В присутствии антисемитизма

Марк Найдорф

- Не люблю євреїв.

- А кто тебя просит любить?

Марк Исаакович НайдорфОглянувшись на эти реплики, я увидел молодую женщину с характерным “деревенским” акцентом и цветущей внешности молодого еврея. Было это давно, в 1960-х, но услышанное мимоходом произвело такое впечатление на мое юношеское сознание, что осело в памяти “на всю оставшуюся”. По голосу было слышно, что барышня кокетничала. Где-то дома она, наверное, до того привыкла к неприкрытой юдофобии, что не ощущала в своей реплике ничего, кроме приличествующей моменту стертой банальности, вроде как “все вы, мужчины, одинаковые…”. Ответ был таким же беззлобным, но для меня совершенно неожиданным: оказывается, не дело еврея быть озабоченным тем, чтобы понравиться антисемиту. Я и сейчас твердо уверен в том, что антисемитизм – проблема не евреев. Недавно по каналу ‘Deutsche Welle’ в теледебатах, предшествовавших общеевропейской конференции по антисемитизму, я рад был услышать эту же мысль из уст немецкого журналиста. “Антисемитизм – это проблема, которой должны заниматься мы”, - сказал он. Мне показалось, что он был искренним.

Понимаю дело так: если для антисемитизма имелись в истории какие-то конкретные основания – экономические, политические, религиозные, культурные или расовые, то устранить их евреи все равно не могли и не могут сейчас. А если “последней причиной” юдофобии является само существование евреев, то с этим фактом антисемиту придется смириться. Но и еврей должен уметь – как умели наши предки – жить в присутствии антисемитизма. В этом состоял, как мне показалось, неожиданный смысл того обмена репликами, которые я услышал много лет назад.

Конечно, не очень-то приятно жить рядом с теми, кто страдает от твоего еврейского соседства, и даже небезопасно. Но надо признать, что антисемитизм рубежа XX-XXI вв. самый “вегетарианский” из всех, о которых могли бы напомнить нам наши родители и более далекие предки, пережившие массовую антиеврейскую пропаганду, погромы, геноцид и государственный антисемитизм предыдущего столетия. О преступлениях на почве антисемитизма мы, по большей части, узнаем не от своих родственников, друзей и соседей, а по каналам СМИ и в сети Интернет. Случаи осквернения еврейских могил, нападения на евреев, поджоги синагог в наше время в “цивилизованных” странах тщательно регистрируются, и само по себе это может свидетельствовать об их относительно небольшом количестве. Ни одно правительство мира не может сейчас безнаказанно одобрить какую-либо антисемитскую акцию, хотя, конечно, может выдать ее за что-то иное, за “бытовое хулиганство”, например. Таким образом, жертвы Холокоста не были напрасными. Катастрофическая гибель шести миллионов евреев во Второй мировой войне (вместе с другими последствиями этой войны, конечно) причинила послевоенный культурный шок западной цивилизации и в итоге, можно сказать, в какой-то мере оградила жизни и достоинство выживших евреев и их потомков. Создание еврейского государства – важнейший элемент этой новой реальности.

Все это позволяет, как мне кажется, говорить о “вегетарианском” уровне современного антисемитизма. Но можно ли быть спокойным за будущее – ближайшее и более отдаленное – благополучие своих детей и внуков, народа Израиля в мире? Не созревает ли в нынешнем затишье угроза нового всеобщего похода против евреев, как уже бывало в истории? Вот что, мне кажется, составляет предмет тревоги многих. В том числе и тех евреев, кого вопрос о том, с какими именно случаями антисемитизма им лично приходилось сталкиваться, заставляет сильно напрячь свою память. Основная проблема присутствия антисемитизма представляется мне сегодня проблемой страха евреев за будущее в виду пережитой катастрофы. Это видно хотя бы по тому, насколько меньше еврейская молодежь встревожена возможным ростом антисемитизма, чем их мамы и бабушки. Но… молодежь бывает легкомысленна и доверчиво самоуверенна, не так ли? Так, может ли случиться, что антисемитизм вновь получит неограниченную меру своеволия?

