Авербух – это звучит гордо!
Тридцать первого октября исполнилось 90 лет заслуженному врачу Украины, старейшему фтизиатру страны, серьезному ученому, талантливому литератору, члену Национального союза журналистов Украины, почетному члену Всемирного клуба одесситов Леониду Григорьевичу Авербуху.
Говорить об этом человеке, одессите в седьмом поколении можно только в превосходной степени. Профессионал своего дела, интереснейший собеседник, доброжелательный и харизматичный человек, щедро наделенный от природы талантами, обладающий потрясающим чувством юмора, острым умом и энциклопедическими знаниями и готовый этими знаниями делиться. И это не дифирамбы, приличествующие юбилею, не красивые эпитеты для газетной передовицы, а лишь малая толика того, чего заслуживает о себе услышать Леонид Григорьевич, гордость отечественной медицины и нашего города.
– 90 лет – красивая и солидная цифра. Леонид Григорьевич, как вы относитесь к своему возрасту?
– Стараюсь относиться философски. Иногда удается. Если бы еще удавалось обходиться без болезней, было бы совсем хорошо. У меня есть четверостишье и на эту тему:
«Свои скрыть мысли не умею
И честно вам сказать придётся:
Я радуюсь, что я старею –
Немногим это удаётся…».
Долгое время я был самым младшим. Я очень спешил и поэтому в свое время поступил сразу во второй класс. Был самым младшим из 300 студентов на курсе, самым младшим на выпуске врачей. Я был самым младшим врачом в больнице, где работал после окончания Института. Наконец, в 28 лет я был самым младшим заведующим отделением, где все ординаторы были старше меня. А сейчас я вдруг оказался самым старшим. Я почти не встречаю людей старше меня. К сожалению, ушли многие мои спутники, попутчики. Потери, сплошные потери. Кого ни тронь, никого нет.
– Какие события вашей жизни являются для вас самыми важными?
– Самое болезненное, негативное, но очень яркое впечатление – это расставание с отцом перед отправкой на фронт и известие о его гибели при обороне Севастополя. Гибель отца стала самой страшной потерей. Самые позитивные впечатления – окончание института, защита диссертации, успехи во врачебной деятельности, рождение детей, внуков. У меня уже есть потрясающие правнуки, они живут в Австралии. Это огромная радость. Когда на меня по Скайпу смотрит моя 10-месячная правнучка, мне кажется, что она про меня знает все.
– Леонид Григорьевич, вы же и сами являетесь участником войны, имеете боевые медали.
– Да, в 14 лет, с мая по октябрь 1944 года в Ташкенте я работал статистиком костно-суставного отделения в Узбекском институте туберкулеза, где лежали и раненные. А мама там заведовала рентгенологическим отделением, как и в Одессе. За это я получил рабочую хлебную карточку. Уволены мы были одним приказом и в октябре 1944 года вернулись в Одессу. А спустя годы, пройдя военную подготовку, являлся врачом танкового полка, лейтенантом медицинской службы, начальником управления госпитальной базы фронта (в запасе). Фронта никакого не было, но «если завтра война…».
– Родившись в семье врачей, вы с детства знали, что будете врачом?
– Нет, конечно, хотя врачами были и мама, и дядя. Я хотел быть милиционером, пожарным. Но рано поверил, что буду врачом, больше того, хотел быть военным врачом. Мама никогда мне не советовала, хотя я в точности скопировал ее профессию. Она занималась противотуберкулезной деятельностью, но меня не агитировала. Когда я сообщил, куда буду поступать, мама только спросила: «Ты хорошо подумал?» Мама полностью мне доверила это решение.
– А как случилось, что после восьмого класса вы ушли из школы?
– 1 сентября 1945 года я пришел в свою 43-ю мужскую школу и увидел, что парта, за которой мне нужно сидеть, мала, ноги не помещаются. Я пожаловался директору, который у нас преподавал историю. Тот пообещал заменить парту. Но я по-прежнему оставался сидеть за маленькой партой. После третьей жалобы я сказал, что в школу больше не приду. И ушел. Мама переживала, но не вмешивалась. Месяц я болтался без дела, потом поступил на подготовительные курсы Строительного института. За один учебный год прошел программу двух лет и экстерном сдал экзамены на аттестат зрелости за два класса на и вступительные на лечебный факультет в Медин. В то лето 1946-го я сдал 21 экзамен и в 15 лет стал студентом института.
– Ваш непрерывный трудовой стаж внушает глубокое уважение: начали работу в 1952 году, а на заслуженный отдых отправились лишь в 88 лет, в 2018 году, после инфаркта и двух операций на сердце. Последние восемь лет трудились не в родном Противотуберкулезном диспансере, а в лаборатории медленных инфекций Противочумного института. Ранее удавалось совмещать работу в двух этих серьезных учреждениях!
– У меня счастливая врачебная жизнь. Мне удавалось всё в конечном счете. Грех жаловаться. У меня более ста научных публикаций. Пять профессиональных научных монографий. Я – соавтор Закона о борьбе с туберкулезом. Я – автор книги «Туберкулез: этапы борьбы, обретения и потери», которой я горжусь и которая есть во всех ведущих библиотеках мира.
Но то, что сегодня происходит в стране, меня как врача-фтизиатра не может не волновать. В советское время лечение туберкулеза было: длительное, комплексное, комбинированное, этапное – стационар, санаторий, амбулатория. Все это сегодня рухнуло. У нас разрушена противотуберкулезная служба. Не так давно в Одесской области было 26 противотуберкулезных диспансеров, только в Одессе было 6 диспансеров. Сейчас – ни одного! Мне очень больно. А ситуация с туберкулезом хуже, чем, когда провозгласили эпидемию туберкулеза. И самые высокие показатели заболеваемости – в Одесской области. При этом некоторые утверждают, что эпидемии этого хронического заболевания в Украине нет. Произошла подмена понятий: борьбы – на противодействие, а это принципиальная разница.
Имевшийся на улице Белинского диспансер перепрофилирован в Областной центр социально-значимых заболеваний. К ним отнесли: туберкулез, ВИЧ и гепатит. Я этого не понимаю: все болезни социально значимые. Разве кардиология, онкология – не социально значимые заболевания?!
На фоне COVID-19 все почему-то меркнет. Идет перепрофилирование медучреждений. Вплоть до того, что Институт туберкулеза Академии медицинских наук Украины перепрофилируют сегодня в Противоковидный центр. А где будут лечиться туберкулезные больные с COVID? Их же нельзя лечить вместе с остальными.
Уверен: Ульяна Супрун, будучи министром, нанесла отечественному здравоохранению колоссальный вред. Но вместо того, чтобы привлечь ее к уголовной ответственности, ей позволяют кем-то работать здесь, в стране, которой она принесла столько вреда своими действиями. Безнаказанное вредительство! При Сталине вредителями объявляли безвинных людей. А здесь налицо настоящее вредительство, но безнаказанное.
–Что вы думаете как врач о свалившейся на мир пандемии коронавируса?
– Несомненна искусственная природа Covid-19. Это мутогенез, последствий которого невозможно предвидеть. Его свойства малоизвестны, и он преподносит сюрпризы. Ковид-скептикам, хочу объяснить, что есть электронная микроскопия, и ученые воочию видят, как выглядит Covid-19. Хочется верить, что вакцина, над которой сейчас работают ученые всего мира, будет достаточно эффективной. Но рекомендация вакцин к массовому производству – процесс долгий. Я не специалист в этой области, но предполагаю, что быстро эта общемировая ситуация не нормализуется, к сожалению.
– На этом фоне особую важность приобретает профессии медика.
– Врачи сегодня совершают героизм, показывают примеры подвижничества, рискуя жизнью и здоровьем. Меня тоже всегда спрашивали: не боитесь работать с туберкулезными больными? А в нашем медицинском сообществе это даже не обсуждалось. Я выбрал эту профессию и занимался ею всю жизнь. Врачи, медсестры, санитары, – все в зоне риска. Ведь медики противотуберкулезных учреждений болеют туберкулезом в два-три раза чаще. Можно смеяться – но ни я, ни мои коллеги никогда не носили маски. Старались держать дистанцию, да и то не всегда получалось.
– Сравнительно недавно вместе с группой ученых, математиков вы сделали серьезную научную работу – уникальный атлас. Расскажите о нем.
– Это моя идея и моя гордость – Атлас, основанный на многофакторных показателях распространенности туберкулеза в Украине. Над ним трудился целый коллектив авторов – 12 ученых, врачей, математиков. Очень надеюсь, что накопленные знания помогут моим коллегам-врачам профильных учреждений в успешной борьбе с эпидемией туберкулеза.
