Россия собирает своих евреев

Джон Д. Клиер

(Происхождение еврейского вопроса в России: 1772-1825)

Глава 6. Трудная судьба реформ (1804-1825)

Человек предполагает, а Господь располагает: одно дело - разрабатывать реформы, и совсем другое - осуществлять их. Результаты проведения в жизнь «Положения о евреях» 1804 г. представляют интерес хотя бы уже потому, что это - классический пример попытки примирить реальность с идеалом. «Положение» важно еще и как один из немногих проектов начала александровского царствования, воплощавшихся на деле. Реализация «Положения» показывает, что внешние силы и внутренние обстоятельства влияли на становление окончательного варианта этого закона не меньше, чем сами его авторы. Ярче всего судьба «Положения» 1804 г. демонстрирует, какой это был сизифов труд - воплощение в жизнь теоретических проектов решения еврейского вопроса. Впрочем, это касалось не только названного вопроса. Подобно «Положению о евреях», многие из порожденных российским просвещенным абсолютизмом законодательных постановлений по крупным проблемам при встрече с реальностью нуждались в дополнительных истолкованиях и разъяснениях.

В основе самой идеи реформы, как сказано в 5-й главе этой книги, лежали два стремления - к «истинному благу евреев» и к «благоденствию местного населения». Эти цели друг другу формально не противоречили, но добиться их слаженного сочетания в окончательном варианте «Положения» не удалось. В итоге администраторам постоянно приходилось выбирать самое важное в рамках обеих категорий или отдавать предпочтение одной из них. Достижение «истинного блага евреев» интерпретировалось в политическом смысле - как превращение их в хороших верноподданных. Для этого следовало прочно закрепить евреев на отведенном им месте в некой идеализированной модели устройства российского общества. На это и были нацелены намеченные социальные преобразования. Они носили декларативный характер, поскольку подразумевали лишь «тихое ободрение» со стороны властей при активном содействии самих евреев [473]. Преимущество подобных преобразований заключалось в том, что они не требовали от правительства никаких затрат, кроме энергии на уговоры и подбадривание. Правда, впоследствии обнаружились и их недостатки - реформы социального статуса евреев не приносили сколько-нибудь ощутимых результатов.

«Просвещенческие» статьи «Положения» оказались мертворожденными, да иначе и быть не могло. Разумеется, в нем был обещан доступ еврейским детям в начальные школы и полная неприкосновенность их веры. Но на отторгнутых у Польши территориях школьное обучение почти полностью находилось в руках католического духовенства, что вряд ли могло не внушать беспокойства верующим еврейским родителям. В отзыве минского губернского кагала о «Положении 1804 г.» явственно прозвучала тревога о том, что еврейских детей в русских школах могут склонять к обращению в христианство [474]. Статистика красноречиво свидетельствует о полном провале попытки наладить «светское» начальное обучение евреев. В 1808 г. в Витебской губернии только один еврейский ученик посещал общую школу, и еще девять таких учащихся насчитывалось в Могилевской губернии [475]. Крупная университетская реформа Александра I, предусматривавшая создание сети общеобразовательных начальных школ, еще только начиналась [476]. Пока же существующая система далеко не справлялась даже с обучением христиан, так что не могло быть и речи о приеме в школы сколько-нибудь значительного числа евреев. (Даже в 70-е гг. XIX в., когда начался внезапный приток евреев в уже гораздо лучше организованные к тому времени русские школы в черте оседлости, это вызвало среди школьной администрации лишь панику; раздались призывы ввести запрет на прием евреев) [477]. Следуя статье 6 «Положения о евреях», все еврейские начальные школы формально внесли в программу курсы русского, немецкого или польского языков. Но никакой системы инспекции и контроля при этом не учредили, что и привело к предсказуемым результатам. Даже пятьдесят лет спустя русские власти все еще периодически издавали постановления о необходимости наладить обучение языкам в еврейских начальных школах [478].

Ни один молодой еврей - выпускник традиционной школы с усиленным изучением Талмуда, не был подготовлен к поступлению в русское учебное заведение более высокой ступени, да, как правило, к этому и не стремился. С другой стороны, русские власти крайне изумлялись при виде такого поразительного явления, как русский еврей с университетским дипломом. Когда уроженец Курляндии, Симон Вульф, в 1816 г. выполнил все необходимые условия и получил степень кандидата права в Дерптском университете, совет факультета не разрешил ему добиваться степени доктора права. Решение профессоров поддержал Совет министров, нарушив тем самым статью 5 «Положения о евреях». Обе инстанции отказали Вульфу под тем предлогом, что для получения докторской степени необходимо изучать церковное право, а еврейская вера этого якобы не допускает. Вульфа ненадолго приняли на государственную службу - а это была единственная карьера, приличная выпускнику университета, - в Коллегию юстиции по делам Курляндии и Лифляндии. Впрочем, скоро отстранили от службы под тем же предлогом [479]. Неудивительно, что у Вульфа было мало последователей.

Столь же безуспешными оказались предусмотренные «Положением» меры по внедрению обязательной языковой подготовки раввинов под угрозой отстранения их от должности. (При этом было совершенно непонятно, как именно намеревается русское правительство смещать должностные лица, им не назначавшиеся, не контролируемые и ему не подчиненные.) Неосуществимы были и требования о том, чтобы еврейские купцы вели бухгалтерские книги на каком-нибудь языке, кроме еврейского. Даже вполне практичное правило о владении немецким, польским или русским языками евреями, избираемыми в городское самоуправление, выполнялось плохо. Об этом говорят бесконечные петиции о его отмене со стороны представителей еврейских общин в русских судах. «Положение» содержало и попытку устранить наиболее заметные внешние признаки чужеродности евреев для христианского окружения - лапсердаки, ермолки, пейсы. И все-таки ни одна императорская поездка по западным губерниям при Александре I и двух его преемниках не обходилась без последующего раздраженного запроса: почему на каждой рыночной площади, по всему пути следования, государю попадались на глаза толпы евреев в традиционных (и противозаконно носимых) одеяниях [480].

Сохранив кагал как полусамостоятельный орган управления еврейской общиной, составители «Положения» 1804 г. с успехом перечеркнули собственное намерение ограничить власть раввината. По замыслу, судебные полномочия раввинов сводились к вопросам ритуала и вероучения - как будто в еврейской культуре можно с легкостью разграничить религиозное и светское начало. Если добавить к этому, что никакого надзора со стороны властей и здесь предусмотрено не было, то можно всерьез сомневаться в том, что «бет дин» - раввинский суд - лишился своей традиционной юрисдикции. Вызывает сомнение и эффективность запрета на право раввинов налагать проклятие и изгонять евреев из общины. Реальность такого положения дел признало и само русское правительство, дав в 1817 г. официальное разрешение раввинам налагать проклятие на виновных в контрабанде [481]. Также нельзя сказать, чтобы хоть кто-то из раввинов принялся за изучение предписанных языков, потому что и в середине XIX столетия власти все еще пытались осуществить эту химерическую мечту [482]. Итак, по сути дела, авторы «Положения» предоставили самим евреям выбирать, с какой скоростью пойдут у них преобразования в культурной сфере, а еврейское общество предпочло вообще не реагировать на призывы к реформам.

Из двух вышеназванных целей еврейской реформы правительство обращало большее внимание на «благоденствие коренного населения» (т.е. нееврейского). Оно же было неразрывно связано с необходимостью превращения евреев в «хороших подданных» с точки зрения экономики. Путь к достижению этих целей лежал через ограничение неугодной властям экономической деятельности евреев и поощрение их к новым, полезным занятиям - сельскому хозяйству и фабричному производству. В противоположность «тихому ободрению» просвещения, в экономических делах правительство было готово не жалеть реальных сил и развернуть широкую программу социального строительства.

Но прежде чем приступить к ее осуществлению, государственная власть была вынуждена объяснить, что она, собственно говоря, имела в виду. Так, срочных разъяснений требовала статья 34, не позволявшая евреям «...содержать никаких аренд, шинков, кабаков и постоялых дворов ни под своим, ни под чужим именем, ни продавать в них вина и даже жить в них, под каким бы то видом ни было, разве проездом». Неясность возникла из-за содержания русского термина «аренда». По-польски это слово применялось специально и исключительно для обозначения аренды в виноторговле, в русском же языке оно имело более широкое значение. Вопрос о том, что именно хотело ограничить правительство этой статьей «Положения». очень важен, так как евреи арендовали также мельницы, рыбные промыслы, продуктовые монополии, которые по новому закону могли оказаться под запретом наряду с производством спиртного.

Контекст, в котором был употреблен термин «аренда» в статье 34, говорил о том, что он касается именно торговли спиртным. Но 21 декабря 1805 г. власти ясно дали понять, что указанную статью надо понимать в более широком смысле. Специальным указом евреям запретили приобретать в аренду рыбные промыслы и мельницы, хотя и было сказано, что они «...почитаются от винного откупа и продажи вина особою статьею» [483]. Нигде в материалах Первого еврейского комитета не содержится соображении о желательности отстранения евреев от всякого арендаторства. Следовательно, административное постановление, расширявшее действие статьи 34, было не менее важно, чем сама эта статья. Чем же было обусловлено такое расширенное толкование закона?

