"Ямщик, не гони самолет!". Глава 15.
Новый совместный проект ВКО и «Вечерки»
В «Вечерней Одессе» опубликовано начало нового коллективного романа "Ямщик, не гони самолет!". Коллективный уже даже не в том смысле, что пишут его много авторов, а в том, что он сразу же становится вашим, читательским, достоянием! И все это - благодаря смелой редакции газеты "Вечерняя Одесса" и литературной студии «Зеленая лампа» во Всемирном клубе одесситов, которые затеяли уже второй проект рождения романа-буриме, романа-путешествия по 46-й параллели. И именно любимая «Вечерка» первая превращает электронные буквы в печатные строки! По традиции, каждая следующая глава будет выходить по четвергам.
Итак, встречайте: пятнадцатая глава Ладислава Китика "Колокольчик в желтом Китае".
Глава 15. "Колокольчик в желтом Китае"
Пересечение границы между Россией и Китаем не выходило за рамки обычных таможенных процедур. Круглое, как желтая луна, лицо служащего расплылось в улыбке, на страницу паспорта сочно шлепнулась печать, и женщина в форме любезно показала рукой на дверь с надписью «EXIT».
В Поднебесной стояло время Белого Тигра. Медленно, совершая спиральные траектории, замысловатые, как иероглифическая письменность, проплывали по воздуху желтые листья. Устилали каменные дорожки, падали в темный прозрачный пруд, похожий на большой зрачок. Будто и впрямь кто следил за каждым шагом одесситов, пустившихся в авантюрный вояж.
Действительно, несмотря на тишину и круглосуточно приклеенные улыбки китайцев, адресованные европейским туристам, несмотря на комфортные кресла и умиротворяющие пейзажи во всю стену, на душе Русанова было неспокойно. Намек на опасность исходил от загадочности Востока? Нет, экзотика, скорее отвлекала от подспудных мыслей о том заговоре, которым его опутывали соплеменники.
Как бывает, в трудную минуту спасают отзвуки детства. Вспомнилась баба Глаша, слывшая знатоком уличной мудрости во дворике, где вырос Володя. Она говорила, не вынимая папиросы изо рта: «А что вы себе думаете, предать могут чужие? Нет, это могут сделать только свои. А чтобы этого не произошло, кумекай: дальше положишь — ближе возьмешь». И Русанов невольно покосился на Монику: «Интересно, а китайский она знает? И какие темные мысли роятся в этой головке с аккуратно уложенными волосами? Какие черти сидят в душе этой вполне светской, вполне представительной женщины? Заглянуть бы туда...».
Поглощенный этими мыслями, он не сразу заметил, как она обогнала его и на полметра впереди закачалась на каблуках, жонглируя ягодицами, от чего у китайцев расширялись глаза. Она махнула проезжавшему такси, движением указательного пальца показала на чемодан и на багажник и сунула водителю бумажку с иероглифами:
— Отель! — и, обернувшись, пропела: — Шеф, до вечера. Пока не приму душ, просьба: к делам не привлекать. Мне будет не хватать вас в одиночестве!
И тут опередила, подумал Русанов, старательно раскрывая русско-китайский разговорник на главке «Еда». И мысленно процитировал «всепогодную» бабу Глашу: «Лучшее средство от дурных мыслей — хороший обед. Перекуси: вначале котлетку, а потом — своего врага». Ну, если так...
* * *
У входа в ресторан, как и полагается, висели красные фонарики, через открытые окна пахло пряной снедью и аппетитным дымком. Инстинктивно Русанов сел у окна лицом к двери. Опять скрытое чувство опасности заставило выбрать такое место? Или скрываемое? И он уткнулся в меню, как в мистический роман, в котором ничего не понимал.
«Говорят, национальное китайское яство для туристов «Тигр борется с Драконом» готовится из кошки и мышей, вымоченных в вине. Или как наложат сейчас полную тарелку улиток, — раздраженно подумал он. — Или хвостов жабячих...»
И он ткнул пальцем наугад в какое-то блюдо, от чего у официантки тоже округлились глаза.
— Позвольте, я вам подскажу, что выбрать, — услышал он за спиной мягкий голос с немного смешным акцентом. Перед ним стоял высокий китаец, своим видом гораздо меньше напоминавший орудующих палочками посетителей, населявших ресторанчик. — Не удивляйтесь, у меня отец из Пекина, а мама — одесситка. Знаете такой город: О-дес-са?
— Ну, здорово, земляк! — искренне обрадовался Русанов.
— Я учился на Одесском филфаке. Потом приехал сюда к родителям. Мама жила на Нежинской улице. Слыхали? Недавно узнал, что она названа в честь греков-нежинов, а не в честь огурцов из города Нежина. К слову, отменное китайское блюдо: огурцы, жаренные на сливочном масле. Рекомендую. А то, что вы выбрали... это лучше не пробовать. Это кушанье резко активизирует половую систему и вызывает неудержимое влечение к противоположному полу. Его обычно едят за час до посещения борделя. Впрочем, если хотите...
Ли, он же Леня, оказался общительным малым. Но удивляло не это.
