120-ый день войны

05:47.
10:20.
11:44.
12:21.
14:01.
14:44.
Вчерашнее утро и половина дня....
Время отбоя не существует.
В Одессе, к счастью, без "прилётов"
Утром, выглянув в окно, увидела ожившую страницу своего дневника. Иллюзия исчезла так же неожиданно, как возникла.
" Как это развидеть" теперь часто звучит в разговорах.
Как раз-слышать вой сирены, рассыпать письма, развеять, пустить по ветру.
Просится: ...чтобы всё стало "как было раньше".
Не станет. Невозможно.
Последняя колыбельная погибшему сыну, спетая матерью на похоронах, никогда не смолкнет во мне.
Коленопреклонённые люди вдоль дороги провожают в последний путь погибшего земляка. Не забуду.
Тихое утро не обещает тихого дня, ничего не обещает, просто звучит.
Четвёртый месяц на исходе: сто двадцать дней и ночей, тысячи лиц, тысячи слов.
Устала.
Ночной звонок принёс голос из прошлого: "...ты в Одессе?
Я в Одессе. В Украине. Была и останусь.
"В этом по большей части и состоит волшебство – уметь видеть и слушать… Все прочее – дело техники…"
Питер Сойер Бигл «Последний Единорог»
В дождь и в снегопад, в дни туманные и пасмурные, не обещающие просветления, в солнечные дни на балконе соседнего дома тоненькая фигурка застывает у балконной решётки, молитвенно сложив руки в намасте, и кажется, что в створках узких её ладоней живёт молодой, только что приручённый огонь.
Или цветочный бутон.
Или ещё что-то, хрупкое и нежное.
Глаза её закрыты, она что-то шепчет.
Молитву? Мантру?
Или…упаси Боже, какой-то слоган для очередной пиар-кампании.
Нет, не похоже. У пиар-менеджеров и тех, которые знают "как надо", не бывает таких одухотворённых лиц, ничем не примечательных, на первый взгляд, таящих в себе отражение души, прошедшей множество перевоплощений.
Увидела её однажды, и проснулись в памяти бигловские поющие строки, вспомнились руны, выписанные тончайшим стило, подумалось о Единороге.
Она была им.
Была Галатеей, Фриной, Суламитой.
Пылающий факел в маленькой крепкой руке превратил в пепел город Персеполис.
Мысленно окликнула: Таис…
Она вздрогнула, открыла глаза, протянула ладони к светлеющему лавандовому небу, потянулась и исчезла.
В прохладную погоду она появлялась в чёрной курточке с капюшоном, и становилась похожей на точёную статуэтку богини Бастет, чей отец – Солнце, а мать – Хатхор – Луна.
Нут – богиня небес была ей сестрой.
Глухая стена соседнего двора, сложенная из привычного ракушечника, преображалась, становилась стеной храма в древнем городе Бубастис, доносились звуки систра, и дворик был полон котов и кошек, спешащих на утреннюю трапезу.
Иногда она распускала волосы, и рассветный ветер играл ими. Глаза её неизменно были закрыты, губы шептали что-то не слышимое, но угадываемое, и я узнавала – передо мной Леля. Пела Руна – играла бегущая вода, унося тёмную тяжесть прошлого, возвращая надежду и свет, и то, что виделось иным, представало в истинном своём образе.
Хочешь сохранить очарование тайны, не приближайся.
Не открывай завесу.
Не преступай черту, за которой разгадка, а значит – обыденность. Привычка.
Держись на расстоянии.
Тайна осталась неразгаданной – она перестала выходить на балкон.
Странное зеленоватое свечение не мерцало по вечерам в окне напротив.
На днях, возвращаясь домой, посмотрела на балкон и увидела хозяйку странной квартиры. Она долгое время жила в другом городе, а квартиру сдала на время отъезда.
– Хотите купить мою квартиру?
Она обращалась именно ко мне, во дворе больше никого не было.
– Я?
– Вы. Знаю, что она Вам нравится.
– Мне нравится Ваш балкон. Но купить квартиру не смогу, при всём желании.
