colontitle

Рыжий город

Георгий Голубенко

Георгий ГолубенкоГеоргий Голубенко. Рыжий город: Новые одесские рассказы. Одесса: «Друк», 2004. — 320 с. ISBN 996-8149-28-9

Художник — Резо Габриадзе

Книга рассказов Георгия Голубенко «Рыжий город» — это неожиданный сплав юмора и лиризма, гротеска и реальности. Вечный карнавал одесской жизни описан автором в только ему присущей манере — с иронией и любовью.

Автор выражает искреннюю благодарность губернатору Одесской области Сергею Гриневецкому и руководителям ДП «ЛИТАСКО Украина» Алексею Беленькому и Пламену Попову, без поддержки которых эта книга не увидела бы свет.

Эта книга состоит из невыдуманных рассказов. Какими бы фантастическими порой они ни казались. Просто Одесса - это такой город, про который выдумать ничего невозможно. Всегда будет менее интересно и уж точно менее смешно, чем было на самом деле.

Поэтому за «Рыжий город» спасибо всем одесситам, и прежде всего Исааку Эммануиловичу Бабелю, придумавшему когда-то для своей замечательной книги название «Одесские рассказы», что за истекшие годы стало, по моему глубокому убеждению, уже даже и не названием, а целым жанром литературы, в котором все мы, пишущие об Одессе, в меру своих скромных сил и пытаемся работать. АВТОР

СОДЕРЖАНИЕ

НАМЕТАННЫЙ ГЛАЗ
Пожар на Слободке
Детство наше золотое
Одна зеленая луковица и одно красное яблоко
Наметанный глаз
Мадам Вонг
Жора с Большой Арнаутской
Вторая с половиной Фонтана

ТРИ ЦВЕТА ВРЕМЕНИ
Сапоги всмятку
Пьяный переулок
Три цвета времени
Стоматологический детектив
Грация
Аркадийская идиллия
Звезда Одессы
Идеальная пара
Рецепт долголетия

КОНТРРЕВОЛЮЦИОННЫЙ ЭТЮД
Суд Соломона
К вопросу о том, как противостоять государственной машине, имея собственную
Политик
Репа и Баренбрикер
Претендент
Контрреволюционный этюд

ЛОХОДРОМ
Сердце маклера
Шедевр
Коммерческая тайна
Говорящая фамилия
Рыжий русский голубой
Лоходром
Летайте самолетами
Эллабэллалора

ИСКУССТВО ЖИТЬ 8 ИСКУССТВЕ
Биндюжник и профессор
«Не вижу ваших рук!»
Мой Песталоцци
Трагедия в легком жанре
Чижик-пыжик
Соавторы
Авария
Искусство жить в искусстве
Театр. Новые времена

БРАЙТОНСКАЯ ДИЛЕММА
Отъезд коммуниста
Открытое письмо граждан города Одессы одесситам всех стран и народов
Свекровь от первого брака
Очередь в американское посольство
Брайтонская дилемма
Экстраординари абилити

ГОРОД СОЛНЦА
Один день Бориса Давидовича
Оглянись, незнакомый прохожий!
Гражданский темперамент
Город Солнца

ТОТ ЕЩЕ ФРУКТ
Один среди вещей
Грехопадение
Тот еще фрукт, или Немного о себе

ЗАПИСКИ НА ЧЕМ ПОПАЛО

НАМЕТАННЫЙ ГЛАЗ

Если бы у Коли и Оли спросили в тот день: «Какой самый короткий месяц в году?» — они бы не задумываясь ответили: «Медовый». Только через четыре месяца после его начала, когда у Оли наконец впервые возникла потребность в платье (во всяком случае, в выходном), они с Колей вышли из своей комнаты в общежитии, держа в руках отрез крепдешина, купленный молодым на свадьбу в складчину всеми студентами и преподавателями родного техникума, и направились к дамскому портному Перельмутеру.

В тот день Коля точно знал, что его жена — самая красивая женщина в мире, Оля точно знала, что ее муж — самый благородный и умный мужчина, и оба они совершенно не знали дамского портного Перельмутера, поэтому не задумываясь нажали кнопку его дверного звонка.