Можно предположить, что центральные власти, намеренные раз и навсегда удалить евреев из сельской местности, захотели лишить их всех средств существования, но документального подтверждения этому не имеется. Переселение ускорило бы формирование сословий землепашцев и фабричных рабочих, которые власти по-прежнему рассчитывали создать среди евреев (впрочем, не делая для этого никаких непосредственных усилий ни на местном, ни на центральном уровне). Возможно также, что эти меры были нацелены против интересов польских помещиков западных губерний [484].

В статье 35 перечислялись различной строгости наказания нарушителям закона, причем самым суровым была конфискация имений тех землевладельцев, которые разрешали евреям вести торговлю спиртным в своих владениях. Эти наказания стояли в документе даже раньше тех, что предназначались для евреев. Первый еврейский комитет в «Положении» признал, что польский помещик играл в эксплуатации крестьянства громадную роль. Отразилось в нем, без сомнения, и неверие властей в преданность польского дворянства русской короне. Расширительное толкование статьи 35 могло являться скрытым выпадом против поляков с помощью лишения их еврейских управляющих. Но такое объяснение не подтверждается никакими решительными мерами со стороны местного чиновничества в отношении непокорных магнатов или шляхты. Нет никаких данных о том, чтобы кто-то из польских землевладельцев привлекался к судебной ответственности по статье 35. Зато известно, что помещики действительно боролись за сохранение евреев у себя в имениях, высказываясь против проектов переселения и сопротивляясь реальным их перемещениям [485]. Сколь ни удобно было польским землевладельцам использовать евреев в роли козлов отпущения за дурное управление поместьями, сами по себе евреи были им еще нужнее как составная часть сельской экономики польских земель. Так что независимо от мотивировки закон в первую очередь поставил под прямую угрозу благосостояние многочисленных евреев, проживавших в сельской местности.

Но если ожидалось, что практически все еврейское население лишится средств существования, то как же следовало с ними поступить? Со временем евреи, вероятно, должны были влиться в новые сословия хлебопашцев и фабричных рабочих. Но пока правительство решило переселить их в города, к которым были приписаны все члены городских сословий, где бы они реально ни жили. Такие же переселения (и не только евреев) проводились в России и раньше. Лучшие их примеры - переселение мещан Олонецкой губернии в 1782 г. и попытка Пассека переместить евреев Могилева и Полоцка до 1785 г. Однако еще никогда переселению не подвергалась такая большая группа, как евреи западных губерний. (Согласно оценке Второго еврейского комитета, о котором речь пойдет ниже, общее число переселенных еврейских семей достигло 60 тысяч). Мелкие городки, характерные для западных земель - сами по себе в основном заселенные евреями, - не могли предоставить работу или хотя бы крышу над головой такому множеству нищих беженцев. Через некоторое время расследования, проводившиеся самим правительством, показали, что непродуманный и неудачно осуществленный план переселения, предусмотренного «Положением 1804 г.», привел к крупномасштабной гуманитарной катастрофе. Через два года после начала переселение было фактически приостановлено, хотя скорее из политических и военных соображений, чем из человеколюбия.

Русские войска активно участвовали в войнах, связанных с французской революцией, и последовавших за ней наполеоновских войнах. Русская армия понесла большие потери в сражении при Аустерлице 2 декабря 1805 г. Но, в отличие от Австрии, своего союзника по коалиции, царь Александр I не пошел на соглашение с Наполеоном и углубился в дипломатические маневры. Они привели к новой войне в 1806-1807 гг. На таком военно-дипломатическом фоне - и должно было разворачиваться переселение евреев.

Положение евреев в стратегически важной пограничной зоне осложнилось еще больше из-за неожиданной инициативы Наполеона - созыва Ассамблеи еврейских нотаблей, избранных еврейскими общинами всех земель, подконтрольных Наполеону. Создание Ассамблеи являлось попыткой прояснить положение французского еврейства пятнадцать лет спустя после объявления о его эмансипации революционным Национальным собранием. Между основаниями, которые привел Наполеон, собирая еврейскую Ассамблею, и резонами Александра при создании Еврейского комитета в 1802 г., усматривалась любопытная симметрия. Александром двигали «жалобы, постоянно доходящие до нас... о различных несправедливостях и непорядках в ущерб земледелию... в губерниях, где проживают евреи». Как объяснял Наполеон,

«...на полученный нами рапорт, гласящий, что во многих северных департаментах нашей империи некоторые евреи, не занятые никаким ремеслом, кроме ростовщичества, сосредоточив у себя огромнейшие прибыли, довели многих землепашцев до величайшей нищеты. Мы сочли своей обязанностью оказать помощь тем из наших подданных, кого их жадность привела в столь крайнюю нужду» [486].

Если Александр использовал избранных еврейских делегатов в роли советников русских чиновников, то Наполеон, наоборот, привлекал французских чиновников к наблюдению за заседаниями еврейских депутатов, отобранных администрацией французских провинций. Тут Наполеон превзошел Александра. 18 сентября в Ассамблее еврейских нотаблей было объявлено о его намерении созвать Великий Синедрион раввинов и духовных руководителей, чтобы решения Ассамблеи получали от них санкции духовной власти [487].

Деятельность Ассамблеи и Синедриона широко освещалась в русской прессе во главе с «Вестником Европы» и «Политическим журналом». Настороженность русских властей усилилась и от того, что 6 октября 1806 г. (н.ст.) Синедрион обнародовал открытое приглашение всем общинам Европы присылать своих представителей [488]. Приглашение относилось и к тем странам, с которыми Франция вела войну, поскольку «в интересах каждого правительства, дружественного или враждебного, согласиться с принципами, являющимися предметом внимания Ассамблеи» [489]. Обозреватели вполне сознавали, что помыслы Парижа обращены на восток: на одном из собраний Синедриона было отмечено, что в России также идет процесс реформирования жизни евреев [490].

Наполеоновский Синедрион был явно создан с целью воскресить память о древнем иерусалимском Синедрионе. Деятельность его тревожила государства, враждебные Наполеону, на территориях которых размещалось многочисленное еврейское население, чья политическая лояльность представлялась сомнительной. Власти боялись возможных симпатий европейского еврейства к Наполеону, зародившихся еще во времена Египетского похода, после того как император будто бы пообещал восстановить еврейское государство в Палестине. В России озабоченность этой проблемой была так сильна, что 20 февраля 1807 г. Министерство внутренних дел разослало циркуляр губернаторам черты оседлости с приказом выяснить, нет ли каких-нибудь сношений между парижским Синедрионом и местными евреями. В циркуляре выражался страх по поводу того, что цель создания Синедриона - «дать французскому правительству возможность политического влияния чрез посредство евреев во всех тех странах, где евреи обитают». Губернаторам советовали распространить среди еврейского населения слухи о том, что Синедрион намеревается изменить еврейскую религию [491].

Опасения русских властей по поводу влияния Синедриона ярко проявились в антинаполеоновской прокламации, изданной Святейшим Синодом 6 декабря 1806 г. В ней Наполеон изображался возмутителем мира и спокойствия всех народов и вероотступником, примкнувшим в Египте к мусульманам в борьбе против христианской церкви.

«Наконец, к вящему посрамлению оной, созвал во Франции иудейские синагоги, повелел явно воздавать раввинам их почести, и установил новый великий сан-гедрин еврейский, сей самый богопротивный собор, который некогда дерзнул осудить на распятие Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа, - и теперь помышляет соединить иудеев, гневом Божиим рассыпанных по всему лицу, и устремить их на ниспровержение Церкви Христовой и (о дерзость ужасная, превосходящая меру всех злодеяний!) на провозглашение лжемессии в лице Наполеона» [492].

Понятно, что все эти операции Наполеона привели к пересмотру политики переселений. 24 августа 1806 г. Александр I учредил новый Еврейский комитет в составе министра иностранных дел А.Я.Будберга, Чарторыйского, Чацкого, Кочубея, Потоцкого, Лопухина и Н.Н.Новосильцева - бывшего министра юстиции и будущего царского наместника в Польше. Новому Комитету было приказано изучить вопрос о возможности защиты евреев от французского влияния и решить, не следует ли повременить с переселениями [493]. К сожалению, о деятельности этого комитета известно немногое, помимо того, что он изучал вопрос о переселении «весьма подробно». Некоторые выдержки из материалов Комитета дошли до нас благодаря включению их в доклад Третьего еврейского комитета.

