Кофейня Фанкони

(комментарии Александра Дорошенко)

Передо мной две открытки первого десятилетия прошедшего века. На обеих фотографии кофейни Фанкони, расположенной на углу Екатерининской и Ланжероновской улиц.

На первой снимок завсегдатаев кофейни, сидящих на открытой веранде. Они меня разглядывают в большом любопытстве. Все до единого сидящие, их девять, в котелках, все стоящие без - это официанты и мэтр, их пятеро на снимке, официанты в белых передниках. … Отец пришел с дочкой. Малышка старательно позирует, у нее так характерно сложены ручки, как и сегодня были бы у моей девочки. Один с сигарой, один с тростью. Стулья "венские", гнутого дерева, характерная примета времени - от Тонета. Пьют они кофе или чай - видимо это утро и видимо весна в самом начале, потому что все в теплых сюртуках. Они все знают друг друга и позируют фотографу. Это явно солидные люди. В отличие от простонародья, попадающего в такие снимки, эти люди позируют свободно. Привычно. Они, вероятно, увидели эту, вскоре появившуюся в продаже открытку, и рассматривали ее, как сейчас я. Думали ли они, что эта фотография, попавшая на открытку, останется единственным свидетельством их жизни на земле, - невесомый квадратик картонной открытки. Они, вероятно, все остались лежать в нашей городской земле.

Как это красиво - ни одного голого лица!

Я не прав был когда-то: нельзя уничтожать старые снимки, даже тогда, когда уже никто не помнит и помнить не может снятых там случайных людей. Что-то нам неизвестное там сохраняется, что-то живое, имени чему мы не знаем. … Может быть, это самый последний, из оставшихся, снимок. … Как стали бы мы рассматривать фото Пушкина, успей он сняться, но эти, они в равной мере уникальны - "Не сравнивай, живущий не сравним!", - но и ушедший тоже. … А Пушкин, ведь он и сегодня говорит с нами, эти же обречены на вечное молчание.

На втором снимке показан предвоенный год. Снимок сделан со стороны Дерибасовской. Стоит и тоже позирует авто с двумя седоками-спортсменами. Вокруг пролетки, но это авто есть грозное знамение времени - скоро война! Здание, где потом было кафе Рабина, уже построено и отделывается его фасад, но оно еще в строительных лесах. По всему периметру веранды стоят деревья в кадках. Так было принято в Городе и на снимке кафе Либмана видны такие же кадки с деревьями у открытой веранды. Еще нет решеток у основания деревьев на Екатерининской, там аккуратные круглые отверстия оставлены в тротуаре, наверное, через день-два должны были ставить эти решетки, лежащие там и сегодня.

Это все были заказные снимки. Устанавливал фотограф свою громоздкую технику, вокруг все прибирали, выходили из кафе официанты в белых длинных передниках, собирался проходящий народ. Непременно в кадр попадали один - два городовых, в белой форме и портупее. … Этот элегантный и стройный мужчина, сошедший только что с пролетки (она сейчас тронулась дальше и видна, пустая, посреди дороги), перешедший Екатерининскую и направляющийся в кофейню, остановился, увидев камеру, и позирует вместе со всеми, выступив из-за дерева. Он - джентльмен - одеждой, костюмом, обувью, элегантнейшей шляпой, роскошными усами, гюи-де-мопассановскими. Вспомнил - об это же время в пьесе Шоу "Пигмалион" есть сцена, когда толпа принимает профессора Хиггинса за шпиона, поскольку он все время что-то записывает, но кто-то говорит характерную вещь: - "Он джентльмен, посмотрите, какая у него обувь". И точно, по этому, за деревом на Екатерининской, сразу видно - он джентльмен! Буквально, с головы и до подошвы своих туфель. Остальные на улице, всякое простонародье, бесформенно, одеждой и лицами. Например, в профиль стоящие полицейский и рабочий, лицами полностью идентичны, даже не одинаковостью усов, но полным отсутствием индивидуальных особенностей. И фигурами они идентичны, даже и не размером и особенностями, но постановкой. Видимо в реальной их жизни все же что-то было в них заметным, отличимым от косной материи, но объектив не в состоянии был зафиксировать этот мизер. Так всегда и на всех снимках, они не просто как серийные пятаки, но очень стершиеся пятаки от многолетнего употребления. Это, наверное, так было всегда и так есть сегодня с лицами большинства вокруг нас. Вот лица на первой открытке все очень характерны, даже лицо малышки. Они все стоят и молча недвижно смотрят на меня сквозь объектив и время. Не позирует только кошка на руках у девочки, куда-то бежавшей и тоже остановившейся перед кофейней "Фанкони".

Практически все улицы, площади и углы центра есть на моих открытках в небольшом временном промежутке от 1900 до 1917 года. Я эти места знаю на ощупь и поэтому знаю, что увижу, повернув за этот угол Ланжероновской, на открытке невидимый. Даже, думается мне, что вот этот прохожий, идущий к углу Екатерининской и Ланжероновской, там дальше, где-то на выходе к Гаванной будет увиден мной на следующей открытке - это машина времени, - они в ней живые, крутит фотограф ручку своего аппарата и все они движутся и живут …

Войти в этот снимок кажется совсем простым делом. Я как бы иду вдоль улицы, а вокруг стоят мертвецы, и на меня глазеют. Они собрались здесь, встав из могил на первом и втором кладбищах. … Тихо и недвижимо все вокруг, нереально, не слышно цокота копыт о булыжник мостовой, не слышно шагов и голосов, недвижно все, и ветерок застыл тоже, он перед этим набежал на шторку, надул ее и так остановился …

Что-то расхотелось мне там гулять …