Амфора, полная пиратов в изложении дяди Миши
Чирков Вадим
Я проходил мимо парка Кольберта и увидел выходящего оттуда дядю Мишу. Только глянув на его спину, я понял, что старик чем-то удручен..
-Дядя Миша! – Мой всегдашний собеседник обернулся. – Что-то случилось?
-Что могло случиться?! – он махнул рукой. – Жара! Духота! Парилка!
Я приглашаю соседа к себе. Пока достаю из холодильника минералку, слышу дядимишино восхищеное «О!» из комнаты.
-Как красиво напечатано ваше имя! И сколько раз! Вы прямо Бальзак! Там вы могли иметь такой успех?
-Где вы видите мое имя? – Я вхожу в комнату.
-Вот же! – дядя Миша показывает на... флакончики с лекарствами на тумбочке, где с ярлыков действительно хорошо смотрится мое имя.
Я включаю телевизор, набираю первый канал. 86 градусов. Влажность 100%. Из окна поддает банькой. Впереди – 97 градусов. По глоточку пьем холодную минералку. Дядя Миша удобно расположился в кресле.
-Вот скажите, - неожиданно заговаривает он, - если б вы жили в Одессе на Малой Арнаутской и если бы жена послала вас летом, в такой же, скажем, день в сарай копать там ям для картошки, скажите – вы бы сбежали в пираты?
Я хмыкаю. Мне хочется сказать «да», но я боюсь нарушить ту интригу, что задумал хитрый старик.
-Дядя Миша, это такое начало новой истории? Про кого она?
-Друзья зовут его Док. Он врач, участковый хирург.
Но его участок!.. – старик крутит головой. – Вот он пешком, с рюкзаком за плечами обошел в отпуск весь Крым... Вот он собрался на Алтай... Вдруг повезло – он нанялся на танкер судовым врачом и - объехал весь мир. Куба, Америка, Ирландия, Швеция, Япония... Что вам сказать - ему и этого мало! Они с женой учат французский и едут в Алжир. Работают там шесть лет. Он единственный хирург на полпустыни и все его зовут табиб. А его жена, педиатр, табибша. Наш врач там нарезался скальпелем – так он рассказывал - на всю оставшуюся жизнь. Из Алжира он привез целый музей диковинок: медную чеканку, кофейные наборы, чудные камни из пустыни, раковины, даже чалму...
Чувствуется, что старик, рассказывая, отводит душу после поражения в парке. Там обрывают на полуслове.
-Что происходит дома... Что может происходить дома? Дом для того и придуман, чтобы в нем ничего не происходило... И пока нет путешествий и приключений, Док пробавляется мелочами. Выстроил на крыше сарая «капитанскую» каюту из струганых дощечек от магазинных ящиков. Я ее видел – игрушка! Провел туда свет, поставил транзистор. Вечером после работы он брал кота и забирался в каюту «выкурить трубку-другую в хорошей компании». Док не курил, но трубка у него была – из Алжира. Таких в Одессе две или три.
Потом у него появилась еще идея. Он стал собирать в мусорных урнах старые зонтики, чинить их и... развешивать на ветках столетнего ясеня над своим сараем. Кто идет мимо дома – поднимает голову: это что? Им рассказывают – они хмыкают и крутят головой, хотя и одесситы. А Док радуется: пускай, мол, почаще поднимают голову к небу!
Придумал сделать трехколесный велосипед для себя и жены, где можно крутить педали вдвоем и полулежа. И только начал делать чертеж оригинальной коляски, как жена ему говорит: хватит изобретать велосипеды, иди-ка ты в сарай и вырой там яму, чтобы было где держать картошку зимой...
-И тогда он сбежал в пираты?
-Не смейтесь. Наш табиб отложил чертеж, допил кофе, снял чалму и пошел в сарай, - вразумил меня старик. – Я думаю, вы бы сделали то же самое.
Он взял там лопату и стал копать утоптанную, как асфальт, землю – и это дело – слышите? это дело в конце концов стало поинтереснее Алжира! Потому что за него взялся такой человек, как наш Док. Если вы имеете терпение, узнаете, до чего он докопался.
Я поерзал в кресле и налил еще минералки.
-Док углубился лопатой на штык и увидел ржавую банку от кофе. Поднял ее и вспомнил: здесь когда-то уже была яма, и они с Людой сбрасывали в нее всякий нержавеющий мусор. Ага, сказал себе Док. И в этом унылом для всемирного путешественника занятии засветился смысл! Какой? – мы узнаем позже.