Из этих выдержек явствует, что 10 февраля 1807 г. Кочубей рекомендовал царю непременно «дать отсрочку к переселению евреев из деревень в города и местечки, поставив вообще нацию сию в осторожность против намерений французского правительства» [494]. Александр, под влиянием угрозы со стороны французов или склоняясь перед экономической необходимостью, согласился остановить переселения [495]. Это решение было доложено Сенату 15 февраля 1807 г. Докладчику, сенатору Ивану Алексееву, царь сказал, что следует «принять во внимание краткость остающегося срока к переселению евреев, военные обстоятельства, настоящее положение пограничных губерний и разорение, каковое евреи понести должны, если силою понуждены будут к переселению» и что продолжить переселение можно будет лишь «по мере возможности» [496]

Вскоре после прекращения переселений, 14 июня 1807 г. (н.ст.), состоялось Фридландское сражение, которое сокрушило планы антинаполеоновской коалиции и заставило императора Александра искать сближения с Наполеоном. Эта политика привела к заключению Тильзитского мира 9 июля (н.ст.). Великий Синедрион был распущен примерно за год до этого события, и французы, казалось, уже не угрожали подорвать лояльность русского еврейства. Поэтому правительство опять вернулось к своей навязчивой идее и 19 октября 1807 г. приняло новый план переселений. На этот раз власти собирались действовать более методично, чем раньше, и решили собрать делегатов от кагалов, чтобы посоветоваться с ними, как наилучшим образом выполнить данное постановление. Еврейские делегаты указали на затруднения в финансировании переселений и попросили отсрочить их на несколько лет. В ответ власти признали, что ранее действительно встречались трудности, связанные с войной, и предложили новый план. Теперь все евреи, подлежащие переселению, делились на три группы. Предполагалось переселять по одной такой группе в год, в 1808, 1809 и 1810 гг. Губернаторам и предводителям дворянства было приказано составить списки каждой из трех групп, для чего провести перепись евреев, проживающих на их территориях. Комитеты по переселению должны были учитывать несколько факторов при отнесении евреев к той или иной категории. В этом заключалось важное отличие от предыдущих планов переселений, распространявшихся на всех сельских евреев подряд. Комитеты должны были учесть плотность еврейского населения в каждом районе, число и расположение еврейских шинков, наличие или отсутствие евреев-арендаторов в имениях. В последнем случае следовало переселять всех одновременно, чтобы ни один помещик не получил экономических преимуществ перед соседями.

Правительство еще раньше осознало, что переселение не может осуществиться без неурядиц в экономической жизни, если просто сведется к перемещению больших групп евреев. Теперь же стал очевиден центральный парадокс проблемы: как переселить евреев раньше, чем они вступят в новые сословия, задуманные в «Положении», тем более что формирование этих сословий продвигалось урывками. Новым законом о переселении власти пытались разрешить эту проблему, но успеху препятствовал тот дух экономности, которым отличалось большинство их шагов в отношении евреев. Бедняки, неспособные оплатить собственное переселение, должны были, по возможности, добывать средства в кагалах. При неудаче они подлежали расселению на землях помещиков, которым предписывалось строить предприятия для трудоустройства евреев. Или же бедные евреи могли наниматься на предприятия, построенные на средства богатых евреев. Возможно, правительство все же сознавало, что ни один из этих вариантов неосуществим, так как число переселенцев было слишком велико. Поэтому оно выдвинуло еще один вариант - переселение в Новороссию, на Кавказ, в Астрахань, финансируемое на займы у местных Комитетов по переселению, составленных из богатейших землевладельцев [497]. К несчастью, эти землевладельцы не больше стремились финансировать переселение своих потенциальных дешевых еврейских работников, чем само правительство. Неудивительно, что и это, более продуманное, переселение оказалось столь же безуспешным, как предыдущие. Не прошло и года, как переселение снова было остановлено в ответ на жалобы губернаторов из провинции [498]. Был назначен новый. Третий еврейский комитет для разработки планов очередной попытки, но теперь уже переселение евреев, намеченное «Положением» 1804 г., оказалось отсроченным на десяток лет. Тем не менее взгляд на переселение евреев как на универсальное средство, способное очистить от них сельские районы, успел прочно укорениться в умах русских бюрократов, и весь XIX век прошел во вновь и вновь возобновляемых попытках решить еврейский вопрос таким способом [499].

Переселения, даже неудачно проводимые, грозили увеличением численности евреев в городах, а это вновь привлекало внимание к проблеме участия евреев в городском самоуправлении. Противоречащие друг другу административные распоряжения, то вводившиеся, то отменявшиеся в прошлом, только запутывали проблему. Сенат открыто признал это, когда, подчинив в 1803 г. избирательные права евреев дискриминационным установлениям Литовского статута, он обратился в комитет по составлению проекта «Положения» 1804 г. с просьбой внести в него изменения, обеспечивающие евреям избирательные права. Но комитет предпочел игнорировать этот вопрос, и в «Положении о евреях» 1804 г. он никак не отразился. Христианские соперники еврейских купцов не упустили удобный момент. Исходя из традиционного представления о том, что все специально не разрешенное евреям, им запрещено, власти Киева и Таврической губернии попытались лишить избирательных прав еврейских купцов и мещан. Обосновывали они свое решение тем, что поскольку в «Положении» ничего не сказано об избирательных правах евреев, то этих прав у них нет [500].

Теперь решение вопроса об участии евреев в выборах зависело в основном от высшей губернской администрации, куда стекались петиции, порожденные всеми этими конфликтами. Ведь, несмотря на подтверждение Сенатом дискриминационного Литовского статута, евреи продолжали служить в местном самоуправлении Литвы до 1808 г., когда Министерство внутренних дел запретило эту практику впредь до окончательного исполнения «Положения» 1804 г. (т.е. до полного удаления евреев из сельской местности). Однако в 1816 г. виленский губернатор своей властью разрешил участие евреев в работе городского совета Вильно, поэтому несколько человек служили в нем с 1817 по 1820 г., к сильному неудовольствию христианских коллег (из которых семеро даже предстали перед судом за отказ работать в Городском совете вместе с евреями) [501].

Похожие затруднения были связаны с проблемой свидетельства евреев в гражданских судах, запрещенного Литовским статутом. В 1806 г. двое истцов в судебном деле, рассматривавшемся в Киеве, пожелали призвать в свидетели евреев. Высшая судебная инстанция в Киеве и губернатор П.Панкратьев были склонны разрешить евреям давать показания, но все-таки не решились, потому что существовал императорский указ, этого не допускавший. Опять сработал прецедент - что не разрешено, то запрещено. Чтобы получить такое специальное разрешение, дело было передано на рассмотрение в Петербург. Почти десять лет оно скиталось по бюрократическим инстанциям и вызвало в Сенате жаркие дебаты [502].

Защищал сторону евреев в Сенате граф Северин Потоцкий, ветеран Первого еврейского комитета, предлагавший позволить евреям выступать в суде без ограничений. Противником его являлся граф Ворцель - по утверждению Ю.Гессена, еврей по происхождению, - стоявший на том, чтобы разрешить евреям давать показания только в делах, затрагивающих их собственные интересы, да и то лишь с одобрения императора. Одним из главных его аргументов была невозможность гарантировать достоверность показаний евреев. По мнению Ворцеля, молитва «Кол Нидре», читаемая евреями в Судный день, отпускала им грех клятвопреступления и лжесвидетельства перед неевреями. Эти утверждения энергично опровергал другой сенатор. Карл Генрих Гейкинг, прибалтийский дворянин. Гейкинг разбирался в проблеме, так как исследовал ее по приказу императора Павла I еще в 1796 г. Спор между Ворцелем и Гейкингом напоминает о том, что не только через Польшу в Россию проникали антиеврейские настроения. Оба сенатора были знакомы с немецкой юдофобией, о чем говорило использование аргумента против молитвы «Кол Нидре», восходившего к классическому немецкому антиеврейскому сочинению Иоганна Айзенменгера «Entdecktes Judentum» [503].

На общем заседании Сената Гейкинг одержал верх. Большинство сенаторов, как и министр юстиции, высказалось в пользу приема свидетельских показаний евреев во всех судебных делах. Но император не утвердил это решение, и вопрос был передан для окончательного разрешения в Государственный совет. Здесь же большинство высказалось за права евреев, поэтому в 1814 г. императорским указом было предписано считать законными показания евреев в суде. Это была неполная, хотя и важная победа для евреев, но многие вопросы еще оставались нерешенными [504]. Решение Государственного совета в пользу евреев опиралось на два прецедента. Первым являлся указ Екатерины II, изданный в 1795 г. и посвященный устройству новоприсоединенной Минской провинции. Указ гласил, что евреи равны со всеми остальными подданными перед законом (этот принцип уже был нарушен сенатским постановлением 1803 г., признавшим приоритет Литовского статута). Вторым прецедентом было «Положение о евреях» 1804 г., в котором также провозглашалось равенство евреев с другими подданными перед законом [505]. Впрочем, очевидно, что это решение понималось в достаточно узком смысле, так как ни Сенат, ни Государственный совет не коснулись вечной проблемы избирательных прав евреев. Так что этот народ по-прежнему зависел от капризов местной администрации.