– Кроме профессиональных научных книг вы являетесь автором литературных произведений, успешно печатаетесь в журнальных и газетных изданиях.
– У меня вышло более 700 газетных и журнальных статей, в том числе – в альманахе «Дерибасовская-Ришельевская» и газете «Всемирные одесские новости». 16 лет назад меня даже приняли в Союз журналистов Украины. А первая моя газетная публикация вышла в «Пионерской правде» еще в 1939 году, когда мне было 9 лет. Я написал заметку о школьной военной игре «На штурм». Нас делили на роты, батальоны, а я был командиром отделения. У нас была форма, мы носили петлицы, похожие на армейские. Предчувствие войны уже витало в воздухе: «Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов». Я и сейчас являюсь членом редколлегии газеты «Доброе дело», в каждом номере которой выходит моя колонка. Кроме того, я веду блог и откликаюсь на происходящие события, даты, высказываю свою точку зрения.
– Кроме журналистских публикаций Леонид Авербух давно пишет шутливые четверостишия, называя их «лёнчиками».
– Я рифмовал всегда: в школе, в институте. Рифмы давались легко. Из-под пера выходили стишки сатирические, юмористические, злые, веселые, поздравления к дням рождения и юбилеям.
«Мне по душе сухарики, тебе по вкусу пончики.
У Губермана – «гарики»,
у Авербуха – «лёнчики».
Уже вышло пять книжек с четверостишьями. Там есть обо всем. В них можно найти ответ на любой вопрос.
У меня все по пять. Пять монографий, пять любимых «лёнчиков». И пять публицистических книг – об истории разведки, о музах поэтов.
Не так давно я издал биографическую книгу «Видел. Слышал. Знал». Инициатором ее написания была моя жена, она же ее редактировала, будучи уже тяжело больной, и успела подержать ее в руках. Без моей жены Ирины Александровны у меня ничего не получилось бы.
– Леонид Григорьевич, ваш день рождения приходится на 31 октября, Хэллоуин, холодящий кровь праздник. Вы это как-то ощущаете?
– И по этому поводу у меня есть четверостишье:
«Я знаю, что не я один
пришел в сей мир в Хэллоуин.
Давно известно всем вполне:
частица черта есть во мне».
Мистику в своей жизни наблюдаю, она связана со светом. Вот даже сегодня, ожидаю интервью, а у нас в доме неожиданно выключился свет. Подумал: как же мы будем общаться? Хорошо бы дали свет. Тут же дали свет. Другая история. В сквере Космонавтов, где я гуляю, установили около сорока торшерных фонарей. Подхожу как-то к одному из фонарей – он погас. В следующий вечер та же история. В третий раз решил подойти к знакомому фонарю. Он не горит. Но как только я подошел, он зажегся. Мистические ощущения. Была еще одна мистическая история, медицинская. У меня года два побаливали ноги. Спускаюсь как-то к морю в начале июля. А морская вода невероятно холодная. Залез я в воду буквально на минуту и выскочил обратно. Возвращаюсь и замечаю, что ноги не болят. И больше они не болели! С точки зрения медицины происшедшее можно объяснить холодовым шоком, ударом. Но мне неизвестны из опыта такие факты.
Впрочем, мистика, или религия – все это на уровне веры.
У меня есть четверостишие:
«Со знаньем веру я сопоставляю
И вам могу сказать об этом так:
Я верую лишь в то, чего не знаю.
А знание – не вера, а верняк.
– Так вы верующий человек?
– Я – агностик, формальная религиозность мне не свойственна. Но думаю, что веруют все: кто – в то, что бог есть, кто – в то, что бога нет. А знать нам не дано. Но есть вещи, которые я не могу объяснить без мистики. Скажем, когда я в общественном транспорте по беспроводному телефону разговариваю с Австралией и вижу собеседников, то понимаю, что есть что-то выше моего понимания: природа, бог, провидение.
Беседовала Наталья Бржестовская.
31 октября 2020 года, исполнилось 90 лет Леониду Григорьевичу Авербуху.
Когда-то Маяковский задавал вопрос – делать жизнь с кого? – и сам себе отвечал – с товарища Дзержинского.
Старался делать. И чем закончилось…
Думаю правильный ответ – делать жизнь с врача от Бога – Леонида ибн Григорича.
Думаете шучу? Ни в коей мере.
Достойнейший человек.
Если бы меня спросили, какая черта характера у него основная – ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНОСТЬ.
Уверен, поэтому и прожил счастливо первые 90 лет.
Ему было 12 лет, когда в боях под Севастополем погиб отец.
Ему было 13 лет, когда начал работать.
В эвакуации помогал маме – врачу.
Вернувшись в Одессу, а он одессит в семи поколениях, закончил медин.
Как и мать, выбрал специальностью – фтизиатрию – болезни легких и самую страшную из них – туберкулез.
Скольких людей спас? Никто не подсчитывал. Но я знаю его бывших пациентов. Да и мне однажды, когда обнаружил опухоль в моих легких, помог.
А ведь все могло в судьбе Лени Авербуха сложиться иначе. Как он мечтал стать шпионом.
Сколько книг прочитал про разведчиков. Рвался, просился, но отказали. Форма носа не соответствовала стандарту.
Но Леонид Григорьевич человек упрямый.
Собрал картотеку о евреях – разведчиках. И в издательстве «Оптимум» выпустил книжку. Знай наших!
Как и Чехов, Вересаев, Булгаков, доктор Авербух – писатель.
Конечно, должен был написать роман «Как я не стал Штирлицем»… Когда-то в Одессу приехал Юлиан Семенов, целый день провел у нас в редакции, рассказывал о прототипах Штирлица, но Авербуха не упоминал. Так что книга о несостоявшемся Штирлице должна пополнить нас знаниями о собственных Мюллерах…
А книг у Леонида Авербуха немало. Томики стихов – «лёнчиков», краеведческие исследования, автобиографический фолиант… В нашем альманахе почти два года он публиковал очерки о музах одесских поэтов. И результат – новая книга.
Кстати, то, что Леонид Григорьевич так много внимания уделил любовницам поэтов, приоткрывает еще одну его черту – он ЖИЗНЕЛЮБ.
Как видно, и это качество помогает долго и счастливо жить.
Уверен, что впереди у Леонида Григорьевича до библейских 120 еще тридцать лет счастливой жизни.
Планов у него множество. А он привык выполнять свои планы.
Так что, когда через десять лет будете поздравлять Авербуха со столетием, убедитесь, что не бездельничал.
И завершить это признание в любви Леониду Григорьевичу хотел бы словами Пушкина.
Поэты всегда пророки. И «наше всё» очень точно предугадал, что нужно нам сегодня:
«Подымем стаканы, содвинем их разом!
Да здравствуют музы, да здравствует разум!
Ты, солнце святое, гори!
Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари,
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума.
Да здравствует солнце, да скроется тьма!»
Дорогой Леонид Григорьевич, а еще точнее – Лёня, до 120 в здравии, в творчестве, в любви.
Евгений Голубовский
Ветер с моря в Праге
В пражском Доме национальных меньшинств состоялась презентация двух новых книг Евгения Деменка, изданных в 2020 году. «Свежий ветер с моря. Записки одесского путешественника» вышла из печати в издательстве «Фолио» в июле. А весной московское издательство «Молодая Гвардия» в серии «Жизнь замечательных людей» подготовило и выпустило в свет двухтысячным тиражом том «Давид Бурлюк: Инстинкт эстетического самосохранения».
Одессит Евгений Деменок живёт сейчас в Праге, но, как истинный патриот, ведёт активную просветительскую и общественную деятельность в своей родной Одессе. Один из создателей литературной студии «Зелёная лампа» при Всемирном клубе одесситов, Евгений является членом Президентского Совета ВКО. При его участии прошёл «Форум одесской интеллигенции». Выступает и как меценат: по его инициативе в Одессе установлены мемориальные доски деятелям литературы и искусства – Юрию Олеше, Кириаку Костанди, Михаилу Врубелю, Алексею Кручёных, Давиду Бурлюку.
Необычный формат презентации двух, на первый взгляд, различных по жанру сочинений, предложенный Деменком, объясняется очевидным совпадением авторских интересов. Это два увлечения – путешествия и искусство. Евгений часто путешествует, а, живя в Праге и будучи знатоком искусства, он не мог не заинтересоваться семьей Давида Бурлюка, в частности, его младшими сестрами Марианной и Людмилой, которые волей обстоятельств тоже оказались в чешской столице. Ещё в 2013 году на основе документов из их семейного архива он написал книгу «Новое о Бурлюках». Книга нашла отклик у читающей публики, и логичным образом, как продолжение темы, вышла его работа о самом Давиде Бурлюке: о жизни в в разных странах, о приездах в Прагу, о путешествиях.
