«Ассоль уже не та…»: на одесском главпочтамте погасили новую марку
Спецгашение новой почтовой марки, посвященной российско-украинской войне, провели сегодня в помещении одесского главпочтамта на Садовой.
На марке «Ассоль уже не та» изображена работа одесского художника Виктора Джеваги, участника международной выставки карикатур «Русский военный корабль иди…», передает корреспондент «Думской».
Из Канады – об Одессе: редактор киностудии выпустила книгу, но приехать на презентацию не смогла
Книга об одесской жизни Алены Жуковой «Все, что помню…» (Киев: Друкарський Двiр Олега Федорова, 2022) – интересная новинка сезона.
Автор сейчас находится в Канаде, а презентация состоялась во Всемирном клубе одесситов. Планировалось иначе, но пока не закончится война, в родной город Алена Жукова (настоящее имя – Ольга Жукова) приехать не сможет.
Одесская международная литературная премия
им. Исаака Бабеля
за лучший рассказ (новеллу)
на русском языке. Сезон 2022 (Шестой).
Учредитель Премии - Всемирный клуб одесситов.
Соучредители:
Одесский литературный музей;
Литературный журнал «Радуга» (Киев);
Одесская национальная научная библиотека;
АО Пласке (Олег Платонов) – международный партнер установки в Одессе памятника Исааку Бабелю;
Лидия Исааковна Бабель и Андрей Бабель --дочь и внук писателя (США).
… и в обычной марке твой вклад в победу!
Сегодня россия ведет войну против Украины не только на фронтах своими путинскими ордами и несущей смерть техникой. Ожесточенные бои идут в информационной и гуманитарной сфере, за умы и основополагающие ценности человечества. И в наше напряженное время даже обычный знак почтовой оплаты - марка стала символом борьбы украинского народа и ее ВСУ против рашистской оккупации.
Гарик Аванесян: "Жизнь людей – моя основная тема в фотографии"
В мае в Пражской галерее Pisecka Brana была представлена украинская фотография. Более 100 авторов из разных городов Украины дали свои фото для благотоворительной выставки-продажи в помощь нашей стране. В этой когорте – и одесситы: Борис Бухман, Александр Синельников, Ирина Роик, Зорян Лищинский, Надежда Анжелина. Автор проекта – глава Чешской федерации фотоискусства Гарик Аванесян – рассказал корреспонденту "Телекомпании А1" Анне Кореневой о жизни в Чехии и своих фотонаклонностях.
Сегодня в Украине отмечается День журналиста – профессиональный праздник журналистов, корреспондентов и репортёров
Искренне поздравляем всех одесских журналистов!
Пусть любовь живет в вашем сердце и слове, пусть уверенность в нашей победе и скором мире вдохновляет вас!
В подарок - ария из оперы Николая Лысенко "Наталка-Полтавка" – «Де згода в сімействі» в исполнении артистов Одесского национального академического театра оперы и балета: заслуженного артиста Украины Владислава Горая и лауреатки Всеукраинских и Международных конкурсов Юлии Терещук.
Владимир Подвысоцкий.
Они оставили след в истории Одессы
165 лет назад в селе Максимовка Черниговской губернии родился Владимир Валерьянович Подвысоцкий (1857-1913 гг.) – ученый, патолог, эндокринолог, иммунолог, микробиолог, педагог.
В 1884 году окончил Киевский Императорский университет Святого Владимира. В 1884-1886 гг. стажировался в Пастеровском институте в Париже.
В 1899 году Владимиру Валерьяновичу Подвысоцкому поручается организация медицинского факультета в Одессе, а с 1900 года он становится деканом этого созданного им факультета в Новороссийском университете (ныне – Одесский национальный медицинский университет), где проработал до 1905 года.
Линия фронта проходит по линии жизни. Памяти Игоря Павлова
Людмила Шарга
О чём бы писалось сегодня, если бы не война?
О ком?
О поэте, родившемся, жившем и умершем в Одессе, о его стихах, хотя...писать о стихах, объясняя, что в них "так-не так"и почему, не моё. Стихи обо всём скажут сами, особенно тем, кто вчитывается и вглядывается пристально в них, вслушивается.
Сегодняшнюю запись в дневнике начну не с военной хроники, не с воздушной тревоги, о них ещё успеется, а с поэзии.
Десять лет тому назад не стало Игоря Павлова.
13 января 1931, Одесса — 5 июня 2012. Одесса.
*
Божией милостью поэт.
Поэт, которого я не знала и знала.
