Помните ли вы слова, которые говорили, признаваясь в любви? 

Я помню.
Но речь сейчас не обо мне.

Есть ли определение у такого понятия, как любовь? Еще в школе мы заучивали строки Степана Щипачева, казавшиеся нам откровенными: «Любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне…» А что же это? Мы тогда не читали очень многого, от нас просто скрывали пласты литературы, в частности, любовные письма выдающихся людей, Мы не знали, что Александр Блок утверждал: «Только влюбленный имеет право на звание человека». Тем более не попадались нам слова Поля Верлена: «Любовь – это единственный смысл жизни. И смысл смыслов, смысл счастья».
Конечно, признания в любви, разговор влюбленных сердец не запишет никакая кардиограмма. Но… есть такой удивительный источник познания, как любовная переписка. Именно переписка, а не письма знаменитых людей. И вот тут ощущаешь дрожь тела, биение сердца, импульсы разума.
Александра Ильинична Ильф опубликовала переписку своей матери , художницы Марии Тарасенко и отца, писателя Ильи Ильфа. И мы обогатились, познав, что такое человеческая нежность, любовь, ревность, мы соразмерили свои чувства с чувствами этих незаурядных, удивительных людей.
Кстати, а как начиналась любовь, влюбленность. Как молодые люди почувствовали, что с ними «нечто» происходит. Мы никогда бы не узнали этого, если бы Мария Николаевна Ильф, уже в шестидесятые годы, перечитывая, как видно, переписку с мужем, не записала:
«Сколько папирос мы выкурили вместе. Он говорил, как хорошо, если б папиросу можно было курить час, одну – час. Мы очень любили курить вместе, ночью, целоваться и курить. Когда мы встретились на улице, он, разговаривая, вдруг взял меня за мизинец. Я была молодая девочка – мне было семнадцать лет. Горечь. Слезы. Никогда ни с кем так не было, а другое ничто не похоже.»
Я пытаюсь представить себе эту сцену. Он нежно берет ее за мизинец. И все сказано, все обоим понятно. Так начинается совместная жизнь. Но, может, я ошибаюсь? И еще раз перечитываю (без стыда) любовную переписку. Это урок чистой жизни. И понимаешь, что не нужно будет ничего объяснять, если представить читателям коллаж из этой любовной лирики, любовной прозы, дыхания двух человек, ставших единым целым на годы.
Илья Ильф:
«Конечно, вспоминаю о Вас и Вашей манере говорить, о быстрой обиде и доброте, которая всегда мне неожиданна. Вы знаете меня и всё у меня. Через некоторое время мы с Мишей едем в Одессу на недолгий срок. Это значит, что я увижу Вас, и это значит более всего…»
Петербург, января 18-й день, 1923г.

Илья Ильф:
«Милая моя девочка, разве Вы не знаете, что вся огромная Москва и вся ее тысяча площадей и башен – меньше Вас. Все это и все остальное – меньше Вас. Я выражаюсь неверно, по отношению к Вам, как я ни выражаюсь, мне все кажется неверным. Лучше – это приехать, придти к Вам, ничего не говорить, а долго поцеловать в губы. Ваши милые, прохладные и теплые губы…»
Москва, 28 февраля 1923 г.

Мария Тарасенко:
«Видите, у него золотые серьги блестят на бронзовой шее и черная борода ужасна – это моя любовь к вам.
Видите, я сижу на каменной глыбе, позади ржавая, рыжая решетка – это буду любить ва долго.
Чувствуете, как тихо греет милое, теплое солнце – это буду любить вас нежно.
Мне хочется каменно и сурово говорить о моей любви. К Вам.
Ну да, мне совсем не стыдно.
Мне хочется вас ненавидеть., так это все.
Вы заставили писать о моей любви – я буду помнить.
Мне нельзя писать о ней.
Но вот я пишу.
Отгоняю птиц больших и черных, что прилетаю выклевать мой мозг.
И вот я пишу о своей любви.
Разве можно писать об этом?..»
Одесса, 11 апреля 1923 г.