Оставалась еще одна неясность в правовом положении евреев - судьба двойного налогообложения, введенного Екатериной II в 1794 г. Реформенный комитет 1802 г. обещал покончить с этим обременительным налогом, когда евреи благополучно перейдут в новые социальные и профессиональные группы, но ни сроки, ни механизм отмены налога не были обозначены в «Положении». В 1812 г. представители еврейских общин все еще взывали к Третьему еврейскому комитету об устранении неравенства в налогообложении, в том числе и двойного налога. Комитет отвечал, что, согласно справке из Министерства финансов, двойной налог с них якобы уже не взимается [506]. Однако специального указа на этот предмет не издавали, поэтому надо было, очевидно, полагать, что отмена произошла явочным порядком. Известно, впрочем, что дискриминация евреев в вопросах налогообложения не прекращалась, особенно в губерниях, входивших в состав Литвы до разделов Польши, где продолжали следовать старинным законодательным установлениям. В 1811 г. в этих районах налоги были распространены как на мужское, так и на женское еврейское население. Это соответствовало польской конституции 1775 г., но не отвечало российской практике. В 1816 г. прозвучала угроза взимать двойной налог с тех евреев, кто уклонялся от обычных налогов [507].

Нежелание реформаторов 1804 г. решить проблемы, связанные с переселениями, избирательными правами, налогообложением, объясняется, по всей вероятности, их незаинтересованностью в увеличении еврейского населения городов. Если екатерининские реформаторы стремились использовать евреев для увеличения численности городского населения, то реформаторы другого периода тоже хотели использовать их в собственных целях. Уже находившиеся в городах евреи пережили бы это, как и все остальное. А тем временем евреи, изгнанные из сельской местности, могли бы влиться в два новых сословия - хлебопашцев и фабричных рабочих. К несчастью, катастрофические результаты каждой попытки переселения в александровское царствование показывали, сколь порочна идея превращения евреев-корчмарей, арендаторов и винокуров в людей более приемлемых для правительства занятий. Блистательные преобразования, обещанные «Положением», обернулись ничем из-за недостатка денег, бездействия бюрократии, местных сложностей.

Самым ярким примером преобразования, окончившегося неудачей, оказалась попытка создать класс еврейских фермеров-земледельцев. Несмотря на весь энтузиазм христианских приверженцев реформаторского течения под лозунгом «назад к земле», польское еврейство совершенно не годилось для быстрой трансформации в сельских хозяев. Эта внезапно оказавшаяся не у дел группа еврейского населения была особенно далека от земледелия, и все ее традиции, жизненный уклад и опыт лежали в сфере торговли и коммерции. Так что совершенно бессмысленно было ждать, что они добьются успехов в сельском хозяйстве, - а именно это требовалось для успешной колонизации новороссийских степей. Эта нелепая исходная позиция властей постоянно усугублялась их нежеланием оказывать проекту серьезную финансовую поддержку. «Положение» 1804 г. предлагало бесплатные земли тем, кто в них нуждался, но почти все они размещались на юге. Переселение, создание хозяйств, снабжение их оборудованием, семенами - все требовало средств и было совершенно некстати правительству в разгар войны. Поэтому власти не в состоянии были обеспечить будущие потребности новоиспеченных земледельцев, не говоря уже об их обучении новому делу, предусмотренном «Положением».

Таковы были обстоятельства печальной истории первых еврейских земледельческих поселений. До 1806 г. евреи не проявляли стремления перебираться в Новороссию, но, когда всерьез развернулось их выселение из сельских местностей, от отдельных членов общин начали поступать просьбы о размещении в новых сельскохозяйственных районах. Одна из первых таких просьб была обращена к могилевскому губернатору М.М.Бакунину. Способ решения этого конкретного вопроса весьма показателен - он продемонстрировал неспособность властей сделать что-то существенное для создания земледельческого еврейского сословия, помимо выделения земель на юге. Заметим, что уже не один десяток лет евреям было разрешено селиться в этих краях. Бакунин осведомился у министра внутренних дел, Кочубея, как поступить с полученной просьбой 36 еврейских семейств, пожелавших переселиться именно на юг. Он подчеркнул, что эти люди бедны и нуждаются в займе на переезд. (Как значилось в статье 18 «Положения», еврейские переселенцы могли не только бесплатно получить землю, но и рассчитывать на такой же заем, как иностранные колонисты, например немцы Поволжья). Вместо ответа на вопросы Бакунина Кочубей велел губернатору выяснить, чем эти евреи занимались раньше, исправно ли платили налоги, почему оказались в нищете, понимают ли что-нибудь в сельском хозяйстве, обладают ли находчивостью и деловыми качествами, можно ли рассчитывать, что они выплатят полученные подъемные деньги, и где они хотят поселиться. Такой подход заслуживает внимания. Вопросы Кочубея были бы вполне разумны в отношении иностранцев, изъявивших желание стать колонистами. Но как член Первого и Второго еврейских комитетов он должен был бы понимать все особенности и сложности поселения на землю неземледельческого народа. И все же министр больше был обеспокоен возможностью нецелевого расходования государственных средств, чем тронут или взволнован появлением у евреев интереса к земледелию. Та группа евреев, о которой идет речь, в конце концов получила средства, но лишь после того, как один из ее старшин, Нохим Финкенштейн, приехал в столицу и лично беседовал с Кочубеем. Успех этой группы, получившей в конце концов деньги от государства, дал толчок новым просьбам о помощи от потенциальных колонистов. Кочубей, как правило, отклонял их просьбы на том основании, что все равно невозможно своевременно построить для них жилье, но на самом деле его больше пугало, что множество еврейских общин принялось просить помощи у государства. И он был не одинок в противодействии этому процессу. Виленский и минский губернаторы тоже противились переселению евреев на новые сельскохозяйственные земли [508]. Со своей стороны, польские землевладельцы не без удовольствия наблюдали за неудачей замысла русских властей. Таким образом, едва ли можно утверждать, что российские власти в целом стремились честно выполнять оптимистические обещания, содержавшиеся в «Положении».

Но переселение все-таки происходило, и все новые группы желающих стать колонистами докучали властям своими требованиями. Впрочем, первых переселенцев ждали на новом месте одни разочарования. Сами они не располагали опытом хозяйствования на земле, а государство им мало помогало. Новороссийские власти, осаждаемые просьбами евреев, не приветствовали их переселения - оно осложняло им жизнь, не суля при этом особых выгод. Чаяния местных властей нашли поддержку в указе Совета министров от 6 апреля 1810 г. В нем говорилось, что финансовое бремя, связанное с еврейским переселением, оказалось слишком велико. Уже было переселено шестьсот семей (3640 человек), и еще триста семей ждали выделения средств на переезд. В документе значилось, что проект приостанавливается. Как доносил херсонский военный губернатор, «по непривычке евреев к хлебопашеству и по нечистоте в житии их смертность между ими весьма велика, и ... переселять их более не должно, разве через два или три года...» [509]. С этим указом у русских властей иссякла последняя энергия, направленная на создание нового сословия хлебопашцев согласно «Положению о евреях». Но идея агонизировала еще долго. Из всех предложений, направленных на экономическое решение еврейского вопроса в XIX в., мечта посадить евреев на землю оказалась самой живучей - ее постоянно возрождали и еврейские, и христианские реформаторы [510].

Усилия русских властей по созданию второго нового сословия - «фабричных рабочих и ремесленников» - следует рассматривать на фоне замедленного развития промышленного предпринимательства в России в целом. Начиная с царствования Петра Великого российские власти с переменным успехом пытались создавать и развивать фабрики и мастерские. Этой первоначальной индустриализации мешала социальная структура феодальной, аграрной России. Существовало четыре вида разных промышленных предприятий. Первый - государственные фабрики, принадлежащие правительству и управляемые им. Они укомплектовывались государственными крестьянами и отбросами общества: беглыми солдатами, крестьянами, каторжниками и прочим незащищенным элементом, который власти могли принудить к работе [511]. (Следует вспомнить, что власти распорядились приписывать к государственным шахтам курляндских евреев, неспособных платить налоги.) Существовали также частновладельческие предприятия, принадлежавшие помещикам или, чаще, членам купеческого сословия. Помещик располагал готовым источником рабочей силы - он мог использовать на фабрике труд своих крепостных. Это была часто сезонная работа (впрочем, за исключением работы на шахтах). Членам же городского сословия было гораздо труднее приобретать рабочую силу. Почти на протяжении всего XVIII в. им запрещалось покупать крепостных - в основном из-за противодействия дворянства, стремившегося сохранить свои привилегии. Поэтому владельцам мануфактур приходилось управляться при помощи посессионных работников. Это были крепостные или государственные крестьяне, официально приписанные к определенному предприятию или мануфактуре. Они принадлежали не хозяину мануфактуры, а в каком-то смысле - самой мануфактуре. Крестьяне, оторванные от земли и приставленные к странному и непонятному им делу, конечно, оставляли желать лучшего как работники. Единственно возможный другой выход - наем «вольных работников», представлявших собой чрезвычайно пеструю группу. Главным источником ее пополнения были крестьяне, отпущенные на заработки, а также государственные крестьяне и даже мещане [512]. Этот источник рабочей силы был непостоянным и в лучшем случае сезонным. Поэтому весь XVIII в. владельцы городских мануфактур боролись за право иметь собственных крепостных - надежный постоянный источник рабочей силы. По мере того как центральная власть все сильнее ощущала необходимость в развитии промышленности, росло ее желание преодолеть сопротивление дворянства в этом вопросе. Наконец в 1798 г. Павел I позволил недворянам - владельцам текстильных мануфактур приобретать крепостных крестьян. Но и закон 1798 г., и следующий, принятый в 1808 г., были так отягощены различными оговорками и условиями, что теряли большую часть своей привлекательности для фабрикантов. В 1802 г. Александр I внес уточнения в закон 1798 г., которым запрещалось переводить в другое место крестьян, купленных для мануфактуры. В 1808 г. постановили, что после двадцатилетней работы на мануфактуре крестьян полагалось отпускать на волю. Разумеется, в сложившейся ситуации очень многое говорило в пользу создания такой свободной, мобильной рабочей силы, как евреи. И правительство все больше стремилось помочь становлению этого сословия - в своих собственных интересах.

