Профессор Семен Иосифович Аппатов

Геннадий Гребенник

Готовится к печати книга профессора Одесского национального университета им. И.И. Мечникова Г.П. Гребенника под названием «За- писки университетского человека». В нее войдут уже известные читате- лю нашего альманаха «Записки обитателя одесского истфака» (№ 45-48) и вещь под названием «Между Вольтером и Руссо». Это не столь- ко биографическое произведение, сколько исследование посредством биографического метода «самого советского поколения» шестидесят- ников. Ниже публикуется отрывок из этой работы.

Хорошо известно, что в школе учат, а в университете преподают. Но и среди преподавателей изредка встречаются Учителя. Писать надо именно так – с большой буквы. Быть Учителем в универси- тете – значит оказывать на избранных студентов, своих учеников, чрезвычайное воздействие. Таким Учителем был профессор Семен Иосифович Аппатов (24.01.1930 – 26.03.2003). Его очень характе- ризовало слово безупречный. Он был безупречный профессионал, безупречно воспитанный человек, безупречный семьянин.

Семен Иосифович обладал интеллигентностью, тонкой ду- шевной организацией. В нем не было ни грана пошлости. Трудно представить себе, чтобы с его уст слетело бы какое-нибудь «не- печатное выражение» или в его присутствии кто-то посмел бы рассказать сальный анекдот. В его глазах светились понимание и участие. В то же время ему было свойственно «мужское поведе- ние». Он был человеком слова и дела, держался с достоинством. Его манерам был присущ, я бы сказал, заграничный лоск, нездеш- няя элегантность.

Его отличала высокая самоорганизация: он жил «по системе», за- каливал себя физически и нравственно. Он сумел организовать себя так, что вся его жизнь, несмотря на трудности и превратности, ста- ла одним неуклонным движением от одной цели к другой. Это само по себе является большим достижением. Кроме того, он дисциплини- ровал и организовывал вокруг себя социальное пространство. И на- градой ему стало общественное признание и благодарная память.

Если бы не было пресловутой «пятой графы», жизнь Семена Иосифовича сложилась бы иначе. Родина могла бы обрести в его лице выдающегося дипломата. Но графа была.

Он готовил себя к дипломатической карьере. В 1952 году окончил факультет международных отношений Киевского уни- верситета с красным дипломом. Кстати, это был первый выпуск только что открывшегося факультета. Казалось, дорога к вопло- щению заветной мечты была открыта. Но в это время шла ини- циированная Сталиным антисемитская компания «борьбы с кос- мополитами», и в условиях острой нехватки подготовленных дип- ломатических кадров ему предложили место… учителя в школе.

Проблема антисемитизма в Советском Союзе, го- сударстве, которое проповедовало интернационализм в качестве ба- зового принципа своей идеологии, – настолько сложная, что требует специального исследования. Поэтому углубляться в нее я не буду, а коснусь лишь в той мере, в какой она прошлась по жизни моего героя. Между тем у С.И. Аппатова была типичная биография советского еврейского гуманитария, родившегося в 30-е годы. Советские ев- рейские интеллигенты получили интернационалистское воспита- ние. «Не только воспитание, но сама атмосфера Одессы сформиро- вала меня так, что – независимо от апостола Павла – я не научился отличать эллина от иудея», – писал искусствовед Борис Моисеевич Бернштейн. Социолог Владимир Эммануилович Шляпентох вто- рил: «В нашей семье не соблюдались никакие еврейские обычаи. Мое тринадцатилетие пришлось на октябрь 1939 года и, по сути, никак не отмечалось в семье не только потому, что папа умер все- го за две недели до этого, но и потому, что это было совершенно не принято в кругу секуляризованных и ассимилированных евреев».

«Я равнодушен к поискам корней, традиций и не слишком мно- го думал, откуда рос, из чего складывался» – трудно представить бо- лее странные слова в устах выдающегося мыслителя-гуманитария, занимающегося философией истории и культурологией, чем эти мемуарные размышления Г.С. Померанца», – пишет Алек Эпштейн в статье, посвященной групповому портрету интеллектуальной элиты «шестидесятников» русско-еврейского происхождения, вы- росших и сформировавшихся в исключительно советской среде.

Он проанализировал 14 биографий выдающихся ученых-гу- манитариев еврейской национальности. Эти биографии удивляют своей схожестью. Все жили в Москве и Ленинграде в секуляризи- рованных и русифицированных семьях. В детские годы еврейская тема как таковая их совершенно не занимала. Об этом все они пи- шут, как под копирку. Стремление к знаниям, желание преуспеть ин- теллектуально, чего бы это ни стоило, отличало практически всех. За редким исключением, они заканчивали школы с медалями, учи- лись в вузах на одни пятерки, получали красные дипломы и продол- жали успешно заниматься наукой, блестяще защищали диссерта- ции. Но тут на пути их карьерного роста встало само государство.

