«Всемирные одесские новости» № 1 (31) 1997

История о кочующих строчках
(К 100-летию со дня рождения Валентина Катаева)

При всей торжественности юбилейной атрибутики столетие любого писателя - событие если не грустное, то настораживающее, поскольку являет собою перевал, открытый всем ветрам времени, которому единственному дано право решить, останется ли он в многоликой, противоречивой, пульсирующей жизнью литературе или только в истории литературы, что, как говорят у нас в Одессе, две большие разницы.

Последнее, думаю, никак не грозит Валентину Петровичу Катаеву, еще при жизни увенчанному венцом классика, носимым им, впрочем, со щегольской небрежностью, по-одесски чуточку набекрень, как кепка, которую, подобно мальчишке из родной Отрады, в любой момент готов был легкомысленно развернуть козырьком назад и свистнуть в два пальца так, что с обветшалого древа социалистического реализма враз летели клочья аксиом, обрывки канонов, обломки жанров...

Так он и поступал в последние десятилетия своей жизни, на восхищение одних и негодование других выпуская озорные для того ледяного времени книги, в которых тончайшие ассоциации, изысканные реминисценции, афористичнейшие образы соседствовали с цитатами из радиосообщений, отрывками научных трактатов, чужими дневниковыми записями и... стихотворными строчками собственного сочинения.

Как известно, Валентин Катаев входил в литературу под парусом поэзии, и еще в 1916 году одесский литератор Александр Митрофанович Федоров писал приятельствовавшему с ним Ивану Бунину: "Помнишь ты поэта Катаева?" А потом, как и его друг Юрий Олеша, Катаев вышел на бескрайние просторы русской прозы, но на всю жизнь сохранил верность поэзии, одним из свидетельств чему осталась история о кочующих строчках.

В сентябре 1918 года в одесском журнале "Объединение" появилось стихотворение В. Катаева "Прозрачность":

Коснуться рук твоих не смею,
А ты любима и близка.
В воде, как золотые змеи,
Скользят огни Кассиопеи
И проплывают облака.
Коснуться берега не смеет,
Журча, послушная волна,
Как море, сердце пламенеет,
И в сердце ты отражена.

По соседству с "Прозрачностью" был напечатан рассказ И. Бунина "Третьи петухи", и это, насколько я знаю, единственный случай, когда Катаев выступил в одном издании со своим литературным наставником. Но этот лестный для молодого поэта факт биографии потом мало кому был известен, так как журнал попал под запрет советской цензуры и много пет пребывал в недоброй памяти спецхране. Только пути творчества неисповедимы, и стихотворение... продолжало жить своей жизнью.

Через десять лет после публикации в "Объединении" московский журнал "30 дней", коему читатели обязаны первым знакомством с романами И. Ильфа и Е. Петрова, напечатал рассказ В. Катаева "Море". И, как оказалось, в этот прекрасно выписанный "портрет" моря в одесском заливе было искусно вмонтировано стихотворение "Прозрачность", лишившееся, естественно, названия: "Рука девушки, обтекаемая свеченьем, скользила в воде. Рука одного из молодых людей опустилась рядом с ней в море и вспыхнула...

Коснуться рук твоих не смею,
А ты любима и близка...

Но это было лишь началом "прозаической" жизни стихотворения. Прошло еще двадцать лет, и в 1949 году вышел роман В. Катаева "За власть Советов", известный нынешним поколениям читателей под названием "Катакомбы". В одном из его эпизодов Петр Васильевич - "бывший мальчик" Петя Бачей из повести "Белеет парус одинокий" - с группой подпольщиков в оккупированной Одессе выходит на радиосвязь с Москвой. Это было летней ночью на одной из скал одесского побережья, и "Петр Васильевич вспомнил другую ночь... Он вспомнил черное небо, осыпанное звездами, и белое лицо девушки...

Коснуться рук твоих не смею...

Далее следовал полный текст "Прозрачности". А позже, в процессе переделки романа, автор оставил только две первые строчки стихотворения, но к тому времени оно уже... полностью было "вставлено" в роман "Зимний ветер", хронологически предшествующий "Катакомбам". "Теперь они стояли над обрывом... Ночь была черным-черна и вся осыпана траурными звездами...

- Коснуться рук твоих не смею,
А ты любима и близка, -

шепотом проговорила Ирен и коснулась головой Петиного плеча. Ее голос звучал таинственно.

В воде, как золотые змеи,
Блестят огни Кассиопеи
И проплывают облака.

- Что это? - спросил Петя.

- Стихи, - ответила она и продолжала:

Коснуться берега не смеет,
Журча, послушная волна.
Как море, сердце пламенеет,
И в сердце ты отражена.

Внимательный читатель отметит незначительные разночтения текста, возникшие, как представляется, по причине того, что Катаев, приводя его по памяти, незаметно для себя продолжал начатую много десятилетий назад работу над стихотворными строчками, которые подсознательно всплывали в его памяти и занимали единственно для них предназначенное место в прозаическом произведении. Таинство творчества непознаваемо, и когда я однажды завел с Катаевым разговор о "кочующих" строчках стихотворения "Прозрачность", то услышал неожиданное: "Я свои книги не читаю, но если это так, как вы говорите, то нужно бы вычеркнуть". К счастью, ничего он не вычеркнул и, думаю, не стал бы этого делать, лучше других понимая, что в его произведениях поэзия и проза накрепко спаяны творческим замыслом.

А "Прозрачность" все же обрела "самостоятельную" жизнь: стихотворение было опубликовано в собрании сочинений Валентина Катаева под названием "Кассиопея" с одним-двумя разночтениями текста и... примечанием "Печатается впервые". Когда я обратил на это внимание Валентина Петровича, он развел руками: "Примечания пишу не я, а литературоведы". И особенного почтения в его голосе я не почувствовал...

Ростислав АЛЕКСАНДРОВ

Фоторепродукция Георгия ИСАЕВА