Он копал – и что открывалось перед ним? Слой за слоем открывалась прошлая жизнь! Вот старые его туфли... Сломанный нож. Еще дедов... Черепки разбитой покойным котом со смешным именем Брысик голубой фаянсовой вазы. Это было как раз перед танкером... Медная ступка, совсем уже зеленая... Еще черепки – две маминых чашки. Когда у столика подломилась ножка и они поехали вниз, Люда крикнула такое «Ах!», что слышали все соседи... Последней находкой оказалась Надькина одноногая кукла – ее купили, когда Надьке исполнился год. Кукла была первым «мусором», который бросили в яму. Сейчас Надьке семнадцать.
Яму для мешка с картошкой надо было делать шире, но тут лопата задела какой-то камень. Док его ковырнул, камень не поддался. Начал обследовать препятствие и понял, что имеет дело с бетонным кольцом. Оно окружало яму. Что-то он не помнил, что закапывал здесь бетон... Тогда кто?.. Когда?.. Зачем?..
Приходит Люда и видит: муж копает, как будто он роет клад. Она ему: «Витя, может, хватит?» - «Пусть люди видят, какой у тебя послушный муж».
А дальше бетон стал расширяться. «Что за катакомбы?». Тут Док отложил лопату и вышел из сарая на свежий воздух. И тут к нему заглянул сосед по двору, Гриня, мой годок, тоже рыбак. Он-то мне все и рассказывал, пока не клевало. «В чем дело, Виталий Иванович?» - «Да вот смотрите, дядя Гриня...».- «А-а...Так это же вот, наверно, что...».
И Гриня, старожил этого дома, рассказал Доку, что когда-то конец Малой Арнаутской – он сейчас упирается в улицу Белинского, а за ней идет целый район до самой Отрады – выходил на пустырь и в степь. Теперешняя Белинского – это был край Одессы. Дальше пасся рогатый скот, а скот держали немцы. И наш дом (фасадный, остальные, что во дворе, построили позже) наверняка принадлежал богатому немцу, который поил район молоком. Своей воды в Одессе не было, и предприимчивые немцы придумали делать большие амфоры, которые зарывались в землю и в них собирали с крыш дождевую воду. Эту воду пили люди и поили коров. Так Доку, видно, попалась одна из них, а было их по всей Одессе более трехсот...
-Вы читали «Графа Монте-Кристо»? – неожиданно спрашивает дядя Миша. – (Это моя любимая книга, я читаю ее всю жизнь, но только первый том). Помните, как Дантес шел рыть сокровища аббата Фариа? Вот так же шел Док к картофельной яме после разговора с Гриней. Он думал, что сулит ему эта находка, кто знает, может, в амфоре скрывается клад?
И вот: из ямы летит земля, Люда что-то пытается говорить, но потом - умная женщина! – перестает. Она понимает, где ей перевоспитать своего неугомонного мужа, ему уже за 50! Она только время от времени спрашивает: «Зачем мне эта амфора, зачем ему?..» - и слегка хватается за голову.
Амфора открывалась огромная, и Доку понадобились помощники. Раз за разом из нее поднималась на блоке выварка с землей и строительным мусором, рядом с сараем росла гора. Во двор въезжал самосвал и забирал землю. Доку потом предъявили счет за 11 ходок. Что вы хотите? – там был мусор за 120 лет!
Чем больше обнажались целехонькие стены амфоры, тем яснее Док видел ее будущее. Еще и потому, что окончание каждого дня отмечалось в амфоре, где собирались хозяин и трое его работников. Люда забирала руки с головы, наполняла чем надо корзину и спускала ее вниз на веревке.
А что насчет клада, так его в амфоре не оказалось. Ближе к дну она пошла сужаться на пример греческих, вместо земли лопата набирала жидкую грязь – то были, наверно, остатки древних дождей. Док заказал самосвал жидкого бетона, уложил арматуру и выровнял бетон в ровную круглую площадку.
Работники наконец-то вылезли наверх, получили за работу деньги и поздравили хозяина с отличным погребом. Напоследок сказали вот что (внимание!):
-Где ж мы теперь будем собираться по вечерам? Так там было хорошо!
Док ответил:
-Будем, будем! – И он уже точно знал, о чем говорит.