Будущее – особый предмет отношения: его не было и еще нет. Мы судим о нем в проекции собственного прошлого. Будущее, как в кино, это образ, созданный слабым лучом, светящим из-за спины. Плоховато, конечно, видно, очень неясно. Сложная историческая “оптика” то и дело сбивается, да и владеть ею непросто, “картинки” получаются разные. Есть взгляд на еврейскую историю, в которой нет, в сущности, никого, кроме евреев. Такой взгляд, конечно, не может ничего объяснить, потому что антисемитизм – это отношение неевреев к евреям. Существует взгляд на евреев как на народ, страдающий и гонимый в большей части своей истории. Более оптимистический взгляд на еврейскую историю представляет ее как чередование благоприятных и бедственных обстоятельств, в которых евреям удалось утвердить себя блестящими успехами почти во всех областях человеческой деятельности и выжить – евреями, когда это казалось невозможным, иначе как ценой забвения собственного еврейства. Ни один из этих взглядов не дает ясного понимания антисемитизма – в прошлом и, следовательно, в интересующем нас будущем.

В самом деле: был ли владыка вавилонской империи Навуходоносор, после полуторалетней осады разграбивший в 597 году до н.э. Иерусалим и разрушивший Храм антисемитом? Чтобы ответить на этот вопрос, его следовало бы переформулировать так: действовал ли он против столицы древней Иудеи иначе, чем против других восстававших крепостей? Вернее всего, что нет.

Подойдет ли современный термин “антисемитизм” для римлян, разрушивших Храм в 70 г. и объявивших после восстания Бар-Кохбы Иерусалим и Иудею зоной, запретной для евреев? Со всеми провинциальными восстаниями римляне обходились одинаково – сокрушительной военной силой.

Были ли антисемитами средневековые европейцы, которые никогда не включали евреев в феодальную систему вассально-сеньоральных отношений? Точно, что нет: эти отношения строились на основе публичной клятвы, которую евреи никак не могли бы принести. Чужаков терпели, если видели в этом смысл, или изгоняли – из Англии (ок. 1300), Франции (ок. 1400), Испании (ок 1500), Германских государств (XVII-XVIII вв.) – когда в этих странах устремились к созданию унитарных абсолютистских государств, принципом которых было “Единый король, единый народ, единая вера”. Кстати, когда эта политическая цель была достигнута, евреи (начиная с XVII в.) опять были приглашены в эти страны: высшие сословия не умели масштабно хозяйствовать, а третье сословие в этих странах еще не окрепло.

Чаще всего в средневековой и новой истории еврей имел два облика. Внутри общины еврей определял себя прежде всего верностью Торе, а для других – мусульман и христиан – являлся прежде всего как профессионал. В отношениях с неевреями второе обстоятельство прикрывало первое. Еврейство могло быть даже и достоинством, если обеспечивало профессиональный успех. Так было в эпоху арабского средневековья, когда специфическая еврейская образованность, а именно, знание ивритской, греческой и латинской литературы и учености, сделала евреев переводчиками и толкователями этих источников на арабский язык. Так было в Позднее Средневековье Западной Европы, когда торговля и ростовщичество были уже желанными, но все еще осуждаемыми для христиан видами деятельности.

К XIX веку, после Великой французской революции и политических реформ Наполеона в основных западноевропейских странах сложилась ситуация, когда деньги и политика заместили религию в ее функции структурирования общественной жизни. Процесс шел давно, уменьшение политической роли религии увеличивало веротерпимость – сначала в отношениях католиков и протестантов, а позже и в отношении к иноверцам-евреям. А там, где конфессиональная принадлежность человека становилась все более частным делом, еврей впервые со времен изгнания получил надежду перестать быть чужаком – быть как все.

