colontitle

Уже написан Вертер

Евгений Голубовский

Валентин Петрович Катаев. Уже написан Вертер | Сергей Зенонович Лущик. Реальный комментарий к повести, Изд-во "Оптимум", Одесса, 1999, ISBN 966-7144-48-8Валентин Петрович Катаев. Уже написан Вертер | Сергей Зенонович Лущик. Реальный комментарий к повести, Изд-во "Оптимум", Одесса, 1999, ISBN 966-7144-48-8В основе повести В.П.Катаева "Уже написан Вертер" лежат судьбы реальных людей и реальные события, происходившие в Одессе летом 1920 г. в разгар политического террора, развязанного в городе новой властью. Расшифровка реалий повести дана в комментарии краеведа С.З.Лущика. Использованы архивные документы, газетные материалы, исторические исследования, собраны свидетельства людей, имевших прямое или косвенное отношение к событиям, описанным В.П.Катаевым.

Публикуется текст повести, изданный после смерти писателя, полный и уточненный текст комментария, ранее печатавшегося в одесской газете "Вестник региона" и киевском журнале «Collegium». В книге воспроизведено около 50 фотографий, рисунков и документов.

Жертвы века

Этими двумя словами заканчивает Валентин Катаев повесть "Уже написан Вертер". Цитата из Бориса Пастернака вынесена в заглавие, строки этого же гениального поэта завершают текст Катаева: "Наверно, вы не дрогнете, сметая человека. Что ж, мученики догмата, вы тоже - жертвы века".

О ком это? Только ли о спящем, с описания мучительного сна которого начинается повесть, только ли о чекистах, озверевших в кровавой вакханалии красного террора, только ли об интеллигенции, попавшей в жернова этой бесчеловечной машины, назвавшей самое себя Великой Октябрьской социалистической революцией, а по сути, под колеса неведомо куда несущегося поезда?..

Любой из этих ответов справедлив, но... недостаточен. Валентин Катаев, как, впрочем, все писатели, о чем бы или о ком бы ни писал, размышлял о себе.

Эта повесть - его оправданье самому себе и его приговор веку.

О феномене В.П.Катаева, писателя, наделенного от Бога удивительным талантом акварельного письма, сюрреалистическим мышлением, одесским скепсисом, написано уже много. Катаев доказал своими поздними повестями, что "век-волкодав" (тут уже я пользуюсь образом О.Э.Мандельштама, которого тоже, не называя, цитирует Катаев) не смог уничтожить его ни как личность, ни как тончайшего прозаика. Новая проза стала для писателя как бы оправданием человеческого конформизма. Мысль прозрачна: только приспособившись, только сумев выжить, можно рассказать правду о времени и о себе.

Но эту правду нужно еще и адекватно понять, я бы даже сказал, расшифровать. Потому что, наученный годами тирании, даже в своей поздней прозе автор пользуется сложной системой цитат, намеков, кличек, иносказаний. Для того, чтобы войти в глубину текста, а не только любоваться его изощренной стилистикой, нужен комментарий.

Никого не удивит, что отстоящий от нас на 175 лет "Евгений Онегин" сегодня понятнее с комментарием Ю.М.Лотмана. Конечно, неожиданно, что повесть о времени, отстоящем всего на 80 лет, практически герметична для тех, кто не знает подлинных реалий биографии Катаева, круга его друзей, жизни Одессы в 1917-20 годах.

Эту труднейшую, скрупулезнейшую задачу взял на себя и блестяще выполнил краевед, исследователь литературного процесса Сергей Зенонович Лущик. Он еще раз показал, что в наше время комментарий стал новым литературным жанром, где история не разрушает прелесть изящной словесности. И главное - прочитав газеты тех лет, проработав годы(!) в архивах, он подтвердил безусловную автобиографичность поздней прозы Катаева.

Некоторые аллюзии расшифровывались достаточно легко. К примеру, Наум Бесстрашный чуть ли ни первой деталью - убийца посла Мирбаха - заставляет вспомнить подлинное имя исторического персонажа. Другие, как Серафим Лось, художник Дима требовали большего интеллектуального напряжения в поисках прототипов. Но не это самое важное в комментарии. Сергей Лущик сумел прочесть этот короткий катаевский текст так, что мы всех живших в те трудные годы мучеников догмата почувствовали жертвами века. Кстати, даже здесь Валентин Петрович Катаев почти нигде не упомянул имя Ленина, "изящно" заменив его Львом Троцким, так что долго еще оставались мы "мучениками догмата".

Как важно осознать: все, что происходило тогда, было не только нашей общей бедой, но и общей виной. Об этом строго и документально написал Сергей Лущик. И мы из маленькой фантасмагории Катаева (кафкианской? набоковской?) попали в пространство большой трагедии, не столько одесской, хоть речь идет об Одессе, сколько общесоветской.