Памяти Анны Яблонской.
Из блога Евгения Голубовского

«Мне кажется, у меня осталось очень мало времени» - это была единственная фраза, которую Анна Яблонская записала 21 декабря 2010 года в своем «Живом журнале».

24 января 2011 года в результате теракта в Москве, в аэропорту Домодедово, Аня погибла.

Сегодня многие говорят о предчувствии.
Думаю, она всегда размышляла о жизни и смерти, помнила, как много хочет сделать, написать, но как мало времени…
Школьницей пришла Аня Яблонская в газету «Вечерняя Одесса», где были напечатаны ее стихи.

Позднее она писала рассказы и эссе, ей предоставляли свои страницы журнал «Фонтан», газеты «Всемирные одесские новости» и «Порто-франко», московский журнал «Октябрь».

Последние пять лет Анна писала пьесы. Ее называли одним из самых талантливых драматургов постсоветского пространства.
Об этом свидетельствовали награды конкурсов «Премьера.txt», «Евразия», «Свободный театр». И трагический полет в Москву 24 января, в конце концов, был связан с тем, что А.Яблонской должны были в этот день вручить в журнале «Искусство кино» премию за пьесу «Язычники».
Спектакли по пьесам молодого драматурга шли в Санкт-Петербурге, Перми, Москве.

В Одессе только лишь театр-студия Натальи Князевой поставил ее пьесу.
Обычная в своем неприличии история – нет пророка в своем отечестве.
И после гибели Ани её отец издал книги дочери, одну-две пьесы поставили одесские театры, но как-то испуганно, как бы боясь, что нарушают табу. Не доросли до её пьес. Смелее других, как мне кажется оказался "Театр на Чайной". И слава Богу.

… А я до сих пор не могу поверить, что смерть Ани реальность. Кажется, раздастся тихий стук в дверь и войдет она, красавица с грустными, улыбающимися глазами, и положит на самый край стола новый текст.
И может быть, это будут опять иронические стихи. Такие забавные – и вновь провиденье, как это ее стихотворение.

АННА ЯБЛОНСКАЯ

НА СМЕРТЬ КОЛЕНОК

положи мне руку на колено,
там, где нервов самые истоки,
мы не одиноки во Вселенной,
просто мы вселенски одиноки…
у любви такая масса нетто –
не поднимешь, сколько ни старайся,
видно на Земле мне жизни нету,
видно есть мне только жизнь на Марсе…
мне вкололи космос прямо в вену,
экипажи ждут в небесных лодках,
положи мне руку на колено,
там, где стрелка…стрелка на колготках…
мне не жаль ни страха, ни упрека,
мне не жаль ни потолка, ни стенки…
мне не жаль ни Юга, ни Востока,
мне немного жаль свои коленки…

Или вот это – уже не ироническое, а горестное.

ДЖУЛЬЕТТА
Я тихо лежала, укрытая летом,
Я в каменном склепе спала.
А мальчик сказал мне: «Как грустно, Джульетта!
Как жалко, что ты умерла!
Душа опустела, как маленький остров, —
Мне не с кем любить и играть!
Но все же, Джульетта, кинжал слишком острый
И я не хочу умирать!
Мне страшно заснуть навсегда безмятежно.
Так пуст и так холоден грот!
А солнце с небес мне сияет так нежно,
И конь меня ждет у ворот!
Я клялся, что слово вовек не нарушу,
Но ты не придешь ко мне вновь!
А я ведь так молод!!! Джульетта, послушай,
Я встречу иную любовь!»
И мальчик ушел. Так светло и беспечно
Слезу на могилу пролил.
Ведь он же не знал, что мой сон — не навечно,
И камнем мой грот завалил…
И я не умру в этом маленьком склепе.
Зачем, если рушится мир?..
Во сне по карнизу, бесцельно и слепо,
Бреду, куда скажет Шекспир.

