Журнал "Одесса" 02'96

ЗНАТЬ БЫ, ЧТО ВПЕРЕДИ

Ах, бабочка, - куда тебя несет ?!
Летишь ведь не над лугом, а над морем.
И мы с пространством понапрасну спорим
(в бескрайность канем - кто тогда спасет?).
Летишь на гибель. Крылышками машет
вселенский случай, рок или судьба.
И кто-нибудь из нас привычно скажет:
"Природа неразумна и слепа".

Летишь, сама не ведая куда.
(А может, в пустоте изнемогая,
за горизонтом бабочка другая
уходит вдаль,
где небо и вода?)
Летишь. И не свести
концы с концами
(а может быть, с началами?).
Мы сами,
внезапно отрываясь от себя,
летим (хотя б во сне). Толкает что-то
весь мир обнять... Вот истина полета!
Не знали разве? - вдаль летят любя... 

* * * 

Любимый мой, о Вольфганг Амадей!
Еще играй, еще душой владей,
как ветр, лети и желтую листву
срывай, - пока я музыкой живу.
Покуда я - как дерево, как лес,
покуда звук последний не исчез...
Когда блуждаю я во тьме забот,-
скажи мне: в ком твой дух тогда живет?
Кто б ни был он - завидую ему.
Он и во тьме - такую знает тьму
(живую! шевелящую листвой!).
Ах, Амадей... О Вольфганг... Боже мой!
Ему - с благословения небес -
вручают звук, который не исчез,
гонцу в одной из лучших эстафет,
которой впрямь конца и краю нет...

ПАМЯТИ ИОСИФА БРОДСКОГО

Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье, долг свой давний вычитанию заплатит...
И. Бродский. Письма римскому другу

Но когда тебе уже привычно
на краю стоять и ледяную
воду пробовать ногой, какую
смерть избрать - и вовсе безразлично.
Хоть старались храбро до сих пор мы
пребывать, присутствовать, являться,
но в итоге - разрушенье формы,
ничему уже не срифмоваться.
Ибо смерть есть способ вычитанья.
Что имелось? Две руки. Два глаза.
А в остатке - пустота, зиянье,
никому не слышимая фраза...
Если б в ней последний смысл могли бы
угадать - и усидеть на стуле!
Но ушедшие молчат, как рыбы,
и - в такую глубину нырнули!
Лишь сорвется пузырек воздушный
из пространства доязыкового,
переполнен тишиною душной,
что непостижима для живого.
Ах, поэты! Где же губы ваши
шевелящиеся? Мир сей бросив,
оставляете дыру в пейзаже,
как однажды обронил Иосиф.
Ах, какое это было счастье
- говорить! Воздушными шарами
те слова еще летят над нами.
...Частью речи стать. Всего лишь частью
речи. Обойдемся без вопроса,
все ли исчезает без остатка.
Да не упадет летящий косо
на картине дождь. Пасует проза.
У искусства легкая повадка.
...Словно дым отстал от паровоза.
Он горчит. Но отчего-то - сладко.

* * *

Ах, у вечности руки нежны!
Как вам, Осип Эмильевич, там,
посреди мировой тишины,
прикасающейся к устам?
Заблудившийся в небесах
- да забудет наш страшный век,
где рифмуются страх и прах,
где мучителен времени бег.

Как вам, Осип Эмильевич, там,
где песчинкой кажется год,
где - открыто всем временем -
в недрах вечности слово растет?

А у нас не слова - словеса.
Волчий ор, торопливый вой.
Нас, не верящих в чудеса,
от небес уводит конвой.

Что же в мире имеет вес?
Из чего же нам строить храм?
Нет, не камень, а плоть небес -
слово, падающее к ногам.

Все - из Слова. На том стоим.
В слове - вечная неба синь.
А иначе - пепел и дым,
тщетный жар городских пустынь.

И в колючем кругу забот
ты себя позабудешь сам.
И - набитый глиною рот.
...Как вам, Осип Эмильевич, там?

... пошли мне сад на старость лет.
М.Цветаева
Марина Ивановна, знаете? -
стихи, как деревья, растут.

Откуда в нашей пустыне,
откуда такое древо?
Из голоса. Из напева.
Из духа возникшая плоть.

Срифмовано все на столетья.
Вот Сад - посреди лихолетья.
Средь сбившихся в кучу эпох
вот место, где выдох и вдох...

Вот Сад - и не будет иного.
И с ветки срывается Слово,
как яблоко, прямо к ногам.
Но что же невесело вам?

...А ты, беспечный читатель,
дерзай, оцарапав руки,
по веткам стиха все выше...
Ты молод еще - гляди!

Ах, знаем, что сердце - слева.
Ах, знаем, что гибель - справа.
Ах, знаем, что сзади - слава.
Знать бы, что впереди...

ГОД ПАСТЕРНАКА

Ты здесь, мы в воздухе одном...
Б.Пастернак

Январь охрипший - хмурился, молчал.
Февраль - читал стихи твои и плакал.
Март - поднебесный колокол качал.
Апрель - томил, дождями в рифму капал.

А май - измаял именем твоим,
что на устах листвы шумело глухо,
и каждый куст дичился, нелюдим,
и сочинял - да не хватало духа...

Какое время года ни листай,
но в день любой и при любой погоде
стих Пастернака - в криках птичьих стай.
В дождях. И в одиноком пешеходе.

О влага тайная стиха! В руке
снежинкой таешь, виснешь на ресницах
и в небесах блуждаешь налегке,
чтобы потом пролиться и присниться.

Сказал: "Да будет так же жизнь свежа!"
Без этого заклятья, чуда, знака -
как знать - быть может, высохла б душа,
не доживя до года Пастернака.

И вот в стране своей - почти незрим,
вписавшись в горизонт, в пейзаж округи,
не знаменит поэт - незаменим!
Гудит твой голос в завываньях вьюги.

Из жизни вышел? Или в жизнь вошел,
дверь за собой не прикрывая плотно?
Ах, значит все - не так бесповоротно...
Вот - поворот. И ширь. И даль. И дол.