«Меня часто спрашивают – почему Бурлюк?»– сказал Евгений в начале презентации. «Во-первых, величина его масштаба остаётся до сих пор не понятой. Даже если не принимать во внимание почти 20 тысяч написанных им полотен и тысячи стихотворений, он сделал для развития русского и украинского авангарда столько, что диву даёшься. Он открыл Маяковского как поэта. Именно он дал Алексею Кручёных идею для написания самого знаменитого его стихотворения, «Дыр булл щыл». Именно он издал первый том сочинений В.Хлебникова. Именно он с Михаилом Ларионовым организовал самую первую в истории русского авангарда выставку “Венок-Стефанос”.
Во-вторых, биография Бурлюка до конца не была изучена и описана. За свои неполные восемьдесят пять лет жизни он успел пожить и прославиться в трёх странах: России, Японии и Америке. И никто ещё не сводил в одной книге все детали его биографии.
Ну, а в-третьих, у меня оказалось немало никем ещё не изученных и описанных документов из архива его сестёр. Более сотни писем, его дневники, стихи, журналы… А писать, будучи первооткрывателем, очень интересно».
Конечно, личность Давида Бурлюка, его творческое влияние и наследие неоднократно привлекало внимание общественности. В ряду значимых работ стоит упомянуть, в первую очередь, книгу о Бурлюке и русских футуристах его сподвижника Бенедикта Лившица «Полутораглазый стрелец». Затем в 1944 году в США была опубликована первая монография о Бурлюке, написанная известным коллекционером Катрин Дрейер. А недавно в России издан альбом Владимира Полякова «Художник Давид Бурлюк». Во всех работах, безусловно, есть и биографические данные, и исследования о художественных или поэтических достоинствах произведений футуриста Давида Бурлюка. Но основным мотивом, которым руководствовался Евгений Деменок, было желание написать прежде всего о нём самом, о его семье, ввести в научный оборот его письма, дневники, рукописи, то есть ту информацию, которая раньше не публиковалась. И это ему блестяще удалось.
Рассказывая о работе над данной книгой, автор подчеркнул, что Давид Бурлюк смог стать успешным, несмотря на все жизненные коллизии и перипетии. Его энергии и предприимчивости, умению находить таланты, его любви к искусству можно только позавидовать. Сначала – знаменитое турне кубофутуристов, затем – «Большое сибирское турне». Покорение Японии – там он дал толчок развитию японского футуризма. И вновь испытание – Америка, огромная, не готовая ещё принять новое искусство. Двадцать лет понадобилось Давиду Давидовичу, чтобы покорить и её.
Когда Бурлюк в 1922 году уезжал – как оказалось, навсегда – в Америку, он думал, что и эта страна примет его с распростертыми объятиями. Но ему понадобилось долгих двадцать лет, чтобы добиться признания. Пришлось начать всё с нуля, бороться за выживание – иногда даже нечем было платить за жилье. Но природное трудолюбие, талант и умение организовать жизнь вокруг себя позволили ему достичь успеха. Его картины приобретали американские знаменитости, такие, как Гершвин; он активно общался с Генри Миллером, Рокуэллом Кентом, сотрудничал с ведущими галереями. Бурлюк нащупал то, что оказалось интересным американцам – это было в первую очередь наивное искусство. Достигнув благополучия и став успешным в Америке, Давид Бурлюк жаждал признания и на родине. Он переживал болезненно тот факт, что его недостаточно знают в Советском Союзе. И хотя ему довелось побывать в СССР дважды, в 1956 и 1965 году, никто и не подумал вернуть ему его работы из запасников музеев, которые он сам никогда туда не отдавал. Его стихи не публиковались, на родине никто не обирался популяризировать его творчество.
Давид Бурлюк прожил долгую жизнь, она была соткана из взлётов и падений, но всегда была насыщена и творчеством, и путешествиями. Когда-то они с Владимиром Маяковским сговорились, что совершат кругосветное путешествие. Давид Давидович свое обещание выполнил, свою кругосветку он совершил в 80 лет.
Об этом и многом другом рассказывает в своей книге Евгений Деменок. Так же, как его герой, он любит путешествовать и рассказывает об этом читателям в своей книге «Свежий ветер с моря». Вы бывали в Австрии, в Греции, в Италии? А в Никарагуа или в Коста-Рике? Сопоставьте свои впечатления с впечатлениями Евгения Деменка. Я уверена, что пытливый читатель и путешественник все равно найдет в его путевых заметках нечто новое и интересное, то, что сам мог вовремя не заметить. Вам откроется возможность вместе с автором побывать в четырнадцати странах. Не сомневаюсь, что взгляд знатока искусств, любознательного коллекционера свежих знаний Евгения Деменка никогда не будет лишним.
И в заключение замечу: Евгений Деменок в 2018 году стал лауреатом премии Международной отметины имени отца русского футуризма Давида Бурлюка, учрежденной в 1990 году Академией Зауми. Премия присуждается ежегодно за достижения в области современного авангардного творчества, а также за исследования об историческом и современном авангарде и популяризацию направления.
Прочтите его книги. Они о сложном, но написаны просто и доступно и будут интересны широкому кругу читателей. А для кого-то, может быть, послужат стимулом узнать больше о русском авангарде, об «отце российского футуризма», или станут поводом для занимательного путешествия по городам и странам.
Линаида Давыдова, историк.
Код доступа
33 морских камушка. Ровно столько было раннеутренних летних заплывов на любимом пляже на 12-й станции Фонтана в этом году. За три года, с тех пор, как мне все-таки удалось преодолеть лень и научиться встречать утро на море, которое в Одессе всегда рядом, все стало родным и привычным в этом удивительном месте, где, доплыв до волнореза, ты видишь, освещенные ласковым утренним солнцем, золотисто-розовые купола. По левую руку – купола Свято-Успенского мужского монастыря, по правую руку – купол храма Марии Магдалины на 9-й станции.
А когда поднимаешься на Большую Фонтанскую дорогу, то выходишь к барельефу Анны Ахматовой. Здесь, где-то в глубине аллеи стоял дом, в котором родилась Анна Горенко. Я привычно притрагиваюсь к холодной мраморной руке и всегда теплому ее плечу, умываю Анну влажными салфетками, стирая уличную пыль и паутину, повторяю про себя строчки Марины Цветаевой: «… В утренний сонный час, кажется, четверть пятого, я полюбила Вас, Анна Ахматова» (естественно, я приходила сюда совсем не в четверть пятого, а часа на три позже).
Иногда я безмолвным шепотом тщеславно пристраивалась к ее выстраданному: «Я научилась просто, мудро жить, смотреть на небо и молиться Богу…». Радуюсь возле каменной Анны обнадеживающим изменениям: ей стали чаще приносить цветы, и я не одна теперь летом «дежурю по Анне», кто-то тоже стал отирать пыль и паутину с ее лика.
И, как все одесситы, не могу сдержать гнева от других изменений: склоны застраиваются уродливыми многоэтажками ( и дело тут не в эстетике этих, с позволения сказать, сооружений, а в том, что здесь они предельно уродливы и неуместны. И не будет счастья, покоя, радости тем, кто рискнет стать их обитателями).
Летние утренние купания стали привычны как воздух, как глоток воды, как солнечный свет. Привычно уплываю далеко-далеко, на что мои знакомые – тоже раннеутренние купальщицы, мирно плещущиеся возле берега и изощряющиеся в йоговской гимнастике, так же привычно спрашивают: ну как там, в Турции?
А я в своей благословенной Турции, начинающейся прямо за волнорезом, читаю вслух любимые стихи и «ору» любимые песни, не страдая от отсутствия слуха и голоса, оставляя право на страдания от моих неблагозвучных музыкальных экзерсисов чайкам, бакланам и, конечно же, восхитительной красоты медузам. От последних пару раз получала за это обжигающие, охлаждающие мой пыл, но не очень опасные ожоги.
Было удивительное впечатление, когда мое утреннее купание совпало с начавшимся еще накануне вечером фестивалем танго. Танго продолжало звучать утром на весь пляж, я теперь не сомневаюсь, что танго как никакая другая музыка идет морскому побережью. Я могла подплыть близко-близко к белому павильону, который каждое лето возводят на причале пляжа, и видеть танцующие пары в полном конкурсном вооружении. Как не почувствовать себя андерсеновской Русалочкой, заворожённо заглядевшейся в мир людей.