— А-а!.. — закричал портной, открывая им дверь. — Ну наконец-то! — закричал этот портной, похожий на композитора Людвига ван Бетховена, каким гениального музыканта рисуют на портретах в тот период его жизни, когда он сильно постарел, немного сошел с ума и сам уже оглох от своей музыки.

— Ты видишь, Римма? — продолжал Перельмутер, обращаясь к кому-то в глубине квартиры. — Между прочим, это клиенты! И они все-таки пришли! А ты мне еще говорила, что после того, как я четыре года назад сшил домашний капот для мадам Лисогорской, ко мне уже не придет ни один здравомыслящий человек!

— Мы к вам по поводу платья, — начал Коля. — Нам сказали…

— Слышишь, Римма?! — перебил его Перельмутер. — Им сказали, что по поводу платья — это ко мне. Ну слава тебе, Господи! Значит, есть еще на земле нормальные люди. А то я уже думал, что все посходили с ума. Только и слышно вокруг: «Карден!», «Диор!», «Лагерфельд!»… Кто такой этот Лагерфельд, я вас спрашиваю? — кипятился портной, наступая на Колю. — Подумаешь, он одевает английскую королеву! Нет, пожалуйста, если вы хотите, чтобы ваша жена в ее юном возрасте выглядела так же, как выглядит сейчас английская королева, можете пойти к Лагерфельду!..

— Мы не можем пойти к Лагерфельду, — успокоил портного Коля.

— Так это ваше большое счастье! — в свою очередь успокоил его портной. — Потому что, в отличие от Лагерфельда, я таки действительно могу сделать из вашей жены королеву. И не какую-нибудь там английскую! А настоящую королеву красоты! Ну а теперь за работу… Но вначале последний вопрос: вы вообще знаете, что такое платье? Молчите! Можете не отвечать. Сейчас вы мне скажете: рюшечки, оборочки, вытачки… Ерунда! Это как раз может и Лагерфельд. Платье — это совершенно другое. Платье, молодой человек, это прежде всего кусок материи, созданный для того, чтобы закрыть у женщины все, на чем мы проигрываем, и открыть у нее все, на чем мы выигрываем. Понимаете мою мысль? Допустим, у дамы красивые ноги. Значит, мы шьем ей что-нибудь очень короткое и таким образом выигрываем на ногах. Или, допустим, у нее некрасивые ноги, но красивый бюст. Тогда мы шьем ей что-нибудь длинное. То есть закрываем ей ноги. Зато открываем бюст, подчеркиваем его и выигрываем уже на бюсте. И так до бесконечности… Ну, в данном случае, — портной внимательно посмотрел на Олю, — в данном случае, я думаю, мы вообще ничего открывать не будем, а будем, наоборот, шить что-нибудь очень строгое, абсолютно закрытое от самой шеи и до ступней ног!

— То есть как это «абсолютно закрытое»? — опешил Коля. — А… на чем же мы тогда будем выигрывать?

— На расцветке! — радостно воскликнул портной. — Эти малиновые попугайчики на зеленом фоне, которых вы мне принесли, по-моему, очень симпатичные! — И, схватив свой портняжный метр, он начал ловко обмерять Олю, что-то записывая в блокнот.

— Нет, подождите, — сказал Коля, — что-то я не совсем понимаю!.. Вы что же, считаете, что в данном случае мы уже вообще ничего не можем открыть? А вот, например, ноги… Чем они вам не нравятся? Они что, по-вашему, слишком тонкие или слишком толстые?

— При чем здесь… — ответил портной, не отрываясь от работы. — Разве тут в этом дело? Ноги могут быть тонкие, могут быть толстые. В конце концов, у разных женщин бывают разные ноги. И это хорошо! Хуже, когда они разные у одной…

— Что-что-что? — опешил Коля.

— Может, уйдем отсюда, а? — спросила у него Оля.

— Нет, подожди, — остановил ее супруг. — Что это вы такое говорите, уважаемый? Как это — разные?! Где?!

— А вы присмотритесь, — сказал портной. — Неужели вы не видите, что правая нога у вашей очаровательной жены значительно более массивная, чем левая. Она… более мускулистая…

— Действительно, — присмотрелся Коля. — Что это значит, Ольга? Почему ты мне об этом ничего не говорила?

