colontitle

Профессор с Дерибасовской

Ростислав Александров

Ничего в нашей жизни не дается даром, за все нужно что?то платить, чем?то жертвовать, от чего?то отступаться. Тысячи лет люди, будь то деревянной палочкой по сырой глиняной дощечке, заостренной камышинкой на листьях папируса, кисточкой на пергаменте или гусиным, а потом стальным пером на бумаге, но писали, как говорится, от руки. И только с появлением электрического, как его поначалу именовали, телеграфа, потом пишущих машинок, телетайпов, а в наши нетерпеливые времена компьютеров с принтерами и электронной почты рука человека все чаще и все дальше отрывается от бумаги, которая зачастую и вовсе оказывается ненужной. Но читать письмо, напечатанное даже самым что ни на есть лазерным принтером, или то, которое написано рукою близкого человека, — это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Написанное от руки способствует "эффекту контакта", поскольку почерк — такая же сугубо индивидуальная особенность каждого человека, как голос, походка, жестикуляция, и может поведать даже о самом потаенном. "Понятно… что если каждая буква стоит отдельно, то обладатель почерка высокого о себе мнения, — утверждал Юрий Карлович Олеша. — В самом деле, даже в скорописи человек успевает бросить каждую букву отдельно, как бы помня о каждой, как бы очень ценя каждую…"

В давние годы хороший почерк, может быть, и не совсем заслуженно, так как не всегда зависит от человека, но считался одним из его несомненных достоинств. Известно, к примеру, что в молодые "дописательские" годы Александр Дюма получил место в канцелярии самого герцога Орлеанского исключительно благодаря своему великолепному почерку. И персонаж рассказа Шолом?Алейхема "Родительские радости", характеризуя своего зятя, подчеркивал, что у него "прекрасная голова на плечах, прекрасный почерк", то есть ставил почерк на одну доску с интеллектуальными способностями. Разным бывает почерк, в том числе некрасивым и, что много хуже, неразборчивым. Довелось мне когда?то буквально по буквам расшифровывать давнишнее, времен войны, письмо Ильи Григорьевича Эренбурга, который обычно печатал их на машинке, извиняясь и признаваясь в том, что свой почерк он и сам частенько не в состоянии разобрать. Я посетовал на свои мучения и показал это письмо доброму знакомому, старейшему тогда юристу Илье Вениаминовичу Шерешевскому, который сочувственно покачал головой и с эрудицией коренного одессита изрек: "Да, не было на него в молодости профессора Коссодо!".

Происходивший из мещан города Николаева, Адольф Исидорович Коссодо родился в 1861 году и в последнее десятилетие ХIХ века приобрел широкую известность. Много лет в одесских газетах и столичных журналах регулярно появлялось его оригинально набранное объявление: "КРАСИВО ПИСАТЬ изящным конторским шрифтом преподает ЛИЧНО И ЗАОЧНО (иногородним посредством переписки) А.И. КОССОДО, удостоившийся звания профессора КАЛЛИГРАФИИ в Париже и получивший за блестящее исправление почерков УЧЕНИКОВ И УЧЕНИЦ в 10 уроков золотую медаль и диплом на звание почетного члена Парижской и Берлинской академий искусств. Иногородние выучиваются заочно изящному и красивому почерку в 15 уроков. За 2 семикопеечные марки высылается ПРОБНОЕ ПИСЬМО и подробные условия. Адрес: Одесса, Дерибасовская ул., дом Жульена, № 19, кв. № 9. Проф. каллиграфии А.И. Коссодо".

Будучи убежденным в том, что "любой почерк при добром желании, небольшом труде и запасе терпения можно исправить в короткое время", он разработал оригинальный метод исправления почерка, основанный, по его словам, "на законах эстетики, симметрии, педагогики и изящного вкуса".

Коссодо не был единственным, и тем более, первым каллиграфом в Одессе. Еще в 1827 году здесь объявился и "по всем правилам сей науки" на русском и французском языках давал уроки каллиграфии "известный французский чистописец Клавдий Арно", в одно время с Коссодо в Одессе держали "Курсы каллиграфии" Ш. Крук, Н. Непомнящий, И. Ходоров. Но профессор с Дерибасовской был, что называется, на виду всего города.

Он преподавал каллиграфию в разных учебных заведениях, в том числе в Императорском Новороссийском университете, где удостоился специального аттестата "За блестящее исправление дурных почерков", получал золотые медали и почетные дипломы на самых престижных международных выставках и участвовал в самых громких судебных процессах, где требовалось заключение эксперта?почерковеда. В книжных магазинах продавали его брошюры "Метод преподавания профессора Коссодо в Одессе" и "Помощь письменных наставлений и полное руководство к изучению каллиграфии", а в писчебумажных, как их тогда называли, — созданное им "фирменное" стальное перо "Коссодо" и слепок его правой кисти, фиксирующий нужное положение пальцев и ручки в процессе письма, что должно было "значительно облегчить задачу плохопишущего". Из книжек Коссодо многие одесситы узнавали о том, что есть разные типы почерка — каллиграфический, министерский, конторско?коммерческий, рондо, готик и другие. А 18летний ученик одесского художественного училища Евгений Шумахер, которого угораздило сойтись с опустившимися до банального криминала местными анархистами, пытался было устроить модную тогда, в 1907 году, "экспроприацию" в квартире Коссодо.

Он умер от апоплексии пятидесяти шести лет от роду, его хоронили морозным и метельным январским днем 1917 года, и один бойкий одесский журналист в избытке эмоций написал в некрологе, что "профессор каллиграфии Коссодо поставил свою последнюю точку в жизни". За его гробом, как тогда было принято, до самого кладбища шла спешно приехавшая из Петербурга дочь, сестра, два брата, множество других родственников, друзья, коллеги, благодарные ученики и местные шахматисты, поскольку покойный когда?то изрядно поднаторел и в этом искусстве. Часть состояния А.И. Коссодо согласно завещания обратили на нужды благотворительности, остальное было разделено между близкими.

А вскоре произошла Февральская революция, потом разразился октябрьский переворот, и для того чтобы выписывать мандаты на реквизиции или подписывать смертные приговоры красивый почерк вовсе не был обязателен. И когда глухой ночью 1937 года люди с Маразлиевской пришли за племянником профессора, бывшим присяжным поверенным Виктором Германовичем Коссодо, ему, конечно, совершенно все равно было, каким почерком выписан ордер на его арест.

Вихри горестных событий, казалось, навсегда замели следы профессора каллиграфии Коссодо на нашей грешной земле, и 2?е еврейское кладбище, где его похоронили, было варварски уничтожено. Но… в довоенной повести "Белеет парус одинокий" и в сочиненной уже на излете жизни книге "Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона" Валентин Катаев написал о запомнившихся ему с далеких гимназических времен перьях "коссодо", а Лев Славин, перечисляя черты и черточки старой Одессы, вспомнил его в своем романе "Наследник". И на памятнике Александру Сергеевичу Пушкину, что на Приморском бульваре, "каменными автографами" уже второе столетие остаются врезанные в гранит надписи, исполненные по безвозмездно выполненным эскизам архитектора Юрия Дмитренко и каллиграфа Адольфа Коссодо.