А вот самое яркое, пронзительное впечатление. В одно туманное утро я «потеряла» мои купола монастырского собора, которые всегда так ярко видны и освещены утренними лучами. А тут как будто кто-то резинкой стер, кто-то бесконечно любимый и близкий закрыл доступ к своей страничке, если говорить привычным нам сегодня языком. Я испугалась не на шутку и стала вглядываться изо всех сил, пыталась что-то сделать с глазами, снова научить их видеть. Туман пощадил меня и как-то визуально намекнул на то, что купола не пропали, показались смутные силуэты, которые постепенно становились все отчетливее. И я снова смогла дышать и плавать. Снова смогла жить. Подумалось, что доступ не закрыт, а ограничен, ограничен не кем-то, а мной самой, собственными иллюзиями, туманами, тщеславием и еще массой всего ненужного и натужного.
И не мне знать, откроется ли когда-нибудь Код доступа… А пока c благодарностью за все щедрые дары этого лета кидаю свои 33 камушка в лето следующее.
Инна Голубович,
профессор, доктор философских наук
2 ноября в американском Нью-Джерси на 94-м году жизни в больнице умер известный писатель Аркадий Львов.
Евгений Голубовский
Трубадур одесского двора
Песенка Булата Окуджавы так легко переосмысливается в судьбе Аркадия Львова. Двор в Авчинниковском переулке, где прошли его одесские годы, стал не только темой, но и смыслом его творчества, ввели в большую русскую литературу,в её «дворянский сан».
Аркадий Львов чувствовал Одессу, любил её, понимал одесский язык. А его почти нигде в родном городе не печатали. Почти… Потому что была «Комсомольская искра», которая делала вид, что не понимает «какое, милые, у нас тысячелетье на дворе». И редакторы, сменяясь, как эстафетную палочку, передавали газете прозу Аркадия Львовича Бинштейна, укрывшегося под псевдонимом «Аркадий Львов» от бдящего ока цензуры.
А потом Аркадия Львова полюбила Москва. Конечно, не вся Москва, но В. Катаев, Б. Полевой, А. Твардовский, К. Симонов. Этого было достаточно, чтобы печататься в самой многотиражной газете «Неделя», быть принятым в московское отделение Союза писателей. Одесские прозаики не замечали коллегу, а когда он им слишком надоел пребыванием в столичной литературе, пошли доносы. Аркадий Львов, докладывали его коллеги, – главарь сионистского подполья в Одессе, представитель клуба «Бабель» в Варшаве.
После четвёртой «беседы» генерал Куварзин, возглавлявший одесский КГБ, сквозь зубы скажет: «Не подтвердилось». Тем не менее, его изгнали из родного города.
Одно из самых страшных воспоминаний. Хоть рукописи романа ему разрешили вывезти, таможенник по листу разбрасывал книгу. К молодому офицеру подошёл сослуживец, ветеран, и тихо сказал: «Ты очумел? Ведь ты человеческие мозги пускаешь по ветру!». Разные были люди. Это навсегда запомнил Аркадий. И его эмигрантские рассказы не желчные, а мудрые, как и велит Одесса.
В эмиграции был дописан роман «Двор», принёсший ему успех, славу. Вот только два отзыва. Нина Берберова: «Аркадий Львов – явление уникальное в американском, да и не только американском русском зарубежье…». Айзек Башевис Зингер, лауреат Нобелевской премии: «Двор» – наивысшее достижение Аркадия Львова и, одновременно, одно из самых фундаментальных произведений современной литературы».
Аркадий Львов покинул Одессу в 1976 году. Работал в Вильсоновском и Гарвардском центрах. С 30 ноября 1976 года его голос зазвучал на радио «Свобода». Он работал для русской и украинской редакции, так как знал языки и проблематику. За эти годы, кроме создания рассказов, романов, писатель выпустил 8 000 программ – это 20 000 страниц текста!
В 1990 году, когда появилась возможность приехать в СССР, он прилетел в Москву, а затем в Одессу. Родной город притягивал. Это была основа его литературы, здесь жили герои его «Двора». Сколько раз он приезжал за эти годы в Одессу – не сосчитать. Когда-то секретарь обкома партии Лидия Всеволодовна Гладкая иронически говорила ему, что писатели жалуются – он «непристойно много пишет». Отшутился: «Жизнь не удалась, нужно работать на бессмертие».
В декабре 2002 года Аркадий Львов решением жюри при горсовете стал «Одесситом года». Роман «Двор» возвёл его в литературное дворянство. Он отплатил ему тем же, прославив Одессу, Авчинниковский переулок на весь читающий мир.
В Одессе вышел шеститомник Аркадия Львова. Издательство Ивана Захарова в Москве выпустило отдельной книгой две части «Двора». Можно уже жить с гонораров, со славы. А писатель «непристойно много пишет». И звучит его голос на «Свободе», и знакома с ним каждая семья, новые поколения семейств его двора.
– Аркадий, первый том твоего собранияя сочинений начинается не ранними рассказами, а именно романом «Двор», очень значимым произведением – о жизни не только двора,– страны, о каждом из нас. Что для тебя главное в романе?
– Главное – наша жизнь, какой она была на самом деле. Свои ранние рассказы я делал в форме исповедальной прозы. Но в 1968 году я поставил себе задачу: написать роман отстраненно – жизнь должна рассказывать самое себя. Я отчётливо помню, как я сказал Константину Симонову, человеку, который много для меня сделал, что хочу написать роман о жизни простых людей. Но вот название не могу придумать – «Мой двор», «Твой двор»… Он остановился и, слегка грассируя, ответил: «Двор»! Просто «Двор»! Огромный, как вся империя». Ну, дальше я сказал, что, по моему видению, советская власть крепка тем, что в каждом дворе есть свой дворовый Сталин. Я не писал политическую вещь. Все разговоры о политике привносились теми, кто занимался политикой. А люди простые жили заботами дня: «А вы читали в газете?.. А вы слыхали?..». Помню, ребёнком я услышал:
– Вы знаете, итальянцы бомбили Аддис-Абебу.
– Как?
– Слушайте, Аддис – это же почти Одесса, а Беба – это Беба, что там ещё объяснять!
Так я ребенком узнал, что все страны находятся рядом с Одессой. У нас даже было соревнование: мы залазили на крышу дома и смотрели, кто первый увидит Турцию.
– Ваш дом – это Авчинниковский переулок, номер…?
– Четырнадцать – угловой дом, а по Троицкой это был пятьдесят четвёртый номер. Это дом Котляревского, где ещё были одесские биндюжники. Среди них был такой Шломо Баренгауз. Мне было шесть лет, когда он посадил меня на свою подводу и повёз в порт. Меня поразило, что со своими лошадьми он разговаривал на идиш. Я спросил:
– Дядя Баренгауз, они что, не понимают русского языка?
– О, если бы ты знал русский язык так, как они, то был бы второй Карл Маркс.
Вот такие были разговоры, можно сказать, с политическими мотивами.
–Тебе удалось вывезти роман. Его издали на многих языках. У некоторых получилось устроиться на Западе, у других нет. Как это получилось у тебя? Только оттого, что ты великолепный журналист и работаешь для «Радио Свобода»? Или потому, что у тебя была твоя проза, которая издавалась?
– Журналистом я стал не совсем по доброй воле – надо было зарабатывать на жизнь. На «Радио Свобода» я был единственным автором, который писал на двух языках. Но мой писательский язык, естественно, русский.Но писать я начал с американских рассказов. Когда я опубликовал «Инструктаж в Риме», был буквально скандал, потому что я описал, как в Риме принимали евреев. Это резко отличалось от того, что писали в газетах и как люди себе представляли. Жизнь была суровее. Первое время для меня было дорого поехать на метро. Я должен был точно рассчитать, сколько кварталов надо пройти – если десять-двадцать, то, конечно, пешком. А попробуй в Одессе «двадцать кварталов пешком» – это можно весь город обойти. Были знаковые встречи. Одна из них – с моим кумиром Айзеком Азимовым. Мне дали его домашний номер, я позвонил, представился. Оказалось, он знал моё имя.
– Ну, это совершенно нормально, ведь Стругацкие писали предисловие к твоим книгам.
– Нет, Айзек Азимов рецензировал сборник советской фантастики на английском языке. Там был мой рассказ о школе будущего, где мальчик общается не с учителями, а с машинами, с электронным учителем. Мой товарищ в Москве Давид Полторак работал тогда в Институте общеполитехнического обучения Академии педагогических наук, и он сказал, что это абсурд – учителя-машины. А спустя тридцать лет написал мне: «Как ты мог тогда предвидеть?». Азимов написал тогда эссе «Новые учителя». Он пригласил меня на конференцию писателей-фантастов. Это было для меня огромное событие. Три с половиной тысячи фантастов заполонили весь отель «Хилтон»! Азимов ввёл меня в это общество.
