colontitle

Анатолий Зубрицкий: «Цель оправдывает средства – не мой лозунг»

Сергей Мартынов

Анатолий ЗубрицкийАнатолий ЗубрицкийПрекрасный вратарь 30-х — 50-х годов, чей дебют многократно описывался различными авторами и даже приобрел характер легенды. Самый мудрый и наиболее уважаемый в Одессе тренер, получивший признание как в родном городе, так и в Киеве, Днепропетровске, Симферополе, Кривом Роге. Человек, в судьбе которого было все: война с пленом и оккупацией, успехи и незаслуженные обвинения, творческие победы и разочарования. В 75 лет он был по-прежнему бодр, энергичен и продолжал трудиться сразу на двух ответственных постах: директора СДЮСШОР «Черноморец» и вице-президента Одесской городской ассоциации футбола.

— Ваше попадание и дебют в команде мастеров действительно состояли из цепи счастливых случайностей, подарков судьбы и даже благородства соперников?

Анатолий ЗубрицкийАнатолий Зубрицкий— Да, всего было понемногу. Но главное все же то, что к большому футболу я был готов уже в 18 лет — сказалась суровая закалка уличных баталий. С детства дружил с мячом и не только футбольным: хорошо играл в волейбол, баскетбол, теннис. Учась в школе, входил в основной состав взрослой команды ДСО «Буревестник», выступал за сборную города, за команду Дворца пионеров, где мне посчастливилось тренироваться под руководством великого футболиста — Александра Злочевского. После 9-го класса я поступил на рабфак при Одесском консервном институте. Осенью 1939 года окончил его и был зачислен на 1-й курс вуза, в котором, естественно, культивировались футбол и баскетбол. Но стать консервщиком мне было не суждено. До начала занятий летом 1939 года меня и еще двух молодых голкиперов из городских команд пригласили на просмотр в одесское \"Динамо», которое тогда боролось за выживание в группе «А» чемпионата СССР. После тренировки, где наши способности поочередно проверили все игроки основного состава, меня вызвал играющий тренер динамовцев — Михаил Малхасов и сообщил, что, поскольку место дублера основного вратаря команды вакантно (Дмитрий Пиньков был отчислен), я зачисляюсь в штат и завтра выезжаю с «Динамо» в Москву на очередные календарные матчи. Я был ошарашен столь внезапным поворотом судьбы. Но, как оказалось, главное было впереди. В первой же встрече на московском стадионе «Сталинец» с ЦДКА получает травму руки Александр Михальченко. Настал мой час! Отыграл удачно, хотя одесская команда и уступила — 2:3. В следующем матче с «Торпедо» я и вовсе «вышел сухим из воды», и мы победили 1:0. Через 8 дней дебютировал в Одессе. Наша команда принимала «Динамо» (Тбилиси). Сначала мы проигрывали (уже на третьей минуте отличился знаменитый Борис Пайчадзе), во втором тайме уже вели в счете 2:1, 3:2. А потом случился неприятный для меня эпизод, когда, бросившись в ноги Пайчадэе, получил удар ногой в живот. Оставшиеся пять минут матча доигрывал, как в тумане, но помню, что Пайчадзе заметно переживал: не хотел он травмировать начинающего голкипера...

— И, как утверждали очевидцы, настолько расчувствовался, что даже в острейшей ситуации запустил мяч чуть ли не в аут...

— Ну, положим, бил он не в аут, а по воротам, но действительно не попал. Не уверен, правда, что великий мастер сделал это намеренно, но то, что он был очень благородным человеком, могу вас заверить. Пайчадзе сочувственно отнесся ко мне, принес свои извинения и в последующие наши встречи на футбольных полях всегда старался приободрить, поддержать дружеским словом. Кстати, подобные отношения у нас сложились и с Никитой Симоняном — человеком высокой культуры.

— А кто еще из выдающихся форвардов прошлого противостоял вам на футбольных полях?

