Александр Онищенко: «Я много работаю, иначе не умею»

Александр Онищенко покинул родной Чернигов почти три десятилетия назад неизвестным украинским художником. Спустя буквально пару лет жизни и работы в Праге о нем узнал весь мир. Участник многочисленных европейских выставок, обладатель международных премий, основатель собственного стиля живописи на черном полотне открыл галерею Galerie Jakubska в исторической части столицы Чехии, под Пражским Градом. Здесь и состоялась беседа художника с корреспондентом Телекомпании А1 Анной Кореневой.

- Александр, с момента нашего знакомства в Одессе, когда в Музее западного и восточного искусства Вы представляли свой масштабный проект «Тайна черного полотна», прошло три непростых года: сначала - пандемия, теперь на нашей родине - война. Как эти события повлияли на Ваше творчество, на Вашу жизнь?

- Пандемия очень повлияла на мое творчество. Карантины, вынужденный замкнутый образ жизни позволили поразмыслить, остановиться и созерцать каждодневность, то, что в обычном ритме мы, набегу, в суете пропускаем. Это время позволило наслаждаться каждым моментом жизни. Пандемия нас притормозила, напугала, показала, что такое смерть. Человек обратился на себя и начал разговаривать с внутренним Я. Для кого-то это - большая перемена, кто-то перепуган до сих пор, а кто-то так ничего и не понял. Что касается меня, то мой творческий процесс не прерывался. Я думаю, будущее жизни на Земле будет в творчестве. Вообще художники – опасные люди, которые сами не знают, чего хотят, но иногда могут предсказывать будущее или носить идею, которую даже не осознает. Это можно проследить по культурам разных народов.

Когда началась война в Украине, первое желание было, без хвастовства, помочь беженцам всем, чем только есть. Я предоставил свое жилье за городом нескольким семьям, которые спасались от российских бомбежек, а сам перебрался в галерею. Два раза ездил собственным микроавтобусом на границу с гуманитарной помощью и забирал оттуда людей. С двух благотворительных акций, организованных в галерее, было перечислено 500 тыс. крон в различные организации, помогающие Украине.

Когда бомбили мою родную Черниговщину, сердце разрывалось. Брат с мамой просидели под обстрелами, даже не могли спуститься в укрытие. Брат по телефону мне сообщал, куда падали бомбы. Это очень сложное время было, когда знаешь, что ничем не можешь помочь. Мама умерла чуть ли не под бомбами. Ей было 94 , но она имела ясный ум. Она в Украине ребенком пережила голодомор, потом немцев. Говорила мне: «За немцев было менее опасно, чем сейчас, когда пришли орки. Немцы не убивали детей, не мародерствовали. Ходили по селам и просили «яйка», «курку». А тут глобально уничтожают. Немцы не рушили структуру. Они пытались народ оставить и приспособить к своей идее. Нынешние захватчики, как фраера из 90-х: что-то вернуть, что-то отжать.
Из 90-х я беру и плохое, и хорошее. Я ж как раз ушел из 90-х, потому что понял, что это не мое. И как только открылись границы, уехал. Два года жил «на черную». Прекрасно понимаю сегодня беженцев. Состояние невесомости – унижающее. Когда надо стоять в очередях за визой, регистрироваться в разных государственных структурах. Я первое время категорически не признавал себя эмигрантом. Я – художник, человек с космополитным мышлением. Не люблю границы, тем более их переходить. Я понимаю беженцев, как людей, попавших в сложнейшую ситуацию. Я не был в их шкуре. Когда покидал родину, у меня было все в порядке. Я не от жиру бесился, я бесился от отсутствия роста. Какой потолок благосостояния в Союзе был: квартира, машина, гараж, жена и ребенок. И пенсия потом. Здесь я проходил все через нули. Было всякое: и непонимание с местными, и барьер исторический, языковой. Поддержки не было никакой. В те годы эмиграция не была глобальной. Многие шли за работой, что благородно. Я, как художник, - за интересным. Я искал публику. А Чехия на то время открылась западному свету, как бывшая соцстрана. В Прагу ездили посмотреть на живых коммунистов и социалистов. Для западного человека это было дико: запреты, слежки, менты. Я все это застал. Через меня прошла Прага разрушенная и Прага уже преобразованная. Сегодня, честно скажу, если бы ехал через Прагу, мог и не задержаться надолго, поехать в другую европейскую страну. Глобализация, к сожалению, уничтожает аутентичное лицо города. В то время это была разруха! Красота для художника! Например, вы только представьте, из дымоходов у знаменитого Карлового моста валил седой дым (топили углем, не было газа), штукатурка облупленная, замазанная местами – коммунисты хорошо сохранили 18-19 века! А для меня – это источник вдохновения с первого дня! Это сделало меня художником здесь! Я приехал сюда абстрактным авангардистом, а Прага меня заставила запечатлеть то, что вижу. Сегодня такие места я нахожу с трудом. Но на моих картинах можно видеть, где эти развалины остались.

- Александр, сколько раз Вы были в Одессе, и какие впечатления остались?

- Первый раз я отправился в Одессу в молодости продавать золото. Остались яркие воспоминания! Путешествие полное приключений от посадки в поезд до разборок на Привозе. Как по Жванецкому, «это один большой анекдот». Я до сих пор могу часами рассказывать об Одессе тех лет. Нынешний город, к сожалению, меня немного разочаровал. Огромный потенциал, но недоделанная она какая-то…

- Вы много путешествуете. В какой стране хотелось бы задержаться на долго?

- Жить хотел бы еще и в Азии. Там, где пальмы и ягуары. Я – человек, который проехал много стран, но лучше Украины земли не нашел. Большой потенциал есть. Я Украину вижу, как когда-то Прагу. - Как, по-вашему, достичь успеха?

- Идти к цели. Да и все. Гарантий никто не дает. Если что-то задумал, доводить до конца. Если не знаешь, ищи – оно должно прийти, если ты творческий человек.Что такое успех?Успех – это запретить себе ночью кушать, зная последствия. Я много работаю, иначе не умею. Мы – поколение трудоголиков. Я сужу и по своим ровесникам. Нас учили, что надо работать. Мы не умеем отдыхать. Нынешнее поколение более расслабленное. А для нас работа – это все: и заработок, и удовольствие, и развлечение!