– Давайте я Вам её покажу. Поднимайтесь. Это Вас ни к чему не обязывает, просто посмотрите и всё.
Я поднялась. Исключительно из любопытства. Захотелось постоять на месте, где каждое утро стояла невесть куда исчезнувшая девушка, и, возможно, увидеть то, что видела она. Или то, что увидится.
Переступив порог, открыла одну из загадок – тайну странного зеленоватого свечения. Это были обычные шторы из тёмно-зелёной струящейся ткани и торшер с зелёным абажуром у изголовья кровати.
Вид с балкона не удивил, скорее разочаровал. Взгляд упирался в стену. Конечно же, я предполагала, что именно эта стена и должна быть видна отсюда, но до последнего момента надеялась на …чудо. А вдруг. Выйду на балкон, а с него открывается совершенно фантастический вид. Портал в неведомое.
Увы. Всё оказалось привычно и буднично.
– Ну что, нравится ?
Голос хозяйки квартиры оторвал от разочарованного созерцания.
– Очень, – из вежливости я даже попыталась улыбнуться.
– Так покупайте.
– Скажите, Наташа… Вас, кажется, так зовут, если не ошибаюсь. Я похожа на человека, который в состоянии купить Вашу квартиру? Не обязательно Вашу, просто квартиру.
Теперь я улыбалась отнюдь не из вежливости, нет, мне действительно было смешно.
– Я Лера. Наташей звали мою последнюю квартирантку.
– Звали? – встревожилась я, чувствуя неприятный холодок в солнечном сплетении. – Что с ней?
– Её сбила машина. Она пока ещё в больнице. Жаль девочку… Приехала из села, не городская, не избалованная. Очень хорошая девочка. Работала здесь, в городе.
– В какой больнице она лежит?
– На Слободке. Если навестить хотите, я на машине – могу отвезти.
Наташу я увидела сразу – у окна на втором этаже.
Рядом стояла женщина, чем-то похожая на неё – мама… старшая сестра?
Мы с Лерой поднялись в отделение и прошли в палату. Поздоровались.
Мама Наташи – это была именно мама, воспользовавшись нашим приходом, ушла искать лечащего врача. Лера вышла за ней – помочь.
– Я Вас знаю, – улыбнулась Наташа. – Меня выписывают сегодня, уезжаю домой – к маме. Работать всё равно пока не смогу – перелом.
Она кивнула на загипсованную ногу и костыли.
– Скажи, что ты шептала по утрам на балконе? Я бы поняла, если бы оттуда открывался вид на море, на парк или просто на город. Но там – стена. Обычная глухая стена.
– Я закрывала глаза и видела восход. Утреннее море. И просила, чтобы день был хорошим, и чтобы люди мне встречались добрые. Это не молитва, просто слова. Обычные слова. Но всё так и было.
Вернулись Лера и мама Наташи, уже с выпиской, стали суетиться, складывать вещи, чтобы ничего не забыть, не оставить, чтобы, не дай Б-г, не вернуться в эту больничную палату с обшарпанными стенами и жуткими «пятнистыми» матрасами на кроватях, с огромными окнами, из которых виделось солнце, встающее над морем, проливающееся тёплым ласковым светом на город.
Наташа улыбнулась на прощанье, и передо мной пролетел сонм воплощений чистой, нежной и очень ранимой Души.
Она была бигловской руной, выписанной тончайшим стило, Единорогом, цветком Лотоса, Галатеей и Фриной, Таис и Нефертари.
Стена больничного корпуса, соседнего с тем, откуда уезжала Наташа, сложенная из привычного ракушечника, на мгновение стала стеной храма в древнем городе Бубастис. Так ли важно, куда и на что мы смотрим.
Важно, что чувствуем.
Что видим.

Дневник войны Людмилы Шарги на сайте ВКО: https://odessitclub.org/index.php/novosti-i-publikatsii/dnevniki-vojny/lyudmila-sharga-liniya-fronta-prokhodit-po-linii-zhizni

Одесский дневник войны Евгения Голубовского на сайте ВКО: http://odessitclub.org/index.php/novosti-i-publikatsii/dnevniki-vojny/evgenij-golubovskij-zhivem-dalshe