В духе высокого абсурда

Олег Кудрин

Светлой памяти Яна Гельмана

– О мертвых так, как мы сейчас говорили, не говорят…
– Нам приятно говорить о нем как о живом.

Диалог Александра Кабакова и Евгения Попова из книги «Аксенов» (2012)

Ян ГельманСтранно и глупо писать о Яне Альбертовиче, размазывая мед по мармеладу. Получается, что угодно, но не Гельман. Невозможно писать о нем, как о мертвом, только хорошо. Хочется писать о нем, как о живом. Иначе получается жалко и слюняво – недостойно его острого ума и языка.

Он умер чуть ли не в один день с Борисом Стругацким, кумиром Ленинграда, Петербурга, всей России и сопредельных стран. А Ян Гельман – кумир Одессы и тоже «России», но только телеканала. И мне, как одесситу, досадна эта узость. Потому что он был удивительно широко и щедро одарен природой. Мог бы стать поэтом-иронистом, не хуже Иртеньева, мог бы стать писателем-иронистом, не хуже Кабакова, мог стать сценаристом-комедиографом не хуже Брагинского. Мог бы. Но не стал.

Кто-то скажет: не страшно, он был и остался Яном Гельманом. Можно заставить себя поверить в это и утешиться этим. Но не получается. Страна помнит хорошего драматурга Александра Гельмана, страна знает неплохого галериста и скверного политтехнолога Марата Гельмана. А нашего Гельмана, изначально одаренного, думаю, поболее, – нет. И это ужасно обидно. Он же был наделен множеством талантов. Не хватало только одного, но, наверное, главного – таланта рационализировать все остальные свои дарования.

В книге «Смейтесь, джентльмены!» остались его наброски в жанрах самых разных – от сатиры до детектива. Но все это так и осталось набросками. Ни по одному из этих путей он не стал идти. Не захотел прошибать лбом новые стены. Бенгалисто искрил там, где уже принят и признан. После его мгновенных шуток, импровизаций, каковым мы были свидетелями и потребителями, исторические мемуарные остроты Маяковского и Раневской казались и кажутся простенькими, плоскенькими.

«Ян Альбертович, ваш телефон изменился?». Мгновенно: «К лучшему? Нет!».

Кто-то в ходе творческого обсуждения высокопарит: «Сик транзит глория мунди!». Гельман без паузы: «Слышь, Глория, не мундИ!».

Футбольные рассуждения. «Ну, с таким составом Украина может играть со всеми». Сходу: «Играть-то может. А вот выигрывать…».

Талантливые одесситы 10-20-х годов, начав с выступления в поэтических клубах, создали великую Одесскую школу. Выросшие на их строках талантливые одесситы 60-70-х, начав с выступления в клубе (одном и большом – веселых и находчивых), с его закрытием остались не у дел. Потому что то, чем они занимались потом, делом назвать трудно. Жесткая «рубка» на городском смотре агитбригад. Или – бери выше – война на всесоюзном смотре СТЭМов.

«А в это время Бонапарт… А в это время Бонапарт переходил границу». И «почти одессит» Высоцкий переходил границу, причем в обе стороны и во всех сферах. И Аксенов, и Ратушинская (некогда – одна третья кавээновского автора ОстРрашШев — Осташко-Ратушинская-Шевченко), и многие другие. А Гельман, подобно многим своим коллегам, оставался намертво забетонирован в рамках жанров странных, как КВН, бессмысленных, словно ледяная скульптура…

Эта нереализованность его и губила. Нежелание и неумение ставить себе высокие цели и достигать их. Глупая местечковая максима «Год прожили – и слава богу» – вот что убивало быстрее, чем годы. Слишком часто лазерным оружием своего таланта он бил не по воробьям даже, а по тараканам.

Он очень тяжело пережил четвертьвековой давности распад команды КВН, внутриклеточное деление Джентльменов на хаитовских и гельманских. И, похоже, сделал из того случая вывод странный и небесспорный – опасность вылепливания звезд. Его (наша) команда была командой-звездой, но не командой звезд. А значит, в современном индивидуализированном мире была обречена на почти бесследное угасание, растворение.

Замыкая на себя славу и известность (пусть узкую, тусовочную, но все же), он, как в астрономии, как в мире звезд, искривлял вокруг себя пространство. Потому те, кто и рады были бы считать себя его учениками и друзьями, становились оппонентами. Они старались отойти сначала на расстояние, астрономически безопасное, чтобы уж оттуда общаться (если общаться) наравне. Гельман же считал это предательством и обижался, становясь оттого еще более одиноким и беззащитным. (Ведь и в Москву уехал только после того, как туда, словно в НХЛ, отчалила первая пятерка).

Что спасало – любовь к маме и к Одессе, которую тоже часто называют мамой. Но эта же любовь снова-таки и губила! Сима Юльевна была удивительной женщиной, созданной для восхищения. В нее можно было влюбиться, когда ей было и 60, и 70, и 80. Но она после ухода мужа хранила верность своему Янчику. А тот, кажется, по-настоящему умел любить только ее. Она жила долго, сколько могла. Только Янчиком. Только для Янчика. Но ведь и Янчик – язвительный, циничный, а тут поразительно нежный Янчик – жил большей частью для нее. Однако в 85 она ушла. После чего жизнь Яна Альбертовича вполовину лишилась смысла. Но оставалась еще Одесса.

