. Вот цифры запоминаю все, телефоны помню на память.

Я Жванецкого еще много раз удивлял. Ну, и чтобы и дальше удивлять, продолжаю писать рассказы. А он все время следит за мной. Миша ко мне хорошо относится, иногда чересчур, так, что я ночами не сплю. Все думаю, удастся ли его еще удивить. Может, женюсь второй раз?..

Из истории жизни

Роман Карцев прожил очень разную жизнь. Судьба одной рукой одаривала его, другой - отнимала. Он с детства мечтал стать актером, играл в художественной самодеятельности. Был наладчиком швейных машин и играл в одесском театре «Парнас». Несколько раз поступал в эстрадно-цирковое училище, но его не хотели принимать. Аркадий Райкин взял его и Витю Ильченко в Ленинградский театр миниатюр, и они стали лауреатами Всесоюзного конкурса артистов эстрады. А потом им пришлось уйти и вернуться в Одессу, где они вместе с Михаилом Жванецким организовали свой театр. И когда, наконец, к нему пришла настоящая всенародная слава, из жизни ушел его партнер Виктор Ильченко, которому он так и не смог найти замену. И все же Роман Андреевич считает себя счастливым человеком.

– Мне по-настоящему повезло четыре раза, и все эти случаи были связаны с появлением в моей жизни новых людей. Сначала я встретил Аркадия Исааковича Райкина, потом Мишу Жванецкого, Витю Ильченко и, наконец, свою жену. Не будь этих людей, не было бы и меня. Выступал бы сейчас где-нибудь в захолустье на эстраде, и никто бы меня не знал.

Роман Карцев весело повествовал, как в прямом эфире отвечал на вопросы телезрителей. В основном они касались так называемого одесского языка, который, он убежден, нужно непременно сохранять, ведь он несет в себе своеобразие и колорит Одессы.

– Этот язык сегодня можно услышать в разных уголках Земли. Такой себе своеобразный одесский бренд. Я услышал его из уст одной женщины на Брайтоне. Спрашиваю: почему вы не учите английский?

– Не хочу свой ковер-р-кать….

Об Одессе Карцев готов говорить часами. Она, любимая, становится объектом расспросов великого американского комика в его рассказе «Мне приснился Чаплин».

«– Как вы сюда попали?- спросил я Чаплина.

– Круиз. Он показал в сторону порта. Там стоял огромный теплоход. –Ну, что слышно в Одессе? Что, скумбрия исчезла?- спросил Чаплин.

– Да, эмигрировала в Турцию.

– А камбала, тюлечка, барабулька, бычки?

– Пока есть, все дорого.

Мы остановились у Оперного театра.

– Этот театр– первый в мире, наша гордость. Еще, правда, есть в Вене, тех же архитекторов. Но там у них не получилось».

Анекдоты об Одессе из Карецева сыплются, как из рога изобилия.

– Это Жванецкий сказал, что юмор - состояние, и я с ним согласен. А на одесситов, наверное, влияет солнце, море. Такого, как в Одессе, больше нигде не бывает. "Девушка, можно завтра с вами встретиться?" "Вы что, с ума сошли? Я замужем! Давайте сегодня!!!" Или: "Девушка, я вчера у вас покупал колбасу. Она стоила 5 гривен, а утром - уже 10". А Она: "Да вы не ложитесь!"

Я радуюсь переменам, которые происходят в моей Одессе. Открыли Оперный театр после долгой реставрации. Дерибасовская освободилась от ларьков. Горсад почистили. Екатерининскую площадь обновили. Светлей стало. Правда, к сожалению, не знаю сейчас Одессу изнутри. Не то что раньше…Хотите, расскажу про Одессу моего детства?

