Джулия
Валерий Хаит
Из будущей книги "Мы были тогда молодыми"
Моего друга звали Вадим Пушков. А его приятеля и сокурсника - Виталий Дорофенко. Вадим привез его в Аккерман на пару недель из Киева, где они оба учились в театральном институте.
Наутро поехали на Бугаз, к морю. В начале широкой короткой улицы, ведущей на пляж, - местный рынок. Сразу - туда. Выпили по стакану "Шабского". И без того отличное настроение тут же резко улучшилось. Особенно у меня. Рядом - будущие актеры, уже снимавшиеся в каких-то фильмах, я с ними пью и шучу на равных.
Выпили еще по стакану. Разделись до пояса и после третьего стакана пошли на пляж. Тут же познакомились с какими-то девушками. Причем как-то легко, без хамства. Что меня особенно обрадовало. Я знал местные приемы уличного знакомства, но никогда ими не пользовался. Они мне казались вульгарными. А тут - сплошь импровизация и ни одного грубого слова или намека.
Солнце, вино, девушки, рядом остроумные друзья - что еще нужно для счастья! Причем никакого соперничества. Мы перебрасываемся фразами, и все так удачно и к месту.
С шумом бежим в воду. Будущие актеры тут же начинают демонстрировать свои способности. У меня тоже есть кое-что в запасе. Цель достигнута: девушки доведены до истерики.
Свернув вещи и взяв их под мышку, снова идем на рынок. Всей компанией. И вновь вино, но уже с девушками. Хохот не прекращается. Солнце в зените, но жара на нас не действует, поскольку есть более сильные раздражители.
Деньги постепенно заканчиваются. Вот мы уже помогаем продавцу винной лавки сгружать новые бочки. За что получаем еще по стаканчику. Девушки одобрительно улыбаются. Так что приходится с ними делиться.
Потом в надежде раздобыть денег пытаемся продать чьи-то туфли. Кажется, мои. Мы устанавливаем их в центре небольшой открытой площадки. Стоим чуть в стороне неподалеку - вроде не имеем к ним никакого отношения. Через минуту кто-то из посетителей рынка замечает одинокую пару обуви. Подходит, берет в руки. Собирается уходить. Тут мы и признаемся, что туфли наши. "А чего это они так стоят, без присмотра?" - "А это мы их продаем". Девушки держатся за животы. Тут у одной из них обнаруживаются деньги. Мои туфли спасены...
С базара уходим. Я веду всех в небольшое прохладное кафе неподалеку, где тоже продают вино на разлив. Находим свободный столик. "Сухоруков!" - слышится крик хозяина. Между столами с алюминиевым чайником в руках, в рваных холщовых шортах мечется тщедушный мужичонка. Он подливает сидящим за столами и стоящим у стойки посетителям вино. Наливает и нам. "Сухоруков!" - вновь слышится крик. Мы выпиваем еще по стакану, тут же просим Сухорукова добавить и с полными стаканами в руках отходим к стоящей неподалеку скамейке под деревьями.
Взаиморасположение и присутствие девушек наполняют нежностью наши сердца. Вадим и Володя тихонько запевают на два голоса "Я по первому снегу бреду…". Я впервые слышу этот романс на есенинские стихи, душа моя взлетает, я пытаюсь подпевать и получаю одобрение за то, что делаю это деликатно. Потом они поют "Рожь качалась…", "Снова замерло все до рассвета...", другие песни - не помню…
Наши спутницы уже совершенно ошалели, причем явно не только от вина. Беседа перестает быть общей… и тут обнаруживается, что девушек всего две. Я чувствую себя лишним, но не борюсь, легко уступаю и весело бегу к морю, чтоб в одиночестве охладить пыл и порадоваться амурным успехам моих таких замечательных, талантливых, красивых друзей...
Было это тем же летом или следующим - не помню. Вадим Пушков как-то похвастался, что познакомился на нашем пляже с удивительной девушкой - студенткой то ли из Москвы, то ли из Харькова, и что зовут ее тоже необычно - Джулия. Володя Дорофенко в этом моем воспоминании отсутствует - видно, в этот раз в Аккерман приехать не смог.
И опять мы проделали - на этот раз уже с Джулией - наш привычный маршрут, и опять было вино, вливающее в наши души нарастающую неагрессивную радость. И Сухоруков вновь бегал от столика к столику, ни разу не миновав нас.
А вино все продолжалось и после песен пошли уже стихи; причем тут я легко забил моего друга-актера, читая Джулии подряд то Заболоцкого, то Пастернака. И, помню, было ощущение, что мы с ней только вдвоем - так внимательно и поощрительно она меня слушала. Потом я обнаруживаю нас уже идущими куда-то, причем Вадим, несмотря на мои возгласы, оказывается далеко впереди - он идет и идет, не оглядываясь, я до сих пор помню его обиженную спину. А стихи все продолжаются, я чувствую себя в ударе - и вдруг понимаю, что могу Джулию поцеловать и что она тоже этого хочет. Вадим маячит далеко впереди, мы можем с Джулией незаметно исчезнуть, но продолжаем идти вслед за ним, лишь все чаще и чаще обмениваясь легкими поцелуями, вкус которых, раз я об этом пишу, до сих пор не забылся...