Илья Ильф:
«Я уже совсем большой, многое во мне переменилось. Одно осталось по-прежнему. Я люблю Вас, моя дорогая нежная милая девочка. Ваше письмо заставило меня расплакаться. Я слишком долго напрягался, я его ждал целую неделю. Я не сдержался, не мог этого сделать и плакал. Простите меня за это. В самом начале августа я приеду. Я знаю себя и я знаю тебя. Мы оба не умеем любить, если это так больно выходит. Но мы научимся…»
Москва,30 апреля 1923 г.
Маруся Тарасенко:
«Мне очень, очень хорошо.
Я хочу, чтобы и вам было легко. Иля, что мне сделать? Иля, ведь уже больше прошло времени, как вас нет, и меньше осталось ждать.
Май, июнь, июль, а потом август.
Я всегда буду любить август.
Иля, я вас очень, очень, люблю.
Милый, милый Иля.
И Иля любит меня тоже, Господи, мне надо.
У меня нет сил писать, так у меня всего много и так трудно сказать. Вот он на мне – крест.
Крест, что мне прислал Иля.
Господи, как я счастлива.
Иля, понимаете, как я счастлива, счастлива из-за всего.
Я очень люблю ваше дурное письмо и всё, всё.
Всего, всего Илю, самого плохого и самого хорошего.
Родной мой.
Что мне еще писать?
Ведь об этом даже нельзя. Нельзя найти слов.
Родной, я еще раз прошу – думайте меньше обо мне.
Все же я хочу, чтобы вы не забывали меня…»
Одесса, 7 мая 1923 г.

Прерву этот поток почти нечленораздельных слов, где два человека превращаются в одного, где стиль не существует, слова не существуют, есть лишь звук, трубный звук любви. И есть крест, подаренный Ильей. Я гляжу на фотографию юной Марии и вижу ее с этим крестом, как с прикосновением к ней Ильи, как то, самое первое, запомнившееся им на всю жизнь, прикосновение к мизинцу.
И еще, письма - до брака могут, и это естественно, отличаться от писем после брака. Заботы, хлопоты, но главное, чтобы не исчезла влюбленность, любовь.

Илья Ильф:
«Дорогой, добрый мой детеныш, девочка, я посылаю тебе мою морду. Она вышла такой, как на самом деле, то есть ужасной. Губы, как калоши, и уши, как отлив. Милый. Дорогой, за что меня любишь. Я тебя люблю за то, что ты красивая и маленькая. А ты за что? Милый, крепко, много тебя целую…»
Москва, 2 мая 1924 г.
Маруся Тарасенко:
«Я знаю одно. Я приеду, мы будем лежать вместе. Вы подложите мне под голову руку и скажете – Спокойной ночи, девочка, потом поцелуете меня в лоб.
Добрый мой Иля, как я хочу, чтобы вы скорее поцеловали меня в лоб.»
Одесса, 3 мая 1924 г.
Илья Ильф:
«Дорогой теленочек, мне здесь почти нечего делать, и я скучаю по тебе. Мне трудно проснуться без твоей милой носатой головы рядом. В Одессе жарко…»
Одесса, 5 августа 1924 г.

Я дочитываю до последней страницы эту пронзительную книгу, которую Александра Ильинична назвала «Илья Ильф или Письма о любви», и понимаю, что теперь и в моей жизни будут звучать нежные голоса Или и Маруси. Нет, не великого сатирика Ильи Ильфа и не прекрасной художницы Марии Тарасенко, а голоса влюбленных, голоса любви, поднявшей их на вершины творчества.
И еще – в этой книге речевая культура Одессы двадцатых годов, богемность и интеллигентность, страсть и ирония.
Виктоа Шкловский, безответно влюбленный в Эльзу Триоле, когда-то написал и издал книгу «Zoo или письма не о любви». Хоть по сути о любви, ревности, муках, страданиях. Название этой книг, ставшей классической, книги подсказало Александре Ильиничне, как озаглавить том писем, обнаруженных ею в своем доме, что удивительно, сравнительно недавно. И оказалось, что «Илья Ильф или Письма о любви", хоть конверты с перепиской пролежали почти век, современны, остросюжетны и в высокой степени нравственны.
Уроки любви, оказывается, не стареют.
И все же, а вдруг этот длинный текст поможет и вам вспомнить свою любовную переписку, свои признания в любви...