— Горжусь, что имел возможность встречаться на поле с Григорием Федотовым, Всеволодом Бобровым, Автандилом Гогоберидзе, которые, как и Пайчадзе с Симоняном, обладали высочайшим исполнительским мастерством. Если бы каким-то чудом продлилась их молодость до наших дней, блистать бы им и сегодня звездами первой величины.

— После призыва в армию Михальченко в 1940 году вы стали основным вратарем одесской команды, перешедшей в общество "Пищевик". Однако в 1941 году, когда Одессе "подарили" место в высшей лиге Вас в составе "Спартака" не оказалось. В чем причина?

— В 1940 году меня тоже призвали в ряды Вооруженных сил, и лишь благодаря ходатайству команды, я был оставлен в воинской части, расположенной в Одессе. Имел возможность играть практически во всех календарных матчах за "Пищевик", положение с вратарями в котором было настолько тяжелым, что пришлось в качестве дублера приглашать голкипера из сталинского (донецкого) "Стахановца" В.Ломакина. В конце сезона я прошел курс молодого бойца и стал выступать только в армейских соревнованиях по футболу и баскетболу. Весной 1941 года футбольные руководители города попытались вновь перевести меня в команду мастеров, но впереди было первенство округа в Кишиневе, и командование части пообещало удовлетворить эту просьбу лишь в июне после окончания турнира. Документы на мой перевод уже готовились, но началась война и. через несколько дней. наше подразделение выступило в сторону румынской границы.

К сожалению, очень скоро мы двигались с боями в обратном направлении - отступали. Под Николаевом нас окружил фашистский десант, и мы попали в плен. Какое-то время держали нас в бывшем морском госпитале. Однажды на построении отобрали человек 40 военнопленных (в том числе и меня), погрузили на машины и повезли в... неизвестность. Если честно, наслышанные о карательных акциях фашистов, мы мысленно попрощались с жизнью, решив, что это - расстрел. Лишь когда прибыли на место стало ясно, что нас привезли в село Коблево для использования в качестве грубой рабочей силы на дорожных работах. Вскоре пала Одесса, а в конце декабря прошел слух, что всех пленных перебрасывают в другой лагерь. Колонна, растянувшаяся на полкилометра, продвигалась в сторону родного города, а меня не оставляла мысль о побеге. Охрана была малочисленной и состояла из румынских солдат, настроенных благодушно. На Пересыпи размыло дамбу, и всюду были озера, колонна продвигалась медленно через развалины заводов. Среди одной из руин на территории ЗОРа я с еще одним красноармейцем затаился. Под вечер выбрался из укрытия и пробрался к родному дому. Недели три не показывался на улицу, причем жил не дома, а у родственников: вдруг будут искать. А потом от кого-то узнал, что на заводе КИНАП работает целая группа одесских футболистов, оказавшихся в оккупации: Кусинский, Хижников, Калашников, Брагин, Орехов, Беседин, Дубов. Завод вместо выпуска киноаппаратуры стал заниматься восстановлением автомобилей. Коллеги-футболисты помогли мне устроится такелажником, позднее я стал шофером. Новый хозяин - русский эмигрант - прослышав о том, что на его производстве трудятся известные футболисты распорядился создать команду и назвал ее по имени завода - "Глория-Форд". Турниров никаких не проводилось, на стадионе "Спартак" мы играли товарищеские матчи с командами воинских частей и близлежащих румынских городов. Практически все встречи заканчивались в нашу пользу, к удовольствию болельщиков, которые могли в открытую противостоять оккупантам, призывая нашу команду "бить" и "давить" соперников. Румыны все понимали, но скрепя зубами терпели. Конкуренцию нам составляла команда "Виктория", организованная одним из руководителей муниципалитета Сидоровым - большим футбольным фанатом. В нее перешли игроки "Глории-Форд" Орехов, Беседин, были привлечены другие сильные исполнители. Сидоров организовал поездку сборной Одессы на матчи в Румынию. После первой игры в Бухаресте с командой высшей лиги меня отметили в местной прессе, написав примерно следующее: "Такие вратари должны играть в лучших европейских командах".