Идею он рассказал друзьям, те не удивились. Кругосветный танкер, пустыни Алжира, каюта на крыше сарая, зонтики на дереве, а сейчас еще и... – это все было в одном ряду. В каком? Вот в каком: молодец, Док! Так и надо жить! Жаль, что мы, как ты, не умеем...
И скоро позвонил с Фонтана один из друзей и сказал, что на шестой станции прибило к берегу длинный кусок толстенного корабельного каната. Может, пригодится?
Высушенный канат был уложен аккуратной спиралью на дно амфоры...
Затем в сарае раздались звуки пилы и молотка – наш хирург сколачивал странные на вид ящики.
Дочь Надя тоже получила задание – купить десяток новых мешков, разрезать на куски чуть ли не целую бухту пенькового троса и вшить эти куски в мешки вот таким манером...
Один из ящиков Док сколачивал внутри амфоры.
Деревянную лестницу, служившую рабочим, Док почему-то заменил веревочным, собственноручно сделанным трапом.
Соседи, сгорая от любопытства, заглядывали к заключенному в амфоре Доку – туда уже был проведен свет, видели сбиваемые ящики и на этот раз легко догадывались, что тот ладит, готовясь к зиме. И поздравляли с великолепным погребом посолидневшегося наконец-то чудака.
Вот только зачем ему веревочный трап вместо надежной деревянной лестницы? К чему перешивает уже готовые мешки дочь? Ну, все это можно отнести за счет остаточного чудачества соседа. Сразу заменит трап, когда разобьет бутыль с помидорами!
Однажды во дворе раздался веселый звон корабельного колокола. Док отложил молоток и поспешил наверх. Вышли и соседи. У дверей сарая стоял один из верных приятелей хирурга и названивал в медную, надраенную до солнечного блеска рынду. Рында гениально завершала задуманное Доком дело.
И когда повсюду в Одессе зажглись, как фонари перед ночью, осенние клены, по-особому осветив улицы города, когда опустели пляжи, а корабли обменивались печальными гудками, Док собрал друзей и приятелей к себе. Храня на лице невозмутимость и торжественность табиба, он повел всех в сарай. Там каждому был вручен новехонький балахон из мешковины с вшитой в него веревочной петлей и нагрудной надписью: «Толстый Олаф», «Робер-счастливчик», «Костлявый Генрих», «Топорник Гарри», «Громила Бонни», «Ангелочек Нит»... Сам Док напялил на себя мешок «Железного Гуго», а жена его, Люда – «Лулу-Обмани Смерть».
Гости покорно натягивали балахоны, проверяли висельные «галстуки» и вслед за «Железным Гуго» с опаской спускались по веревочному трапу в освещенную изнутри амфору. Там, на палубе, устланной толстенным корабельным канатом, стояли рундуки с надписями: «Пиастры», «Доллары», «Фунты стерлингов», «Дублоны»... Посередине расположился восьмиугольный, по числу основных румбов, рундук, на котором был укреплен корабельный компас и лежала какая-то донельзя старая книга с толстыми корками и медными застежками. Заново выбеленные стены амфоры были расписаны сценами стародавних морских сражений. К ним же были прикреплены половины двух темных бочек с медными кранами. Еще стены украшали топовый фонарь, короткая абордажная сабля, адмиральская шпага, кремневые пистолеты, корабельный хронометр, штурвал и черный пиратский флаг с белым черепом и скрещенными костями.
Железный Гуго пробил 12 склянок и торжественно провозгласил:
-Добро пожаловать в погребок «Веселый Роджер!»
Надеюсь, мои гости, чья добродетель мне известна, не против того, чтобы быть принятыми в вольное пиратское братство?
Никто не был против – ни Толстый Олаф, ни Костлявый Генрих, ни Малютка Джонни, ни Топорник Гарри, ни даже железная жена Неукротимого Дока.
Тогда Железный Гуго взял в руки тяжелую книгу, отстегнул медные застежки, раскрыл ее и рявкнул:
-Морская пыль и порох! Тысяча чертей и одна ведьма! Сейчас мы все встанем и произнесем клятву верности вольному братству. Повтряйте за мной...
Нешуточная торжественность в голосе Железного Гуго действовала гипнотически – и бетонная амфора гудела как улей от слитных голосов, повторявших за атаманом слова клятвы:
-...не входить в погребок с оружием, особенно с абордажным топором... Быть джентльменом по отношению к присутствующим дамам...