После войны в Одессе был голод. В очереди за хлебом ночью стояли, сменяя друг друга, я, мама, папа. Мимо нас шли немцы, пленные, в колодках деревянных, с котелками. И когда они подходили ближе, стоял грохот: тогда мостовая была булыжной. Очередь была засыпана снегом и почти не шевелилась. Было голодно и холодно. На месте хлебного магазина сейчас – гостиница «Моцарт». А мы жили в том дворе, где сейчас японский ресторан. Наш двор располагался между Оперой и Каналой, где жила голытьба. Оставшиеся без родителей ребята всех возрастов образовывались в банды. Когда они шли снизу наверх, улица пустела. Они шли за Оперный театр, в Пале-Рояль, били лампочки, играли на гитаре, выпивали. И раза два в день оттуда выскакивал человек в кальсонах, чернявенький индус, и бежал босиком по снегу в порт, на свое судно. В Одессе редко убивали, зачем? Снимали одежду, забирали сигареты, обувь, валюту и с богом отпускали. У меня был хороший знакомый из этой компании, рыжий, в веснушках, лицо красное от загара. Крепкий, лет четырнадцати. И когда я шел в школу, рыжий сжимал меня в объятьях: «Ты чего опаздываешь? Я уже полчаса тебя жду, замерз». С этим словами он открывал мой ранец, вынимал оттуда сверток с едой, который мама давала мне в школу, и на моих глазах, чавкая, быстро пожирал мою котлету, запивая компотом из сухофруктов. Затем отдавал мой ранец, бил ногой под зад: «Все. Иди, учись хорошо. Завтра не опаздывай!» Назавтра я шел другой дорогой, окольной, через Сабанеев мост, а рыжий тут как тут. Как он узнавал? «Ага, хотел меня надуть?! Смотри, я разозлюсь. Ну, что у нас сегодня?» А там была ножка курицы, огурчик, хлеб. Он глотал, не разжевывая, как баклан. «Все, иди учись. Завтра какой дорогой пойдешь?» И жутко хохотал. Потом я узнал, что он шел за мной от самого моего дома. Иногда в школу меня сопровождал отец. Рыжий испарялся, хотя я чувствовал, что он за нами следит. Как-то папа решил проверить, хожу ли я в школу. И на его глазах произошла трапеза рыжего. Папа подошел, дал ему по шее: «Еще раз сожрешь, будешь завтракать в тюрьме. Понял?» «Папаша,- сказал рыжий. –Не бери меня на понт. Я же его не трогаю, я только кушаю. Ваша жена так хорошо готовит. Может, пригласите меня на обед?» Он захохотал и скрылся во дворе. Раздался свист, который был знаком всему городу, и человек 15 вышли из двора и клином пошли в Пале-Рояль.

Несколько лет я его не видел и даже спрашивал у пацанов: где рыжий? Мне было грустно, я к нему привык. Он всем говорил: кто артиста тронет, будет иметь дело со мной. Года через два он появился, вырос, окреп. Правда, был уже не рыжий, а лысый, в наколках. Подошел ко мне, поздоровался, хотел вернуть деньги за еду, покраснел (они, рыжие, всегда краснеют), сунул мне какой-то сверток, попросил спрятать. Я развернул – финка. Я спрятал во дворе, в туалете. И как-то я стоял у ворот: мимо бежал рыжий. За ним – два милиционера. Больше я его не видел. А жаль. Ведь это была та Одесса. Одесса моего детства.

Карцев считает, что в школе с первого класса надо преподавать уроки юмора. Детям читать стихи Хармса, чтобы они их разыгрывали. Чтобы они постепенно втягивались. К четвертому-пятому классу они уже будут постепенно вырастать, импровизировать. Без чувства юмора у нас жить очень трудно...

Пример тому – его эссе, которое он написал, живя в гостинице «Морская», что в Аркадии.

Пляж Аркадия – излюбленное место одесситов. Туда ходили купаться и отдыхать среднего и выше среднего достатка одесситы: мясники, зубные врачи, артельщики, артисты филармонии.. Здесь было чисто: ресторанчики, кафе, мороженое, обязательно фотографии. Фотографы в золотых зубах, с треножником, который они накрывали черной тряпкой, с криком: «Мамочка! Деточка! Улыбочка!» И когда фотография была готова: ой что же это я такая толстая?! Это ж не я!– отвечали: женщина, не морочьте мне голову! Вы в жизни еще хуже. Я вас еще подретушировал!

