Миша Эльман

Григорий Куперштейн

Mиша Эльман шёл по 57-й улице в Манхэттене
(по той же улице, где находится Карнеги-Холл).
Турист спросил его: «Как попасть в Карнеги-Холл?»
- Занимайтесь.

Oн был первым всемирно-известным скрипачом из Одессы, но семья его была родом из Бердичева. Для большинства людей Бердичев – символ маленького, отсталого, провинциального местечка, но в 19-м веке в Бердичеве проживала вторая по величине еврейская община России. Mало того, что семья Эльмана была из Бердичева, Мишин дедушка Иосиф был к тому же профессиональным музыкантом! Профессия музыканта была совсем не престижной. Чтобы гарантировать сыну Саулу более высокое положение в жизни, дедушка Иосиф не учил его музыке. Саул стал торговцем сеном, это была куда более престижная профессия. Он начал в деревне Тальное, где 20-го января 1891 года у него и родился сын Миша.

Они жили в избе с соломенной крышей и земляным полом. По словам Миши Эльмана: “Там была гостиная и спальня. Была ещё и кухня с большой печью. Она казалась мне сделанной из глины. Печь обогревала весь дом. Мне нравилось, что когда было очень холодно, там были ступеньки снаружи печки, и было достаточно места позади нее, чтобы согреться. Уборная была во дворе. Своей бани не было, люди ходили в публичную баню”.

Саул был с амбициями. В 1893 году он перевёз семью в Шполу, близлежащее местечко. Эльманы поселились в доме побольше, но с деньгами было туго. Как Миша вспоминал: “Мы были настолько бедны, что никогда и дней рождения не праздновали. Мы об этом и думать не могли, ведь это бы значило потратить деньги”.

K тому времени, когда Мише исполнилось пять лет, он признался отцу в своём желании играть на скрипке. Саул принёс ему маленькую скрипочку и показал, как пользоваться смычком. Мальчик делал большие успехи, в этом ему помогал местный музыкант, окончивший Киевское музыкальное училище.

Весна 1897 года была памятной. Сначала был Шпольский погром. Погромы зачастую бывали на Пасху. “Жиды Христа убили. Бей жидов!”. Вот как Миша запомнил этот погром: “Я помню, было холодно. Днём отец обычно ходил по домам учеников, и его не было дома. Вдруг мы услыхали крики и грохот камней по окнам и дверям. Я помню маму, говорившую: «надеюсь, что отец сумеет вернуться домой». Отец вернулся и, когда он вошёл, мы закрыли дверь на замок. Мы затемнили окна занавесями, затушили керосиновые лампы и ушли в подвал. Там мы провели четыре дня. Вероятно, мы что-то ели. Почему это случилось? Когда крестьяне напились, они сказали «Идём, жидов побьём», а полиция их не остановила”.

Крупная землевладелица графиня Урусова, услышав об успехах Миши в игре на скрипке, решила устроить публичный концерт для уважаемых горожан Шполы. В день концерта Саул узнал, что по приказу графини всем евреям было отказано в праве присутствовать на концерте. “Если б я знал об этом заранее, я бы объяснил графине, что если она не отменит этот приказ, я не разрешу ребёнку играть. Но в этот момент было уже поздно. Большое количество гостей приехало с округи, и все мои протесты были бы напрасны, ведь все билеты были уже проданы. Как один из евреев, переживших погром, я чувствовал, больше чем никогда, горечь, яд той слепой ненависти, что зовётся антисемитизмом. Концерт, хотя и Мишино первое публичное выступление, меня совершенно не интересовал. Ночь после концерта была долгой. Сон не приходил. К рассвету у меня уже был план. В мае 1897 года мы прибыли в Одессу”.

Учитель скрипки Александр Фидельман послушал маленького мальчика и предложил учить его бесплатно. Но Саулу этого было мало. Он хотел, чтобы Миша стал студентом Одесского музыкального училища при Императорском Русском Музыкальном Обществе (чувствуете разницу?). На что Фидельман ответил, что шестилетний ребёнок был чересчур мал для училища, что ему сначала нужны индивидуальные занятия.

Ничто не могло остановить Саула. По его настоянию Фидельман рассказал профессору Климову, директору училища, о вундеркинде, который только что прибыл в город и занимается с ним. После экзамена Миша получил право на бесплатное образование в училище и стипендию в 8 рублей в месяц. “Тогда это была для нас большая сумма. Предложение финансовой помощи было для меня решительным доказательством того, что Миша считался особым случаем, почти беспрецедентным. Но стипендии, выделенной училищем, было недостаточно, чтобы прокормить семью. Нам пришлось поселиться в тёмной, сырой квартире, состоящей из двух маленьких чуланов, без окон и свежего воздуха, которые только назывались комнатами”.

Фидельман оставался Мишиным учителем на протяжении следующих пяти лет. “Люди зовут меня первым выдающимся учеником Ауэра, но я занимался с Ауэром менее двух лет. С точки зрения скрипичности, это был Фидельман, который научил меня всему”.