ГАМЛЕТ

«Принц, что вы читаете?
- Слова.»
Ветер забавляется с дирижаблем.
Самолет вычерчивает петли.
Шекспировед листает свои тетради.
Его терзает вопрос:
Почему бездействует Гамлет?
Почему он медлит?
Почему не прикончит дядю?
Над телом Офелии – сорок тысяч ос
вьются. Королева извивается на постели
Отравителя и Душегуба,
Послали за Гильденстерном и Розенкранцем.
То есть за Розенкранцем и Гильденстерном.
Что же ты, Гамлет, мелешь
в монологе? облизываешь губы,
забираешься в панцирь
сумасшествия. Да ты, верно,
трусишь? Не похоже
Полоний умер, твоим же клинком заколотый,
как мышь. Ну что же,
ты, Гамлет? Актеры готовят
новую мышеловку, наковальня играет с молотом
в прятки. Папа требует крови.
бездействуешь?
поощряешь злодейство?
И причем здесь to be or not,
Когда твой разговор с тенью
Доказывает, что бытия нет
И не будет.
To be – это цейтнот,
Все, Гамлет, кончились песнопенья.
Для орлянки не осталось монет.
Разговоры о чуде
И мизансцены - забавны, но бесперспективны.
Дядя молится. Хватит нравоучений.
Отруби ему голову фактически - не фиктивно -
Не на словах, крошащихся, как печенье,
Это – отчаянье.
Или ты просто ведешь себя по-дурацки?
Что же ты делаешь? А, датчанин?..
Что же ты медлишь, принц Датский?
. . . . . Боже мой. . .
Не трогай руками череп!

РЕПЕТИЦИЯ

Я не уверена, что нам стоит продолжать играть в это.
В сырой каморке, где вы репетируете - пахнет истерикой.
Истерика - не ваша эврика, вы не открываете ею Америку,
Вы вообще ничего не открываете, тропы - сплошь поросли
терновником, руки изранены, ни за одним из кустов –
нет Христа
все так просто, что даже читать по слогам с листа
получится искренней, чем наизусть орать
то, о чем молчит вся королевская рать.

ТЕРНОВЫЙ ВЕНОК

Небеса одичали,
Тускло светит звезда...
Мне б горячего чаю
(Утолить все печали!)
И холодного льда...
Горьковатым лекарством
Страсть поила меня.
За любовь и мытарства
Царь мне отдал полцарства
И впридачу — коня...
Рысака вороного...
Где ж узда и тавро?!
В щель проема дверного
Куст шпионил терновый
И скрипело перо...
А на самом-то деле,
Свое сердце скрепя,
Царь не земли в уделе,
И не зной, не метели —
Царь мне отдал себя!
И Любви паутина
Из невидимых фраз
В серебристой гостиной
Нитью тонкой и длинной
Вдруг опутала нас...
Только снова и снова,
Обрубив якоря,
Из проема дверного
Вмиг венок свой терновый
Куст надел на царя... Ах!
Как часто я плачу!
Где ж июльский мой царь?
Все могло быть иначе,
Но опять, как палач,
В душу рвётся Январь...
Нет от боли лекарства.
Кто излечит Любовь?
За тоску и мытарства
Мне коня и полцарства
Царь другой дарит вновь!
Вновь стихи у камина —
К сердцу бедному ключ,
И опять паутина...
Но за дверью гостиной
Куст кровав и колюч...

БЕЗЫСХОДНОСТЬ

Безысходность поет серенады:
Ты изранила нежные пальцы...
Я плачу за твой шепот: "Не надо!.."
И за ленточку цвета румянца...
Память хлещет безвременной плетью
Ей безумие — верный напарник,
Я плачу уже третье столетье
За кроваво-колючий кустарник...
Три столетья горю в колеснице,
Вместе с кожей срываю одежду...
Мой Любимый!.. Любимая!.. Птица!..
Пожалей меня: дай мне Надежду...

Анне Яблонской навсегда 29 лет. И она навсегда талантливый писатель. Много успевший за короткий срок..