Знала его стихи, где море урчало и переговаривались лениво волны, и «сердце-медуза, сжимаясь, кричало о разлуке..», где проступало «незримое», то самое незримое, за которым охотится каждый, именующий себя поэтом.
Но даётся оно только милостию Божией.
О том, как он жил, ходят легенды. Не выживал, а именно жил.
В одном городе с нами.
Ходил по тем же улицам, что и мы. Дышал тем же воздухом.
А видел иначе, не так, и потому выдыхал… стихи.
Ни на кого не похожий, ни под кого не подстраивающийся, абсолютно не вписывающийся в то, что сегодня именуется социумом, но удивительно органично вписавшийся в тело Города, а теперь уже и ставший частичкой этой земли, из которой и вырастает Город.
Удивительная лёгкость и нежность в его стихах
Наверное, просто нужно любить жизнь, чтобы так писать.
*
Витиеватое перо
Из крылышка спускалось.
И день светился, как пирог -
Все праздничным казалось.
.
Теперь будут говорить, что жил он трудно и бедно, что не помогли вовремя, не успели.
Что ещё обычно говорят после жизни?
А он дожил до золотого, восьмидесятилетнего возраста, не пресмыкаясь перед власть предержащими, не стоя в очередях за подачками.
И любовь посещала его сердце и душу, иначе, откуда бы взяться вот этим строчкам:
.
Ты прошла, озарив этот вечер.
Облик милый, родной и простой…
Нет надежды на новую встречу
Задержись на мгновенье… постой…
И опять - под нахлынувшей тенью
Одинокая стынет скамья…
Ты прошла, словно дождик весенний.
Ты прошла, словно юность моя.
* * *
Я вошел в этот дом; я коснулся
Твоих родинок, мочек и век.
И, как дрожь откровенья, проснулся
И вздохнул, как другой человек.
Это утро - сплетение таинств,
Неземных нерастраченных сил,
И я пью тебя не отрываясь,
Пью тебя!
Пью весны эликсир.
.
Непростительно мало издано книг. Три.
Хочется надеяться, что будут ещё и ещё, теперь уже - посмертные издания.
Были журнальные публикации, но их немного, и они только приоткрывают силу поэтического дара. Только слегка приоткрывают.
Пройдут и Офир, и Освенцим,
Забудутся Рим и Рени...
И старцы пройдут, и младенцы,
Когда постареют они...
Конец прoзираю – в начале
Едва проявившихся дней.
На свете так много печали,
Что можно не думать о ней...
Печаль – и в движеньях, и в позах,
В сплетениях душ и имен...
Печаль незаметна, как воздух,
Во всем пребывая, как он.
И, послана во искупленье
За бред, за дурные дела,
Как осени благословенье,
Прозрачная старость пришла...
Говорят, что он часто терял написанное. Писал снова – и снова терял.
Повинуясь высшему порядку,
Я своей строкой не дорожу.
То теряю новую тетрадку,
То листок забытый нахожу.
В жизни нет покоя и отсрочки,
Но среди непомнящихся дней
Все пишу, пишу слова и строчки
На листве, слетающей с ветвей...
Пишу о поэте, которого не знала, о поэте, который не изображал из себя поэта, который был им, о поэте Игоре Павлове. Одесском поэте? Да, он плоть от плоти нашего города. Русском поэте? Да, он писал на русском языке...
Пишу, хоть и, наверное, не имею права на то чтобы писать о нём, но нет сил молчать, и хочется сказать хоть несколько добрых и благодарных слов.
Те, кто знал его при жизни, напишут больше и лучше, добрых слов много не бывает.
Спасибо, что были здесь, с нами, Игорь Иванович.
Нам останется свет Ваших удивительных стихов, а Вам, как и подобает истинному Поэту, который много страдал, но не очерстве.л душой – по праву принадлежит покой.
Светлая память...
***
Обаянье, обаянье...
Гул неприбранных стихов...
Но тревожит обонянье
Мир, что смраден и суров.
Он земным угаром пышет,
Что изводит города,
Он и цветом липы дышит.
Ах, ты, липа - лепота!
Ах, захоженные плиты
Тротуаров и дворов!
Нездоровы, неумыты,
Самый воздух нездоров!
Как в Гоморре и Содоме -
Все паскудно, без затей.
И нельзя укрыться в доме,
В нем - обилие чертей.
В доме - преют диалоги,
Вянут ушки у мышей.
По ночам встаю в тревоге:
Чую зовы алкашей.
И живу в чаду, в тумане,
Жизнь в окрошку превратив.