Принеся клятву, сели. Железный Гуго вынул из рундуков латунные и оловянные кружки с крышками и, как полагается, бутылку рома. Все – в амфоре поместилось человек восемь – выпили разгонные граммы спиртного, после чего перешли на эль-пиво, которое цедили из бочек на стене.
Высокая торжественность обстановки не снижалась, в голосе Дока не улавливалось ни смешинки, он был серьезен, как и подобает Железному Гуго, основателю кровожадного пиратского братства.
Потом, правда, новоявленные флибустьеры разошлись и начался всленский треп, в котором, однако, не забывали восхвалять выдумку Дока и его немалый труд, а еще рассказывалось, как добывалось «все морское», заказанное друзьям главным пиратом: компас, хронометр, рында, старинное оружие. Флаг с черепом прислали, например, из США...
Док, в свою очередь, делился тайным: он еще в детстве был пиратом. Его отец, работник рыбного НИИ, брал сына на все лето на парусник, бороздивший Черное море ради проб грунта, определения мест пастьбы рыбы и много чего другого. В шторм он привязывал Витальку к грот-мачте, чтобы мальчишку не смыло волной... а под осень, оборванного за лето донельзя, вел по улицам Одессы вечером, чтобы никто не видел босого, в лохмотьях пацана. Много ли надо мальчишке, чтобы дополнить образ излохмаченного в абордажных схватках юнги черной повязкой на одном глазу и кривой саблей за поясом...
Желающих стать пиратами оказалось много. Сперва – ближайшие друзья Дока – врачи, ученые. Потом – друзья друзей.
А однажды последние привели двух иностранцев, прослышавших о погребке и захотевших войти в вольное пиратское братство. Эти двое, совладельцы судоходной компании, способные на весь вечер снять зал в гостинице «Лондонская», тоже оставили свои цивильные имена на верхней палубе и спустились по веревочному трапу в царство Железного Гуго. Сели на рундучки, их монетки «в помощь пиратам-инвалидам» звякнули в дно флибустьерской кассы и «Костлявый Генрих» и «Счастливчик Гарри» коряво произнесли вслед за Железным Гуго слова Молитвы вольных пиратов, так подходившей к ним:
-Милостивая Госпожа Удача! Господин Великий Случай! Вам возносим мы свои заветные слова! Даруйте нам попутные ветры, победы в абордажных схватках, богатую добычу!..Самое интересное, что эти двое господ через четыре месяца снова стучались в двери Дока, чтобы еще раз посидеть в погребке «Веселый Роджер» и испить жигулевского эля под черным пиратским флагом...
Старик допил минералку и поставил стакан на стол.
-Дядя Миша, - я еще не опомнился от рассказа, - неужели такой человек существует? Вот бы его в друзья!
-Вы приезжаете в Одессу, - вместо ответа сказал он, - идете по Пушкинской и сворачиваете на Малую Арнаутскую. Вам нужно идти по левой стороне. И вот вы доходите до Канатной и смотрите на стену дома. Там написано мелом «Малая Арнаутская» - это, чтобы никто не ошибся. Но в слове «Малая» первое «А» зачеркнуто, а сверху написано «И». Что получается? Так вы уже идете по Милой Арнаутской! И смотрите по-над крышами. И видите в конце концов зонтики на дереве. Вы заходите во двор...
Тут дядя Миша тяжело вздохнул.
-Такая жара... Интересно, как сейчас дышится Одессе? Скажите Доку, когда его увидите, его зовут Виталий Иванович, что вас прислал дядя Миша. Тот самый, которому он подарил однажды эмблему кабачка. Они там кушают мои вяленые бычки. Зайдете ко мне, я вам ее покажу. А Док, если вы ему подойдете, примет вас в пираты. Он говорил, что у него есть свободный мешок для «Храброго Билли»..