— Вы почти предвосхитили мой следующий вопрос: не поступали ли вам предложения переехать из Одессы в какую-нибудь румынскую команду?

— Нет, таких вариантов не предлагали, а вот вскоре после освобождения Одессы в 1944 году я уже перебрался в Киев. Причем при довольно тревожных обстоятельствах. В апреле всех оставшихся в городе футболистов объединили в команду "Динамо". Мы готовились к началу сезона: проводили тренировки, ремонтировали поле и трибуны стадиона "Спартак" (Центральный стадион сильно пострадал от бомбежек и требовал длительного ремонта). И вдруг меня с Николаем Хижниковым вызывают с вещами в НКВД. В то время людей, побывавших в плену или оккупации, пачками отправляли в лагеря, поэтому можете представить, с какими мыслями мы направились в эту страшную организацию. "Поедете в Киев, пришел вызов из наркомата, что-то связанное с футболом". Немного успокоившись, мы окончательно пришли в себя только когда нас привезли на киевский стадион "Динамо" и представили тренеру.

— И много вас набралось - избранников могущественного наркомата?

— Почти полная команда. Собирали по всей Украине. Из тех, кто играл в киевском "Динамо" до войны, мало кто остался в живых. Команду возглавил, став старшим тренером, Николай Борисович Махиня. В воротах занял свое прежнее место блестящий техник, игрок высочайшего класса Антон Леонардович Идзковский. Не взирая на годы, он был тогда одним из сильнейших голкиперов страны, у которого многому научился я - "сырой" в ту пору игрок. Наряду с оставшимися местными футболистами Мельником, Сухаревым, Калачем, Гончаренко, вернувшимися в Киев Лерманом, Виньковатым, Гребером, Лифшицем в команду были вызваны Васильев, Иван Серов, Горохов, Дашков (из Харькова), Николай Кузнецов, Скрипченко, Жуков (из Донецка). Позднее, в 1947 году появилась целая группа моих земляков - Жиган, Севастьянов, Чаплыгин, Кудыменко. Были приглашены Корчевский из Москвы, Принц из Ташкента. Начался процесс возрождения команды. Путь становления был очень трудным. Стабильной игры никак наладить не удавалось. Ведь игроки были собраны, как говорится, "с миру по нитке" и прочной "рубашки" создать долго не удавалось. Лишь с приходом в команду тренера М. П. Бутусова, "Динамо" начало показывать привычный зрелищный футбол и в 1947 году стало четвертым в таблице чемпионата. Этому в немалой степени способствовал приход в клуб выдающегося мастера, непревзойденного техника Петра Дементьева, упомянутых одесситов, и, особенно, игроков из Закарпатья: Товта, Сенгетовского, Юста, Лавера, Михалины, Комана. Потом появились Юрий Пономарев из Воронежа, Андрей Зазроев. Всю эту группу объединил, сделал единомышленниками и создал новую команду, которая уверенно начала шагать вперед, Олег Александрович Ошенков. Человек новых, бесспорно прогрессивных взглядов на футбол, он хотел работать с открытыми глазами и открывал их футболистам. Он прочно опирался в подготовке команды на данные врачебного контроля, ввел новые формы работы - круглогодично на свежем воздухе. Одним словом - это был тренер новой формации.

— Наверное, вы себя уже подсознательно готовили к тренерской деятельности?

— Конечно, приходилось задумываться о будущем, тем более, что я учился в институте физкультуры, и передовые тренерские идеи были очень кстати. К сожалению, мне не долго пришлось поработать под руководством Ошенкова. Давала знать о себе серьезная травма - отрыв мениска и повреждение крестообразных связок, которую я получил еще в 1948 году. И нанес мне ее человек, с которым я был дружен, человек слывший не только великим футболистом, но и джентльменом на поле - Всеволод Бобров. В одном из единоборств он всей массой своего тела упал мне на ногу. Несколько лет я играл на всевозможных уколах перед матчами, с эластичным бинтом на коленном суставе. Мучения продолжались до 1951 года, когда меня прооперировали в Москве профессор Ланг и его ассистент Миронова. В 1952 году пробую снова играть: нет, не то. Да и год перерыва дал о себе знать. Кроме того, в "Динамо" было два молодых перспективных голкипера: Лемешко (из Николаева) и Макаров (из Одессы).

