«Одиссей возвратился, пространством и временем полный».
Из блога Евгения Голубовского
27 января - день рождения признанного классика Одесской живописной школы - художника Юрия Николаевича Егорова. Почти юбилей. Ему бы исполнилось 96 лет.
Мне повезло. Дружил с ним. Писал о нем и в дни его славы, и в дни его трудностей.
Сегодня напомню одну из своих статей о Мастере.
«ОДИССЕЙ ВОЗВРАТИЛСЯ, ПРОСТРАНСТВОМ И ВРЕМЕНЕМ ПОЛНЫЙ»
Живопись не поддается пересказу в словах, точнее в прозе. Лишь иногда поэтические строки помогают удержать цепь ассоциаций. Когда в мастерской Юрия Егорова я смотрел на его прекрасный гобелен «Экология», на его картины последних двадцати лет творчества, в памяти всплывали строки Осипа Мандельштама:
Ну а в комнате белой, как прялка, стоит тишина.
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала,
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена,—
Не Елена — другая — как долго она вышивала?
Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны.
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
Сейчас гобелен «Экология» в Музее современного искусства Одессы ... Мысли, впечатления о коллекции музея, о новых экспонатах, все время пополняющих собрание, мне представляется естественным и справедливым начать именно с работ Юрия Егорова, ставшего при жизни признанным классиком одесской художественной школы. Он ушел из жизни в 2008 году. Но стоишь в первом зале музея, среди полотен художника, его гуашей, эскизов и ощущаешь:
«Одиссей возвратился, пространством и временем полный».
Коллекция работ Юрия Николаевича Егорова (1926-2008) пополняется, и каждая новая работа привносит дополнительную грань в восприятие творчества этого художника.
Конечно же, более всего сегодня нас привлекают последние два десятилетия работы Мастера.
Натюрморты Юрия Егорова столь же значимы, как и море Юрия Егорова. В натюрмортах он не только восхищенный ученик Сезанна, он продолжатель намеченного им направления, созидатель своего праздничного мира. Его натюрморты светоносны. Это микрокосмос, не отраженная жизнь, а сотворенный мир, сопричастный античности.
Сегодня в музее мы имеем счастливую возможность увидеть два натюрморта Ю.Егорова – «Фрукты осенью» и «Лондонский натюрморт» - оба 1991 года. Первый написан на холсте, второй – гуашью на бумаге. Но и в одном и в другом есть выход за пределы реальности. В метафизику. Художник наряду с вазой ставит на стол конус, пересекает его стрелами – это уже «магический реализм», где общение со зрителем происходит на языке ритма, цвета, метафоры. Жизнь прекрасна – утверждает Юрий Егоров – и мы, попадая под обаяние его живописи, не можем не согласиться с ним.
И все же при имени Юрия Егорова прежде всего вспоминаются его морские пейзажи. Тот же Осип Мандельштам писал: «И море, и Гомер все движется любовью». Вот этой любовью рождены марины Юрия Егорова, которые «пространством и временем полны».
Когда-то, в далекие шестидесятые, работая над циклом «Водолазы», Юрий Егоров показывал «пахарей моря» «тружеников моря», чей нелегкий труд был сродни стихии. Скажем так, эзоповым языком художник пытался рассказать о дисгармонии человека и природы. Позднее Егоров ушел от шифрованных посланий зрителю. Он стал писать со всей открытостью, со всем напряжением чувств - город и море. Вернее, стихию города и стихию моря. Его обнаженные девушки на фоне морской пены и бесконечной водной параболы казались еще беззащитнее, а море еще мощнее. Он научился и, главное, научил своих зрителей ценить в природной материи стихийную силу, я бы сказал – тяжесть вод.
И уже никто не воспримет картины Егорова как отражение случайных жизненных ситуаций. Он творил новую реальность. С тех пор, по сути, и возникло море Юрия Егорова, мощное настолько, что сгибало в дугу линию горизонта.
Как бы подтверждением этих мыслей становятся три картины художника из коллекции музея. Это и «Женщина у моря»1980-81года, и «Утро в сентябре» 1989 года, и «Море, парус» 1998 года.
