Нужна мне ваша фаршированная рыба
Рафаил Гругман
(отрывок из книги)
Ой... Как объяснить вам доходчиво, что такое Брайтон? Если сумеете вы представить себе Привоз в ста метрах от Ланжерона, это оно и есть. При этом пустите для полноты счастья поверху железную дорогу, а для колорита разбавьте публику детьми разных народов: китайцами, мексиканцами, пакистанцами и афроамериканцами. Только не переусердствуйте... Нашего брата должно быть больше. О, что-то стало вырисовываться...
Теперь немножечко географии. Кони Айленд Авеню разрезает Брайтон Бич Авеню пополам. Или где-то около этого. Справа, если стоять лицом к океану, вплоть до Ошеан Парквэй – проходной двор на пляж. Это как Обсерваторный и Купальный переулки. Справа, как я уже говорил вам, дети мои, Привоз в ста метрах от Ланжерона, но слева... Если мы говорим о маленькой Одессе от Кони Айленд до Пятнадцатого Брайтона, слева – Дерибасовская.
Слева - начиная от Одиннадцатого Брайтона, выходящие на океан шикарные кондоминиумы Ошеан Фронт Лакшери, от трёхсот тысяч до более миллиона долларов... Напротив - театр “Миллениум”, ресторан “Одесса”...
Здесь нет задрипанных домиков, заселённых преимущественно пакистанцами, турками и нелегалами из России. Это прерогатива другого Брайтона, Привоза.
А теперь, если вы вошли в образ того, что в Америке именуется “маленькая Одесса”, предложим новоприбывшим исторический экскурс по Брайтону “от дяди Яши”. Для верности его лучше было бы озаглавить так: краткая история Брайтона в изложении Яши Вайсмана. Поскольку Яше соблюдать правила игры незачем, его история несколько отличается от официальной.
- Жизнь на Брайтоне появилась в конце девятнадцатого века, в восьмидесятых годах, когда железная дорога докатилась до Брайтон и Кони Айленд пляжей. Локомотив не успел добежать до океана, как умные люди выстроили четыре гостиницы, Отель Брайтон Бич - наибольшая из них. Тогда же, к удовольствию ньюйоркцев, Брайтон обзавёлся ипподромом.
Что такое злачное место и где был Лас-Вегас конца девятнадцатого - начала двадцатого века? Два вопроса - в одном. Это казино на Ошеан Парквэй, театры, рестораны, аттракционы, собачьи и лошадиные бега, азартные игры, короче - все, что вам в голову взбредёт, чтобы выпотрошить карманы любителей приключений. И это и есть Брайтон. Туристическая Мекка. Восторг и опьянение. Любовь и разорение.
А в 1911 году – всему иногда приходит конец - ипподром был перестроен. Резвые скакуны и гончие собаки уступили место новому идолу фордовской Америки – автогонкам.
Скорости в то время были, конечно, не в пример нынешним, но несчастных случаев со смертельным исходом было предостаточно. Под напором многочисленных жалоб и судебных исков владельцы автодрома дрогнули, закрыли бизнес и продали поляну. Запомните это место – район Десятого Брайтона - и смахните вековую пыль с дачных домиков. Перед вами автогонки с азартными играми, стряхните и эту пыль – собачьи и лошадиные бега... Входите во вкус?
И что вы чувствуете после этого: запах навоза или машинного масла? Вы чувствуете то, что мы имеем на этом злачном месте сейчас - тесную застройку домиков-близнецов, кафе “Глечик”, книжный магазин “Чёрное море”... А раз Чёрное море, то и “Турецкие ковры”. Не густо, однако...
Но теперь самое главное: как попали сюда мы, российские евреи, кто сказал за нас слово, и кого мы должны благодарить, что в массе своей мы находимся здесь, а не где-нибудь в Коламбусе. Тоже, к слову сказать, Америка. Штат Огайо.
Молодость Брайтона - прибежище русских евреев, поселившихся здесь с первой волной эмиграции, приходится на погромы девятьсот пятого года. В начале двадцатого века Брайтон разговаривал на идиш. Здесь был курорт, продолжавшийся вплоть до Второй мировой войны.
А в пятидесятых годах жизнь на Брайтоне стала угасать. Молодёжь уезжала, оставляя пенсионеров доживать свой век на берегу океана. Стала меняться публика - эмигранты из Азии, местные босяки, беднота – устремились к району, где можно делать быстрые деньги. Некогда дорогие квартиры стали стремительно падать в цене. Преступность захлестнула улицы. Бизнесы заколачивали двери и бежали прочь. Пляжи опустели. Туристы исчезли. Жители боялись выходить из дому и открывать окна.