Одесса, Одесса… Добрая, насмешливая, коварная, обманная. Живя в твоем центре, например, на Дерибасовской, блуждая по твоим ночным улицам и мостам, например, по Тещиному, так прекрасно чувствовать и вдыхать воздух Дерибаса, Пушкина, Бабеля, Катаева, Ильфа и Петрова, а также их тещ, как живых, так и литературных. Надышавшись же, легко поверить, что и ты вечен, что самим фактом бытия, гуляния, шучения в Одессе ты уже творил – и творишь ежедневно, ежечасно, ежесекундно – нечто великое и прекрасное. И этот обман-самообман, кажется, пьянил Яна больше всякого алкоголя. Давал смысл жизни. И вытеснял страх смерти (особенно болезненный для атеиста).

Супрун, Миняйло, Гельман… Три джентльмена, ушедших за полгода (пусть даже и високосного) – это страшно много. И два случая – с криминальным оттенком. Боюсь, что в связи с этим официальная версия гибели Гельмана будет сглаживаться, декриминализироваться, чтобы не портить картинку Города-у-моря. Но трудно поверить, что травмы причинены «падением с высоты своего роста». Ян Альбертович мог выпить немало, но ходил при этом твердо и падал разве что на кровать.

Он приходил в компанию, когда хотел. И уходил так же. За многие годы все к этому привыкли. И «провожать», «довести до дома» – от таких терминов по отношению к Гельману почти отвыкли, справедливо полагая, что его городская известность и остроумие – вполне пристойная охранительная грамота. Однако тут не сработало…

Словно у писателя Венидикта Ерофеева и поэта Николая Глазкова, сама его жизнь была прозаически-поэтичным актом искусства. Бесконечным перформенсом в реальном времени. Таким же получился и уход – театральным, в духе высокого абсурда.

После прогона спектакля (своего спектакля!), на Тещином мосту (меж «Уголком старой Одессы» и Воронцовским дворцом! с видом на море!). Что там случилось? Не знаю. И никто, боюсь, не узнает. Но, зная его и подобные гуляния, могу представить, что он хмельно сострил в чью-то сторону. И получил в ответ не побои, не бейсбольную биту (что случилось в эти же дни с героем фильма «Шахта № 8»), а просто тычок, удар, может быть, несколько ударов. Но и этого оказалось достаточно, чтобы попасть в больницу. Увы, беспамятным и безвестным. А такие в наших больницах не выживают…

Но, может быть, сознание рисует такую картинку, потому что хочет, чтобы он ушел не просто так, а одесским рыцарем юмора, самураем остроумия. Не совсем бессмысленно, а самоубийственно красиво – УМЕР, ШУТЯ. Ха-ха-харакири. Ведь после смерти матери ему было совсем тяжело, невосполнимо одиноко. (И тут нет смысла посыпать голову пеплом: не уследили, не поддержали, не помогли. В чем-то слабый, Гельман был достаточно сильным, чтобы самому решать, когда и кому его отвлекать и развлекать…).

Чуть ранее я не случайно назвал его существование перформенсом именно бесконечным. Мы не должны дать ему раствориться в истории Одессы бесследно. О таких мелочах, как статья в Википедии для начала на трех языках (русском, украинском и английском), и не говорю. Но нужно постараться, чтобы в «Одесской библиотеке» вышел увесистый авторский томик «Ян Гельман».

1. Что-то уже есть напечатанное, нужно просто собрать старательным патриотам-краеведам.

2. Пока нас, живых кавээнщиков, больше, чем ушедших, нужно вспомнить и выделить из большой кавээновской копилки его сугубо авторские тексты. Такие, например, как «Алло, алло, алло!..» – великая песня плача по СССР, давшая начало этому восхитительному субжанру.

3. Нельзя позволить потеряться его архиву! Кто знает, может, там есть что-то готовое к печати? Может, что-то ценное в рукописи? Почерк у Яна Альбертовича был отвратительный, но те, кому ценна память о нем, давайте поделим папки с листами, предназначенными для расшифровки.

4. Нужно собрать воспоминания о нем, в которых желательно – поменьше о себе и побольше о нем, о его привычках, остротах, непредсказуемых реакциях. И сразу – очень хочется, чтобы первую главу написал Валерий Исаакович Хаит. Неужели откажет, неужели смерть не примиряет?.. Вторую – Валентин Владимирович Крапива. Третью – Пелишенко. Далее по списку…

Не знаю, есть ли у Яна Альбертовича наследники. Не сомневаюсь, что и их отсутствие не помешает появиться весьма достойным претендентам на его квартиру в знаменитом доме «Антарктики» на Дерибасовской. Но как же здорово было бы законсервировать эти несколько комнат (в которых мы столько раз собирались на авторские посиделки, прерываемые поеданием восхитительных супов и печений Симы Юльевны), сделать там Музей Одесского КВН, до которого наш город не то, что созрел, но давно перезрел. Так должен же, в конце концов, этот плод упасть к ногам города, ударив предварительно по голове!

А в этих святых делах и заботах немного уляжется боль от потери. Потому что его не забыть, не заменить. Но можно продолжить.

Наш Гельман Ян Альбертович. Логичный и абсурдный, добрый и злой, умный и глупый, щедрый и расчетливый, ледяной и теплый, колючий и нежный. Да, нежный, но ужасно испорченный вниманием бородатый ребенок. Ян, Янчик, Гельман, Ге, Ян Альбертыч, Альбертыч, Лысый, Рыжий, Борода, Талер, Ревматик, Кхе-кхе…

КВН-72 Ян Гельман, Юрий Макаров, Игорь Кнеллер в команде КВН Одесского Нархоза КВН - 72. В зале телетеатра КВН - 72. Ян не любил выходить на сцену С Алекссандром Масляковым КВН - 86. Джентльмены Игорь Шевченко и Ян Гельман С Евгением Чепурняком ( КВН ДПИ )