— Вы почувствовали, что уже не сможете конкурировать с ними?

— Я бы сказал не так. И Лемешко, и Макаров были, в какой-то степени, моими учениками. Когда решался вопрос о приглашении вратарей в "Динамо", тренеры всегда советовались со мной. Думаю, что сумел многое передать из своего опыта, видел в Лемешко и Макарове преемников. Оба голкипера много сделали для приобретения командой того авторитета, которым она владеет сегодня Евгений Лемешко, обладая отличными физическими качествами, играл очень смело, был решителен в действиях, умело и требовательно руководил своими партнерами по обороне. Играл, может быть, не очень эффектно, но весьма надежно. В противоположность ему Олег Макаров по складу характера был менее эмоционален, казался даже несколько флегматичным, но это был отличный техник, безукоризненно владевший всем арсеналом вратарских навыков и обладавший, как и Лемешко, блестящей реакцией. И один, и другой были весьма коммуникабельны и дружны со всеми ребятами. Женя Лемешко, правда, был несколько более категоричен, иногда чуть резковат в суждениях, но всегда справедлив и беззлобен. Олег Макаров очень добродушен, всегда спокоен не лишен одесского чувства юмора. Олег играл долго и надежно в воротах киевского "Динамо", считался одним из лучших вратарей страны.

Я же, закончив выступать в Киеве, решил переходить на тренерскую работу, но обстоятельства сложились так, что меня уговорили еще годик поиграть в московском "Локомотиве". И согласился я только по одной причине: в "Локомотиве" старшим тренером работал выдающийся специалист - Борис Андреевич Аркадьев. Было очень интересно получше его узнать как человека и как тренера, познакомиться с его методами, взглядами на построение учебно-тренировочного процесса, на взаимоотношения с игроками, на тактику современного футбола. Да, это был очень интересный человек. Высокой культуры, колоссальной эрудиции; то, что сейчас в футболе стало общепризнанным, уже тогда утверждалось им. Словом, от него я узнал много поучительного, что пригодилось в дальнейшем на тренерском поприще Окончив ранее школу тренеров при КГИФКе, я был студентом 4-го курса заочного отделения того же института. И снова не устоял против соблазна принять приглашение кишиневского "Буревестника", где мне были созданы все условия для совмещения учебы и игры в команде. Тренировали кишиневцев Григорий Мазанов, а затем Петр Ступаков - мой давнишний знакомый. Два года я бессменно играл в основном составе. У нас в 1955 году подобрался очень хороший коллектив, и мы уверенно заняли первое место в зоне класса \"Б\", получив путевку в высшую лигу. Теперь я уже принял окончательное решение - перейти на тренерскую работу: институт закончен, госэкзамены сданы на "отлично".

Первая моя команда — "Колгоспник" (Полтава). В 1956 году мы завоевали Кубок Украины для коллективов физкультуры. Осенью меня перевели в киевское "Динамо", где я проработал вплоть до 1959 года в должности второго тренера. В те годы появились в клубе Валерий Лобановский, Олег Базилевич, Андрей Биба, Владимир Ануфриенко, Валентин Трояновский и ряд других воспитанников Республиканской футбольной школы. Все они прошли через дублирующий состав, с которым, в основном, приходилось работать мне. "Основу" доводилось тоже зачастую "тянуть" на себе, поскольку старший тренер Шиловский больше жил Москвой - он оттуда родом.

— Первым опытом самостоятельной работы с командой мастеров для вас стал «Черноморец». В кратчайший срок вы смогли создать боеспособный коллектив, который в течение четырех лет был одним из лидеров класса «Б», а в 1961 году привели его к званию чемпиона Украины. Более того, команда была в шаге от высшей лиги. Лишь дискриминационное решение республиканской федерации футбола, отменившей переходные игры с донецким «Шахтером», остановило "Черноморец» на пороге класса »А». Наверное, это был звездный час вашей тренерской деятельности?