Откуда он знает такие тонкости об Одессе, где он их тут вычитал почти за семь тысяч километров на другом конце земли, прикидывал Русанов, уплетая что-то соленое, теплое, с запахом трав и вкусом шашлыка из говядины. Пообщаться бы с ним побольше...
— А не хотите ли вечером прогуляться по Харбину? Это интересно! — снова со спины подошел Ли по окончании трапезы.
Словно с языка снял, отметил про себя Русанов. И утвердительно кивнул головой, чтобы не прерывать наслаждение китайской кухней.
* * *
Как известно, Харбин — город русских железнодорожников, КВЖДистов, то есть строителей Китайской восточной железной дороги. Здесь с конца ХIХ века остались православные храмы, которые мирно соседствовали с пагодами, а цветастые культовые сооружения, воздвигнутые буддистами, не мешали существованию «Русского клуба». После Культурной революции многие из строителей железной колеи вернулись на родину. Но и сейчас там осталась русская диаспора, насчитывающая порядка трех тысяч человек.
— Здесь были сибиряки, военные, дорожные инженеры, пивовары, открывали свои рестораны армяне. Смешанные браки привели к тому, что на базарах торговались по-китайски, но ругались по-русски. Здесь культовыми животными были танцующие драконы и бурый медведь с балалайкой, который начинал играть после того, как выпьет стакан забористой водки, — вошел в раж Ли, радуясь, что его слушают. — Конечно же, здесь есть хорошая библиотека. Здесь хранятся рукописи Валерия Перелешина. Удивительная жизнь! С семи лет вместе с родителями переехал в Харбин. Выучился на юриста. Проявил себя как русский поэт, весьма изрядный, автор многих литературных переводов с китайского. Мемуарист «первой волны» эмиграции. Он же — монах, принявший постриг, позже — работник отдела ТАСС в Пекине. После войны получил советское гражданство, но переехал в США. Там стал создавать китайскую коммунистическую партию, за что был выслан. Нашел пристанище в Бразилии, преподавал русский язык в Рио-де-Жанейро... Считал, что у него три родины!
— Потрясающе, — произнес Русанов, чувствуя, как проникается полным доверием к этому русскому китайцу. Подобно многим людям, воспитанным на книге, он считал, что человек, любящий стихи, не может быть непорядочным.
— А еще говорят, через Харбин возвращался на родину Вертинский. Со своей женой и дочерью Марианной, родившейся в Шанхае. Помните его «Я быть бы хотел колокольчиком в желтом Китае», — увлеченно говорил Ли.
— Это стихи Гумилева, — поправил Русанов.
— Ой, как же я мог ошибиться? — воскликнул Ли. — Я совершенно холостой человек, мне некуда спешить, и я провожу в библиотеке немалые часы. И вот промашка. Впрочем, со мной бывает.
— Леня, а что же не женишься? — свободно переходя на «ты», спросил Владимир, едва разговор повернул от культурно-познавательной на обычную для мужчин всех стран и народов тему о женщинах.
— А вот встречу одесситку и сразу сделаю предложение, — отшутился Ли.
Есть тут уже одна, подумал Русанов.
— Володя, ты часто бываешь задумчив. Как-то без внешней мотивации уходишь в себя. Тебя что-то гложет?
— Да вот знаешь... — и он рассказал всю историю с поездкой, предваряющей ее интригой, о которой узнал с таким огорчением. — Но еще не определился, как быть.
— Мы можем проверить твою Монику. Для этого существует старый прием, применявшийся в императорском дворце. В переводе на русский называется колокольчик! Ты притворяешься глубоко спящим и даешь возможность врагу прокрасться к твоему тайнику. Это — потянулась веревочка. А когда ты убедишься, что он и в самом деле замышляет недоброе против тебя, ты встаешь. Это — зазвонил колокольчик, дал сигнал тревоги! — увлеченно стал излагать Ли.
— Дружище, это что — сказки матушки черепахи или дядюшки макаки? Как это я притворюсь так, чтобы проныра-Моника меня тут же не рассекретила?
— Володя, ты в Китае! — Ли назидательно поднял палец. — Один легкий укол золотой иглой в шею между третьим и... не скажу, каким позвонком превращает тебя практически в мертвого человека. Но суть укола в том, что ты выходишь из тела и можешь все видеть и слышать, что происходит возле тебя. Действие укола длится порядка полутора часов. Потом ты сам приходишь в себя, примерно, как после обморока. Интересно, что все это время нет необходимости держать иглу вставленной в тело, что говорило бы о подвохе.
— И кто этот мастер акупунктуры? — спросил Русанов заинтересованно.
— Я, — скромно опустил глаза Ли. — Да, я стажировался семь лет у наших специалистов. Могу диплом показать.
— А что нужно от меня? — Русанов пристально поглядел на собеседника.
— Это совершенно безопасно, — поспешил заверить Ли. — Ноутбук с банковскими кодами и расчетными счетами с тобой?
— Вот он, в сумке. Я с ним почти не расстаюсь. Но это на всякий случай. Потому что все цифры у меня вот где, — и он показал на свою голову.