— А что тут было говорить? — засмущалась та. — Просто в школе я много прыгала в высоту. Отстаивала спортивную честь класса. А правая нога у меня толчковая.

— Ну вот! — торжествующе вскричал портной. — А я о чем говорю! Левая нога у нее нормальная. Человеческая. А правая — это же явно видно, что она у нее толчковая. Нет! Этот дефект нужно обязательно закрывать!..

— Ну допустим, — сказал Коля. — А бюст?

— И этот тоже.

— Что — тоже? Почему? Мне, наоборот, кажется, что на ее бюсте мы можем в данном случае… это… как вы там говорите, сильно выиграть… Так что я совершенно не понимаю, почему бы нам его не открыть?

— Видите ли, молодой человек, — сказал Перельмутер, — если бы на моем месте был не портной, а, например, скульптор, то на ваш вопрос он бы ответил так: прежде чем открыть какой-либо бюст, его нужно как минимум установить. Думаю, что в данном случае мы с вами имеем ту же проблему. Да вы не расстраивайтесь! Подумаешь, бюст! Верьте в силу человеческого воображения! Стоит нам правильно задрапировать тканью даже то, что мы имеем сейчас, — и воображение мужчин легко дорисует под этой тканью такое, чего мать-природа при всем своем могуществе создать не в силах. И это относится не только к бюсту. Взять, например, ее лицо. Мне, между прочим, всегда было очень обидно, что такое изобретение древних восточных модельеров, как паранджа…

— Так вы что, предлагаете надеть на нее еще и паранджу? — испугался Коля.

— Я этого не говорил…

— Коля, — сказала Оля, — давай все-таки уйдем.

— Да стой ты уже! — оборвал ее муж. — Должен же я, в конце концов, разобраться… Послушайте… э… не знаю вашего имени-отчества… ну, с бюстом вы меня убедили… Да я и сам теперь вижу… А вот что если нам попробовать выиграть ну, скажем, на ее бедрах?

— То есть как? — заинтересовался портной. — Вы что же, предлагаете их открыть?

— Ну зачем, можно же, как вы там говорите, подчеркнуть… Сделать какую-нибудь вытачку…

— Это можно, — согласился портной. — Только сначала вы мне подчеркнете, где вы видите у нее бедра, а уже потом я ей на этом месте сделаю вытачку. И вообще, молодой человек, перестаньте морочить мне голову своими дурацкими советами! Вы свое дело уже сделали. Вы женились. Значит, вы и так считаете свою жену самой главной красавицей в мире. Теперь моя задача — убедить в этом еще хотя бы нескольких человек. Да и вы, барышня, тоже — «пойдем отсюда, пойдем»! Хотите быть красивой — терпите! Все. На сегодня работа закончена. Примерка через четыре дня.

Через четыре дня портной Перельмутер встретил Колю и Олю прямо на лестнице. Глаза его сверкали.

— Поздравляю вас, молодые люди! — закричал он. — Я не спал три ночи. Но, знаете, я таки понял, на чем в данном случае мы будем выигрывать. Кроме расцветки, естественно. Действительно на ногах! Да, не на всех. Правая нога у нас, конечно, толчковая, но левая-то — нормальная. Человеческая! Поэтому я предлагаю разрез. По левой стороне. От середины так называемого бедра до самого пола. Понимаете? А теперь представляете картину: солнечный день, вы с женой идете по улице. На ней новое платье с разрезом от Перельмутера. И все радуются! Окружающие — потому что они видят роскошную левую ногу вашей супруги, а вы — потому что при этом они не видят ее менее эффектную правую! По-моему, гениально!

— Наверное… — кисло согласился Коля.

— Слышишь, Римма! — закричал портной в глубину квартиры. — И он еще сомневается!..
Через несколько дней Оля пришла забирать свое платье уже без Коли.

— А где же ваш достойный супруг? — спросил Перельмутер.

— Мы расстались… — всхлипнула Оля. — Оказывается, Коля не ожидал, что у меня такое количество недостатков.

— Ах вот оно что!.. — сказал портной, приглашая ее войти. — Ну и прекрасно, — сказал этот портной, помогая ей застегнуть действительно очень красивое и очень идущее ей платье. — Между прочим, мне этот ваш бывший супруг сразу не понравился. У нас, дамских портных, на этот счет наметанный глаз.