Дядя Яша берёт паузу, чтобы слушатели осознали трагедию – гибель Помпеи, утёрли слёзы и приступили к раскопкам исчезнувшей цивилизации. Но поскольку их всего двое – Шелла и Изя - и аплодисментов не последовало, он меняет партитуру – трубы уступают место жалобному плачу скрипки. Обращённой к Изе:
- Что тебе сказать, если бабелевская Молдаванка – это аль-капоновское Чикаго, то Брайтон шестидесятых - это компот с косточками. Из Гарлема и Чикаго. За считанные годы сады белой акации превратились в кактусовые рощи. Пляжи Аркадии - в голливудские сцены мафиозных разборок. Но что вы прикажете делать тем, кто в этих садах провёл юные годы? Встретил первую любовь и почувствовал сладостный вкус первого поцелуя? То-то и оно...
Ты что-то слышал о раввине Каханэ и “Лиге защиты евреев“? Власти не говорят об этом, но мне-то чего бояться – я ведь не собираюсь баллотироваться в Президенты. В то время как белые оставили Чикаго и Детройт и бежали в пригороды, Брайтон оказался единственным местом в Америке, где произошла обратная картина.
С чего начиналось? Меир собрал людей, и они перекрыли Кони Айленд Авеню. Он сказал громкую речь и зажёг огонь в самых тихих сердцах. Я не был там и не могу передать дословно, но люди плакали, что он им сказал. Он задел их за живое, и это звучало примерно так: “Вы сидите по уши в яме с дерьмом и боитесь открыть рот. Так высуньте голову и чего-нибудь скажите! За вас это никто не сделает!”
Что говорить, когда до нас никому дела не было, именно Меир первым начал борьбу за право российских евреев на эмиграцию. Его люди никому не давали проходу - шумно митинговали у советского посольства, бойкотировали гастроли артистов. Конечно, они немножко нервничали и кидали бомбы. Это нехорошее дело, швырять бомбы. Но их услышали. Подключились сенаторы Лаутенберг, Джэксон... Пошёл другой уровень. Деловой разговор. Мы – вам, если вы – нам. Когда надо, в Вашингтоне умеют говорить языком Молдаванки.
Вторая лекция начинается после обеда, когда Яша вытаскивает Изю пройтись по набережной. Не торопясь, доходят они до “Татьяны”, и Яша приглашает племянника опрокинуть стопочку.
- Я угощаю.
Изя конфузится, и Яша сердится:
– Не морочь голову! Начнёшь работать – вернёшь две.
Закусили пирожком с мясом и продолжили прогулку.
- Слышал ты что-нибудь о Зяме Гринберге?
Изя отрицательно покачал головой, но Яша и не ждал комментариев – если в Одессе спрашивают, ответ давно лежит в кармане. В зависимости от вопроса - в верхнем пиджака или в заднем брюк.
- Зяма был серьёзный человек, в Одессе директор крупного гастронома. Когда он увидел, что шантрапа не даёт людям вздохнуть, он пришёл с парой человек в полицию и говорит: “Наши дети не могут выйти на пляж и окунуть в океан ноги, чтобы не получить по морде и остаться без штанов. Наши жёны боятся зайти в лифт, чтобы не быть ограбленными или изнасилованными“.
- Это никуда не годится, - отвечают в полиции, - но мы не можем возле каждого лифта держать охрану, а по поводу пляжа – пусть ваши дети вечером сидят дома.
- Хорошо, - сказал Зяма, - мы понимаем ваши проблемы, но позвольте нам тихо решить свои. У нас есть хорошая традиция из нашей прежней Родины – жители гуляют по улицам и заодно смотрят за порядком. Там эта была народная дружина, а здесь назовите, как хотите.
- Хорошо, - согласились в полиции, - но чтобы не было никаких грубостей. В Америке главенствует суд и закон.
- Что за вопрос?! – ответил Зяма, имея в кармане ответ, купленный у мальчиков Кажане. – Мы будем тихо гулять с жёнами и смотреть, чтобы после одиннадцати вечера никто громко не разговаривал.
Что было дальше, не стоит объяснять – гуляет по набережной интеллигентная пара и держит в дамской сумочке пистолет. Станиславский в таком случае говорил: пистолет стреляет, даже если его об этом не спрашивают.
На шум налетает полиция.
- Вы что-то видели?!
- Упаси Бог.
- Слышали?!
- Кажется, стреляли.
Полиция обыскивает мужчин – божьи одуванчики. А в дамские сумочки в Нью-Йорке заглядывать почему-то не принято.
И шантрапа дрогнула. Она увидела непонятную ей силу, которая пренебрегает принятыми правилами игры.
В результате, - с пафосом закончил дядя Яша, - Брайтон разговаривает по-русски. С одесским акцентом. Нравится это вам или нет. Кому же наводить порядок, открывать бизнесы и делать гешефты, как не детям Молдаванки...
В Манхэттене есть Китай-город и Маленькая Италия. Лицо русского Бруклина, словами коренных американцев, - Маленькая Одесса. Заметь, - с гордостью поднял дядя Яша указательный палец, - не Киев, и не Москва...
- А что Зяма делает теперь? – с надеждой на продолжение спрашивает Изя.
- На Брайтоне стреляли... Время было такое... Зайдём, помянем...
Нью-Йорк, 2003