Почему европейцы, в XIX веке, унявшие было массу ограничительных антиеврейских законов, с начала ХХ века стали массово предаваться юдофобской идее “еврейского заговора” имеет один ответ: им стало хуже жить, но не материально (с этим, до поры было все в порядке), а морально. В последней трети благополучного XIX века в европейски цивилизованном мире нарастала тревожность и предчувствие беды. Первая мировая война оправдала эти предчувствия: разрушила государства, политические системы, мировую экономику и, может быть, не в последнюю очередь, веру в способность людей коллективно владеть порядком собственной жизни. До войны тревоге и сомнению искали психологические объяснения: известный публицист Макс Нордау описывал утрату жизненных целей и общественных смыслов, разочарование в свободе, сумеречное настроение, называя это “вырождением” психики, непостижимость собственного сознания психиатр Зигмунд Фрейд связал с понятием бессознательного.

Но это – для “высоколобых”. После войны выяснилось, что сдвинутые с места войной и сбитые с толку европейские массы предпочитают называть причиной своих бед что-то более доступное пониманию. Инородность еврея была еще один раз в истории выстроена заново – в понятиях, которыми мыслил себя новый массовый человек ХХ века: в понятиях заговоров, тайных учений и расовой предопределенности зла. Этому массовому человеку самому было уже давно начихать на религию. Единственное во что он еще верил – это в Природу, в ее неоспоримые законы, в полезные и вредные свойства обитателей Земли. Среди вторых нашли место и еврею – обстоятельно, научно и неотвратимо. Более всего преследование нацистами “расово неполноценных” напоминало систематическую охоту на истребление определенного вида животных. Эта охота на людей получила название геноцида. Иудей языческого Рима мог отступить в язычество, еврей мусульманского и христианского миров тоже мог, ради сохранения жизни, отступить, обратиться. “Природный” еврей ХХ века не имел никаких шансов ибо с новейшей точки зрения, которую и следует именовать, собственно, “антисемитизмом”: справляет еврей субботу, или не справляет – не имело уже никакого значения.

В Восточной Европе, по мере ее оформления в XVII-XIX веках, евреев ограничивали как иноверцев, громили как торговых конкурентов и просто как чужаков. Но в настоящий антисемитизм весь этот западноевропейский second-hand превратился тогда, когда к нему добавили расизм. Еврей из Моравии композитор Густав Малер говорил, что он трижды чужой: как чех в Австрии, как австриец в Германии и как еврей во всем мире. Малер крестился, чтобы занять видный пост директора Венской оперы, но “простых австрийцев” это не обмануло. Они и карикатуристы из их газет издевались над его еврейством как природно-биологической, т.е. неустранимой данностью. После разгрома нацизма и в СССР стали репрессировать евреев как таковых – по признаку “пятой графы” в паспорте, т.е. по признаку, который не зависел от желаний, образа мыслей и поступков людей. Почему до сих пор это не считается формой расизма?

В наш век святая вера в природу сильно ограничена. В “цивилизованных странах” она чаще всего проявляется тоской по “натуральным продуктам” питания и, может быть, интересом к экзотическим видам туризма к нетронутым лоскуткам природы. Тем временем, весь мир становится все более и более искусственным, начиная от самого человека – от оформления его тела “шейпингом” или, там, “боди-билдингом” и форматирования его сознания телевизионной “промывкой мозгов”, кончая всеми условиями жизни и работы, которые должны быть непременно “комфортными”. А для современных требований комфорта природа как таковая уже неприлично неуклюжа и груба. Но все в этом мире связано. “Натуральный” антисемитизм в нем тоже постепенно становится старомодным.

Нет, еще живы, конечно любители “классики”. Только что неизвестный “естествоиспытатель” в Одессе взял на себя труд исследовать некоего кандидата с вполне безобидной фамилией на предмет его еврейства и известил сограждан о результатах своей работы путем маркирования его портретов на предвыборных плакатах шестиконечной звездой точно в центре лба. Узнаете стиль? Интересно, а кем приходится этот энтузиаст-разоблачитель той молодой женщине из моих 1960-х? Но в целом, в “цивилизованном мире”, где не важно, кто ты, но важно, сколько ты можешь купить, натуралистический антисемитизм на наших глазах становится неинтересным и неприличным. Более того, очень может быть, что в наступающей глобальной стандартизованной цивилизации, свой законопослушный еврей, одетый и молящийся “не как все”, станет ценным реликтом этнического разнообразия среди серийных конструктов современной дизайнерской мысли.

