Дом Либмана

(комментарии Александра Дорошенко)

Дом Либмана на углу Преображенской и Садовой по честному принадлежит Дерибасовской (я не ошибся в психологической свей оценке - адрес на дореволюционной афишке звучит так: "Кондитерская Либмана, угол Дерибасовской и Преображенской улиц, против Соборной площади в собственном доме"). Его проектировал одессит, немец Э. Мэснер, для одессита и немца Макса Либмана. Когда-то на этом углу стояло двухэтажное здание старой гауптвахты, с 4-колонным портиком. И за ним по Садовой жилой 2-этажный дом на высоком цоколе с рустованными стенами. На их месте, в лучшей точке Города, и стал дом Либмана.

В первом угловом этаже была кондитерская ("кондитерское, конфектное и булочное заведение"), - с лучшей в Городе французской сдобной булочкой там можно было выпить утренний кофе. (Маленькая, белого фарфора и саксонской его тонкости чашечка, темная глубина кофейного омута со светлокоричневым ободком по краю, раскаленной температуры, как легко она помещается в ладонях, как согревает душу, - как опасно заглядывать в дымящуюся кофейную глубину ...). Крытая тентом и застекленная веранда выходила на Садовую ("Прекрасно устроенные помещения с большой верандой и отдельными бильярдными комнатами. Освещение везде электрическое"). По сторонам углового входа, удерживаясь кончиком чешуйчатого хвоста о стены, крылатые девушки, то ли русалки, то ли наяды, то ли нимфы, но возможно, что и сирены, столетие бессменно несут в высоко вскинутых руках световые шары. Бог с ними, с их именами, но такие руки, такой нежности очертаний, такой хрупкости. ... Ах, и мне светили они в давно прошедших ночах, и свет их и сегодня согревает мне душу! В высоте над Городом парит невесомый двухэтажный угловой эркер, воткнут в небо шпиль с флюгером, и какие-то одинокие в конец женщины смотрят с опасной крутизны карниза во все стороны света, кого-то высматривая, чему-то упрямо веря, что придет и наступит ...

На открытке начала века виден этот угол дома Либмана, часть кофейной веранды, обставленной деревцами в кадках, извозчик, ожидающий седока, (у смирной хорошенькой лошадки ножки в беленьких "носочках"), те же, что и сегодня, крылатые девушки, только они моложе, а в основании полуколонок у входа те же упитанные ангелочки. … И много на этом перекрестке людей, этот угол всегда был оживлен людьми, как и сегодня. … Так все знакомо на этом старом снимке, - вот выбежать сейчас с собакой и через десять минут на них посмотреть, заговорить, взять за руку, сесть в пролетку, сказать - на Пушкинскую, шагом, не торопясь, - и под трудолюбивый перестук копыт въехать в это неведомую жизнь, притворяясь своим, всматриваясь "из-за плеч", … пытаясь в толпе отыскать уцелевшие знакомые лица …

Таким ясным солнечным утром наверняка кого-нибудь встречу, давно не виденного, тормозну пролетку, перекинусь несколькими словами, … как работа, как дети. … И на прощание мы, улыбнувшись, скажем друг другу - "Увидимся …"!

Сегодня, гуляя с собакой, поздно ночью, я увидел фигуру женщины на крыше дома Либмана. Она стояла там на самом козырьке крыши, еще придерживаясь рукой за боковину углового купола и готовилась броситься вниз со страшной высоты дома. Она так отчетливо видна была на фоне прозрачно-синего ночного неба, … читались самые мелкие складки ее длинного платья, колеблемого ночным ветерком, который там, на крыше, был, конечно, сильнее, чем внизу улицы. У меня горло перехватило и не стало воздуха закричать, позвать ее и остановить. … И, когда спазм отпустил, я опомнился, --- она была каменной и вот уже столетие там стояла, глядя с высоты на Город, … каждый день на каждого из нас, бегущего муравьем вдоль улиц, … утром туда, вечером обратно, … зачем, к чему этот бег!? … И я отдышался, постоял на этом углу Соборной площади, повернул, и по Преображенской пошел домой, мимо дома Папудова, мимо дворца офицеров, вдоль Спиридоновской, …

Спиридоновская была темна и пуста. И тиха, той ночной тишиной, когда слышится шорох падающего осеннего листа. И в темноте видно, как он кружится, продлевая это последнее и единственное в его жизни счастье полета. Круглые упругие каштаны откатывались от моих ног, груды опавших листьев шелестели под роющим носом моего пса, --- я медленно шел, и странное чувство все не покидало меня, - а что, если я все же ошибся, и первый мой порыв был верен, что, если придя завтра, я ее не увижу там, на коньке крыши, … а внизу, на месте, где когда-то была эта летняя открытая веранда кафе, будет временно огороженное канатом место с красными тряпичными флажками, и в его середине она будет лежать, все же решившаяся, - грудой разбитого тела, обломками ребер, бесформенно, а рядом, откатившаяся и легшая набок, как на подушку асфальта, ляжет женская головка, целенькая, невредимая, с кудряшками девичьих волос, накрывших маленькое ушко. … И страшно меня удивят ее закрывшиеся глаза. … Я буду там долго стоять, виноватый во всем, в том, что никогда раньше, кроме этого позднего осеннего вечера я не поднимал голову и ее живой никогда не видел --- кроме этого последнего дня! И чувство невозвратной потери меня не оставит весь этот печальный день - все будет казаться мне невозможное, и буду я повторять про себя, что так не бывает, что только сходя с ума можно такое себе вообразить - мной увиденная слезинка в уголке закрывшегося ее глаза!