Мои рассказы начали переводить на английский язык. Я пытался опубликовать «Двор», но ничего не получалось. Первое издание «Двора» вышло в Париже на французском. К этому, кстати, был причастен покойный Виктор Некрасов: он меня рекомендовал. Потом, когда уже в Америке переводили роман, то Айзек Башевис-Зингер согласился написать специально к роману текст. В 1985 году я получил, благодаря французским изданиям, место в институте Международного Вильсоновского центра. Моим директором был Джим Биллингтон, позже возглавивший библиотеку Конгресса. Он мне рассказывал, что над комнатой, которую мне выделили, был наблюдательный пункт Линкольна во время Гражданской войны. И вдруг он бросает фразу, которая меня поразила: «Аркадий, Одесса – это же не город, это же страна».
Они очень чётко выделяли Одессу. Когда Украина получила независимость, меня некоторые не очень образованные американцы спрашивали:
– А где это – Украина?
– Ну, Чёрное море… ну, что ещё… Одесса.
– А, Украина – это там, где Одесса! – всем становилось все ясно.
– Ты сумел сразу попасть в круг крупных американских писателей. И тебе посчастливилось общаться с Довлатовым, Бродским. Хоть пару слов о твоих встречах с ними.
– По приезде я стал печататься в газете «Новое русское слово». Редактором был Андрей Седых – Яков Моисеевич Цвибах. Многие упоминают его как секретаря Бунина, но он был его секретарем только на Нобелевской процедуре. С Сергеем Довлатовым мы десять лет работали бок о бок. Довлатов печатал, в основном, написанное в Союзе. Там он написал «Иностранку», ещё несколько вещей… Он был занят на «Радио Свобода». Тем, что его стали печатать в Нью-Йорке, он обязан Бродскому.
Бродский был очень популярен. У меня с Бродским не было особо близких отношений, но я его хорошо знал. Я предложил ему написать очерк о нём для книги о еврейской ментальности. Бродский мне сказал: «А какое отношение я имею к еврейству?». Он, кстати, ни разу не был в Израиле. Но случилось так, что его смерть опередила мои намерения. Уже после его смерти я написал большой очерк, страниц на семьдесят. Я заинтересовался эллинистическими корнями творчества Бродского, его римскими мотивами. Откуда это у Бродского, сына советского служащего…
– Ну, он сам себя сделал.
– Конечно, но он шёл от Мандельштама. Могу рассказать такой случай. Когда я работал в Русском институте в Гарварде, Бродский получил Нобелевскую премию и приехал к нам. Я публично задал ему вопрос: «Кому вы больше всего обязаны своей поэзией, если говорить об истоках?». Он сказал: «Мандельштаму. Это самый большой поэт ХХ-го века». Потом, через некоторое время ему опять задали этот вопрос, он говорит:
– Нет, я поправлюсь: самый большой поэт ХХ-го века – Марина Цветаева.
– Но вы же только что сказали…
– Да? Я говорил? Может быть…
– Аркадий, ты в Одессе для того, чтобы собрать, находишь ли ты в сегодняшней Одессе людей, которые помогают тебе оживить и расширить круг памяти для твоих книг?
– Конечно, это прошлое, но осталось ещё нечто от того времени. Моё правило: там, где речь идёт о конкретных событиях, которые имели место в истории, надо быть абсолютно точным.
– Как сегодня тебя воспринимают в твоем дворе? Тебя ещё кто-нибудь узнает?
– Несколько лет назад ещё оставались люди, которые делали мне «еврейский комплимент»: «Слушайте, а вы не изменились», – я понимал, что постарел. Да и двор сам тоже изменился – его застроили. Но, так или иначе, это родное место. Во мне происходит некоторое раздвоение: с одной стороны – Одесса, которая живёт во мне, с другой – Одесса, которая открывается моим глазам. Я пришёл на Греческую площадь и увидел это новое здание. Мне приятно, что нижняя часть здания создана по историческим эскизам, но надстройка меня коробит. Хочется, чтобы сохранились архитектурные приметы XIX-го века.
– Как изменилась Одесса за годы перестройки?
– Для меня Одесса – это средиземноморский город. Я это и до отъезда понимал, а после того, как побывал в Барселоне, Неаполе, Генуе, Марселе, убедился в этом совершенно отчётливо. Атмосфера очень близка. Это особое дружеское расположение ко всякому человеку. Даже скандальные сценки отмечены семейным началом: я вас знаю, вы меня знаете, так что вы тут мне не рассказывайте. Это характерная черта Средиземноморья.
– Удивляюсь, почему в Одессе нет «Коза ностры»?
– Потому, что людей, пригодных для этого дела, ликвидировали. Помнишь, у Бабеля – Фроим Грач.
– Кстати, о Фроиме Граче. Мне всегда казалось, что ты вырос на советской литературе, Катаеве, Симонове. Но я понимаю, чо без Бабеля не было бы писателя Аркадия Львова. Например, «Горячее солнце Одессы»… Бабель говорил, что в русскую литературу вливается этот солнцепек Одессы, и он даст свои плоды. Ты прочувствовал это сам или в основу твоего мироощущения легли книги Бабеля?
– Они они отвечали моему мироощущению. Но если говорить о художественной ткани, то действительно заставлял вибрировать струны моей души не «Белеет парус одинокий», а, конечно же, бабелевские рассказы. Хотя я прекрасно понимаю, что «Одесские рассказы» – это стилизация, а гениальна, с моей точки зрения, «Конармия». «Одесские рассказы» – это миф.
– И твой «Двор» – это тоже миф. Мифотворцам слава!
Анатолий Горбатюк
Об истинном покорителе Измаила в декабре 1790 года
…Идея Иосифа де Рибаса создания Черноморской гребной флотилии из затопленных турецких лодок сразу же вызвала многочисленные насмешки. А.В.Суворов тоже оказался поначалу среди скептиков. Вскоре последние были посрамлены: флотилия, созданная в конце 1789 года, покрыла себя неувядаемой славой победоносными действиями на Дунае и активным участием во взятии Измаила в декабре 1790 года. Командиром флотилии с экипажем из черноморских казаков был сам Иосиф де Рибас. Его брат Эммануил командовал размещенным на лодках флотилии отрядом гренадеров. И здесь обратимся к замечательной поэме Д.Байрона «Дон Жуан», где 7-я и 8-я песни посвящены штурму Измаила и благодаря использованию Байроном серьезнейших первоисточников, носят документальный характер, где читаем:
…И к де Рибасу вмиг помчался бей, спеша
Уведомить, что флаг готов спустить паша…
Речь явно идет о капитуляции. Так почему же глупый бей, видимо, все перепутав, спешит к де Рибасу? Ведь безоговорочно известно, что покоритель Измаила – Александр Суворов, и только он! Эту, ставшую прописной, истину легко обнаружить в любом учебнике – как досоветских, так и советских времён. Оказывается, все далеко не так просто. И то, что хорошо знали участники описываемых событий, должны узнать и люди нынешнего поколения: кто всё же является истинным покорителем Измаила. И напомним: Байрон в качестве исторической подосновы использовал, в первую очередь, изыскания Габриэля де Кастельно, «автора одного из первых фундаментальных трудов по истории Новороссии и близкого друга герцога Ришелье», по словам признанного специалиста по истории нашего края Е.В.Полевщиковой.
Мы же возвращаемся под стены турецкой твердыни на Дунае.
…Очевидцы и участники тех событий единодушны: именно казаки Чепеги и Головатого, а также гренадёры-десантники под командованием Эммануила де Рибаса, составляющие экипаж Черноморской гребной флотилии при руководстве Иосифа де Рибаса,– именно они решили исход штурма Измаила. Де Рибас, справедливо полагая, что Измаил, находящийся в фактической блокаде, нужно немедленно брать штурмом, написал несколько рапортов на имя Г.А.Потёмкина:
«И русский генерал, известный де Рибас,
Упорно требовал от генералитета
Назначить общий штурм, но получил отказ…»,– подчёркивает Байрон.