Осталась одна проблема – еврейское государство. Израиль был создан в 1948 году силой международно-правового акта – резолюцией ООН. В этом акте сплелись страстное желание евреев иметь свой национальный очаг, выразившееся в более чем полувековой практике сионистского движения, внутренние и внешние политические игры послевоенных держав-победительниц и некое молчаливое признание морального права евреев на свою часть послевоенных репараций за попустительство “великих наций” геноциду евреев со стороны немцев и почти всех их союзников. Соседи у Израиля оказались беспокойными и воинственными. Шесть войн с арабскими странами создали геополитическую конфигурацию страны, которая в настоящее время не имеет международно-правового закрепления. С точки зрения международного права Израиль – оккупант некоторых, не принадлежащих ему территорий. Причем, для Израиля не сделано исключения, только и всего: за всю послевоенную историю, международное право не признало никаких насильственных изменений государственных границ (даже Турция, член НАТО, не получила на Кипре такой привилегии). К этому надо добавить и вторую максиму современного либерального европейского сознания: в конфликте человека и государства право всегда на стороне защиты человека от государственной машины принуждения.

В арабо-израильском конфликте с этой правовой точки зрения Израиль дважды виновен: как оккупант и как государство, воюющее … вроде бы с частными лицами? Тут и начинается то, что я назвал бы либеральным “правовым антисемитизмом”. Либеральная пресса не может, не изменяя своим принципам, отказаться от нежного сочувствия к арабским террористам как только они начинают жаловаться на то, что Израиль отнял у них все. Генеральная ассамблея ООН принимает одна за другой сплошь антиизраильские резолюции. Великих держав, кроме США уже нет, но есть пресловутый “квартет”, который тоже не может говорить о палестинцах как о военных врагах Израиля, поскольку они не воюющее государство.

Получается, что в конфликте есть только одна сторона, и эта сторона – Израиль, который создал конфликт, который ведет его и который должен сам его завершить. Правовой абсурд этот имеет, однако, реальные последствия в виде сильнейшего международного давления со стороны Лиги арабских стран и Евросоюза, которое выдерживает Израиль и его глава – Ариэль Шарон. Позиция США, олицетворенная президентом Джоржем Бушем является более реалистичной в том смысле, что Америка не сваливает весь груз этого правового абсурда на один только Израиль, стараясь найти выход в создании для Израиля партнера по переговорам в лице будущего Палестинского государства. Памятуя, что одна попытка создать такое государство (так называемые соглашения Осло) уже провалилась, американцы мечтают сделать вторую попытку более успешной, идя другим путем.

В этом контексте вновь и вновь возникает вопрос, можно ли называть позицию Европейского союза антисемитской? В старом расистском смысле, разумеется, нет. Но то, что существующую правовую неразрешенность арабо-израильского конфликта страны ЕС, особенно Франция, Испания, Скандинавские и некоторые другие страны, толкуют как провинность государства Израиль перед арабами, перед моралью, перед правильным миропорядком, напоминает старые времена: “не знаю, о чем вы говорите, но Израиль безусловно виноват”. К сожалению, речь идет не о правовой задачке для знатоков международного права. Мировая пресса мгновенно тиражирует ложные сообщения палестинских террористических организаций, вроде ХАМАСа. Совет безопасности ООН, не разобравшись в фактах торопливо осуждает Израиль на основании этих сообщений. “Поэтика” шахидизма принимается на Западе в форме художественных манифестов. Европейская статистика показывает, что обработанный либеральной прессой, обыватель из благополучных стран, не знающий, как найти на карте государство Израиль, считает еврейское государство самым опасным источником для мира.

Времена меняются и антисемитизм меняется вместе с ними. [Мигдаль Times, 2004, № 9 (47)]