Покаянье, покаянье -
Окаяннейший мотив!
***
Вернемся в дом. Я так боялся!
А он - опять похорошел.
А в нем отрада - блеск фаянса,
Тахта, подсвечники, торшер...
Но в космы ночи впиться! В спячке!
Лелея медленность в шагу!
Вдруг - мотыльком в балетной пачке,
Хрустящим, - сослепу, в шелку!
Как чужды мне уюты комнат,
Часы медлительных растяп.
Глаза, вчерашних насекомых
Таких влечений не простят...
Взлечу! - И насквозь ночь пробита,
И рана ширится, горя,
И упоительна орбита
У золотого фонаря!
***
Еще не ведаю - к ножу
Толкнешь, одаришь горькой частью...
Еще смеюсь, еще дрожу,
Еще я слеп. Еще я счастлив.
Еще я жив, едва познав,
Как упоительна Далила,
Пока меня от горьких трав,
От синих дней - не удалила.
И вот - подводят к Палачу...
Мне петь запретно - о Высоком.
Смиренный мастер, я молчу,
Отягощен медовым соком.
Пой, небо синее! Синей!
Так сладок мед! Так вольны птицы!
ворошатся, как сирень,
Глаза и губы теремницы!
***
Нас судьба свела. Вот он, край стола,
Тяжелы зрачки - чернота легла.
Вот он, книжный бор, вот он, прах и мох!
Без морей-озер, без путей-дорог!
Без дерев, без трав. Потускнел, пожух,
И, в окно влетев, ужаснулся жук.
Это я - тот жук, и никто иной,
В марле маялся и трещал спиной.
Это я - тот жук. С воли, с воли я,
А к столу прилип для Небытия.
И легко ли вслух говорить о том,
Если стол велел жить с закрытым ртом,
Если стол велел от него плясать,
И молчать о нем - и писать, писать!
***
Только бы расслышать! Спи, фонарь безглазый...
Я в плену. Тут холод; он к душе прилип.
Я в снегу. Я зова не слыхал ни разу
В мире белых глыб.
И едва зажжется, запоет, забрезжит
Звездочка, - чтоб тут же в облаках пропасть,
Я рванусь! Постели пусть меня не нежат.
Только б не проспать!
Замыслов зачатья, завязи хотений!
Помню, помню бред!
И вернется жизнь, и разбегутся тени,
Вспыхнет новый свет.
Ночь
И, освятив росой ладони,
Войду в притвор сверчковых криков,
Что славят Ночь - и Монотон.
Там пропоет мне Тишина:
Не подымай глаза ночные,
Не подавай планетам Знака,
Не жди, чтобы звезда упала,
Забилась, мокрая, в росе...
Не жди. Замри. Усни, как все...
Призыв сверчка - святая дрожь.
Ты не поймешь его укора.
Еще не время. Спи. Нескоро
Ты книгу Вечности поймешь.
***
Туда, туда, где ветер прячет
Напевы флейт и окарин...
И где с цветов - в балетных пачках
Слетела стайка балерин!
Раскрепощенно, упоенно
Во мглу поплыл воздушный стих, -
Как будто легкая Миньона
В матьолах движется седых.
И безмятежно эльфов пенье,
И, как стрела, поет шоссе...
Твои ладони и колени -
В ночной прохладе и росе...
***
Безмолвие - душа вещей,
Укор страстям и бедам,
Но в каждую вникая щель,
Поэт о том не ведал.
Одетый в праздничный жилет,
Петух к оградам жался,
Пока забывчивый поэт
По кладбищу шатался.
Слагал, слагал из листьев стих,
Все приникал к могилам.
Он слушал, слушал речи их
О суетном, - о милом...
***
Пройдут и Офир и Освенцим,
Забудутся Рим и Рени...
И старцы пройдут. И младенцы,
Когда постареют они...
Конец прозираю - в начале
Едва проявившихся дней.
На свете так много печали,
Что можно не думать о ней...
Печаль - и в движеньях, и в позах,
В сплетениях душ и имен...
Печаль незаметна, как воздух
Во всем пребывая, как он.
И, послана во искупленье
За бред, за дурные дела.
Как осени благословенье,
Прозрачная старость пришла.
.
Обещание
В декабре - в неизвестном году -
Я приду к тебе; снова приду.
Я приду к тебе, вкрадчив, - как врач,
Я приду к тебе, нежен, - как нож.
Прикачусь, как доверчивый мяч,
И замру, - успокоюсь у ног...