Граф де Ланжерон позднее писал по этому поводу: «Смелость предприятия адмирала де Рибаса, быстрое покорение Тульчи, потом Исакчи дали основания думать, что попытка взять Измаил может иметь успех». Потёмкин же, несмотря на настойчивые указания Екатерины быстрее покончить с турками, медлил. Во-первых, он очень сомневался в успехе штурма, считая Измаил неприступной крепостью. Во-вторых, он и мысли не допускал, чтобы иностранец Рибас поставил победную точку в затянувшейся кампании. В-третьих, Потёмкин, с некоторых пор, резко изменил своё отношение к нему, на что была весьма веская причина личного характера – ревность. Стареющий Потемкин получил основания видеть в де Рибасе серьезного соперника в его отношениях с императрицей. Кроме того, определённую роль сыграла и депеша коменданта крепости султану, беспокоящемуся о её судьбе, перехваченная казачьим разъездом. «Скорее Дунай потечёт в обратном направлении, нежели неверные овладеют Измаилом»,– писалось в ней. И текст депеши – не пустое бахвальство. Крепость была защищена земляным валом, высота которого составляла 4 сажени, а вокруг вала был выкопан глубокий ров. На нем находилось не менее трехсот орудий Гарнизон крепости насчитывал 35 тысяч хорошо подготовленных воинов, и ее вполне можно было считать неприступной.
Видя «непробиваемость» высшего руководства, Рибас решается на отчаянный шаг – самостоятельно штурмовать Измаил, сумев привлечь на свою сторону и сделав единомышленником казачьего атамана Матвея Платова – будущего героя Отечественной войны 1812 года...
…Густой туман, сменившийся мокрым снегом, помешал де Рибасу в назначенный им день идти на штурм. Тут ещё М.И.Кутузов, ябедник, прослышав о секретном плане, поставил в известность о нём А.В.Суворова, а тот, в свою очередь,– главнокомандующего Г.А.Потёмкина. После страшнейшего скандала принимается план… Рибаса, но с коррективами – штурмом должен руководить обязательно русский генерал, для чего под Измаил за восемь(!) дней до окончательно установленной даты приступа, когда уже оговорены важнейшие детали, прибывает А.В.Суворов. Открывая военный совет, он шутливо грозит пальцем де Рибасу и, кивнув в сторону М.И.Кутузова, произносит ставшую знаменитой фразу: «Его и Рибас не проведёт!..».
…Штурм крепости состоялся 11 декабря 1790 года. Как справедливо пишет профессор А.О.Добролюбский, он «…описан многократно, но тенденциозно… Атака главных сил русских войск была задумана как отвлекающая. Основную задачу должен был решать флот (курсив мой – А.Г.)».
События разворачивались следующим образом. Части, руководимые Кутузовым, при попытке захватить расположенный в западной части крепости бастион, откуда турки вели прицельный огонь по прилегающей местности, были отброшены. Без решения этой задачи не могло быть и речи об овладении крепостью. Но казавшийся неприступным бастион был всё же взят, – но не с суши, а с Дуная. Это сделали казаки Чепеги и Головатого и морские гренадёры Эммануила де Рибаса (среди них были Ришелье и Ланжерон). Руководящий их действиями Иосиф де Рибас проявил и личную доблесть, со шпагой в руках первым ворвавшись на бастион. Крепость пала. И теперь понятно, почему именно к Рибасу мчался не такой уж и глупый бей…
Соответственно личному участию последовали награды. Суворов, чьё непосредственное участие во взятии Измаила было лишь «ритуальным» (выражение А.О.Добролюбского), производится в подполковники Преображенского полка (полковником была сама императрица); Ришелье за личное мужество награждается Св.Георгием 4-ой степени и золотой шпагой; М.И.Кутузов – Св.Георгием 3-ей степени. Де Рибас же (внимание!) получает Св.Георгия 2-й степени (этим орденом награждают тех, «кто, лично предводительствуя войском, возьмёт крепость» (курсив мой – Автор). Такую награду имели только восемь офицеров российского флота. Кроме того, ему вручается шпага, усыпанная бриллиантами. В добавление к этим высочайшим наградам Рибас получает право на владение имением в 800 душ в Могилёвской губернии.
«…На третий день после штурма генерал Суворов обедал на борту корабля де Рибаса и высказал много комплиментов, приписывая ему, Рибасу, и не без основания, наибольшую долю чести этого подвига». Приведенная фраза принадлежит Ришелье – человеку, чья честность ни у кого сомнений никогда не вызывала. Как видим, великий полководец Александр Суворов, обессмертивший свое имя во множестве выигранных им сражениях, не нуждается в приписывании ему подвигов, которые он не совершал…
«Если посмотреть на изображение дореволюционного герба Измаила,– пишет А.Добролюбский,– то можно увидеть казацкую чайку на волнах Дуная, «кавальер» (ту самую каменную башню – А.Г.), казацкую саблю и поверженный мусульманский полумесяц. А также знак Георгиевского креста. Составители герба знали, кто был главным действующим лицом при штурме Измаила – Черноморские казаки и десантники-гренадёры под командованием Иосифа де Рибаса».
Ланжерон при штурме Измаила находился в первой десантной колоне (всего таких колон было три), которой командовал генерал-майор Николай Дмитриевич Арсеньев, попавшей под шквальный огонь турок. Получил легкое ранение, но, как вспоминал А.В.Суворов, «…оказал отменную неустрашимость в атаке неприятеля», за что награжден золотой шпагой, на которой значилось: «За храбрость».
«Французские волонтеры покинули Измаил с ощущением исключительности приобретенного ими опыта – и военного, и человеческого. Они были свидетелями настоящей бойни (приказ Суворова был «взять Измаил любой ценой»), героизма солдат и офицеров, но и мелочной зависти генералов русской армии к успехам друг друга и интриг при «дворе» Потемкина». Это мнение Е.Полевщиковой. Трудно не согласиться…
Штурм Измаила и все события, связанные с ним, оставили глубокий след в мировоззрении французов – участников штурма. В своих воспоминаниях, в частности, в «Записке о штурме и взятии Измаила русскими 21 декабря 1790 года г-на Ланжерона, французского офицера, волонтера русской армии», датированной 7 марта 1791 года, он тщательно анализирует как ход подготовки к штурму, так и сам штурм. Ланжерон достоверно описывает потери русских войск и неприятеля. «Штурм, предпринятый в Измаиле,– пишет он,– кровавое событие, превосходящее даже штурм Очакова». И далее: «Этот бой продолжался пять часов: турки были изгнаны с крепостных стен; они забаррикадировались на улицах, и каждый дом был осажден. Наконец в полдень четыреста турок (оставшихся из тридцати тысяч, защищавших город) сложили оружие, и бой прекратился. Последовавший страшный грабеж закончился лишь на следующий день. Почти во всех колоннах мы потеряли треть убитыми и ранеными, а в одной – две трети. На 23 тысячи участников штурма приходилось от 6 до 7 тысяч жертв… Обеспечив русским столько преимуществ для последующей кампании, взятие Измаила вынудит турок заключить мир. Потребовалось несколько дней, чтобы убрать трупы, которыми были заполнены рвы, земляные валы, улицы и большие площади. Не могло быть и речи о том, чтобы спасать раненых, почти все были безжалостно добиты. Были пленные, которые при виде этой жуткой бойни умерли от страха…»
Пагубное впечатление от чрезмерной жестокости победителей высказывали и другие участники штурма, в частности, друг Ланжерона герцог Ришелье. «Прискорбно, что этот триумф стоил такой крови и что он был осквернен беспримерной в истории резней…», – напишет он в своем «Дневнике».
Заканчивая рассказ об историческом штурме Измаила 21 декабря 1790г., Автор не может не подивиться тонкостям российской дипломатии вокруг этой крепости на Дунае, игравшей стратегическое значение не только для Османской империи, но и для России. Во время русско-турецкой войны 1768-1774 гг. отдельный корпус под командованием генерала Н.В.Репнина берет эту крепость, которая в течение полугода становится базой российской Дунайской флотилии. На обустройство такой базы затрачиваются колоссальные людские и финансовые ресурсы. Проходит три с небольшим года, и в июле 1774 года заключается Кючук-Кайнарджийский мирный договор, по условиям которого Измаил… возвращается Турции.
Взятие Измаила в декабре 1790 г., по мнению специалистов, заставило турок искать скорейшие пути к завершению этой войны. Забегая вперед, отмечу: мирный договор будет подписан с большими привилегиями для России в декабре 1791 г. в Яссах. Кстати, с российской стороны, в числе других, договор подписал и Иосиф Михайлович де Рибас. Мог ли он почувствовать тогда, что через несколько лет, на закате лета 1794 года, на землях, полученных Россией в результате подписанного им договора, он станет главным основателем прекрасного города – Одессы?.. Но вот Измаил – вновь возвращается Турции. И свою «прописку» этот город на Дунае будет еще не раз менять. Сложное, все-таки, это дело – дипломатия. Пьер Буаст, знаменитый французский философ и лексикограф, современник тех событий, глубокомысленно заметил: «Чернила дипломатов легко стираются, если они не посыпаны пушечным порохом»…
«Самый замечательный штурм, который, по-моему, когда-либо происходил. Я рад и счастлив, что участвовал в нем, но был бы весьма расстроен, если бы пришлось опять увидеть это зрелище»,– напишет в своих мемуарах граф Роже де Дама, впоследствии губернатор Лиона.