Широкомасштабная антисемитская кампания была задумана Сталиным как акция на опережение. «Сталин не мог допустить, чтобы бравые офицеры с орденами и ленточками о ранениях вы- ступили, как в свое время декабристы, и решил перехватить ини- циативу, упредить их. Самым простым и безошибочным способом было лишить фронтовую молодежь политической невинности, втянуть в погром космополитов на университетских кафедрах, вузовских партийных собраниях, в тех же издательствах и других идеологических учреждениях».

С.И. Аппатов. 1 мая 1951 г.В результате пострадали наука и нравственная атмосфера в об- ществе. Молодых интеллигентов еврейской национальности тысячами изгоняли из универси- тетов, исследовательских и пе- дагогических институтов, изда- тельств, библиотек. Всеми прав- дами и неправдами их выдавли- вали из Москвы и Питера в про- винциальные города обширно- го Советского Союза. Как всег- да в таких случаях, наряду с оче- видным негативом имел место и положительный эффект: эти города получили ценные приоб- ретения. Например, потомствен- ный ленинградец Ю.М. Лотман после защиты в 1952 году кан- дидатской диссертации оказал- ся в Тарту, где ему нашлась ва- кансия в педагогическом инсти- туте. Оставшись на всю жизнь в Тарту, он прославил этот город своей семиотической школой. Одесса приобрела С.И. Аппатова. Что касается самих пострадавших, то и тут не все однозначно. Многое зависело от характера. Чтобы долго не распространяться на эту тему, просто приведу две цитаты.

Философ, социолог, психолог, сексолог Игорь Кон:

– Быть первым учеником всегда плохо, это увеличивает опасность конформизма. Быть отличником в плохой школе, – а сталинская шко- ла учебы и жизни была во всех отношениях отвратительна, – опасно вдвойне; для способного и честолюбивого юноши нет ничего страш- нее старательного усвоения ложных взглядов и почтения к плохим учителям. Если бы не социальная маргинальность, связанная с ев- рейской фамилией, закрывавшая путь к политической карьере и спо- собствовавшая развитию изначально скептического склада мышле- ния, из меня вполне мог бы вырасти идеологический погромщик или преуспевающий партийный функционер».

Публицист и эссеист Марлен Кораллов:

– Свершились Февраль, Октябрь, объявившие равноправие. Новому государству, изгонявшему классово чуждую бюрократию, интеллигенцию, понадобился новый управленческий аппарат. Евреи, обнадеженные свободой и равноправием, пошли в науку, искусство и в ЧК-НКВД, конечно, тоже… Если исходить из перво- го двадцатилетия Страны Советов, то можно говорить о большом количестве евреев, занимавших высокие должностные посты. Можно делать вывод: «Видите, кто виноват во всех прегреше- ниях!». Но люди, поверившие в свое равноправие, освобождались (я сейчас упраздняю всякие оттенки) и от своего еврейства. Тво- рили свои прегрешения вместе со всеми. Иудейского в них стано- вилось все меньше и меньше. Процесс, в который они были во- влечены, оказался разъевреиванием евреев. И если бы он шел без срывов, ассимиляция справлялась бы с русским еврейством гораздо умнее, чем погромы, преследования. Даже гуманнее. По- шла вторая двадцатка лет. Клейменных пятым пунктом попроси- ли выйти вон из МИДа, КГБ, МВД… Нередко в ущерб Державе. Из- гоняли из сфер высоких, загоняли пониже в соцподвалы, настой- чиво приглашали в ГУЛАГ. Но не командовать. Входя под конвоем в истоптанную предками колею, иные в меру сил объевреива- лись. Потянулись к нацкорням».