Если бы мне предложили выбрать для своей коллекции одну из них (всегда на выставках играю в такую игру, определяя для себя «самое-самое»), признаюсь, не смог бы, как Парис, протянуть яблоко в сторону одной из трех работ. Все прекрасны. В них есть то статическое напряжение, которого так добивался художник, отказываясь от показной экспрессивной динамики.
Но, конечно же, к наиболее редкостным экспонатам я бы отнес эскиз витража «Окно в мир», гобелен «Экология» и эскиз гобелена «Водное поло».
Безусловно, по внутреннему мироощущению Юрий Егоров был художником-монументалистом. Это нельзя не почувствовать в его станковой живописи. Но еще рельефнее осознание того, что мастеру позирует Вселенная, приходит именно тогда, когда видишь его гобелены и витражи.
«Окно в мир» - эскиз витража, где две створки окна не предлагают нам сюжетность. Это фигуративная, а не абстрактная композиция. Но построена она на главных символах – земля, море, образ человека.
Вот в том, чтобы гармонизировать эти символы, и состояла сложная задача. И с ней художник легко, я бы сказал, виртуозно справился.
Вообще, в работах Юрия Егорова нет пота. Вечный труженик, он демонстрирует результат так, как будто он достигнут экспромтом, играючи. Придите в музей и взгляните на гобелен «Экология». Это 2,7 х 4,2 метра вытканной шерсти. Титанический труд. Но перед вами легкая, изысканная композиция. Рыбы и птицы в пространстве, где уже нет земли и воды, а есть знак обитаемой, пульсирующей планеты. И лишь две ладони в верхних углах композиции, среди звезд, как молитва о целостности, о чистоте этого мира.
Не знаю, был ли выткан гобелен «Водное поло». Но даже эскиз показывает, как важен для Юрия Егорова был поэтический ритм. Всматриваюсь и вспоминаю «Танец» Анри Матисса, который тот написал специально для знаменитого московского особняка. И у Егорова, и у Матисса завораживает магическое ощущение присутствия музыки.
Есть море Айвазовского и тысяч подражателей этого великого романтика. Есть море Максимилиана Волошина – гостеприимное и радостное, зовущее всех в Дом поэта. И наряду с ними, уже как современная классика – существует Море Егорова.
В одном с нами городе десятки лет трудился, не побоюсь этой формулы, - «живой классик», чьи картины прославят Одессу в веках своей неповторимостью, своей отрешенностью от быта. Художник, нашедший свой стиль, свой цвет, но главное - переход от быта в Бытие, в библейскую отрешенность от деталей.
Всегда ли Юрий Егоров был таким?
Нет, к работам последних десятилетий он шел дорогой поисков, перепадов, открытий. Но он всегда верил в пушкинский завет:
…Ты сам свой высший суд;
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?
… Мы познакомились шестьдесят лет тому назад. За спиной Юрия Николаевича было уже военно-авиационное училище (окончил в 1945 году, так что в военных действиях, наверное, к счастью, не принимал участия), затем лучшие тогда в стране художественные вузы – Академия художеств и «Мухинка», сразу в Ленинграде был принят в Союз художников СССР, но в Питере не остался, а уехал в расплавленную палящим солнцем Одессу. Где и нашел себя, свой стиль, почерк. На наших глазах стал классиком современного искусства. Порой это трудно осознать в сумятице буден. Что ж, можно взять в руки том Осипа Мандельштама и прочесть бессмертные строки: «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…», вздрогнуть и понять, что и мы живем в пространстве античной культуры, а можно зайти в музей и постоять перед работами Юрия Егорова, повторяя про себя: «Одиссей возвратился, пространством и временем полный».
Сейчас музей временно закрыт. Готовится к переезду на Французский бульвар. Что ж, уверен, и там мы встретимся с наследием Юрия Егорова.
На фото Анны Голубовской - Юрий Егоров и я в мастерской художника, возле гобелена.
Картины Юрия Егорова