Охватившая Европу война, в которую на рубеже XVIII-XIX вв. была вовлечена и Россия, обострила нужду в надежных военных поставках. Особенно важно было обеспечить армию собственными, российскими шерстяными тканями на обмундирование. Так, законами 1797 и 1809 гг. запрещалось суконным фабрикам продавать свою продукцию частным лицам или частным промышленникам. При этом производство хлопчатобумажных тканей, в которых армия не нуждалась, не подвергалось никаким официальным ограничениям [513]. Такая обстановка сложилась к тому времени, когда Нота Ноткин составил свой план относительно еврейских рабочих. Затем Державин включил эту идею в свои предложения. Эти замыслы вдохновили авторов «Положения» на создание особого нового сословия, для чего предусматривались специальные преимущества и поддержка как для евреев, намеренных заводить мануфактуры с применением труда своих соплеменников, так и для помещиков, позволявших и поощрявших такие начинания на своих землях. Переселения 1805-1807 и 1807-1808 гг. и предназначались для обеспечения этих будущих предприятий рабочей силой.

Основные черты плана впервые предстали в докладе министра внутренних дел, князя А.Б.Куракина, утвержденном государем в качестве закона 30 июня 1808 г. [514] (В то время руководство развитием промышленности еще не перешло от Министерства внутренних дел к Министерству финансов.) Согласно докладу, владельцы мануфактур недворянского звания получали право покупать крепостных, хотя и при вышеупомянутых ограничениях [515]. В докладе Куракина проявился новый подход к хронической нехватке рабочей силы - стремление создать сословие свободных мануфактурных рабочих. Оно должно было пополняться за счет крепостных, освобождаемых после двадцати лет работы, а также обнищавшей мелкой польской шляхты, чье положение исследовалось Первым еврейским комитетом наряду с положением евреев, и, наконец, самих евреев. Куракин предполагал, что создание этого класса будет непосредственно соотноситься с выселениями и перемещениями евреев, которыми также ведало его министерство. Теоретически евреи имели право свободно выбирать любую профессию из числа дозволенных им занятий. Тем не менее правительство намеревалось направлять их именно в те сословия, в которых оно в это время было заинтересовано. Как отметил Куракин в своем докладе, «нельзя сомневаться, чтобы хотя некоторое число сих людей не предпочли работами на фабриках обеспечить свое прокормление», но если они откажутся, то генерал-губернатору следует заставить их там оставаться [516]. В предложении Куракина царю неоднократно говорилось, что новые предприятия следует размещать в Новороссии, то есть именно там, куда теоретически переселялись евреи и где Нота Ноткин впервые предложил основать колонии с мануфактурным производством.

Всякая надежда на осуществление этого дерзновенного начинания была обречена на гибель по той же причине, которая препятствовала и другим реформам, записанным в «Положении», - из-за недостатка средств. Время было военное, и российская казна была закрыта для новаторских проектов социальных преобразований, особенно в отношении евреев. Теория же отличалась от практики. В статье 21 содержалось следующее обещание:

«При заведении фабрик нужнейших, каковы суть суконные, полотняные, кожевенные и прочие сего рода, правительство по надлежащем удостоверении может доставлять евреям особенные ободрения отводом нужной земли и доставлением им денежной ссуды. Для сего в каждой из губерний, от Польши присоединенных, назначаем будет ежегодно капитал до 20 000 рублей с тем, чтобы из сего капитала, по усмотрению начальника губернии и по сношению его с Министерством внутренних дел, производимы были ссуды тем из евреев, кои нужнейшие и полезнейшие фабрики заводить пожелают, не требуя для сего займа залогов, но ограничиваясь поручительством других евреев благонадежных» [517].

Напротив, доклад Куракина 1808 г. был проникнут стремлением экономить на всем. О заемном фонде в 20 тысяч рублей речь уже не шла, как и о деталях обеспечения займов гарантией всего кагала. Это полное нежелание правительства что-либо финансировать отнюдь не распространялось на одну лишь политику в отношении евреев. В другом месте своего проекта Куракин отметил, что было бы опрометчиво со стороны правительства предлагать такое же материальное поощрение иностранным промышленникам, как то, что выделялось для колонистов-земледельцев в прошлом, «ибо опыт показал, что эти займы редко полностью возвращаются в казну». Таким образом, власти отказывались брать на себя создание мастерских для евреев в надежде, что найдутся отчаянные смельчаки из помещиков или сами евреи займутся этим. Однако имелось одно важное исключение.

Исключение это было детищем честолюбивого Куракина. В 1809 г. он представил государю проект учреждения двух фабрик на Украине, в Чернигове и Кременчуге. Они должны были обеспечить рабочими местами евреев, а заодно помочь им приобрести необходимый опыт для работы на других фабриках или даже для основания собственного фабричного производства. 11 марта 1809 г. Александр уполномочил Куракина выбрать одно из двух названных мест и устроить там экспериментальную фабрику. Лишь в случае успеха этого начинания правительство было готово выделять новые средства. Куракин остановил выбор на Кременчуге, на юго-западе Полтавской губернии, так как там имелось многочисленное еврейское население. Он надеялся, что эта «фабрика-школа» вскоре подготовит кадры опытных рабочих-евреев, которые станут впоследствии трудиться на предприятиях, построенных их богатыми единоверцами. Рабочих приглашали приходить на фабрику вместе с семьями, чтобы поселиться в домах, построенных государством. Кроме бесплатного жилья, им полагались освобождение от налогов, казенная одежда и ссуды на питание. С государственных предприятий в Кременчуг было переведено несколько мастеров для обучения еврейских рабочих. Фабрика была оборудована сорока ткацкими станками, каждый из которых обошелся в 82 рубля. Завершив обучение и успешно проработав год на фабрике, рабочие-евреи могли выбрать любой город Украины и основать там собственную текстильную мастерскую. Государство бралось субсидировать их, пока они не встанут на ноги в текстильном деле [518].

Но правительство не ограничивалось только этими энергичными мерами. В 1811 г. Александр I отправил одного из членов Сената, Аршеневского, в Белоруссию для обследования тамошних промыслов. Аршеневскому было специально поручено исследовать пути, которыми можно применить наилучшие и надежнейшие меры для введения ткацкого производства среди евреев. Особенно важно было убеждать богатых евреев заводить собственные производства и нанимать на них еврейских рабочих, обещая даже некоторую помощь от казны [519]. Первое донесение Аршеневского свидетельствовало о том, что для таких предприятий уже имелась некоторая база. Например, еврейская община Витебской губернии уже основала суконную фабрику, на которой работали обитатели общинного приюта для бедняков. (Это была скорее мастерская, чем настоящая фабрика: там было всего два ткацких станка для изготовления шинельного сукна.) Более того, к Аршеневскому обращались владельцы уже существующих или предполагаемых прядильных мастерских Витебской и Могилевской губерний с просьбой о займах на расширение производства [520]. Его поездка показала, что правительство имеет дело с группой ответственных еврейских предпринимателей, готовых с пользой применить возможную государственную помощь.

К концу 20-х гг. XIX в. еврейские промышленные предприниматели уже играли важную роль в текстильном производстве на западе России. В 1828 г. в России насчитывалось 75 принадлежавших евреям прядильных мастерских, и, по подсчетам А.Д. Юдицкого, евреи составляли 16,95% общей численности рабочих текстильной промышленности западных губерний (2185 человек из 12 897) [521]. Историки склонны видеть здесь результат помощи и поощрения со стороны центральных властей. Фактически же, при ближайшем изучении государственной помощи суконным фабрикам, выясняется, что невозможно объяснить только поддержкой властей ту роль, которую играли еврейские промышленники в этой отрасли.