А для Ланжерона, как утверждали его современники и что явствует из оставленных им мемуаров, 1790-й год являлся главным годом всей его жизни...
Аркадий Рыбак
НАПЕРЕКОР ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ
Вот и подходит к концу этот странный и тяжелый год. Любителей спорта бросало то в жар, то в холод. Еще ранней весной болельщики предвкушали матчи лучших команд континента на финальном этапе футбольного чемпионата Европы и непредсказуемые итоги токийской Олимпиады. Но грянул карантин. Все остановилось. Главные турниры года перенесли на следующий. Организаторы отменили множество международных и внутренних соревнований. Атлеты застряли дома, не понимая к чему и как им готовиться. Однако, летом карантинные меры ослабили, и спортивная жизнь вновь забила ключом.
Одесские спортсмены не стали исключением. Наперекор обстоятельствам представители десятков видов спорта готовились к турнирам и искали любую возможность проверить свои силы. В этом обзоре мы поговорим о многоликости спорта и успехах наших земляков. Кое-кто интересуется разве что футболом. Но о нем скажем позже. Там, кстати, новый сезон пока протекает успешно.
Ведущие атлеты Одесщины продолжают подготовку к Олимпиаде-2020, которая должна состояться летом...2021 года. Из последних успехов я бы выделил победу Анастасии Тодоровой на Кубке мира по гребле, где она в очередной раз подтвердила свой класс.
Поддержали свой имидж лидеров и наши борцы Владлен Козлюк и Василий Михайлов. Все еще надеются на олимпийские лицензии фехтовальщики Алена Кравацкая и Алина Комащук, саблист Андрей Ягодка. У каждого из них солидный послужной список выступлений за сборную страны и даже олимпийских стартов.
Целую школу мастеров создал за последние годы олимпийский чемпион по стендовой стрельбе Николай Мильчев. Кстати, недавно он отметил 20-летний юбилей своей победы в Сиднее. Ветеран продолжает успешно соревноваться сам и готовить молодежь. Сегодня в стране нет более продуктивного центра, где бы подготовили столько чемпионов. Назову только Алексея и Вячеслава Науменко, Ирину Маловичко, Николая и Веронику Мильчевых, Ивана Лоика. Целая плеяда снайперов.
В течение укороченного сезона множество наград привозили домой наши пловцы и гимнасты, тяжелоатлеты и триатлонисты, легкоатлеты и каратисты.
Рассчитывает на олимпийскую лицензию наш боксер-тяжеловес Цотне Рогава. Этот мощный боец осенью получил неоценимый опыт, поработав в тренировочном лагере чемпиона мира среди профессионалов Александра Усика и проведя с ним серию сложных спарринг-боев. Такая школа наверняка пригодится в ближайшем будущем.
Летом и осенью, когда тренировки шли полным ходом и народ беспрепятственно передвигался по стране, в Одессе прошло огромное количество массовых соревнований по десяткам видов спорта. Многие из них давно стали традиционными, но в нынешнем году прошли в непривычные сроки. Скажем, известная далеко за пределами страны «сотка». Ее скоро уже полвека проводят накануне и в честь освобождения Одессы от фашистов. На сей раз велосипедисты, бегуны и ходоки преодолевали 100 километров по Поясу Славы осенью. Состоялись у нас полумарафонские забеги, парусные регаты, заплывы в открытом море, велогонки Одесса Гран-при, мастер-классы ведущих спортсменов по разным видам спорта для начинающих. На песочке у самой кромки моря соревновались любители пляжных видов спорта.
Кстати, игры с мячом на площадках у моря собирали множество участников и болельщиков, а наши ведущие мастера показывали прекрасные результаты. Громче всех о себе заявил дуэт юных волейболисток Софии Рыловой и Евы Сердюк, выигравших серию турниров в Украине, а потом завоевавших несколько комплектов медалей на европейских чемпионатах в разных возрастных категориях.
Осенью большой урожай медалей в чемпионатах и кубках страны собрали одесские команды регбистов. Мужские и женские. Гандбольный клуб Одесса не только стал призером первенства Украины, но и дебютировал в розыгрыше еврокубка на новой современной арене в Маяках. Уже традиционно играет в еврокубках и волейбольный Химик из Южного. Этой осенью сразу два баскетбольных клуба нашего региона сражались за призы в престижном Финале четырех.
На закуску оставил футбольную тему. Одесский Черноморец с новым тренером Сергеем Ковальцом не перестает удивлять и радовать. На момент написания этой статьи моряки сыграли 13 туров чемпионата и уверенно лидируют. Правда, пока в первой лиге. Но и это для молодой команды отличный результат. Есть надежда, что Черноморец сможет по итогам сезона вернуться в Суперлигу и вернуть себе авторитет, завоеванный предыдущими поколениями.
Скажу о своих впечатлениях о событиях спортивной жизни города последних месяцев. Юные и опытные, начинающие и ветераны даже в период жесткого карантина, когда были закрыты все тренировочные базы, использовали любую возможность сохранить форму. Дома и в скверах, на все том же морском песочке и на Трассе здоровья люди самозабвенно делали упражнения, делились секретами тренировок в непривычном режиме. И сразу ринулись в бой, как только появилась такая возможность. Все отдавали себе отчет, что сложно строить четкие планы и выезжать на не так давно традиционные турниры. Но тренеры и спортсмены не теряют оптимизма. Верят, что все наладится. А значит – нужно быть готовым в любой момент показать свои лучшие результаты.
Мне кажется, стремление достичь поставленной цели помогает спортсменам всех рангов легче пережить непростые времена. И пусть им всем повезет в следующем сезоне!
Елена ПАВЛОВА
Oceanman Odessa: Спорт смелых в Городе смелых
В сентябре Одесса стала эпицентром спортивной жизни Украины. В третий раз наш город принимал легендарные соревнования Oceanman. В акватории Одесского залива соревновались пловцы, участвующие в международном марафоне на большой открытой воде.
Первый старт состоялся в 2013 году в Испании. Сегодня соревнования Oceanman принимают десятки стран мира. Спортсмены и любители с разным уровнем подготовки, но непременно физически выносливые плывут дистанции – от 500 метров до 10 км. Возраст участников – от 14 лет и без ограничений. Детский заплыв – от 9 до 14 лет.
В Украине проект появился благодаря Власте Шовковской, которая в 2016 году стала чемпионкой мира на дистанции Half Oceanman (5 км) в Бенидорме (Испания). Одесса появилась в списке принимающих городов в 2018 году.
Проект сразу привлек внимание людей из разных стран, открывших для себя новый город – Одессу и новую страну – Украину. В 2018 году в соревнованиях приняли участие 774 спортсмена из 17-ти стран мира. В 2019 – 830. А в 2020, несмотря на пандемию, в Одессе соревновались 900 человек. Все, за исключением нескольких пловцов из Беларуси, – украинцы.
Особенность украинского Oceanman – наличие благотворительного заплыва на дистанцию 1 километр. Все собранные от него средства идут конкретному человеку – на осуществление мечты. В первый год это были новая инвалидная коляска и ноутбук для мальчика Володи, во второй – средства на лечение и цикл операций для девочки Кати. А в этом году – организаторы собирали средства на новый дом для молодой семьи – переселенцев с оккупированных территорий (мамы и двух дочек).
Город безоговорочно поддержал проект. Помогают спасатели и медики, десятки волонтеров. Команда пляжного комплекса «Причала № 1» на Ланжероне, главного партнера проекта, стала полноценным участником соревнований. Муниципальная водолазно-спасательная служба – всегда на высоте. Именно спасатели во время соревнований – на передовой, лицом к лицу с водой и пловцами.
Oceanman – красивый зрелищный проект. Зрелищный. Сотни людей приезжают к нам и оставляют в памяти радость общения с участниками и послевкусие от процесса состязаний. Это не только про спорт. Это про культуру, про туризм, про позиционирование города и страны в мире.