— Измени одну цифру и заложи в программу компьютера. Если твоя Моника даже и вскроет его, она ничего не сможет получить. Но зато ты точно будешь знать, враг она тебе или нет. А если это действительно афера, ты узнаешь координаты и адрес места, куда она хотела переслать деньги.
— И как мы это обставим?
— Предложи ей деловую встречу со мной как с неким агентом, которому ты доверяешь настолько, что даешь пользоваться своим компьютером. Ты говоришь, ваши гостиничные номера напротив друг друга в коридоре. То есть рядом. Я скажу ей, что ты польстился на восточную экзотику и покурил кальян, и это привело тебя в состояние полного отключения сознания. И пойду звать доктора, условно, конечно. А ей скажу: пусть не звонит никуда, чтобы не вмешивать в это дело полицию.
— И я буду лежать с виду бесчувственный, но все наблюдать? — еще раз уточнил Русанов. Все же эксперимент необычайный. Как бы этот колокольчик не прозвонил по нему.
— А для верности давай попробуем. Прямо здесь, в ресторанчике. Я сфотографирую, как ты заснул в кресле. И покажу тебе потом твое обездвиженное тело. Посетители не обратят внимания на европейца, задремавшего в уголке на четверть часа. Глубже я колоть не буду. А ты выйдешь из тела и посмотришь, как я фотографирую. Можем поразговаривать с тобой, — произнес Ли.
Русанов кивнул. Вслед за этим Ли привстал, вынул из браслета на левой руке какую-то блестящую волосинку, прикоснулся к шее Русанова, отодвинув воротник куртки. Легкая волна пробежала по телу. Стало тепло и хорошо, хотелось смеяться от ощущения внезапной легкости. Он с удивлением увидел себя, облокотившегося на спинку кресла, подумал, что пора сменить рубашку, да и вообще гардероб. Перевел взгляд на Ли.
«Леня, ты чего натворил?» — сказал он мысленно. А его спутник спокойно доел сладкий рулетик из рисового теста, вытер губы салфеткой и достал смартфон. Щелкнула вспышка. И до Русанова донесся голос: «Ну как, не страшно? Сейчас привыкнешь, и возвращаться в свое прежнее состояние не захочется».
Через пятнадцать минут Русанов сладко потянулся и нехотя открыл глаза.
— Да-а-а, — только и мог сказать он.
* * *
Вечером Русанов лежал на животе на своей гостиничной постели. Для верности Ли положил его лицом к подушке, дабы Моника убедилась, что ее махинации над клавиатурой вне поля зрения «обкурившегося» шефа. А Русанов (ну тот, второй, бестелесный) не сводил взора с мерцающего компьютера.
А вдруг китаец тоже в связке с его бедовой бухгалтершей, рассуждал он, дожидаясь, когда она заявится в его комнату и начнет шерудить пальцами на якобы забытом на столе компе, нащупывая код. Хотя... Ведь, кроме меня, никто не знает, какие две цифры я поменял местами, чтобы поймать аферистов на живца. Однако прошел уже час, а Моники все нет. Где-то в двух-трех кварталах отсюда попивает чаек друг Леня, имитируя поиски врача. Ну и что же, что у Моники в голове, кроме семи языков и бухгалтерской цифири, страсть к любовным похождениям. А, может, она честная женщина? Ведь уже больше часа ее нет. Ли сказал, что от тела нельзя отлетать далеко. Значит, его я не увижу. А не наведаться ли мне в комнату к Монике напротив?
Русанов, вернее, его второе я, легко проник через дверь в соседний номер. И остолбенел! Моника набрасывала шелковый халатик, поднимаясь с измятой постели. А в душевой довольно отдувался и фыркал Ли, смывая остатки страсти.
Ай да холостяк! Ай да Моника! Уговорила эрудита! Русанов был в растерянности. Между тем его время невидимки заканчивалось. Охоты смотреть, как Ли натирается мочалкой, у Русанова не было. Он плюнул, то есть, изобразил досаду, и впорхнул обратно в свою комнату.
И вдруг вздрогнул. Моника в мягких тапочках буквально просочилась в двери. Глаза ее загорелись при виде включенного дисплея. С ее способностями вскрыть код можно было за считанные минуты, китаец и вытереться бы не успел.
Что же она будет делать? Ну, колокольчик, прозвенишь? Или как? Напряженно, как футбольный болельщик за последними минутами матча, Владимир глядел на пушистые тапочки. Шаг, еще шаг...
Русанов слегка застонал. Его веки дрогнули. Кровать скрипнула под ним. Остатками сознания он увидел, как Моника по-кошачьи отпрыгнула прочь и юркнула в дверь.
Он лежал и смотрел в потолок. Рядом стоял «нецелованный» ноутбук. Он услышал, как Ли бормотал: «Все в порядке. Все о’кей».
— Да пошел ты, бабник... — тихо сказал Русанов. Больше его в Китае ничего не держало.
КИТАЙ
Продолжение следует...
Ладислав Китик
ПЕРЕЙТИ К ОГЛАВЛЕНИЮ РОМАНА
Глава 14. Погубительница мужчин