— Да, тогда я получил полное удовлетворение, почувствовал, что нахожусь на правильном пути. «Черноморец» под моим руководством постепенно наращивал обороты, приближаясь к заветной цели. С 12-го места в 1958 году одесситы переместились на безоговорочное 1-е место в 1961-ом. Должны были сыграть два матча с худшей командой Украины в классе «А» — «Шахтером». Победившей команде — высшая лига, проигравшей — класс "Б». Но тут в игру вступили нефутбольные силы. На нашу беду донетчане в том году выиграли Кубок СССР. А поскольку лавры победителей в те времена доставались командам Украины очень редко, республиканские власти решили «помочь» «Шахтеру» и отменили переходные игры. Наши протесты ни к чему не привели. «Вы что, хотите лишить обладателя Кубка места в классе «А»? И вообще, что вы сравниваете крупный промышленный центр с Одессой, с ее санаториями? Да вы знаете, что могут сделать шахтеры, если их команда перейдет в класс «Б» сейчас, после «хрустального финала»? » — такие фразы звучали в киевских кабинетах. В итоге «Черноморец» остался в низшей лиге, правда, получив льготы на 1962 год: гарантированное право на дополнительные матчи с чемпионом Украины и — в случае успеха — выход в класс «А». Матчи могли не понадобиться, если бы чемпионами стали мы, но этого не произошло. Во-первых, после триумфального 1961 года футболисты в команде стали уже не те — сказались восхваления, почести и вытекавшие из них застолья, да еще группа игроков утратила желание переходить в высший класс. А таких бойцов, как Юра Заболотный — увы, уже ушедший из жизни — сражавшихся до последнего, в «Черноморце» оставалось мало. Во-вторых, наши главные конкуренты опять представляли большой промышленный город, на этот раз — Луганск. Тамошний первый секретарь обкома партии — Шевченко — всеми силами «пробивал» своей команде высшую лигу. «Черноморец» был не слабее "Трудовых резервов», но вопрос о победителе решался не на футбольных полях, а, скорее всего, в ЦК. Мы были обречены заранее. Судьи фальшивили безбожно. На наши запросы слышались ответы с тем же набором слов, что и год назад: «санатории», «нас не поймут», «есть мнение». В конце концов мы оказались вторыми после Луганска, но и "Трудовым резервам» не суждено было сыграть в высшем обществе: очередная реформа свела нас в новом турнире — второй подгруппе класса «А».

— Однако в 1963 году вас в \"Черноморце» уже не было. Причина тому — оргвыводы?

— Нет, инициатором ухода был я. Причина достаточно прозаичная — жилье. Некрасиво со мной обошлись. Все четыре года жил в Одессе в гостинице. Наконец, в начале 1962-го обком партии решил: пора Зубрицкому окончательно обосноваться в городе и выделил хорошую квартиру, нуждавшуюся в ремонте. После окончания сезона выяснилось, что ремонт-то произведен, но в квартире уже проживает... — председатель парткома ЧМП. Мне обещали подобрать что-то в новостройках, но устав жить постоянными посулами, я уехал к семье в Киев.

— Поступили конкретные предложения?