Очевидно, что, правительственная политика энергичной поддержки еврейского предпринимательства, как показал пример кременчугской фабрики, потерпела крах. Местные евреи поначалу устремились на новую фабрику, но немедленно стали возникать различные проблемы [522]. Некоторые еврейские рабочие своими способностями и усердием заслужили одобрение руководства предприятия, зато многие другие предпочитали бежать прочь с фабрики. С 1809 по 1811 гг. ее покинули 149 рабочих. (Самая большая численность одновременно занятых в производстве работников достигала 148 человек). Фабричный надзиратель докладывал об очень типичном случае - целая еврейская семья глухой ночью сбежала через окно. Тот факт, что они вынуждены были бежать, наводит на размышления: кременчугская фабрика, при всех ее новаторских чертах, представляла собой, судя по всему, яркий пример применения потогонной системы в промышленности. Уже в первые месяцы работы предприятия кременчугский кагал жаловался властям на переполненность жилья - в каждой комнате селили по нескольку семей. Дети должны были трудиться в цехах вместе с родителями, но за меньшую заработную плату. Обещанная государственная помощь поступала не полностью. В 1811 г. по инициативе генерал-губернатора Малороссии, князя Я.А. Лобанова-Ростовского, выплаты на продовольствие были прекращены. Позже Лобанов-Ростовский поспорил с кременчугским кагалом из-за сроков, на которые евреям разрешалось покидать фабрику по случаю подготовки к очередному религиозному празднику. Затем губернатор попытался вообще изменить профиль фабрики-школы и превратить ее в прядильную мастерскую, чтобы снабжать ткацкие предприятия близлежащей немецкой колонии. В общем, своими суровыми порядками кременчугская фабрика напоминала военные поселения, с которыми тогда же экспериментировали российские власти. Работа в промышленных мастерских была тяжелой, а к тому же незнакомой и чуждой людям того времени, поэтому по всей Европе крестьяне и горожане шли на нее только от безысходности, и неудивительно, что евреи тоже не стремились на кременчугскую фабрику. К 1817 г. там осталось всего девять рабочих, так что ее временно укомплектовали осужденными каторжниками. В конце концов, разочаровавшись во всей этой затее, власти в 1817 г. закрыли фабрику и списали убытки в 10 тысяч рублей [523].

Итоги политики «ободрения», выдвинутой «Положением» 1804 г. и отразившейся в миссии Аршеневского, тоже были поучительны. Хотя правительство и очень стремилось развивать производство сукна, в казне не хватало средств на достаточно солидную программу субсидий. Существует очень мало свидетельств того, что государство все-таки выделяло деньги, так опрометчиво обещанные евреям-предпринимателям «Положением» 1804 г. Наверно, этого следовало ожидать, потому что власти проявляли недоверие к предприимчивым евреям и боялись, что средства будут потрачены понапрасну и не вернутся в казну. И если правительство поощряло предпринимателей к подаче прошений о финансовой поддержке, то уж казна ни за что не хотела выдавать деньги [524].

Единственная помощь, которую правительство наделе могло предоставить прядильным мастерским, - это готовый рынок сбыта для их продукции, но и этот плюс исчез после 1822 г., когда возникло перепроизводство и выпуск продукции превысил потребности армии и флота [525]. О том, что государство практически не играло роли в развитии еврейской промышленности, говорит следующее обстоятельство: все крупные еврейские текстильные предприятия 30-х гг. XIX в., почти без исключения, представляли собой фабрики, первоначально созданные помещиками, располагавшими свободными средствами. Затем, в неустойчивых экономических условиях, после наполеоновских войн, многие из этих предприятий либо перешли в руки евреев-ростовщиков за долги, либо были сданы в аренду или проданы евреям-предпринимателям. Ни в одной из таких сделок государство не участвовало [526]. Именно эти бывшие помещичьи фабрики стали предшественниками крупных еврейских предприятий конца 20-х гг. ХIХ в., а крошечные собственно еврейские мастерские-мануфактуры в основном так и остались мелкими семейными предприятиями. С переходом фабрик от христиан к евреям стала выявляться еще одна особенность. Если евреи-владельцы были готовы нанимать рабочих-неевреев, то все же важной тенденцией на таких предприятиях было использование преимущественно еврейской рабочей силы [527]. Отчасти это объяснялось понятным стремлением рабочих иметь хозяина, понимающего особенности их социальной и религиозной жизни. В то же время хозяин-еврей, будучи нередко видным членом общины, имел широкие контакты с массами простых евреев.

Таким образом, если текстильные фабрики евреев и процветали, то вопреки, а не благодаря политике властей. Конечно, в этих условиях и речи быть не могло о создании такого множества предприятий, которое обеспечило бы работой всех сорванных со своих мест шинкарей и винокуров из черты оседлости.

В конце 1808 г. правительство решило приостановить переселения, так как осознало, что розовые мечтания авторов «Положения» неосуществимы. Столичные чиновники постоянно получали из провинции жалобы на непродуманность переселений и уверения в нереальности ожидаемых экономических перемен. В этих донесениях говорилось об отсутствии средств на организацию переезда, о невозможности разместить прибывающих многочисленных переселенцев. Эта проблема была особенно острой оттого, что некоторые города (самый яркий пример - Брест-Литовск) незадолго до этого жестоко пострадали от пожаров. В рапортах с мест сообщалось об отсутствии как готовых государственных фабрик, способных обеспечить переселенцев работой, так и надежды на их быстрое создание при помощи частных или общественных средств. Когда все эти соображения были изложены царю Куракиным, он решил приостановить переселения. Примерно в то же время он назначил очередной комитет для изучения еврейского вопроса и велел выяснить, как преодолеть препятствия, мешающие переселить евреев и приставить их к полезному делу. Комитет должен был работать при участии новой группы еврейских депутатов от кагалов. В него входили сенаторы В.И.Попов и И.А.Алексеев, товарищ министра внутренних дел О.П.Козодавлев, государственный канцлер Я.А.Дружинин, бывший минский губернатор Захар Карнеев и граф Потоцкий. Карнеев олицетворял связь деятельности нового комитета с первоначальными попытками решения еврейской проблемы - он имел отношение к проведенному Сенатом сбору мнений предводителей дворянства в 1798 г. Потоцкий же служил связующим звеном между новым комитетом, с одной стороны, и реформаторским польским Четырехлетним сеймом и Первым еврейским комитетом в России - с другой.

В некотором смысле комитет явился совершенно новаторским начинанием, так как он в своей деятельности опровергал базовые положения прежних реформ. Он не только изучил вопрос о переселениях и высказался против их проведения в обозримом будущем, но даже предложил расширить черту оседлости, включив в нее Курляндию (где запрещалось селиться приезжим евреям) и районы Белостока и Тернополя. Комитет заслушивал доклады еврейских депутатов о выполнении других пунктов «Положения», главным образом касающихся обязательного владения иностранными языками для раввинов и членов городского самоуправления. Новый, Третий комитет пересмотрел основные идеи Первого еврейского комитета, а также теоретические обоснования статей «Положения». Этот пересмотр заставил опровергнуть и отбросить некоторые из самых стойких предрассудков русских властей относительно евреев, в особенности связанных с их экономической ролью в сельской местности. Во многом он попросту перечеркнул само «Положение» 1804 г.

В историческом обзоре, непременно предпосылавшемся каждому проекту реформ. Комитет рассмотрел обстоятельства, приведшие к сосредоточению евреев-арендаторов в деревнях и имениях. Комитет проявил понимание этих обстоятельств: в Польше, где земледелие было недоступно для евреев, они оказались вынуждены к экономическому сотрудничеству с польскими помещиками. В таком положении они находились и после первого раздела 1772 г., и в 1804 г., когда сделались объектом специального правового постановления. Далее комитет представил полное оправдание еврейских занятий торговлей и коммерцией, арендаторством и даже торговлей спиртным. Комитет утверждал, что евреи - совсем не эксплуататоры, а важный элемент экономики сельской местности. Поэтому было бы безумием переселять их и направлять либо в земледелие, к которому они непригодны, либо на несуществующие фабрики, устройства которых не приходится ожидать от правительства. Оправдывая роль евреев в сельской экономике, Комитет считал польского помещика главным виновником обнищания деревни. Например, именно польские помещики - указывал Комитет - поощряли виноторговлю и получали от нее наибольшую выгоду, а евреи лишь служили их агентами. Если переселить евреев, то помещики просто передадут эту отрасль в руки христиан, по преимуществу из крестьянства. А России не пойдет на пользу превращение крестьян в шинкарей.

Другим поразительным отступлением Комитета от основополагающих идей прежней политики в отношении евреев было признание заслуг еврейских купцов и торговцев в экономике. Комитет счел полезными услуги еврейских посредников, которые скупали на месте продукцию крестьянских хозяйств и доставляли ее на рынок, высвобождая тем самым время и силы крестьянства. Сверх того, о евреях говорилось, что они поставляют товары, необходимые крестьянам, - сельскохозяйственный инвентарь, посуду, железо, соль. И наконец. Комитет охарактеризовал евреев как полезный источник финансовых займов и денежной помощи крестьянам во времена голода или обнищания деревни, так как им больше не к кому было обратиться в этом случае. (Кстати, последнее утверждение - один из редчайших случаев официального одобрения, выраженного властями в адрес злополучных еврейских корчмарей-ростовщиков, за всю историю Российской империи.)