Патагонец
Наверное, я могу похвастаться: я знал Виталия Калибердина, Дока, как я его потом называл, еще не помышлявшего о славном пиратском имени, с… 1955 года. Мы вместе служили в в/ч 34373 Береговой обороны в Севастополе, на Северной стороне. Там, на 200-метровой высоты берегу стояла наша 130мм батарея, А внизу были: штаб, казарма, камбуз, крохотный домик медчасти.. Начальником медчасти был молоденький лейтенант (окончил Одесский медин), в подчинении у него числились два капитана со средним специальным образованием. А я, хоть и был рядовым матросом-артиллеристом, с лейтенантом дружил. Они с женой Людой приглашали меня отобедать настоящим борщом…
В какой-то год своей 4-летней службы я был назначен заведовать артскладом части, где было все: пистолеты от револьвера системы «Наган» до тяжелого, как утюг, пистолета-автомата Стечкина, боеприпасы к ним, мелкашки с патронами, толовые шашки… спирт для протирки пушечной оптики (спирт доходил до оптики только в виде мощного выдоха артиллериста…). Если оттянуть притертую осургученную пробку в перевернутой 10-литровой бутыли, можно добиться медленного капания спирта в подставленную посуду - дело требовало терпения и времени… Мы с Доком вооружались и шли на неширокую полосу галечного берега под обрывом и стреляли по всему, что плавало (качалось на волнах) в море. То это была сгоревшая радиолампа, то матросский деревянный шлепанец, то бутылка. Между двумя батареями был небольшой заливчик, а в нем плавали зимовавшие здесь утки. И вот однажды в отдалении мы увидели одинокую утку Я прицелился (к этому времени попадал даже в прыгающую на волне радиолампу), чуть поднял ствол над целью, выстрал - пок! – и утка перевернулась вверх лапами.
-Вот так стреляют у нас в Патагонии! – в восторге завопил Виталий.
Я уже немного знал его, и «Патагонии» не удивился.
Потом Док демобилизовался – карьера армейского врача (и даже подчиненные капитаны) его натуре не походила; через 2 года вышел на «гражданку» и я и поступил в Одесский Педагогический институт. Странно, что его адрес, сказанный мне между прочим, я запомнил. И, очутившись в Одессе, разыскал дом Дока, теперь врача поликлиники. Дружба продолжилась.
Но застать Дока дома с некоторого времени стало мудрено.
То он уехал на Кубу в качестве судового врача, то в Швецию, то в Японию. А то вдруг пропал вместе с женой – на 5 лет - в Алжире, где на многие километры пустыни он был единственным врачом-хирургом. Табибом….
Вот наконец вернулся, осел в Одессе. Вскоре неугомонного Дока, которого в Одессе потом прозовут «врачом с абордажным уклоном», захватила тайна древней амфоры, отрытой им в дворовом сарае…
Похвастаюсь еще и тем, что я первым написал о Виталии Калибердине и его очередной затее в молдавским журнале «Кодры». А рассказ свой я озаглавил – «Патагонец Док, вспомнив давнюю стрельбу на севастопольском берегу. Журнал был привезен в Одессу, Док показал его газетчикам, те спохватились и давай один за другим, надев на шею висельные галстуки, спускаться по веревочному трапу в в пиратское логово.
В короткое время Док стал знаменит.
А теперь я приближаюсь к самому главному, из-за чего я и решил снова написать о Виталии Калибердине.
Если я находил где-то интересный материал или книжку о пиратах, приносил или присылал «Железному Гуго», а он с удовольствием присоединял находку к своей пиратской библиотеке. Чего только в той библиотеке не было!
А потом я уехал в Нью Йорк. Переписка продолжалась. Док рассказывал о ширящейся славе Амфоры, а сам он т5перь участвовал во всех празднествах Одессы, идя в первых рядах колонн в…пиратском наряде.
Однажды, рыская по Интернету (без любопытства нет писателя), я наткнулся на интереснейший материал. Док подпрыгнет, когда прочитает его, и возблагодарит Всемилостивейшую госпожу Удачу. А заодно вспомнит Бека (мое прозвище в ответ на Дока), который его не забывает.
Я скопировал материал, и заглянул на всякий случай а одесский сайт, где, может быть, есть очередная заметка о Доке. И не поверил глазам, наткнувшись на заголовок: «Прощай, Железный Гуго!»
