colontitle

Иди ты ... в баню Исаковича

Евгений Голубовский

Е в г е н и й Г о л у б о в с к и йНе перестаю утверждать, что Одесса — легендарный город. Даже ругань здесь своя, не понятная в любой другой стране мира. Сколько раз в детстве я слышал эти слова: «Иди ты… в баню Исаковича», и лишь лет в 14-15 от кого-то из старожилов узнал, что вот она, на одной со мной улице, на Кузнечной, где в мои, послевоенные времена, была гарнизонная баня, а до революции — прославленная баня Исаковича. Почему посылали именно туда? С водой в Одессе всегда было трудно, а таких бальнеологических процедур не было нигде. Цены кусались. Так что, если послать, то и тебе, и себе в удовольствие.

К Исаковичам мы еще вернемся. А начать мне хотелось бы с воспоминаний о Семене Бабаджане. Была да сплыла такая профессия «холодный сапожник». Так вот Сема Бабаджан был «холодным антикваром». Он не держал магазин, лавку, он все сам в свои 60-70 лет разносил по домам коллекционеров. Как я уже писал, жил я на Кузнечной, 29, а Сема Бабаджан — на Спиридоновской, между Кузнечной и Новосельского. Чуть ли не раз в неделю на улице раздавался зычный крик: «Женя!». Я выглядывал в окно, в белом пиджаке, какая бы ни была погода, стоял Семен Аронович: «Спуститесь, молодой человек. Кое-что есть!».

Собирал я книги, и Сема приносил мне на просмотр рукописи, журналы, газеты двадцатых годов, а иногда и сборнички стихов.

Позднее мы подружились настолько (что с того, что мне было двадцать, а ему шестьдесят), что я был принят в его доме, где вечно суетящаяся сестра Семена Ароновича — Рая ставила чай, а он из сундуков, из-под кровати, из секретера доставал (не побоюсь этих слов) мусор и сокровища, и все с одинаковым трепетом, с заговорщицкой улыбкой — дескать, только мы вдвоем понимаем настоящий смысл этих раритетов. В один из вечеров Семен Аронович показал мне фотографию старого человека и сказал: «Наш гахан». Я не понял, но не подал виду. А потом он выложил на стол удивительные книги — первый перевод Пушкина на караимский язык, фотографии караимских кенас, портреты семьи Исаковичей.

— Мы — караимы, — сказал мне С. Бабаджан, — и к нам относятся с особым подозрением из-за того, что Гитлер нас не уничтожил, как евреев. Гахан Шапшал доказал ему, что наши предки ушли из Палестины до того, как распяли Христа…

Удивительно, но факт. В нашем многонациональном городе, в нашем многонациональном классе, где были русские, евреи, украинцы, даже цыган, я не знал такого слова: караим. Вечером я выспрашивал отца, человека, много читавшего, любителя исторической литературы.

— Караимы — религия. А может, нация.После толкований Сталина, кто сейчас что разберет. Признают иудейскую религию, т.е. Ветхий Завет, но не признают Тору. А язык у них тюркский. Считают себя потомками хазар. Думаю, что точнее тебе может объяснить Семен Федорович Кальфа, с которым мы столько лет дружим, он ведь тоже караим. И тут оказалось, что ближайшее окружение нашей семьи, да и больные, которых лечит моя мать, — караимы. А я и не знал, не думал об этом — быть может, в этом и главная особенность Одессы. Признаюсь, уже иначе, с другим интересом, рассматривал я караимские архивы Семена Бабаджана — открывались неизвестные страницы истории города.

Из Крыма, а именно там осели караимы после исчезновения хазар, в 1798 году приехал в Одессу (городу было только 4 года) купец Илья с турецкими товарами. Это точка отсчета. Позднее в Одессу переезжают два купца, братья Мангуби. Этот род закрепился в Одессе на 200 лет. Помню балетмейстера Мангуби, который руководил самодеятельностью в парке Шевченко, их потомка.

Начал я эту статью с упоминания бани Исаковича. Так вот, Самойла Исакович был почетным гражданином Одессы. За ним — дела купеческие и издательские, бальнеологические и культурологические. Кстати, его дочь, Анна Исакович (сценический псевдоним Эль Тур) была звездой российской эстрады, совершала гастрольные поездки с великим скрипачом Яном Кубеликом, с успехом исполняя русские песни во всем мире. И вновь о мосте над временем: как мне рассказывал Феликс Кохрихт, к сапожнику, что десятки лет работает в бывшей бане, заходил недавно правнук Исаковича, приехавший из-за рубежа.

Среди книг, которые показывал мне Сема Бабаджан, был «Талисман» А.С. Пушкина, переведенный на караимский язык одесситом Эраком. Подлинный дар, талисман, который графиня Воронцова подарила А.С. Пушкину, прощаясь с ним, представлял сердолик, оправленный в золото, а на сердолике — загадочная надпись. Лишь в конце XIX века ее удалось прочесть: «Сима, сын святого старца Иосифа, пусть будет благословенна его память». Востоковеды утверждают, что это караимская реликвия.

Признаюсь, что тогда меня больше интересовали не караимские, а русские находки Семена Ароновича. Но в Одессе, поэтому она и Одесса, все перемешалось. В его доме я купил великолепную книжку «Сезанн» Вениамина Бабаджана, родича Семы, художника, поэта, искусствоведа.Потом я увидел другие книги этого юноши, расстрелянного красными в 1920 году в Крыму. Круг замкнулся — караим, вышедший из Крыма, в Крыму нашел свой последний приют.

Книги В. Бабаджана в Одессе выпускало издательство «Омфалос», во главе которого стоял еще один одессит, литературовед, прозаик, поэт, эмигрировавший в Италию, Михаил Лопатто, опять-таки караим.

Запомнились в доме Семена Бабаджана рисунки караима Бориса Эгиза, ученика К. Костанди, документы о деятельности благотворительных караимских обществ в Одессе, которые не скупились на то, чтобы поддерживать культуру. По пригласительным билетам, рекламам, ресторанным меню я как бы изнутри ощущал реальную историю.

Нет, не случайно в Одессе была караимская кофейня «Дюльбер» (по-караимски «красивая»), молитвенный дом — кенаса — на Троицкой улице, куда приезжал высший духовный лидер — гахан, общество караимов для распространения просвещения взаимного воспомоществования. Здесь караимы ощущали себя своими среди своих.

Совсем недавно Одесский историко-краеведческий музей устраивал выставку «Караимы Одессы». Ее открывал юрист, профессор М.Ф. Орзих, караим. И я подумал: народ, существующий тысячи лет, крошечный, но стойкий… Я уже сказал, что знал С.Ф. Кальфу и С.А. Бабаджана, еще не упомянул художника и врача Н. Юхневича, для меня не безразличны фамилии Безикович, Фуки, Ботук… В чем же секрет этой жизнестойкости, направленности к добру? Мне напомнили караимскую пословицу: «Каждое дело имеет свою тайну». Стоит ли ее разгадывать, к чему?

Выставка в музее сменилась другой, столь же тщательно подготовленной. И это естественно. Но я знал, что когда-то в Одессе Рахиль Исааковна Исакович создала микромузей при Крымском горном клубе — «Караимская комната». Прошлое должно воспитывать будущее. Почему бы не воссоздать подобную экспозицию, почему не открыть караимскую кофейню, не организовать в какой-либо школе класс для детей-караимов, желающих приобщиться к своей культуре?

«Храни меня, мой талисман», — писал Александр Сергеевич Пушкин.

Храни каждого из нас вера в мудрость одесситов, вобравших в себя сто наций, чтобы показать миру чудо веротерпимости и добра.