Потянулся ли к своим национальным корням Семен Иосифо- вич, утверждать не стану. Но ущемленным евреем он себя точно почувствовал. Дискриминация не просто коснулась его, она про- резала его тонко устроенную душу, как острым камнем по стеклу. И она, душа его, скукожилась. Дискриминация нанесла его вере в справедливость советской власти удар страшной силы, подре- зала крылья на взлете, психологически закрепостила его на всю жизнь. Тема антисемитизма была для него крайне болезненной и табуированной. В этом, я считаю, причина его зажатости, повы- шенной осторожности. Правда, изредка он утрачивал контроль, и чувство еврейской солидарности поднималось на поверхность. Вот один эпизод. Студент (фамилия здесь не имеет значения), комсомольский лидер, отличник, сдавал ему экзамен. Речь зашла o шестидневной войне Израиля с Египтом, которая случилась недавно, и ее события еще дышали новизной. Как известно, Со- ветский Союз тогда стоял за спиной Египта и режим Гамаля Аб- дель Нассера числил в «прогрессивных», чуть ли не в «социа- листических», а Израиль активно поддерживали Штаты. Студент, как и положено, резко осудил «агрессивный израильский сио- низм». Аппатов выслушал хмуро, затем сказал: «Я знаю, что ты едешь в стройотряд, поэтому ставлю тебе «четыре». «За что че- тыре?» – повисло в воздухе. История имела продолжение. На бан- кете по случаю окончания университета Аппатов сам подошел к этому студенту и сказал: «Боря, я знаю, что ты на меня сердишь- ся. Хочешь, мы организуем тебе пересдачу?». Это было странно: университет закончен, диплом на руках. Видно, Аппатов корил себя за «необъективность».

С.И. Аппатов пришел в Одесский университет в 1966 году по приглашению заведующего кафедрой всемирной истории про- фессора Константина Дмитриевича Петряева (1917-1987). Пет- ряев был видный ученый-германист, хорошо владел немецким языком и подбирал на кафедру людей «с языками», поскольку предметы всемирной истории предполагают знание иностран- ной литературы по первоисточникам. Семен Иосифович на всю жизнь сохранил благодарность к этому противоречивому чело- веку и всегда уважительно отзывался о нем.

До этого с 1958 года Аппатов работал директором Одесских государственных курсов иностранных языков (одесситы назы- вают их «Чкаловские», поскольку они с 1959 г. располагаются на улице Чкалова, ныне Б. Арнаутская, в здании СШ № 90). За вре- мя своей работы он поставил эти курсы, что называется, на ши- рокую ногу. Они стали знаменитыми благодаря его организатор- скому таланту. Он подобрал прекрасный педагогический коллек- тив. Между прочим, среди преподавателей был ставший его дру- гом на всю жизнь Владимир Львович Скалкин, будущий профес- сор, доктор педагогических наук, автор многочисленных учебни- ков по методике преподавания английского языка.

Руководя курсами, Семен Иосифович занялся наукой, напи- сал и защитил в триумфальном для себя 1966 году кандидатскую диссертацию на тему: «Американская историография о полити- ке США в Германии и германской проблеме после второй миро- вой войны». В этом же году она была издана в виде книги в мо- сковском издательстве «Международные отношения». В ходе написания диссертации Семен Иосифович консультировался у К.Д. Петряева, поэтому у последнего была возможность оце- нить его достоинства и перспективу.

На историческом факультете Семен Иосифович быстро завое- вал авторитет у своих коллег и студентов. У студентов еще и лю- бовь. На общем фоне советской реальности С.И. Аппатов как пре- подаватель и лектор-международник явно выделялся «лица необ- щим выраженьем». «Он меня притягивал тем, что от него можно было услышать живое слово», – сказал в беседе со мной А.И. Домб- ровский. Он нашел очень верное словосочетание, потому что в то время, в 70-х, возобладал догматизм и мертвящий язык партий- ной пропаганды, образцы которого давали материалы съездов и пленумов ЦК КПСС. На этом фоне скучнейшего партийного но- вояза аппатовские лекции, богатые аналитикой и образностью, выглядели как живые цветы на фоне кладбищенских венков.

В.В. Попков назвал С.И. Аппатова в числе трех преподава- телей, которые нравились ему больше всех в период его учебы на истфаке. И пояснил:

– Аппатов нравился своей интеллигентностью, внутренней вышколенностью, то есть он действительно давал какую-то нор- му достойного поведения.

– Что ты имеешь в виду под словом «вышколенность»?

– Это означает, что человек умеет говорить, умеет вести себя. С годами я убеждаюсь в том, что вести себя – это далеко не по- следнее качество. Имеется в виду умение выстроить ровные от- ношения со своим окружением – со студентами разных курсов, с руководством, коллегами-преподавателями. Есть некий этос межчеловеческих отношений. Если его придерживаться, то люди будут правильно понимать свое место. У Аппатова это было.

– Как Аппатову удавалось уживаться с Системой и в то же время быть открытым, интересным для студентов?

– Если другие, как попки, осуждали американский империа- лизм, то Аппатов привносил в свои лекции серьезный элемент аналитичности. Он включал наше мышление, напрягал не только наши барабанные перепонки, но и мозги. Причем ему больше уда- вались лекции конкретно-исторического плана, где отсутствова- ли идеологические клише.