Власта Шовковская: Мой Oceanman Odesa
«Свою первую гонку на 5 км я помню отчётливо. Oceanman не делает лёгких трасс. Я выхожу плыть и бороться. Главное – не думать о глубине под твоим животом и о тенях, которые возникают в волнах. Тени страха, твоего личного внутреннего страха, который обязательно нужно победить. Страх есть всегда. Вдох-выдох. Не сбить дыхание, думай о хорошем. Плыви и дыши! Там на берегу тебя ждут! Очень ждут! Ты должна доплыть, не подведи их, они верят в тебя ещё сильнее, чем ты сама веришь в себя. 2016, золотая медаль, Чемпионка Мира Оceanman в своей возрастной 40-49. Много радости вокруг, невероятная концентрация счастья в одном месте. Мне 42 года и внутри мой чертёнок сказал, «рискни, ты ж любишь шампанское?»
Oceanman Odesa. Я понимала, что это будет нелегко. Но желание сделать счастливыми сотни других людей оказалось сильнее. До старта оставалось шесть месяцев, но Одесса ещё об этом не знала!
Три года подряд море закипает в сентябре в Одессе. Если вы ещё это не видели, то обязательно посмотрите. Решитесь плыть? Всегда есть место в стае и для вас. Одесса – город сильных, любящих и преданных людей, и покорить ее море сможет точно такой же. Рискуйте, оно того стоит, уж мне поверьте. Самое тяжёлое – это ждать. А я хочу вернуться плыть, чего я пока так и не сделала в Одессе. И это море, и эти волны остаются еще непокоренными мною. Но это уже история для следующего Оceanman Odesa 2021.
Нам остались его книги, эссе, изречения – его мудрость
Он выходил на сцену со своим потертым портфелем, улыбаясь уголками губ, и с лукавым прищуром глаз читал свои рукописные рассказы. Зал покатывался от смеха, зал обожал автора и часто забывал, какой на самом деле это глубокий писатель. Жванецкий формировал целые смыслы жизни, он был философом нашего времени. Он помогал нам жить. Какое счастье, что нам удалось быть современниками Жванецкого, бывать на его концертах, видеть и слышать его. Цитаты из его многочисленных монологов, миниатюр, пьес и книг настолько прочно вошли в нашу жизнь, что кажется, будто бы они были всегда. Он сам вошёл в жизнь практически каждого из нас. От его искромётного юмора становилось легче на душе.
Михаил Жванецкий
Воздух Одессы
Наш юмор добывается из воздуха и уходит в воздух.
Как пляжные звуки, крики приезжих:
«Все это надо записать»–
тоже уходят в воздух.
Значит юмор, язык, запах еды, красивые женщины –
и есть воздух этого города».
Это всё, что нужно.
*****
С возрастом образовалась масса ненужного: гантели, запонки, одеколоны, кремы, складные ножи, инструменты, какие-то полные бутылки и, боже мой, эти телефоны, и тренажёр, и спортивный костюм.
И велосипед, и старые пластинки.
И вся музыка.
То ли это путь, то ли — память.
И даже личная жизнь в письмах, в помаде, в телеграммах, квитанциях.
И два детства — одно свое, другое сына.
Почему так много ненужного?
Я ведь живу! — Все говорят, что живу.
Комнаты лишние — кроме одной.
Раковина, душ, туалет.
Часы, телевизор, несколько книг.
Бумага, стол, кровать.
Остальное — исписанные листы.
Одежда одна.
Немного. Но чисто.
Это всё, что было нужно!
Это всё, что будет нужно.
Это всё, что нужно мне по-настоящему.
Остальное всё равно потерял.
Оно теперь у кого-то.
*****
Трудно предсказать наше будущее…
Главное — это не ошибиться!
Я будущее предсказать не мог.
Я всё время предсказывал прошлое.
И не ошибся.
Я забираю крик обратно
В моей записной книжке 66-го года ноября: «Я не хочу быть стариком!.. Я не хочу быть стариком!.. Я не хочу быть стариком!..» Три крика...
Сегодня июль 2003-го. И что с того, что не хотел?
Услышал бы меня Господь...
Он точно слышал.
Он просто понял – от какого идиота... Представляю!
Я бы не сел в автомобиль, я б сына не увидел, не посадил за стол сто человек.
Я б моря не увидел из своего окна.
Я бы прохладу летом не включил.
Не знал компьютера.
И не узнал свободы.
И не увидел проводы трех пареньков в Москве.
То главное, что видел в жизни.
Я не прочел бы Оруэлла, Ницше, Пруста.
Себя бы не прочел...
Что делать? За продолжение жизни мы платим старостью. За старость платим смертью...
Кто виноват, что все так дорого?
За право повидать, как взрослым станет сын, услышать, что он скажет, я должен был болеть, лечиться, кашлять. Но я обязан был увидеть другую жизнь.
Отели, яхты, переполненные магазины.
Автомобили, лезущие друг на друга, японский рыбный рынок, греческие острова – как бы увидел, если бы не постарел?
Я много дал. Я дорого купил.
Я заплатил годами, силой, остроумием.
Женщинами.
Красотою ранней смерти, столь любимой у нас в стране.
Я выбрал путь труднее.
Я старел, седел, ушел из ежедневного употребления, из популярности.
Я отдал все, чтоб только посмотреть: газеты, спонсоры, помады, памперсы, суды присяжных...
Пришел, увидел, посмотрел...
А этот вопль: «Я не хочу быть стариком»?!
Ну что же, стой в очередях советской власти, ищи еду, лекарства. Отсиди за анекдот...
Ты был на минном поле. Ты проскочил. Всё позади.
О Господи! Прости. На самом деле, извини.
Я серьезно – прости!
Я забираю крик обратно.
Я прошу там наверху не обижаться. Дай мне обратно! Дай сюда!
Есть разница. Тогда я был специалистом. С той жизнью мы на равных. И кто кого когда имел...
Сейчас смотрю, пишу, перемещаюсь, но не лезу в жизнь.
Поглаживаю по головке тех идиотов, кричащих моим голосом: «Я не хочу быть стариком!»
Т-с-с... Успокойся. И не надо.
Простые вещи
И после того, как не понял сложного и не осуществил, начинаешь открывать простые вещи:
Что спать на воздухе лучше.
Что жить среди зелени лучше.
Что надо поднять упавшего.
Что надо впустить в дом переночевать.
Что надо угостить каждого, кто вошел.
Что надо принести, если попросят.
Что надо заплатить первым.
Что надо сварить бульон для больного, даже чужого.
Что надо не раздражаться на раздражение.
Землю надо любить. Воду надо любить.
Чистый воздух надо любить.
Детей надо захотеть.
Бросить все лишнее. Выбросить хлам.
Остаться с одной женщиной.
Смеяться, если смешно. Громко.
Плакать, если больно. Тихо.
Оскорбить может только плохой человек. Хороший уйдет от твоей обиды.
Надо восстановить свой род и посмотреть, кто там был, чтобы знать откуда.
Не стесняться ходить к врачам.
Ходить на могилы.
Смерть есть смерть.
И до нее какое-то время.
А смерти нет
Зачем бояться смерти?
Великие все умерли – и ничего!..
Благодаря им и жизнь есть.
Ну если, наконец, подумать.
Они же умерли.
Вот это всё написали, оставили и ушли.
Их уже нет.
И ничего...
И не горюют.
Чего ж переживать, когда такие люди, в сто раз умнее, в тысячу талантливее, красивее, трудолюбивее – покойники.
И вроде бы ничуть об этом не жалеют.
Разве они стремятся сюда?..
Вот в это, извините, время?..
Вот к этим, извините, людям.
Вот в эту, извините, жизнь.
Кому сегодня это нужно?
И им сюда не надо...
И нам отсюда не попасть туда.
И как легко читаешь их с восторгом.
Уже вся ночь... Еще чуть-чуть, еще чуть-чуть...
И вдруг...
Господи, так он же умер! Кто написал.
А спасти?
Теперь-то, может быть, спасли бы...
А надо?
Чтоб он еще что-то сказал?
Он бы не захотел.
В такое время или умереть, или молчать.
Вот что случилось.
Они уже прошли через вот это, о чем я.
Вот почему они так зазвучали.
И музыка, и краски, и слова.
Через эту смерть пройди – и ты в порядке.
И сразу как все просто.
И нынешние, и молодежь, все начинающая и начинающая и дышащая возбуждением.
Да ладно вам!
Вот инструмент...
Вот стол...
Садитесь!
Ты весь в очках, в компьютерах, в паролях.
Подумаешь, секреты...
Через смерть пройдешь, и все поймешь, и все узнаешь, и все не страшно, и ты поймешь и ахнешь.
Так все же умерли – и ничего. Живут!
А смерть – так просто перерыв!