Комитет проявил к евреям такую снисходительность, что даже оправдал их так и не прекратившиеся занятия виноторговлей. Причем оправдание строилось даже не на практических соображениях о неосуществимости переселений; авторы доклада просто отрицали, что виноторговля и есть главная причина обнищания крестьянства. Приводились в пример губернии, где проживали евреи, а крестьянство при этом не бедствовало. Что же до крайнего обнищания белорусской деревни, то оно, скорее, объяснялось неплодородностью земель и отсталой техникой их обработки. Зло же, которое несет виноторговля - говорилось в докладе, - исходит от помещиков, использующих ее как источник постоянного дохода. Учитывая же, что правительство не желало идти на ограничение прав дворянства на производство спиртного. Комитет советовал лучше не трогать евреев-шинкарей. В противном случае место шестидесяти тысяч еврейских семейств заняло бы такое же число семей православных крестьян, а продажа водки благополучно продолжалась бы. Комитет, таким образом из чисто практических соображений советовал отказаться от основных экономических воззрений «Положения о евреях» 1804 г. Это мнение приближалось к критическим оценкам еврейских комментаторов «Положения», которые высказывались с самого начала работы над ним. Поэтому логично предположить, что еврейские депутаты оказали важное влияние на ход рассуждений и выводы Третьего комитета [528].

Готовность Комитета отказаться от проводимой политики в духе «Положения» 1804 г. и его достаточно терпимый подход к экономической жизни еврейства в том виде, как она есть, отражали разочарование результатами прежних социальных преобразований. В принципе, члены Комитета разделяли приверженность ценностям Просвещения, как и их предшественники, и даже приводили обширные выдержки из протоколов Первого еврейского комитета. Примечательно, что они сочли нужным процитировать содержащееся в них предостережение от насильственных реформ и призыв к правительству «надзирать издалека». Буквально в дни своих заседаний члены Комитета могли видеть, как реформы терпят крах. Ни переселение евреев из деревни, ни превращение их в вольных хлебопашцев или в фабричных рабочих не удались. Так что до изобретения лучших средств решения проблемы разумнее всего было сохранить все в неизменном виде.

Итак, пресловутое обвинение в ответственности за бедствия деревни с евреев сняли, чтобы возложить ее на польское дворянство. До тех пор, пока польские дворяне Белоруссии и Польши будут вести хозяйство, основанное на производстве и продаже спиртного - считал Комитет, - ничто не сможет воспрепятствовать пьянству и его последствиям, и винить в этом, в сущности, нельзя ни христианина, ни еврея. Вместо того чтобы травить и преследовать корчмарей, властям лучше было бы поискать способ сделать торговлю спиртным менее выгодной. Тогда и экономику дворянских поместий их хозяевам придется строить иначе.

Рассматривая вредоносные последствия шляхетского хозяйствования, Комитет развил критические оценки, данные Первым еврейским комитетом и выраженные в 35-й статье «Положения» - в ней содержались предостережения в адрес помещиков. В повышенной резкости рекомендаций Третьего еврейского комитета прозвучало более откровенное, чем прежде, осуждение поляков и их хозяйственной практики. Возможно, дело было в появлении у русских границ возрожденного (и враждебного) польского государства - созданного Наполеоном Великого герцогства Варшавского. В результате - по крайней мере, временно - давление властей на евреев было ослаблено.

Первый ученый, исследовавший правовой статус русского еврейства, - И.Г.Оршанский, назвал доклад Третьего еврейского комитета самым важным событием в истории законодательной работы с евреями [529]. Но едва ли дело обстояло именно так, хотя этот документ был, вероятно, полезен Оршанскому для полемики по еврейскому вопросу в пореформенной России. Самой характерной чертой доклада Третьего комитета было то, что ни одну из содержащихся в нем рекомендаций так и не выполнили. Отчасти это можно приписать неудачному моменту появления доклада - он был представлен царю 17 марта 1812 г., когда у него с избытком хватало других проблем.

24 июня того же года Великая армия Наполеона перешла Неман и вступила на русскую территорию. Начались события, вошедшие в историю России как Отечественная война 1812 г. Как сказано выше, российские власти уже давно опасались за лояльность евреев в случае столкновения с Наполеоном. Но русское еврейство проявило безусловную преданность России в час военных испытаний, и этому не следует удивляться. Учреждение наполеоновской Ассамблеи еврейских нотаблей и Великого Синедриона внушило приверженному традициям еврейскому сообществу серьезнейшие опасения вместо того, чтобы привлечь его на сторону французского императора. Ортодоксальным евреям не надо было даже слушать русскую пропаганду (которая распространялась в черте оседлости в 1807 г.), чтобы убедиться в намерениях Синедриона внести изменения в еврейскую религию. Французское вторжение несло евреям, как и остальному населению России, лишь разорение и смерть, тем более что путь завоевателей лежал прямо через губернии черты оседлости. Первым же крупным российским городом, взятым французами, оказался Вильно, этот «литовский Иерусалим».

Открытые выражения преданности России исходили от всех групп русского еврейства. В 1813 г. в журнале «Сын Отечества» появился текст обращения, с которым выступил маскил Гиллель Маркович после службы в синагоге по случаю праздника Рош Хашана в 1812г. Он назвал Наполеона «врагом человечества» и сравнил французских завоевателей с ассирийцами, разграбившими древний Израиль. В заключение он воззвал: «О Боже! Защити и огради твою верную Россию (которая заступает теперь место обетованной земли) от силы злого и святотатственного врага» [530].

И на противоположном идеологическом полюсе еврейства выдающийся лидер хасидов и основатель традиции Хабада, Шнеур Залман, тоже пылал ненавистью к Наполеону. Он предпочел покинуть свой дом в Белоруссии, в местечке Ляды, и уйти от французов вместе с отступающими русскими войсками [531]. Русские власти предоставили ему защиту и помощь, так как увидели, что его влияние укрепляет лояльность евреев. Похоже, что правительство намеревалось напечатать и распространить прокламацию Шнеура Залмана к его единоверцам. В русском варианте этого текста превозносилось положение, которое занимают евреи «в любезном отечестве нашем» наравне с другими подданными, и говорилось, что они могут избирать для себя любое дело, а при этом им гарантирована свобода вероисповедания и освобождение от военной службы. «В котором же царстве народ еврейский имеет таковые выгоды?» Затем евреи призывались оказывать всяческую помощь царским войскам. «Услуживайте Его военным начальникам всеми силами, уведомляя оных тайным и поспешнейшим образом, друг через друга, о воинских неприятельских местах, где сколько их есть, о их намерениях, словом, о всем, что к отвращению вреда нашему любезному Государю Александру Первому, Его славному царству, а нашему отечеству, может содействовать». В ход пошел даже еврейский язык: «Язык еврейский, которого письмена известны единым только нам, верности чего я не сомневаюсь, не откроет нас перед нашим врагом, алчностью своею разорившим всю Европу и наконец вторгнувшимся для того жив недра России, нашего любезного отечества» [532].

Несомненно, лояльность Шнеура Залмана была искренней. Но вряд ли он был так наивен в отношении русской политики, как это прозвучало в его преувеличенных восхвалениях, предназначенных для ушей русских покровителей. В другом приписываемом ему высказывании обнаруживается полезное уточнение:

«В первый день Рош Хашана, накануне Мусафа, мне было явлено (с небес), что если Бонапарт восторжествует, то среди евреев возрастет богатство и судьба их исправится, однако сердца детей Израиля будут отторгнуты и удалены от их Отца небесного. Если же одолеет наш царь Александр, то наверняка возрастет бедность среди евреев, и удача отвернется от них, но зато сердца детей Израиля соединятся с их Отцом небесным» [533].

Это было довольно точное предсказание будущего евреев после победы над французами.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[473] Это хорошо заметно в записи журнала Еврейского комитета за 20 сентября 1803 г. (См.: Шугуров М.Ф. Доклад о евреях императору Александру Павловичу //Русский архив. 1903. Т.41. Февраль. С.254-255 , цитированы и в Главе 5.)

[474] ЦГИAУ. Ф.533, oп.l, д.1690(1804), л. 18.

[475] Познер С.В. Евреи в общей школе. СПб., 1914. С.5. Эти цифры особенно поражают, если вспомнить, что названные территории расселения евреев дольше всех других находились под властью России.

[476] Из новых западных работ см.: Flynn J.T. The University Reform of Tsar Alexander I. Washington, D.C., 1988.

[477] Эта кампания получила название благодаря знаменитой статье «Жид идет», напечатанной в газете «Новое время» 23 марта 1880 г. В статье попечитель Одесского учебного округа выражал тревогу о том, как бы евреи не вытеснили христиан из государственных учебных заведений. См.: Klier J. Imperial Russia's Jewish Question: 1855-1881. Oxford, 1996. Р.403-407.

[478] ВПСЗ. Т. ХХХ. 29276. 3 мая 1855. С.316. Этим постановлением предписывалось всем учителям хедеров получить свидетельство из русской школы о достаточном владении русским языком.