Обычно с утра возле моря было все занято. Курортники, студенты, приезжие лежали на пляже до вечера. Они постепенно краснели, бурели, как краснеют раки. Остальные располагались наверху, в парке. После купания многие шли в кафе, сидели до темноты, слушали музыку, потом, усталые, плелись домой, кто – на трамвае, кто – на такси. Частных машин почти не было. Прошло много лет. Я живу в гостинице возле пляжа Аркадия. Вышел на набережную. Сентябрь. 20 градусов, солнце, море тихое, не черное. На пирсах одинокие рыбаки. Не клюет, и они по мобильному разговаривают с партнерами. Тетка лет шестидесяти разделась догола, плывет, вода – градусов шестнадцать. Выходит, обтирается, в этом состоянии обращается ко мне: «Ой, я вас узнала! Не знаю, почему я вас не стесняюсь?! Оботрите мне спинку». Спрашиваю: «Может мне и завтра придти? Кто вам завтра вытрет спину?» «Завтра я приду с мужем»,-отвечает. На пляже пусто. Кто-то дрессирует собаку. Бросает в воду палку: «Апорт!» Собака в воду не лезет – холодно. Я стою у воды, и красивая девушка загорает “top- less ”. К ней подошла молодая пара: «Девушка, присмотрите за вещами». И пошли в воду. Вы бы видели эти вещи! Кто их возьмет? Кому они нужны?

Поднимаюсь выше по лестнице. Там один к одном у стоят ресторанчики, сейчас они все закрыты, связаны стулья, матрасики. Оборванная реклама, пол-лица Петросяна, одна нога Фриске. Все они, видимо, выступали летом. Какая-то феллиниевская красота. Помните: «Амаркорд»?... Ну точно Феллини. Бегают стаи тощих собак, облезлых кошек. Какая-то старушка их кормит: «А что делать? Они же живые! Котя, Котя, ко мне! Вы помните Котю Фукса? Это я в его честь назвала». Коты и собаки едят рядом, не трогая друг друга. Их – десятки, маленьких, голодных, не лают, берут с рук и вежливо смотрят тебе вслед. Такие же облезлые бомжи здороваются, стесняются, ждут, даешь десять гривень – плачут. И вдруг сзади:

– Ну, ты видишь, что они сделали со страной?! Это разве Аркадия?! Здесь же ни одного русского! Средняя Азия!! Ближнее зарубежье!! Ты за кого голосовал? А, я забыл, ты же москвич.

– Нет, ну я живу в Москве, но остаюсь одесситом.

– Слава богу, что не забыл. Так, ты за кого голосовал? Что делать с флотом? Чей Севастополь? Рыба дорогая.. Они мне говорят, на каком языке мне говорить.. Я говорю на своем, на одесском. Не надо мне пудрить мозги. Ты надолго? А что у вас в Москве? То же? Такой же бардак? Угробили город! Это Аркадия?! Ты не представляешь, что здесь делается летом! Содом! Гвалт! Все орут под фанеру! Даже днем! Крики! Танец живота! Шашлык! Сутенеры! С ночи до рассвета! Пять месяцев в году! Приличные люди построили себе дома, чтобы отдохнуть. Так надо ложиться вместе с ними в шесть часов утра и вставать в шесть вечера! Говорят, один оперный певец сделал в подвале бункер. Там распевается и спит. А какой-то инженер сделал подкоп, вышел в катакомбы и тем же путем возвращается в Аркадию. Одним словом – сельпо! Хоть сейчас никого нет.

Ветер играет листьями.

– Очистился от них воздух, понаехали! Это они поднимают цены на Привозе! На квартиры! Ладно, ты мне надоел. Все. Пока!

Я долго смотрел ему вслед, вспоминал фильм. Как здесь гуляли люди в длинных платьях. Играли духовые оркестры. Собаки бегали ухоженные, газоны нехоженные. Ходил усатый городовой, и офицеры играли в бильярд. Дети катались на лошадях. Влюбленные на лавочках украдкой держались за руки.

А некоторые, тоже интеллигенты, гуляли здесь и думали: скоро мы вас всех перебьем и будем счастливы. Вот такое кино.

Писательский дар сатирика одесситы уже могли оценить. В одесском юмористическом журнале «Фонтан» уже печатаются его рассказы. Редактор журнала, вице-президент ВКО Валерий Хаит пообещал, что в будущем году в Одессе выйдет книга Романа Карцева под названием «Ностальгия по Одессе». Туда войдут его рассказы: «Футбол и опера», «Приглашение к Райкину», «Кино и я», «На пляж Одесса собиралась так» и многие другие.

Наталья Бржестовская