Подумаешь, недостатки! Вам же сейчас, наверное, нет восемнадцати. Так вот, не попрыгаете годик-другой в высоту — и обе ноги у вас станут совершенно одинаковыми. А бедра и бюст… При наличии в нашем городе рынка «Привоз»… В общем, поверьте мне, через какое-то время вам еще придется придумывать себе недостатки. Потому что, если говорить откровенно, мы, мужчины, женскими достоинствами только любуемся. А любим мы вас… я даже не знаю за что. Может быть, как раз за недостатки. У моей Риммы, например, их было огромное количество. Наверное, поэтому я и сейчас люблю ее так же, как и в первый день знакомства, хотя ее уже десять лет как нету на этом свете.

— Как это нету? — изумилась Оля. — А с кем же это вы тогда все время разговариваете?

— С ней, конечно! А с кем же еще? И знаете, это как раз главное, что я хотел вам сказать про вашего бывшего мужа. Если мужчина действительно любит женщину, его с ней не сможет разлучить даже такая серьезная неприятность как смерть! Не то что какой-нибудь там полусумасшедший портной Перельмутер… А, Римма, я правильно говорю? Слышите, молчит. Не возражает… Значит, я говорю правильно…


ЗАПИСКИ НА ЧЕМ ПОПАЛО

Яша Левинзон, живущий в Израиле, часто приезжает в Одессу на съемки и привозит мне чай без кофеина. У нас почему-то такого нет.
Недавно звонит по телефону:
— Как живете? — спрашивает.
— Хорошо, — говорю, — живем. Вот только воду почему-то нам отключили. Третий день уже нет.
— Ничего, — успокаивает меня Яша. — Заварку я же тебе из Израиля уже привозил? Так теперь буду привозить еще и кипяток.


Житель города Уступинска, десять лет не встававший с инвалидного кресла, был привезен разбогатевшими родственниками на излечение в Израиль.

Местные хирурги сделали ему уникальную, может быть, единственную в своем роде операцию — и чудо произошло. Больной начал ходить! Сначала с двумя палочками, потом с одной, а потом и вообще без помощи посторонних предметов.

Затем он несколько недель путешествовал по Израилю, осматривал достопримечательности. Чувствовал себя прекрасно. И только в последний вечер перед отлетом на родину слегка простудился, прогуливаясь по тель-авивской набережной.

— Ну как тебе наша страна? — гордо спросили его израильтяне перед посадкой в самолет.

— Страна как страна, — отвечал гость, сморкаясь в подаренный ему носовой платок. — Бывают, наверно, и

покрасивше. А вот медицина у вас точно хреновая. Приехал больной — и уезжаю больной!


Хозяйка небольшой туристической фирмы в Нью-Йорке, бывшая одесситка, показывает нам журнал, в который уже много лет записывает свои разговоры с клиентами, тоже бывшими одесситами.

Клиент:

— Скажите, пожалуйста, сколько стоит в вашем круизе каюта с окном?

— Четыреста долларов.

— А без окна?

— Двести.

— А нельзя заплатить как за без окна, но чтоб было с окном?

— Нет.

— А если я скажу, что не буду им пользоваться?

Клиентка (по телефону):

— Скажите, пожалуйста, ему шесть лет. Он может лететь один в Тель-Авив?

— Нет, конечно!

— А почему?

— Сами подумайте: ну как же это вы сможете отпустить шестилетнего ребенка одного лететь через океан?.. Какая же вы после этого мать?!

— Э... Э... Минуточку, уважаемая! Кто вам сказал, что я его мать? И вообще, при чем здесь ребенок? Это собака!

Хозяйка агентства (пытаясь разобраться с документами глубоко престарелой посетительницы):

— Я что-то не понимаю, уважаемая: паспорт у вас на одну фамилию, анкету вы заполнили на другую, подписываетесь третьей...

Старушка:

— А что же тут непонятного? Просто у меня было много мужей. Подписываюсь я фамилией последнего мужа,

анкету заполнила на фамилию предпоследнего, а в паспорте у меня фамилия, по-моему, одного из первых...

Хозяйка:

— Ну хорошо. Допустим. А билет-то вам на какую фамилию выписывать?

— Выписывайте на девичью.

— А девичья у вас какая?