Ю. Б. Селиванов:

– У Аппатова налет демократичности, западный стиль был. Он действительно отличался этим от большинства наших препода- вателей. Вот Карышковский тоже был абсолютно продвинутый человек. Он даже был более «западный», чем Аппатов. Я имею в виду манеру поведения. Полная свобода, раскованность. Для него это не демократичность, не форма, а естественное проявле- ние его сущности. К примеру, он приходит к нам на лекцию в по- тертых джинсах. Кто себе мог в то время такое позволить?! Са- дится за стол, снимает туфлю, чешет пятку, затем закидывает ногу за ногу и начинает говорить. Полная раскрепощенность. В сравнении с ним Аппатов был зажат, но зажат по-западному (смеется). Я помню лекцию Карышковского о Петрарке. Я по- чувствовал, что меня ударило током и продолжало бить на про- тяжении лекции. Я не мог себе представить глубины понятий, ко- торые он раскрывал за словесными формами Петрарки. То есть он давал расшифровку эпохи через творчество ее выдающегося представителя. Лекции Аппатова такого сногсшибательного впе- чатления не производили.

Мой сокурсник Юрий Борисович Селиванов был аппатовским учеником, но другой группы крови, чем Семен Иосифович. И его впечатления об Аппатове, которые он пронес сквозь десятиле- тия, пожалуй, обусловлены, прежде всего, этим, а также взглядом на советский либерализм как на конформизм, форму приспособления, сотрудничества с властью. Мера объективности, диктуе- мая принципом историзма, требует подойти к оценке личности С.И. Аппатова с учетом общего уровня преподавания обществен- ных наук в университетах Советского Союза. И тогда незауряд- ность его личности станет очевидной.

Н.Т. Щербань вспоминает:

– Впервые об Аппатове я узнал, когда, еще будучи в армии, по- шел на курсы английского языка на улице Чкалова. Тогда он уже не был директором этих курсов. Я разговорился с преподавате- лями и сказал, что ваш директор не производит впечатления, а они мне сказали: у нас раньше был Семен Иосифович Аппатов. Вот это был директор курсов! А потом я услышал о нем от Влади- мира Петровича Дроздовского, доцента филфака. Мы с ним дру- жили, довольно часто встречались дома то у меня, то у него. Так вот, он однажды сказал, что у них есть человек, который мыслит не так, как мы. Лучшего лектора по международным отношениям не найдешь. Это он говорил об Аппатове, который только-только перешел на работу в университет.

Расскажу и о собственном впечатлении от преподавания и ораторского мастерства С.И. Аппатова. Он читал нам лекции по новейшей истории стран Европы и Америки на четвертом курсе. К его приходу мы были наслышаны о нем, и его высокий профессионализм не ставился под сомнение. Конечно, не все его лекции слушались с одинаковым интересом. Но были и «корон- ки». Аппатов достаточно часто ссылался на западные источни- ки, прессу, собственные впечатления от бесед с американскими политиками и учеными. Я даже думаю, что он иногда чуть-чуть преувеличивал в наших глазах круг своих личных отношений с западными политологами, поскольку в тот период он в Америку еще не ездил. Благодаря своим московским связям, прежде все- го, в арбатовском Институте США и Канады, он знал о закулис- ных аспектах международной политики, знал, как готовятся со- бытия в большой политике, имел доступ к закрытым материалам и умел красиво подать эту информацию.

Семен Иосифович читал нам историю современности, судил о том, что вчера еще было в газетах, передавалось в новостных передачах по радио и телевидению. Можно ли быть историком современности? Аппатов доказывал, что можно. Приводил в при- мер К. Маркса. Мне тогда, да и сейчас представляется этот аргу- мент неубедительным: что позволено Юпитеру…

Историк современности должен видеть в ней закономерный результат развития больших исторических циклов, эпохальных тенденций, которые продолжают работать и обуславливать нашу жизнь больше, чем современная политическая суета сует. Текущая политика – это круги на воде. Но у нее имеется своя архитекто- ника, в действительно исторических масштабах на нее воздейст- вуют мощные подводные океанические течения космического происхождения. Насколько способен историк современности учесть эти факторы в своем актуальном анализе текущей истории?

Наконец, история имеет вечные основы, и вот к этому зову вечности историк современности, как правило, бывает глух. Его слух настроен на короткий и ультракороткий диапазоны. Исто- рик современности по определению глубже политолога. Тот в со- стоянии в лучшем случае прогнозировать замыслы людей влас- ти, принимающих решения. Но замыслы людей и «замыслы» истории не совпадают. Попросите меня назвать хотя бы одно имя живого историка современности, и я затруднюсь ответить. В об- щем, это большая проблема, и сам Аппатов решал ее всю жизнь в процессе исследовательской деятельности.

