126-ой день войны Уборка по системе КонМари – читай расхламление – включает в себя наведение порядка не только в различных уголках квартиры, но и в себе – в уголках души, и это, пожалуй, самое сложное.
Уборку по системе КонМари называют ещё и магической.
Что ж. Не хватает сил физических – магия в помощь. «Встал поутру, умылся, привел себя в порядок — и сразу же приведи в порядок свою планету…».
Как не вспомнить наставление от французского лётчика в день его рождения.
Приводить в порядок «планету» начинаю с рабочего стола ноутбука, где теснятся папки с текстами и фотографиями, и на каждой второй надпись "разное" и "надо чистить".
Тексты сшиваются в книгу.
Многое удаляется, но большая часть так и останется неразобранной.
До лучших времён.
Словом... сплошной халоймес.
Вот и Староконный напомнил о себе.
Это не "обочина жизни", это – жизнь.
Здешние обитатели вряд ли читали книги Мари Кондо.
Но большинство из них могли бы написать не одну такую книгу, делясь собственным опытом. *
Халоймес, халамидник, хименекуры
У трамвайной остановки две стопки патефонных пластинок – вперемешку со всякой всячиной, на асфальте.
– Интересует? Я уступлю...
– Спасибо, просто смотрю. Разрешите сделать пару снимков?
– Берите, сейчас это всё возвращается...
– Что возвращается?
– Мода на пластинки. Никто уже не хочет эти...диски слушать.
– Никто не хочет, – улыбаюсь, – с патефонами только проблема. И с иголочками. Хорошего Вам дня.
– И Вам.
Барахолка, блошиный рынок, развал...
Как только не называют такие стихийные базарчики, торговцем на которых может стать каждый.
Стели газету или клеёнку на асфальт, выноси из дому всё, что есть, и торгуй.
В Одессе это – Староконный.
Сам рынок остался далеко внизу, а торговые ряды со всяко-разной всячиной заполонили все улицы, вытекающие из него.
Косвенная, Колонтаевская, Раскидайловская, Разумовская, Мастерская, Южная, Садиковская...
А теперь ещё и добрый кусок Старопортофранковской.
День складывается хорошо.
От доброго пожелания.
От ощущения огромного родного города-дома, на краю которого плещется море, где между Ланжероном и Отрадой, безымянная, но очень знакомая бабушка мажется грязью с Куяльника и по-свойски предлагает:
– От суставов и всяких солей. Знаете, какая это гразь? Чистая и натуральная, не какой-нибудь там холомис.
Холоймес, халамидник, хименекуры. Будто во дворе – на Косвенной стою и свою бабушку слушаю, настолько знакомое словечко.
– Спасибо, спешу. В другой раз.
– Ну, Вы знаете, где меня найти.
– Конечно. Там же, где меня.
– Мы друг друга поняли. И семь минут – не больше.
– Что?
– Держать гразь семь минут – и смывать.
И всё складывается хорошо.
От косматого солнца над морем, над яхтой под синим парусом, надо всем этим миром, который, и правда – велик, но так тесен, что некуда деться. *
Четыре чужих куриных бога встретились мне сегодня.
Пятый – мой – лёг в руку, и послышалось:
– Загадывай. На всё лето.
И я загадала три летних месяца, с дождями, ветрами и солнцем…
– Что будет, когда лето пройдёт и желания исполнятся?
– Осень. Осенние куриные боги. И новые желания. *
В огромной прозрачной вазе спят куриные боги, камни-боглазы, большие и маленькие, молодые и старые.
Опустила в вазу новый боглаз.
Молодой камешек коснулся лика старого камня.
– Что со мной?
– Ты вырос. Исполнишь желание и останешься здесь. Спать.
– Я не хочу…
Старый боглаз усмехнулся.
– Чего же тебе ещё?
– Чтоб меня приручили, носили на руке. Или на шее. А лучше бы – отпустили. Вернули туда, где вырос – к воде. К Жёлтому Камню.
– Несбыточная мечта боглазов, – вздохнул старый камень.
– Почему? Мы исполняем желания. Значит, и люди могут ответить тем же.
– Могут те, кто умеет слышать. Таких немного. Для остальных мы обычные камни.