Саул был очень нетерпелив. Уже в течение второго семестра занятий с Фидельманом, когда ребёнку только исполнилось семь лет, Саул написал письмо Фидельману, в котором он жаловался, что мальчика придерживают и не дают ему развиваться быстрее. “Я объяснил ему, что мне было необходимо поспешить с подготовкой мальчика к его карьере”.

Для нас ясно, что Фидельман и Одесское музыкальное училище, вне всякого сомнения, заботились в первую очередь об интересах Миши. Ему необходимо было сначала научиться основам скрипичного мастерства, прежде чем продвигаться дальше, к более серьёзным произведениям. Но с точки зрения Саула, чем скорее Миша окончит курс наук, тем скорее он получит диплом и начнёт зарабатывать.

В декабре 1901 года дирекция училища отобрала Мишу быть солистом в концерте студенческого оркестра. Училище купило ему отличную новую итальянскую скрипку.

Многие ученики завидовали, что такому малышу было доверено играть соло. На первой репетиции кто-то сделал Мише подножку, и он упал на свою новую скрипку. Замечательный инструмент был разбит на куски. Малыш горько заплакал. “Не плачь, сказал профессор, у тебя будет новая скрипка”. И училище действительно тут же купило ему новый инструмент.

Когда концерт должен был начаться, Мишу не могли найти. Саул с учителями поспешно прошли по всему зданию в поисках ребёнка: “В конце длинного коридора мои уши уловили знакомые звуки. Мы пошли им навстречу, и там, позади двери, запертой на ключ, мы услышали малыша, занимавшегося совершенно спокойно, как будто это не его ждали все важные люди в Одессе. Оказалось, что пока Миша занимался перед концертом, какие-то ученики закрыли его на ключ. Мы привели ребенка на сцену, и концерт начался. Его причудливый маленький поклон, полный бесстрашия и темперамента, был шумно приветствован залом. Исполнение было триумфом!”.

Между тем, мать Миши родила ещё одного ребёнка. Семья переехала в ещё более дешёвую квартиру на далёкой окраине. У них оставалось всего три рубля. Саул решил поехать с Мишей на гастроли. “В начале нашей поездки у нас хватало денег только на билеты на пароход. Жена и дети остались дома, почти без средств. Нашей целью был Николаев, и билеты стоили совсем недорого. Концерт был артистический и – о, это было настоящее благословение! – финансовый успех, который принёс нам великолепную сумму в четыреста рублей”. Дальнейшие концерты были даны в Киеве, Бердичеве, Чуднове и Елисаветграде.

По возвращении из турне Саул встретился с директором училища, который потребовал у Саула подписать соглашение не забирать Мишу из училища в течение следующих пяти лет.

– Профессор, – спросил я, – если Вы хотите держать Мишу в училище ещё пять лет, на что мы будем жить?

– Работайте, – профессор закричал во весь голос, – вам нужно идти работать. Сколько времени вы собираетесь эксплуатировать ребёнка.

– Я был бы рад что-то делать для моей семьи, но кто же будет смотреть за мальчиком? – спросил я.

– Оставьте это нам. Мы этим займёмся, – был ответ профессора.

По пути из училища Саул купил газету, в которой он прочитал, что следующим вечером Ауэр даёт сольный концерт в Елисаветграде. Придя домой, Саул взял Мишу с его скрипкой и поспешил на железнодорожный вокзал, и в течение двух часов они были на пути в Елисаветград.

Что произошло дальше, мы можем узнать от самого Ауэра: “Как только я комфортабельно расположился в моей гостинице, коридорный нашел меня и сказал, что мужчина с маленьким мальчиком настаивают на том, чтобы меня увидеть. Я привык к такого рода визитам местных гениев, когда был на гастролях”. Ауэр согласился послушать мальчика на следующий день. “Г-н Эльман, отец, сказал мне, что их финансовое положение очень плохое, что он должен был продать часть своей одежды, чтобы заплатить за билеты из Одессы до Елисаветграда. Он добавил, что готов пойти на любые жертвы, если его сын будет принят в Петербургскую консерваторию.

Мальчик, которому было примерно одиннадцать лет, очень маленький для своего возраста, с крошечными руками, сыграл концерт для меня. В сложных пассажах он прыгал в позиции как акробат по лестнице. Когда он окончил концерт, я сразу же знал, какое решение я должен был принять. Я сел и написал рекомендацию директору консерватории великому Александру Глазунову с просьбой принять маленького Эльмана в мой класс, и дать ему полную стипендию (учить бесплатно)”.

Саул продолжает: “Ауэр дал мне письмо к Санкт-Петербургскому Полицмейстеру графу Шувалову, его бывшему ученику”. Да, глава полиции столицы Российской Империи был в числе учеников профессора Ауэра, Солиста Его Императорского Величества, Царя Всея Руси. У Ауэра были связи, большие связи.