Почти весь сайт был посвящен моему внезапно умершему другу – его знал весь журналистский цех, его знали тысячи одесситов. Его к этому времени знали уже и за границей – похожие на одесский кабачки-клубы были созданы в США, Австралии, Канаде, Австрии…
«…Его хоронили при полном обмундировании, - писала одесская газета, — в пиратской одежде, со знаменитой треуголкой, пистолетом и саблей. Накрыли корсарским флагом, присланным из Австралии. «THE BOOTY» — гласит надпись на черном фоне, что означает «трофеи». У входа в «Веселый Роджер» приспустили старое полотнище с черепом и скрещенными костями, некогда водруженное самим одесским флибустьером. И прозвучал памятный салют — трижды выстрелила пиратская пушка»
Ну, не главное, конечно. то, что Док не получил найденного мной материала, совсем не главное. хотя я представляю себе, как обрадовался бы «Железный Гуго», получив его. Главное то, что его больше нет – молоденького лейтенанта, с которым мы бродили по галечной полосе севастопольского берега, вооруженные, как пираты, врача-травматолога одесской поликлнники, судового врача на наливном танкере, тидущего на Кубу, табиба в алжирской пустыне, мужа Люды, понуро бредщего в жаркий летний день копать яму в сарае для картошки, основателя разбойного кабачка - «Амфоры, полной пиратов», «Железного Гуго», который погружал меня в мешок с надписью «Храбрый Билли» перед тем, как я шагну на веревочный трап…
И некому, некому, некому послать ту мою находку в Интернете, она застряла в моем Дневнике и когда я натыкаюсь на нее, вспоминаю сразу всё…
Вот что я все-таки сделаю. Я помещу здесь предназначенный Доку материал: он – и недостающее звено в его библиотеке, которая, может быть сохранилась, в нем не спетая в кабачке суровая песня пиратов… помещу в надежде на то, что прочитавший наш с дядей Мишей рассказ, проникся уже - хоть немного - духом Амфоры, хоть и не надет на нем мешок с висельным галстуком, хоть и не слышит он звона рынды в древнем сосуде и не видит капитана в пиратской треуголке..
Сундук мертвеца и бутылка…
…«.В 1969 году Марле оказался в Карибском море в районе Кубы. Мотор его катера вдруг неожиданно заглох, и после неудачных попыток завести его путешественник стал осматривать в бинокль окрестности. Вскоре он увидел узкую полоску берега небольшого острова. Соорудив примитивный парус, Марле достиг острова, предварительно сообщив по радио свои координаты. Чтобы как-то скоротать время, пока подойдет помощь, исследователь решил обследовать остров — безжизненный клочок суши площадью всего в 200 квадратных метров. Островок был покрыт скудной растительностью — кустарником; огромное количество змей и ящериц составляли его население...
Уже после того, как спасатели сняли Марле с этого пустынного клочка суши, он выяснил, что местные жители прекрасно знают про этот остров и называют его… Сундук Мертвеца! Он сразу же вспомнил слова из знаменитый песенки пиратов и решил всесторонне исследовать данный вопрос. Копаясь в различных документах, Марле обнаружил одну старую заметку в газете Chicago Times-Herald, которая называлась Stevenson's Sailor Song. В этой статье приводился полный текст песни, а также излагалась история ее возникновения.
Итак, каков же полный текст данной песенки? Я приведу его в переводе Николая Позднякова, а те, кто захочет ознакомиться с английским оригиналом, смогут сделать это здесь.
Пятнадцать человек на сундук мертвеца,
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Пей, и дьявол тебя доведет до конца.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Их мучила жажда в конце концов.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Им стало казаться, что едят мертвецов.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Что пьют их кровь и мослы их жуют.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Вот тут-то и вынырнул черт Дэви Джонс,
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Он вынырнул с черным большим ключом.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
С ключом от каморки на дне морском,
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Таращил глаза, как лесная сова,
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
И в хохоте жутком тряслась голова.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Сказал он: «Теперь вы пойдете со мной,
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Вас всех схороню я в пучине морской».
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
И он потащил их в подводный свой дом.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
И запер в нем двери тем черным ключом.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Эта песня, как объяснялось в статье, до сих пор хорошо известна среди моряков (речь идет о конце XIX века) и, действительно, отражает реальные события, которые произошли в самом начале XVIII века. На пиратском корабле «Месть королевы Анны», которым командовал Эдвард Тич по прозвищу Черная борода, один из самых известных пиратских главарей Багамских островов, из-за жестокости капитана вспыхнул мятеж. Однако капитан, отличавшийся огромной силой и умением владеть оружием, заперся в каюте, отбился от нападавших и быстро подавил бунт. Пятнадцать особо активных мятежников, среди которых был квартирмейстер Уильям Томас Боунс (вспоминаете Билли Бонса из «Острова сокровищ»), Тич решил высадить на необитаемый остров под названием Сундук мертвеца (небольшая скала в группе Виргинских островов). Каждому из пиратов, высаживаемому на остров, вручили по бутылке рома, видимо, для того, чтобы позабавиться — всем пиратам было известно, что ром не утоляет, а усиливает жажду. После чего Тич спокойно уплыл восвояси».