И та у нее спрашивает:

— Сейчас?

Мы листаем этот журнал и наконец натыкаемся на совершенно изумительный документ: факс, который сотрудник агентства, работающий на Украине и принимающий там группы туристов с Брайтона, прислал в свой нью-йоркский офис. Факс этот следующего содержания: «Что касается культурной программы в Житомире, можем предложить поездку в Бердичев».


Осень на Дерибасовской. В Городском саду несколько художников и несколько нищих. Ко мне подходит старушка. Из-под того, что когда-то, по-видимому, было шляпкой, блестит непобедимый одесский глаз.

— Молодой человек, вы не могли бы помочь мне материально? Видите ли, дело в том... Хотя что я вам буду

рассказывать... Вы же сами все понимаете...

Конечно, я понимаю. Конечно... Я лезу в карман и достаю из него все, что там есть. А именно — одну гривню. Она берет и уходит.

Через какое-то время подходит опять.

— Мадам, — говорю я ей, — но ведь я вам уже дал!

— Да, — говорит она, — конечно... Просто я тут посмотрела на ваше пальто... Простите, вам не кажется,

что вы мне дали чересчур много?

— Ну что же теперь делать? — спрашиваю я.

— Да ничего, — отвечает она. — Просто я принесла вам сдачу...


— Как ты невнимателен ко мне! — говорит жена. — Когда я болею, никогда не подашь мне стакан воды. Когда я здорова, никогда не подаешь мне пальто и не открываешь передо мной входную дверь.

— Ты несправедлива! Я все это делаю, — отвечает муж.

— Да, но только наоборот. Когда я здорова, ты подаешь мне стакан воды. А когда я болею, сразу же подаешь мне пальто и открываешь передо мной входную дверь...


Родившись с явными задатками гениальности, к пяти годам он огляделся вокруг и с ужасом понял, что Господь прибирает к себе в молодые годы самых выдающихся и знаменитых. Поэтому твердо решил никаких своих способностей не проявлять, а наоборот, всю жизнь строить из себя дурака — с целью дожить как минимум до восьмидесяти двух... 

А для этого: к десяти годам убедил окружающих, что не различает, где левая сторона, где правая, не умеет завязывать шнурки и не понимает, почему нельзя переходить улицу на красный свет. 

В девятнадцать стал известен всему городу тем, что, работая грузчиком на складе ликеро-водочного завода, с которого не выносили разве что тараканы, скупал на всю зарплату в окрестных магазинах ликер и водку и тайком приносил все это обратно на склад.

В двадцать лет поразил весь народ тем, что, будучи приглашенным в Америку к тетке в гости на месяц, пробыл в Америке у тетки ровно месяц в гостях и вернулся на горячо любимую родину.

Не скрывался от кредиторов. Доказывал, что отечественные автомобили лучше заграничных. Верил, что даже среди наших политиков бывают приличные люди, и скоропостижно скончался, не дожив до двадцати одного года, будучи знаменитым на всю страну как самый выдающийся даже в этой стране болван.


Мы с моим другом пили до глубокой ночи. Утром, не в силах открыть глаза, думаю: «Как он там, бедный?..» Дотягиваюсь до телефона, тычу в какие-то кнопки, набираю, как мне кажется, его телефонный номер. Металлический компьютерный голос в трубке: «Абонент не существует». Чуть не бросил пить.


Разговаривают два пожилых одессита:
— Перевелись в Одессе порядочные люди.
— О чем ты говоришь? Да их здесь миллион!
— Ну назови хотя бы десять.
— Что десять? Я тебе десять тысяч назову!
— Не надо десять тысяч! Назови хотя бы троих.
— Пожалуйста! Значит, Саламуров Петр Маркович.
— Саламуров — да. Ничего не могу сказать. Честней
ший, порядочнейший человек. Дальше.
— Ой, дальше!.. Я тебе, не задумываясь, сто тысяч
назову!
— Не нужно сто тысяч. Назови второго.
— Пожалуйста! Значит, э-э-э... Саламурова я называл?
— Называл, называл! Еще кого-нибудь, хоть одного.
— Из Одессы? Сколько угодно...
— Ну давай.
— Значит, Саламуров... Слушай, а из Николаева можно кого-нибудь назвать?..