Я приду к тебе - истинный бард
С полумертвой седой бородой.
Отрекусь от созвездий, от карт,
Буду счастлив забытой игрой.
Я - приду к тебе.
Ночью приду.
Ты почуешь меня. Как беду.
Вспомним город о двух головах,
Где душа подымается в рост,
Ибо в зданиях - множество плах,
А над ними - бесчисленность звезд.
Перепутаем - май ли, февраль?
Перепутаем - ночь ли? Рассвет?
Я приду к тебе, - легкий, как враль,
Безнадежный, как утренний свет.
Я приду к тебе... Слышишь? Приду.
***
Подобрал, подыскал, подытожил -
Знанье зыбко. Тут нечем пленять.
До высот понимания дожил,
Где уже - ничего не понять.
И влечет, колыхаясь, перина,
И душа - забывается сном.
Хохочи же светло и невинно
Над старьем, и над истертым сукном!
Над пустой головой седовласой,
Хохочи, не жалея меня!
Хохочи над последней гримасой
Уходящего алого дня!
Хохочи над судьбой Арлекина,
Потерявшего жизни ключи.
Над дурманом безверья и сплина
Хохочи, моя боль, хохочи!
***
Повинуясь высшему порядку
Я своей строкой не дорожу.
То теряю новую тетрадку,
То листок забытый нахожу.
В жизни нет покоя и отсрочки,
Но среди непомнящихся дней
Все пишу свои слова и строчки
На листве, слетающей с ветвей.
***
День отошел, как молебен...
Вспыхнула полночь, дыша.
Чуть содрогнулась - и в небе
Движется чья-то душа.
Филином, полночь, поухай
Звездный роняя восторг,
Черной смертельною мухой
Скапни на белый листок!
***
Мы льем в туманы - молоко,
Губами отражаем небо.
Прекрасен мир, и жить легко,
Питаясь вымыслом, как хлебом.
Нам преподносит встречный дом
Намеки, блики, цифры, знаки...
А мы глазеем - и бредем...
Мы созерцатели. Зеваки.
Из юных кто-нибудь франтих
Мелькнет - из нынешних камелий,
Опрятной птичкой пролетит,
Дохнет уютом парфюмерий,
Порхнёт, - и снова далеко,
А нам-то что! Мы слов не тратим.
Нам жить немыслимо легко
Среди цветов и винных пятен.
.
Старый угол
Улицы облиты лунной ртутью.
Чёрен тополь, в черни - серебро.
Петухи во сне кричат: - Ратуйте!
Чует горло лезвия ребро.
Постоялый двор, как лошадь, прянул,
Шевельнул затекшие мешки...
И стоят, немея, молдаване -
Черные ночные мужики.
Сонный ветер еле трепыхался
В этой яме, в столбняке ночном...
Где я шел с крестом - и спотыкался,
Чтоб упасть в Небытие ничком.
P.S. Павлов Игорь Иванович
Родился в 1931 г., жил в Одессе.Стихи публиковались в печатных и сетевых журналах «Арион», «Октябрь», «Интерпоэзия», «22», «Крещатик», «Меценат и Мир», «Артикль» и др.
В советское время не печатался, был известен как поэт одесского андеграунда.
Победитель интернетовского конкурса «Сетевой Дюк» 2000 г. на лучшее произведение, посвященное Одессе, в категории «Поэзия».
Первая книга стихов вышла в Одессе в начале XXI века.
Один из прототипов героев "Провинциального роман-са" Ефима Ярошевского и рассказа Анатолия Гланца "Прокурор города Гайворон".
Ссылки на статьи об Игоре Павлове
http://www.promegalit.ru/publics.php?id=2585...
http://vo.od.ua/rubrics/kultura/21670.php
Хан Абдаллах и воздушные тревоги: в Одессе презентовали новый номер «Дерибасовской-Ришельевской»
Презентация свежего 89-го номера альманаха «Дерибасовская – Ришельевская» прошла во Всемирном клубе одесситов.
Составители подготовили его без скидки на военное время и даже добавили актуальную рубрику, передает культурный обозреватель «Думской».
«Когда-то мы мечтали издать 90 альманахов, — рассказал вице-президент ВКО Евгений Голубовский. — Если ничто не помешает, ко 2 сентября мы выпустим девяностый. В новом альманахе появился раздел «Под звуки воздушной тревоги». Это эссе, написанные в дни, когда Одесса была под обстрелами. Но прежде всего я советую прочесть Жванецкого и Михайлика, Пойзнера и Муратова, Хинта и Базарова…».