…чья-то невидимая рука
листает снова и снова
книгу, в которой я только строка,
или всего лишь – слово…
…в начатой кем-то давным-давно
повести или саге:
лето, открытое в ночь окно,
скомканный лист бумаги…
Молодой боглаз вздрогнул.
– Что это?
– Человеческий голос.
– Люди говорят не так.
– Это стихи.
– Наши желания исполнятся?
– Спи. Все желания исполняются во сне. *
Месяц-молодик гнался за уходящей ночью.
Вздрагивали виноградные листья.
Кричал скорый поезд.
Огромная ваза прозрачного стекла на моём окне до края наполнена спящими куриными богами, уже не исполняющими желания.
Разбуженная тихими голосами, подошла к окну.
Аккуратно переложила камешки в сумку, отправилась к морю и у Жёлтого Камня отпустила.
Волны унесли их в море – спать, набираться сил и расти для исполнения новых желаний.
Может, среди них окажется камень, который исполнит и моё.
Единственное.
…утренний ветер, полуденный зной,
сумерек синяя стая,
кто-то незримый – волна за волной –
море, как книгу листает.
В нём отражаются облака,
солнечный свет и птицы,
я в этой книге – только строка,
слово, волна, страница.
Пять боглазов нанизаны на былинку.
– Что вы с ними будете делать?
Мальчик, загоревший до черноты, спрашивает и смотрит на низку-былинку с камешками.
– Попробую подружить с другими боглазами, живущими у меня.
– Не знал, что они так называются. Мне ни один не встретился. А мы уезжаем завтра…
Снимаю с былинки камешек.
– Встретится. Держи.
– Ух ты! Теперь точно встретится. Буду приманивать на него... Спасибо.
Поднимаюсь в город другой дорогой, по лестнице. Привычная тропинка остаётся в стороне.
Нужно зайти в одно место.
Не забежать, зайти.
Затвердив однажды главное правило Зазеркалья: "... здесь, знаешь ли, приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте, а чтобы попасть в другое место, нужно бежать вдвое быстрее....", с некоторых пор ему не следую.
Не бегаю за трамваями, троллейбусами и автобусами. Не бегаю за знаменитостями местными и залётными, за чужой и собственной тенью, за чужими и своими иллюзиями, надеждами и радостями.
Позволяю себе роскошь, неслыханную по нынешним временам: останавливаться, опаздывая всюду, и никуда не спешить, зная, что именно так успею именно туда, где сегодня быть необходимо.
Спешу медленно.
Успеваю жить. *
Случайные снимки правдивее постановочных.
Люди, как правило, заняты, и внимания на то, что их фотографируют, не обращают.
В случайных снимках проступает истинное лицо, скрываемое от посторонних проницательных взглядов.
Многие их не любят. И то правда.
Чур меня, чур, это не я.
Но проходит время, всматриваешься и узнаёшь, и понимаешь: ты. Одно из твоих лиц проступило.
Что это? Попытка тотального контроля? Озабоченность собственным внешним?
Быть начеку и умение принять нужную позу, соответствующую месту, времени и окружению, непросто, и только самым стойким и сознательным по плечу.
Иногда и эти «солдатики» попадают впросак. Когда их снимают со спины.
Но даже в таких случаях всем своим мощным затылком «солдатик» видит, кто у него за спиной и чем он там занимается.
Очень, знаете ли, спина напряжена.
И шейный отдел в тонусе.
Чайный сервиз в горошек и солнце в ладонях
– Прошу двести пятьдесят, – дама на мой тоскливый взгляд в сторону чайного сервиза в ностальгический белый горошек по красному полю даже не обернулась, а только повела плечом. – Ви же знаете, что это за сервиз! И даром. Пойдите, посмотрите, сколько просят за китайское фэ. А это качество. И вот, цена. 14 рублей.
– У нас гривны.
– Я Вас умоляю. Это же не «из теперь», это «из раньшего».
На донышке заварочного чайничка и правда стояла цена. В тех ещё рублях.
И весь сервиз целёхонек и свеж, будто только что из магазина.
– Не уверена, что даром... Да и не собиралась я покупать. У бабушки когда-то такой был, вот и остановилась.
– Так назовите свою цену!