С.И. Аппатов. Одесса, 4 февраля 1999 г.Он был опытным оратором, владел накатанными приемами. На первом курсе нам читал лекции по истории КПСС доцент Яков Миронович Штернштейн. Вот это был оратор! Мастер высочай- шего класса. Маленького роста с седой бородой а-ля Карл Маркс и очень живыми молодыми глазами, он ходил по аудитории с па- лочкой в руке и гремел. Он не читал лекцию, а произносил ее. Го- лосовые модуляции, смена ритма и тона, артистические жесты, живая мимика лица, поставленный размеренный голос, как буд- то в груди у него стучал метроном, чувство аудитории, заранее подготовленные «экспромты» для разрядки внимания, образная четкая речь и, наконец, чувство аудитории – все это заворажива- ло. И хотя было заметно, что лектор любуется собой, «гарцует», в целом это не портило впечат- ления от ораторской мощи. Ни- чего подобного в жизни я боль- ше не встречал. Аппатов был оратором совсем другого пла- на. Его манера была делови- той, без аффектаций. Не краси- востью речи брал он, а прежде всего, логикой и глубиной ана- лиза. Он разворачивал перед студентами проблему в ее исто- рическом ракурсе, показывал ее многогранность, как раз- ные связи и интересы перепле- таются в тугой узел, над кото- рым бьются дипломаты разных стран. Он раскрывал слуша- телям, как сейчас модно гово- рить, бэкграунд – какие фунда- ментальные вещи скрываются за текущими событиями международной жизни. Шахматная партия, которую разыгрывают главные игроки мировой политики, – вот, пожалуй, тот образ, ко- торый чаще всего присутствовал в лекциях Семена Иосифовича.

У него были свои фирменные «трафареты»: фразы и выраже- ния, позволявшие зайти на тему или, наоборот, закруглить ее. Речь свою он пересыпал поговорками типа: «не ставить телегу впереди лошади», «выплеснуть ребенка вместе с водой», «не мы- тьем, так катаньем». Его ученики подпадали под обаяние этой ма- неры и вольно или невольно ему подражали. В этой связи пом- нится один забавный случай. Нам читал открытую лекцию мо- лодой преподаватель, только что окончивший московскую аспи- рантуру ученик Аппатова Николай Яковлевич Лазарев по прозви- щу Кока. Он к тому же был куратором нашего курса. Дистанция в возрасте у нас была небольшая, и Кока напускал на себя солид- ность. Лекции читать он еще не имел права, поэтому его лекция была не только открытая, поскольку на ней присутствовал сам

Семен Иосифович, но и экспериментальная. Я уже даже не помню тему лекции. Вероятно, что-то по африканистике, ведь Кока спе- циализировался по этой тематике. Так вот, начал он хорошо. Но вскоре курс перестал его слушать. Дело в том, что Кока стал от- чаянно злоупотреблять аппатовскими пословицами. Через каж- дые несколько предложений он «ставил телегу перед лошадью»,

«выплескивал ребенка вместе с водой» и «не мытьем, так ката- ньем» добивался своего. Студенты вслух стали считать коли- чество выданных им присловий. Семен Иосифович вначале по- смеивался, прикрывая рот рукой, но затем не выдержал и расхо- хотался в голос, и вместе с ним смеялся весь курс. Надо отдать должное Коке: он тоже улыбался.

Либерализм Семена Иосифовича не был выученным и конъюнк- турным. Он был основой его культуры и проявлялся в разных аспектах и деталях его поведения. В то же время жизнь научила его осторожности в словах. Он обычно давал понять больше, чем говорил. Думаю, он много работал над этим стилем и, наконец, превратил его в свою вторую натуру.

Мне всегда казалось, что в публичных выступлениях Аппато- ва на политические темы таится еле заметная ирония. Он прятал ее в подтекст того, о чем говорил и писал. Поэтому к нему не мог- ли придраться идеологические волки. Слишком тонко, на уров- не интонации все это было. В его умных грустных глазах чита- лось понимание и того, что происходило в стране в период «за- стоя», и того, что стало происходить в период «независимого воз- рождения». Ситуация вроде бы кардинально изменилась, а поли- тическое лицемерие осталось все тем же. Воздух специфической украинской свободы становился для него тяжким. Это, конечно, не было основной и даже второй причиной его эмиграции. И все же, и это обстоятельство, полагаю, легло на весы принятия окон- чательного решения.

С.И.Аппатов.1мая1951г.