Стена плача
Рафаил Гругман
Где она? В этом маленьком дворике на Новосельской, с каштаном разросшимся выше двухэтажного флигеля, мраморном колодце, сверху забитом досками, и бельём, висящем поперек двора?
К какой стене примкнуть? К той, где из открытого окна, распевая горло, накатывается на весь двор: "А-а, а-а-а...", или к той, где кормит куклу семечками четырёхлетняя леди?
И к той, и к другой стене с интервалом в два дня подошел автобус, и с тяжелыми баулами, торопливо раздаривая соседям оставшуюся утварь, наспех распивая траурное шампанское, и от той, и от другой стены рухнул в автобус осколок Великого Исхода.
Железная табличка в подъезде с указателем ранее проживавших в доме жильцов - мемориальная доска.
По живым.
Закрываю глаза.
- Посмотрите, что она мне сыплёт на голову?! - неизвестно к кому вопрошает визгливый женский голос.
- О! - торгующая виноградом женщина отскакивает в сторону, задирает голову и машет кулаком...
Подметавшее балкон "О", быстро прячется в комнате. Посланные вслед залпы летят в воздух, бесследно расстворяясь в плотных слоях атмосферы.
"О" не безлико. Оно появляется вскоре на балконе третьего этажа в виде полногрудой женщины в сиреневом трико и белом, шитом на заказ лифе, с ведром воды и ультиматумом:
- Я тебе вылью сейчас ведро на голову! Ты уберёшься со своим виноградом или нет?!
Оцинкованное ведро угрожающе накреняется, в то время как задравшая голову продавщица, беспомощно разводит руками, пытаясь обьяснить, что её поставили торговать виноградом именно здесь.
- А у меня из-за твоего винограда пчёлы на третьем этаже! Я вся хожу искусанная! - не желает сдаваться "О". - Я тебе в последний раз говорю! - И уходит в комнату, удовлетворённая величием своей угрозы.
Продавщица, с утра тихо мечтающая о небольшом дождике, миролюбиво садится на пустой ящик, выслушивая сочувственные реплики, рядом торгующих коллег.
- Как тебе нравится, ей пчелы мешают?!
- Дать ей по рылу, чтобы она успокоилась...
- Оно мне надо с ней связываться, - ободрённая сочувствием отвечает продавщица. - Пусть живёт...
- При такой жаре могла бы и вылить стаканчик. Ничего бы с ней не случилось. Руки бы не отсохли, - комментирует переговорный процесс покупатель.
Он протягивает продавшице целофановый кулёк.
- Два килограмма. Только сделайте как себе.
- У неё, наверно, сахар, раз к ней пчелы липнут, - отбирает продавщица красивые гронки. - Ваша жена будет довольна.
- А вы?
- Я уже довольна...
- Так ты уберёшься уже или нет?! Или я вызову милицию, что ты торгуешь не на своем месте! - вновь включается третий этаж.
- Женщина! Вам что там наверху нечего делать?! - вступается за продавщицу покупатель. - Она же не сама сюда встала! Её поставили!
Через час, когда тропический ливень мгновенно навалился на город и от грозовой кананады затрещали барабанные перепонки, на балконе третьего этажа вновь появилась "О".
- Ты ещё не околела?! - кричит она съежившейся продавщице и помахав складным японским зонтиком, бросает его на лоток.
Та смеётся, прячась под зонтиком:
- Спасибо! Не дождётесь!
Открываю глаза.
Атлатический океан тихо плещется у ног моих. За спиной круглое здание Нью-Йорк Аквариума, бордвок – широкий деревянный настил, окантовывающий знаменитые Кони Айлэнд и Брайтон Бич пляжи, и потный воздух Южного Бруклина.
Бордвок, пограничная полоса “город-океан” – Приморский бульвар дотелевизионной Одессы – вечерами усыпан осколками Великого Исхода.
- Дэвид, ты будешь слушаться бабушку или останешься без Диснэйлэнда!
Четырёхлетний Дэвид пытается на роликовых коньках исполнить пируэт, падает, встает, бабушка хватает его за руку:
- Посмотри на этого ребёнка, что он вытворяет!
Дэвид, тщётно пытаясь вырваться, использует все средства:
- А я сьем твои фудстэмпы! – и для верности показывает язык.
- Мама, оставь его, – вмешивается дочь, – пусть падает - лучше спать будет.
Закрываю глаза.
На другой день "О" спускается за зонтиком и продавщица возвращает его с благодарностью: “Возьми абрикосу. Я дам тебе как на Привозе.”
- Спасибо, я уже сделала базар в десять утра.
- Всё равно возьми – у меня дешевле. Такой абрикос на улице не валяется.
И они расстаются как лучшие подруги.
* * *
Южный Бруклин - осколок стены.
В приокеанских ресторанах ведущий поочередно обьявляет: “Для бывших киевлян…”,
“Для питербуржцев…”, “Для москвичей…” – клич бьет в голову, первые аккорды как удар невропатолога по коленной чашечке действуют моментально и зал реагирует ногами, но когда звучит: “Исполняется для одесситов …”, и затем почти всегда: “Пахнет морем и луна висит над самым Ланжероном…” – нож в горло – ноги немеют. Не стынут – немеют.
Энтони, двухлетний американец, на это не реагирует. Мама зовет его Антошкой и он смеётся рыжими глазами не зная ещё свое подлинное имя. Как и языка, который станет для него родным.
Что ждёт внуков его? Новый Исход? И новая Стена? Не приведи, Господи, если что-нибудь ещё во власти твоей.
New York, May 2002