Дама крепко держит меня взглядом, суёт в руки маслёнку: глубокое блюдце с крышкой. – Вот сюда ви положите масло. Так, это ещё было то масло… Накроете на стол. Сколько ви даёте?
– Не знаю. Двести…
– Забирайте.
Она упаковала чашечки и блюдца в серенькую бумагу.
Отдельно и очень бережно положила сахарницу и крышку от маслёнки.
Дальше идти не имело смысла – ни денег, ни комфорта.
Вернулась домой с огромной коробкой, утешаясь тем, что можно заварить чаёк из пачки со слоником, вспомнить бабушкины плацинды с тыквой и жизнь эту как-то дальше жить. Но прежде объяснить мужу, зачем нам чайный сервиз в горошек.
Впрочем, есть веский аргумент: кофе мы пьём как раз из чайных чашек, а их, бедняжек, осталось всего две.
Но самым главным аргументом стал вымытый и вытертый горошковый сервиз, улыбающийся из-за стекла кухонного шкафчика. В кухне стало уютнее. На душе теплее.
И место для чашек и блюдечек нашлось, будто всю жизнь нашу он стоял на этой полочке, в этом шкафчике.
Староконочка родная. Надо что-то продать – сюда. Купить – сюда. Если ничего не продавать и не покупать, а просто походить, поглазеть, послушать, тоже сюда. Здесь и только здесь уличные музыканты, бродячие артисты, продавцы и покупатели и просто прохожие, книги и серебро, медь и бронза, коты, собаки, голуби, вороны, сороки. Рухлядь мягкая и разная.
Хризантемы в уличном палисаднике, напротив двора, где родился и первые лет двадцать сознательной, непростой, но счастливой жизни прожил мой муж.
И солнце в детских ладонях. *
От прежней жизни осталось много предметов, вещей и воспоминаний, вот и этот «горошковый» сервиз оттуда.
У сахарницы…Кто их разберёт, эти сахарницы, может и вправду они существа хрупкие.
Так вот, у сахарницы отбились ручки, похожие на ушки.
Из чашек прекрасно пьётся кофе, даже под вой утренней сирены.
День вчерашний, вечер, ночь, сегодняшнее утро в Одессе:
10.05.
12.13.
14.17.
19.07.
20.53.
23.10.
3.10.
6.13.
Время отбоя не учитываю, не наблюдаю, наблюдаю закат, похожий на мираж, из своего окна.
В закатной заоблачной стране парит белый домик под красной черепичной крышей, и дымок идёт из печной трубы. Может, из окна домика сейчас смотрит на меня кто-то...
"У нея глаза такие
Голубые, как мои..."
Может, я сама смотрю на себя и думаю: надо же, какой фантастический закат сегодня... Только тревожный.
В огромной прозрачной вазе на окне спят куриные боги, камни-боглазы, большие и маленькие, молодые и старые.
И нет войны.
Домик, парящий над вечерним городом, словно из декораций к гоголевской "Майской ночи".
Так, "Майская ночь, или утопленница"... * * *
Над водой луна уснула,
Светляки горят в траве,
Здесь когда–то утонула
Я, с венком на голове.
...За Днепром белеет Киев,
У Днепра поет русалка.
Блеск идет от чешуи...
Может быть, меня ей жалко –
У нея глаза такие
Голубые, как мои.(Ирина Одоевцева)
Но впереди ночь июньская.
Пережить бы.
«— Однажды я за один день видел заход солнца сорок три раза!
И немного погодя ты прибавил:
— Знаешь когда очень грустно, хорошо поглядеть, как заходит солнце
— Значит, в тот день, когда ты видел сорок три заката, тебе было очень грустно?
Но Маленький принц не ответил.»
И у меня не лучшее время для ответов.
Занимаюсь магической уборкой. Жду грозу. Расхламляю пространство, чтобы жить и дышать дальше.

Дневник войны Людмилы Шарги на сайте ВКО: https://odessitclub.org/index.php/novosti-i-publikatsii/dnevniki-vojny/lyudmila-sharga-liniya-fronta-prokhodit-po-linii-zhizni

Одесский дневник войны Евгения Голубовского на сайте ВКО: http://odessitclub.org/index.php/novosti-i-publikatsii/dnevniki-vojny/evgenij-golubovskij-zhivem-dalshe