— Я планировал вернуться к работе в футбольной школе, но все изменил звонок из Днепропетровска. От имени Щербицкого — первого секретаря обкома, недавно «сосланного» из Киева за разногласия с Хрущевым в ведении аграрной политики — мне предложили принять «Днепр»... На месте поставили достаточно скромную и забавную задачу — сделать так, чтобы город и далее был представлен в чемпионате, но не благодаря московским партийным связям. При этом, намекали, хорошо бы еще не опускаться ниже запорожского «Металлурга» — извечного соперника днепропетровцев. Щербицкий собрал городских руководителей и распорядился обеспечить команду всем, что ей потребуется; "И чтобы все вопросы решались. Ну а кто не сможет решить сам, позвоните мне, и тогда уже я подумаю, что делать... с вами». Коротко и ясно. После такого напутствия работалось легко, бытовых проблем не возникало. «Днепр» прогрессировал. В июне меня неожиданно вызвал Щербицкий: «Вам надо завтра же выезжать в Киев, был звонок из ЦК, есть решение назначить вас до конца сезона старшим тренером «Динамо». В 1964 году с киевлянами будет работать Виктор Маслов. но пока он уйти из Ростова-на-Дону не может, а главная команда Украины — на грани, катастрофы. Спасать ее будете вы. Место в «Днепре» останется за вами, будем ждать». Передав дела Родосу и Черкасскому, прибыл в Киев. «Динамо» очень слабо провело первый круг, плелось в нижней части таблицы. Состав у него был хороший, но большинство игроков понятия не имели, что такое режим, полноценные тренировки. Поговорил с футболистами, предложил отказаться от всего того, что мешает нормальной игре, и дело пошло на лад: пришли победы, улучшились турнирные показатели. Могли даже попасть в шестерку, но обидный гол торпедовца Метревели лишил нас важнейшего очка и отбросил на 9-е место. Прибывший в конце года в Киев Маслов предлагал остаться вторым тренером, но я, привыкший к самостоятельной работе, все же уехал в Днепропетровск...

— Где под вашим руководством «Днепр» наконец-то обошел запорожский «Металлург»?

— Да, в 1965 году мы обошли соседей на 20 мест в турнире 2-й группы класса «А». Но не это главное. Наконец-то Днепропетровск обрел конкурентоспособную команду, готовую к решению серьезных задач.

— Но решала она и хуже не под вашим началом.

— К сожалению, в 1967 году по семейным обстоятельствам я вынужден был переехать в Кривой Рог. Об этом городе у меня до сих пор сохранились самые лучшие воспоминания. Там сложились прекрасные взаимоотношения с футболистами, прозвавшими меня «папой». Я работал с «Кривбассом» до середины 1971 года и был очень рад, когда начатое дело довел до логического завершения мой преемник — криворожская команда в том году вышла в первую лигу.

— Вы успели и с «Таврией» поработать…?

— В Симферополь я был откомандирован по распоряжению республиканского Спорткомитета в 1968 году. Принял команду на 16-ом месте, вывел на лидирующие позиции. Но в 1969 году решил возвратиться в Кривой Рог — не сработался с начальником «Таврии» Заяевым.

— В 1971 году вы уже спасали репутацию «Черноморца», попавшего в тяжелое положение в первой лиге...

— Действительно, в середине 1971 года меня разыскали в Кривом Роге представители Одессы и принялись зазывать на родину. Если честно, то покидать «Кривбасс» не хотелось, но появилось решение Спорткомитета, избавившее меня от душевных колебаний. "Черноморец» я принимал… во Внуково. Команда направлялась на игры в Среднюю Азию и Казахстан через Москву. В аэропорту мы и встретились, познакомились. "Черноморец» победил во всех матчах. Потом последовал ряд крупных выигрышей в Одессе. В 1972 году «Черноморец» с первых туров захватил лидерство в первой лиге. Все шло к тому, что мы занимаем первое место. Но... меня до сих пор не оставляет ощущение, что не все игроки команды стремились в высшую лигу. Пошли такие матчи, что просто диву давался, проигрывались встречи, в которых я не узнавал своих футболистов — откровенно демонстрировались пассивность и безволие. В итоге на финише нас обошли «Пахтакор» и «Шахтер». В 1973 году мне вообще не дали доработать даже до конца первого круга. Единственный раз в жизни освободили от занимаемой должности.

— В 1979 году вам также пришлось покинуть «Черноморец» в середине чемпионата...