Как пишет Ауэр: “Когда я вернулся в Петербург, Эльман уже был в моем классе, но в отношении его отца были различные трудности. Закон разрешал студентам любой национальности жить в столице, но это разрешение не распространялось на их родителей”. Как один из самых знаменитых и титулованных музыкантов Российской империи, Ауэр имел феноменальные связи во всех уровнях власти Санкт-Петербурга. И он доказал силу своих связей в истории с Мишей Эльманом.

Ауэр продолжает: “Благодаря помощи одного высокопоставленного друга, я добился аудиенции у министра внутренних дел Плеве”. Вначале Плеве и слушать не хотел. Но, в конце концов, министр согласился сделать исключение и принял прошение Ауэра о разрешении временной прописки для папы Эльмана, пока его сын остается консерваторским студентом. “Я думал, а не сожалел ли министр, что не мог он решиться приказать своим лакеям выбросить вон из своего кабинета меня, одного из Солистов Царя и профессора консерватории”.

Миша начал заниматься в Санкт-Петербургской консерватории в январе 1903 года. Впервые за 35 лет в Петербурге Ауэр почувствовал, что у него есть шанс показать миру скрипача наравне с Изаи, Кубеликом или Сарасате. Самым логичным местом для европейского дебюта был Берлин. Подготовка для критически важного концерта в Берлине была очень интенсивной. В сентябре 1904 года Эльманы сели на поезд в Берлин. Прощальные слова Ауэра были: “Главное, не теряй смелости”. Берлинский концерт был запланирован на 14 октября. Рецензии были отличные. Последовали Лондон, Париж, Вена... Миша их всех покорил.

6 декабря 1908 года Эльманы прибыли в Нью Йорк. Через два дня Миша сделал свой американский дебют в Карнеги-Холле с Русским симфоническим оркестром под управлением Модеста Альтшулера. Большинство русских в оркестре говорили на отличном идише. Мишина интерпретация концерта Чайковского стала одной из самых популярных в его репертуаре. Вскоре по кассовым сборам он затмил даже Крейслера.

В том же концерте, во втором отделении, Эльман исполнил “Московский Сувенир” Г. Венявского. Вскоре, в 1910 году, Эльман записал сокращённый вариант этой пьесы (в то время длительность звукозаписи не могла превышать 4-5 минут.)

Эльман был в числе самых высокооплачиваемых скрипачей своего времени. В свои лучшие годы, он получал $2 000 и больше за концерт. Его записи пользовались громадным успехом. Запись “Элегии” Массне с его другом Энрико Карузо была практически в каждом доме.

Популярность Эльмана была феноменальной. 22 октября 1917 года он играл свой очередной концерт в Карнеги-Холле. Все билеты были проданы. Всего лишь пять дней спустя, 27 октября, 16-летний Яша Хейфец сыграл свой знаменитый американский дебют в Карнеги-Холле. С появлением Хейфеца у Эльмана появился достойный конкурент. Стоит послушать и сравнить их интерпретации “Мелодии” П.И. Чайковского.

С годами более эмоциональный подход Эльмана к исполнению музыки становился всё менее популярным. Хейфец выигрывал битву – и со слушателями, и с критиками. Кто-то спросил Эльмана, что он думает о рецензентах, на что он ответил: “Спросите фонарный столб, что он думает о собаках”.

В 1955 году Давид Ойстрах впервые гастролировал в Америке. Эльман устроил для Ойстраха званый ужин в своей квартире. Ойстрах прибыл в сопровождении кагебистского “поводыря”, который проверил за портьерами гостиной, нет ли там скрытых микрофонов. В свою очередь, Ойстрах пригласил Эльмана на концерты в СССР. Но Эльман узнал, что платить ему будут в рублях, а рубли нельзя было вывозить из Советского Союза. Он снял трубку и позвонил советскому культурному атташе в Вашингтоне: “Я родился в России и горжусь тем, что я там учился и начал свою карьеру. Но я живу в Америке с 1908 года. Я американский гражданин и здесь работаю. Если ваше великое государство не может мне платить в долларах, давайте это всё отменим”.

Он продолжал концертировать до конца жизни. Когда-то Иоахим сказал Мише после его берлинского дебюта в 1904 году: “Ты играешь очень хорошо для своего возраста”. К концу своей карьеры Эльман любил говорить: “Когда я был вундеркиндом, мне говорили, что я играю очень хорошо для моего возраста. А сейчас, когда я – старейший скрипач, всё ещё дающий концерты – мне по-прежнему говорят то же самое”.

5 апреля 1967 года Михаил Эльман почувствовал себя плохо. Когда прибыл семейный врач, было уже поздно. Великий скрипач скончался.

Что за жизнь... Это о нём великий Джордж Гершвин написал песню “Миша, Яша, Тоша, Саша”.

Это он родился в деревне, рос в местечке, пережил погром. Много лет спустя его спросили: “Как Вы ощущаете то, что Вы Миша Эльман?”, на что он ответил: “Вы знаете, иногда мне кажется, что это всё сон”.

Григорий Куперштейн (Балтимор, США)