Напишемо розповідь про подвір'я свого дитинства!

До редакціі газети "Вечірня Одеса" продовжують надходити листи від одеситів із розповідями про двори свого дитинства та юності.

Сьогодні разом з "Вечіркою" публікуємо розповідь Аркадія Хасіна «Мой двор. Еврейская, 1»

Еврейская, 1

Мой двор

На днях редакция газеты «Вечерняя Одесса», где я регулярно печатаюсь, предложила написать воспоминания на тему «Мой двор». Я задумался. О каком дворе писать?

О дворе моего детства по адресу Красный переулок, 5, где сейчас располагается отделение полиции, и откуда в 1941 году, когда в Одессу пришли фашистские оккупанты, нас, как евреев, загнали сначала в тюрьму, потом в гетто, а потом вывезли в концлагерь?

Или о дворе по адресу Дерибасовская, 3, где в маленькой, тесной комнатушке с матерью и сестрой мы жили по возвращению из концлагеря? В этом дворе прошла моя юность. И оттуда я уходил в первые рейсы.

Или о дворе по адресу Еврейская, 1, куда я перебрался жить после женитьбы? Мы с женой прожили в этом дворе много лет — до получения от пароходства квартиры на Черемушках.

Я решил рассказать об этом дворе.

Поженились мы в 1956 году. Улица тогда называлась Бебеля. Кто такой был Бебель, во дворе никто не знал. Почему в честь него назвали улицу — непонятно. Много позже узнал, что Август Бебель был деятелем международного рабочего движения, депутатом Рейхстага, одним из основателей и руководителей социал-демократической партии Германии, автором знаменитой книги «Женщина и социализм».

Но повторюсь: кто такой этот Бебель, во дворе никто не знал. Но зато знали, что я еврей. И упрекали мать моей жены: как она допустила, что ее русская православная дочь вышла замуж за еврея?!

Лучшие умы двора были взволнованы и тем обстоятельством, что я плавал за границу. Во дворе шушукались, что я якобы сотрудник КГБ. Предупреждали мою тещу, чтобы в разговорах со мной была осторожна.

Жили мы на первом этаже. Ближайшей нашей соседкой была пожилая женщина — тетя Паша. Жила она с внучкой. Внучку звали Лена. Она училась в строительном институте. И, возвращаясь с учебы, быстро пробегала двор, ни с кем не здороваясь. Причину этого я узнал много позже.

Я учился заочно в мореходном училище. В один из теплых весенних дней я сидел у нашей входной двери и, готовясь к экзаменационной сессии, читал учебник по теории дизелей. Возвращаясь из института, во двор вбежала Лена. Вдруг она споткнулась и упала, разбив колено. Отбросив учебник, я подбежал к ней, помог подняться и проводил в квартиру.

Пока тетя Паша хлопотала возле лежащей на диване Лены, я осмотрел комнату и увидел стену, всю заставленную книжными полками. На отдельном столике лежала стопка журналов «Нива», которые издавались в царской России. Открыв один из этих журналов, я увидел рассказ неизвестного мне тогда писателя Ивана Бунина. Начав читать, я забыл, где нахожусь, пока тетя Паша не подошла ко мне. Она поблагодарила за помощь Лене и сказала, что журнал я могу взять почитать. Так я познакомился поближе и с тетей Пашей, и с ее внучкой.

За небольшой срок я перечитал все эти журналы, в которых впервые для меня прозвучали имена поэтов: Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, Зинаиды Гиппиус и других хорошо известных дореволюционных авторов.

Как-то в отсутствии Лены, возвращая тете Паше один из журналов, я спросил: «А где Ленины родители?».

Тетя Паша, не отвечая сразу на мой вопрос, заварила чай, накрыла стол, пригласила сесть и, тяжело вздохнув, начала рассказывать: «Отец Лены, Мирон Кагальский, был большим партийным работником. В 1937 году, как врага народа, его расстреляли. А мама Лены, моя дочь Катя, тоже была коммунистом. Когда советские войска в 1941 году уходили из Одессы, Катя была оставлена в городе для подпольной работы. Но кто-то из нашего двора выдал Катю румынским жандармам, добавив, что она была замужем за евреем. Ночью Катю забрали. Спасло ее то, что румыны были большими хабарниками. Все, что у меня было, я продала и выкупила дочь из тюрьмы. Но когда Одессу освободили в 1944 году, уже советские власти арестовали Катю за то, что она не выполнила порученное ей задание. А так как была арестована румынами и осталась жива – значит, с ними сотрудничала. За это Катю сослали на Колыму.

В годы румынской оккупации, когда Лене было 5 лет, она выходила во двор поиграть с детьми. Дети ей кричали: «Жидовка!». Бедная девочка прибегала ко мне, утыкалась в колени и со слезами спрашивала: «Бабушка, что такое «жидовка»?». Единственное, что я могла ей сказать: «Не играй с ними – они плохие дети». С тех пор во дворе она ни с кем не здоровается. А мне пришлось выставить в окно икону и надеть на Лену крестик, так как по доносу наших соседей ко мне несколько раз приходили румыны, получив информацию, что я прячу еврейскую девочку».

В 1957 году из колымской ссылки вернулась Ленина мама. На радостях тетя Паша пригласила меня с женой отметить это событие.

Прошло несколько лет. Однажды в редакции газеты «Моряк» заместитель главного редактора Яков Григорьевич Кравцов познакомил меня с приехавшим из столицы известным писателем Львом Славиным, автором знаменитой в свое время пьесы «Интервенция» о высадке в 1918 году в Одессе французских войск. По пьесе Л. Славина в нашем городе был снят фильм, главную роль в котором сыграл В. Высоцкий. А в годы Второй мировой войны по повести Л. Славина «Два бойца» был снят одноименный фильм. В этом фильме Марк Бернес спел две песни, ставшие песенной классикой: «Темная ночь» и «Шаланды, полные кефали».

Л. Славин, разговорившись со мной, спросил, где я живу. И когда я ответил, что живу на улице Бебеля, 1, он воскликнул: «Ой, так это же дом моего детства! Я там родился и вырос. Оттуда молодым писателем вместе с В. Катаевым и Ю. Олешей переехал в столицу».

Но двор, в котором я жил и о котором рассказываю, был знаменит еще одним человеком.

Вскоре после того, как Украина стала независимым государством, улица Бебеля была переименована в Еврейскую (это ее дореволюционное название). На фасаде дома появилась бронзовая мемориальная доска. На ней писалось, что в этом доме, по адресу Еврейская, 1, в дореволюционное время жил еврейский писатель и публицист, один из основателей международного сионистского движения Зеэв Жаботинский, уехавший из этого дома в Палестину.

После того, как мы с женой перебрались в полученную от пароходства квартиру, в этом дворе осталась жить вышедшая замуж моя дочь Светлана. Она мне рассказывала, что чуть ли не каждый день во двор стали приходить экскурсии, приезжавшие из Израиля и европейских стран. Экскурсоводы показывали на окна второго этажа, где жил Жаботинский.

Прошло время, и бронзовую доску с именем Жаботинского украли. Но сегодня на фасаде дома висит другая доска. Она появилась после того, как центр Одессы был взять под охрану ЮНЕСКО. Вывеска гласит: «Україна. Пам’ятка архітектури та містобудування місцевого значення. Будинок прибутковий Докса 1880—1881 років. Архітектор Гансіоровський С. В. Охоронний номер 242-Од, охороняється державою. Пошкодження карається законом».

Вот в таком дворе я жил по адресу Еврейская, 1.

Аркадий Хасин