— Тогда уходил из-за усталости. Не мог дальше бороться с непониманием. Я никогда не «лепил» команду на скорую руку, а шел к поставленной цепи постепенно, не форсируя событий. Учиться ловчить, выкручиваться, идти на компромисс с собственными убеждениями не желал. Цель оправдывает средства — не мой лозунг. Еще в 1973 году я почувствовал, что для работы с командами мастеров становятся необходимыми несвойственные мне качества: ловкачество, изворотливость, притворство. В этой связи наилучшим вариантом показалась возможность возглавить специализированную футбольную школу «Черноморца», где тружусь уже 23 года. Правда, были два перерыва, когда меня уговорили на год вернуться в Кривой Рог и в очередной раз призвали спасать «Черноморец» — в 1977-ом.

— Получается, веяние договорных ветров вас не коснулось?

— Горжусь, что за всю свою тренерскую практику ни одного очка не купил. А в «договорняке» участвовал однажды, да и то, поневоле. В конце 1977 года вызвал меня первый секретарь Одесского обкома Кириченко — большой любитель футбола, не пропускавший ни одного матча в Одессе, знакомый мне еще по работе в Крыму. Сообщил о распоряжении украинского ЦК: помочь львовским «Карпатам» сохранить место в высшей лиге. Расклад был такой: «Черноморцу» предписывалось отдать игру «Зениту» в Ленинграде, «Зенит» в свою очередь, как команда одного общества, должен был сдать матч «Карпатам». Тогда бы и ленинградцы, и львовяне сохранили прописку в высшем классе. Мы же, обезопасившие себя от «вылета», по мнению партийных боссов, ничего не теряли. Как я мог выйти перед футболистами и сказать: «Идите и проигрывайте»? Ну, вызвал парторга, комсорга... Ребята поняли, тем более денежная компенсация за этот матч им была все равно обещана обкомом. Всех провел «Зенит»: сначала ленинградцы вместо оговоренной победы с разницей в один мяч разгромили расслабленный «Черноморец» 4:1 (их тренер Юрий Морозов после игры делал удивленные глаза: «Какой уговор?»), а потом сыграли вничью с «Карпатами». Львовянам как раз очка-то и не хватило, чтобы остаться в лиге сильнейших. Противная во всех отношениях история. Бог миловал, больше таких партийных заданий не получал.

— Не жалеете, что порвали в 1979 году с «большим» футболом и окончательно перешли на работу с молодежью?

— Нисколько. СДЮСШОР «Черноморец» есть чем гордиться. Перечисление титулов некоторых наших воспитанников говорит само за себя, Сергей Жарков и Юрий Никифоров — чемпионы мира среди юниоров, Игорь Беланов — обладатель «Золотого мяча» лучшего футболиста Европы 1986 года, Сергей Шматоваленко — чемпион и обладатель Кубка СССР, Илья Цымбаларь — лучший футболист России 1995 года. Добавьте сюда фамилии таких известных игроков как Гусев, Смотрич, Телесненко, Зубков, Букель, Саша Никифоров, а также выпускников школы последних пет — Парфенова, Колчина, Мочуляка, Романчука, Пиндеева, Колесниченко, Винокурова, Булыгина, Мусолитина, Козакевича, и станет очевидным, каким потенциалом обладает наша СДЮСШОР. К сожалению, вынужден констатировать, что в школе на сегодняшний день сложилось непростое финансовое положение. Помощь приходит только от генерального спонсора и президента ФК "Черноморец» Григория Бибергала — человека, который отчетливо понимает: без крепких корней лучшей команде города никогда не дотянуться до главных высот. Сейчас главное — не растерять накопленный опыт, тренерский коллектив, найти возможность трудоустроить очередных выпускников. В 17 лет в высшую лигу еще рановато, в производственных коллективах ощутимого прогресса от молодежи ждать не приходится. Поэтому СДЮСШОР как воздух нужна команда, как минимум на уровне первенства области, чтобы подготовка смены «Черноморцу» не превратилась в пустую трату времени. Сейчас, когда эти проблемы практически решены, во мне крепнет уверенность в том, что одесский футбол в будущем не утратит ведущих позиций. И это согревает мое сердце.