[479] Гессен Ю. История еврейского народа... T. I. С. 191.

[480] Можно упомянуть, например, о неудовольствии Александра П во время государственного визита в Польшу (Dubnow S.M. History... Vol. II. P. 190. См. также: Из летописи минувшего. (Борьба правительства с еврейской одеждой в Империи и Царстве Польском) // Пережитое. 1909. No. 1. С. 10-18).

[481] Это разрешение было дано в ответ на просьбы представителей кагалов (и, возможно, благодаря этому появился единственный надежный способ обходить предписания «Положения»). Ю.Гессен предполагает, что этот призыв был лишь первым шагом к официальному разрешению на неограниченное использование «херема» (Гессен Ю. История еврейского народа... T. I. С. 188).

[482] ВПСЗ. Т. ХХХII. 31831. 13 мая 1857. С. 698.

[483] ППСЗ. T.XXVIII. 21967. 21 декабря 1805. С.1308-1310.

[484] Н.Д.Градовский возражает против такого толкования, уточняя, что закон был направлен против мелкой шляхты (Градовский Н.Д. Торговые и другие права евреев... С.181).

[485] Уже в 1804 г. представители евреев предупреждали об опасности помещичьего произвола в отношении евреев, живших в их имениях, а губернские власти подтверждали обоснованность этих опасений. (ЦГИАУ. Ф.533, оп. 1, д.1690, лл. 20 об., 23;Там же. Д.433, лл.11-13). Их тревога оказалась вполне оправданной, как показали события. Давая показания Третьему еврейскому комитету 1809 г., представители кагалов выступали против статьи 46, согласно которой каждый еврей, пожелавший перебраться на новое место, обязывался предъявить свидетельство от помещика о том, что он ничего ему не должен. Евреи жаловались на то, что помещики не выдают нужных свидетельств, препятствуя их отъезду из поместий (Шугуров М.Ф. Доклад о евреях... С.271).

[486] Transactions of the Parisian Sanhedrin, or Acts of the Assembly of Israelites Deputies of France and Italy convoked at Paris by an Imperial and Royal Decree, Dated May 30. L., 1807. P. 105.

[487] Полный обзор их деятельности см.: Schwarzfuchs S. Napoleon, the Jews and the Sanhedrin. L., 1979. О созыве Синедриона см.: Transactions of the Parisian Sanhedrin... P.263-265.

[488] Гинзбург С.М. Отечественная война 1812 года и русские евреи. СПб., 1912. С.15-19.

[489] Transactions of the Parisian Sanhedrin... P.265.

[490] Ibid-P-S0-S1.

[491] Голицын Н.Н. История русского законодательства о евреях... С.544-555.

[492] Гинзбург С.М. Отечественная война... С.30-31. В русской прессе появлялись столь же разнообразные обвинения и против самого Наполеона. Его сравнивали с Юлианом Отступником, римским императором IV в., и, что было еще экзотичнее, с еврейским лжемессией XVII в., Шаббатаем Цви. (Там же. С.34).

[493] Шугуров М.Ф. Доклад о евреях императору Александру Павловичу. С.257-258.

[494] Там же.

[495] Ю.Гессен предполагает (правда, не приводя доказательств), что вся проблема французской угрозы российским евреям лишь послужила правительству как средство достижения истинной цели - остановить переселения, которые оно не а силах было осуществить (См.: Гессен Ю. История еврейского народа... T. I. С.162-163). Однако этим нельзя объяснить, почему план переселения был принят так скоро после заключения Тильзитского мира (См.: Гинзбург С.М. Отечественная война 1812 года... С.23-24).

[496] Шугуров М.Ф. Доклад... С.258.

[497] ППСЗ. Т. ХХX. No. 22651.19 октября 1807. С. 1303-1306. Таким образом, кстати, к черте оседлости временно прибавились две губернии - Астраханская и Кавказская, но в 1825 г. они были исключены из ее состава.

[498] ППСЗ. Т. ХХХ. 23424. 29 декабря 1808. С.753.

[499] «Тема переселений» в российском законодательстве подробно рассмотрена в работе: Гессен Ю.И. Закон и жизнь. СПб., 1911.

[500] Гессен Ю.И. История еврейского народа... T. I. С.154-155.

[501] Там же. T. I. С, 199-200.

[502] Гессен Ю.И. Исторические миниатюры // Новый Восход. № 25. 20 апреля 1913.С.29-30.

[503] Его же. Из прошлого: Код Нидре // Восход. № 38. 19 сентября 1903. С.42.

[504] Его же. Исторические миниатюры // Новый Восход. № 27. 4 июля 1913. С.31-32.

[505] ППСЗ. Т. ХХХII. 25649. 21 августа 1814. С.878-879.

[506] Шугуров М.Ф. Указ.соч. С.272; Пэн С. Депутация еврейского народа // Книжки Восхода. 1905. Т.25. Кн.2. С.61-66.

[507] Пэн С. Депутация... //Там же. Т.25. Кн. 3. С.61-63.

[508] Н. [Никитин В.] Еврейские земледельческие колонии // Восход. 1881. T.I. №1.С.88-89.

[509] ППСЗ. T. XXXI. 24185а. 6 апреля 1810 г. Прил. С.1.

[510] Полный обзор замыслов еврейской колонизации и ее итогов до 80-х гг. ХX в. см.: Никитин В. Евреи-земледельцы. СПб., 1887.

[511] Tugan-Baranovskii M.I. The Russian Factory in the Nineteenth Century. Transl. A. and C.Levin. Homewood, D., 1970. P.89.

[512] Ратин А.Г. Формирование промышленного пролетариата в России. М., 1940. С.79-82.

[513] Tugan-Baranovskii M.I. The Russian Factory... P.58-60.

[514] ППСЗ. Т.ХХХ. 23132. 30 июля 1808. С.404-405.

[515] Положение указа 1808 г. об освобождении фабричных работников через 20 лет появилось не из гуманных соображений. Скорее это была попытка создать местные русские кадры с опытом промышленного труда, чтобы не зависеть от иностранных специалистов.

[516] Бескомпромиссный тон этого положения и всего указа привел Н.Д.Градовского к мысли, что он направлен на превращение евреев в закрепощенных работников. Мне кажется, что это преувеличение. (См.: Градовский Н.Д. Торговые и другие права евреев... С. 186-187). Можно отметить, что такое отношение к евреям не выходило за пределы нормы, ведь в то же самое время Министерство внутренних дел пыталось прекратить передвижения кочевых цыган, приписав их к городам как ремесленников и рабочих. (Варадинов Н.Н. История Министерства внутренних дел... 4.1. С.234-235).

[517] ППСЗ. T.XXVIII. 21547. 9 декабря 1804. С.731-737.

[518] Павловский И.Ф. Кременчугская фабрика сукноделия для евреев в начале ХIХ века//Голос минувшего. № 1. Октябрь 1913. С.175-177.

[519] Юдицкий А.Д. Еврейская буржуазия и еврейские рабочие в текстильной промышленности первой половины XIX в. // Исторический сборник. М., 1935. С. 107-108.

[520] Там же. С. 109-110.

[521] Там же.

[522] И.Крашинский отметил, что почти четверть еврейского населения Кременчуга сначала работала на фабрике. (См.: Крашинский И. Казенная фабрика для евреев при Александре I//ЕС. 1916. Т. VIII. №2-3. С.347). Численность евреев в Кременчуге составляла 530 человек.

[523] Павловский И.Ф. Кременчугская фабрика... С. 178-179.

[524] Для этой ситуации характерна история еврея-маскила Гиллеля Марковича. Он неоднократно подавал проекты учреждения еврейских фабрик и ремесленных мастерских - именно таких, какие теоретически поощряло правительство. Но все его просьбы о финансовой помощи были отвергнуты с таким заключением: «Маркович имеет в виду не общее благо, а собственную выгоду» (Юдицкий А.Д. Еврейская буржуазия... С.112-113).

[525] Там же. С. 114.

[526] Там же. С. 117.

[527] Там же. С. 126.

[528] Шугуров М.Ф. Доклад... С.259-266. Комитет в целом одобрил культурные и общественные реформы «Положения».

[529] Оршанский И.Г. Русское законодательство о евреях. СПб., 1877. С.280.

[530] Гинзбург С.М. Отечественная война... С.88.

[531] Такая защита, очевидно, действительно была нужна. По воспоминаниям одного из спутников Шнеера Залмана, когда они въехали во внутренние русские губернии, «... в селах нас всюду встречали насмешками и бранью; хвала Всевышнему, заступничество начальствующих лиц спасало нас от насилия» (Гинзбург С.М. Отечественная война... С.64-65).

[532] Там же.

[533] inberg I. A History of Jewish Literature. Vol IX. Cincinnati and N.Y., 1976. P. 108. О вышеупомянутом русском письме Шнеура Залмана И.Цинберг сообщает, что «оно было написано в помещении собрания русских генералов, и готовое обращение дали на подпись рабби из Лядов».

Оглавление