«Что отсюда много ближе до «Берлина» и «Парижа»...

Олег Губарь

Мало кто поверит сегодня в то, что наш город даже в третьей четверти Х1Х столетия был почти официально двуязычным. Даже таблички с названиями улиц, переулков, площадей гравировались на русском и итальянском. Традиционное "strada", т.е. улица, лишь в середине 1870-х стало мозолить глаза правоверным чиновникам, и только тогда все таблички заменили "одноязычными". В эту пору фельетонисты то и дело интерпретировали итальянское название как семантический вариант русского "страдать" - мостовые и тротуары пребывали в отвратительном состоянии, а замощение осуществлялось не слишком быстро.

Тем не менее, как свидетельствует авторитетный современник, итальянские вывески некоторое время сохранялись на винных погребках, даже такие лихие, как: "Eviva unita d'Italia!". Или: "Eviva Garibaldi! cantina con vini".

Забавные, а то и курьёзные вывески встречались чуть ли не на каждом шагу. "Вывески некоторых магазинов и гостиниц, - писал "Одесский вестник" 135 лет назад, - отличаются не столько орфографическими ошибками, сколько оригинальностью. Например, над погребом вы читаете: "Погреб быстрой реки", над трактиром: "Вавилон, или Вход в источник красноречия": или - следующий набор слов: "Гостиница Африка ди Неаполитани Новотроицкий трактир" (конец цитаты). На Греческой улице внимание "чистой публики" привлекала следующая реклама: "Хаим Брут. Женский портной и компаньон". Именно так расшифровал для себя значение "и Ко" местечковый кутюрье.

На одной питейной лавке по Екатерининской, вместо стереотипного "Распивочно и на вынос", красовалась почти изысканная поэтическая миниатюра:

Здесь веселится компания,
Но без ссоры и ругания.
Пей шЕмпанское, мадеру,
Чтобы было человеку в меру.

Более информативные вывески включали, например, изображения бородатой намыленной физиономии, а то и всех стадий процесса стрижки-бритья. На более "лаконических" вымалёвывали лишь огромные ножницы, и оное художество дополнялось пояснительной надписью: "Сих дел мастер". А поскольку в цирюльнях пускали кровь и имели дело с Дуремарами, постольку там вывешивались плакаты с "нарисованной коричневого цвета рукой, из которой ручьём бьёт кровь". В витринах дамских парикмахерских можно было видеть муляж женской руки и табличку: "Холя ногтей".

Над сапожными лавками висели гигантские башмаки-инвалиды, над хлебными - "сизо-коричневые кренделя с черно-бурого цвета сухарями". Кренделя эти вырезались из дерева и золотились, а сверху украшались короной, будто замысловатый рыцарский герб. Всем нам памятна строка Блока - "чуть золотится крендель булочной", - так вот это как раз о них.

"Аптека Гаевского и Поповского" до сих пор сохранила кое-какие фрагменты прежней рекламной атрибутики: скажем, латинскую надпись "фармация". Вообще же давние фармацевты стремились придать своему занятию как можно больше таинственности, а потому выставляли в витринах всевозможные реторты и колбы, напоминающие инструментарий средневекового алхимика, да ещё наполняли эти сосуды кроваво-красными либо пурпурными химикатами. Совсем еще недавно на мраморном подоконнике дома, что на углу Екатерининской и Театрального переулка, можно было видеть гравированную рекламу одной из самых лучших в Одессе аптек - остзейского немца М.Кестнера... Темпераментные рекламные тексты аптекарей убеждали, что пилюли такие-то "слабят легко и нежно", а порошки такие-то - "ваше спасение, господа ревматики".

Другая "мраморная реклама", опять-таки двуязычная, но на русском и французском, тоже недавно украшала изящное здание великолепного "ликёро-водочного" магазина Цезаря Гинанда, по улице Греческой, 30. Прейскурант отпускаемым здесь напиткам составляет целую брошюру! К слову, виноторговля Гинанда просуществовала 65 лет без перерыва (до экспроприации экспроприаторов), а изначально располагалась в доме Стифелей, с которыми он породнился, по улице Дерибасовской, 10.

Изумительные образцы изобретательности иллюстрируют в разные годы рекламы кондитерских фирм - "Абрикосов и сыновья", "Братья Крахмальниковы", "Жорж Борман", "Бликген и Робинсон", "Х.Л.Дуварджоглу", "Братья Фанкони". "Робина и Монтье" и др. Передо мной - "зроблена з любов*ю до життя" симпатичная стеклянная баночка из-под драже знаменитого московского товарищества "Эйнем", датированная 1896-м годом. Драже это было столь популярно на рубеже веков, что о нём упоминают в своих мемуарах известнейшие литераторы и общественные деятели. В сотнях журналов и газет тиражировался удачный рекламный плакат, изображающий исполинского мальчонку в косоворотке, перешагивающего через Москва-реку, а подверстанный текст гласил: "Мой первый шаг за печеньем ЭЙНЕМ".

Но вернёмся к вывескам. Веселенькие самозванцы, одесские торговцы бесконечно возмущали напрочь лишенного чувства юмора ремесленного голову. "Ввиду неоднократно возникавших недоразумений из-за того, что многие мастера и мастерицы на вывесках своих не называют себя настоящими и полными именами и фамилиями, - указывало общественное самоуправление, - а ограничиваются лишь французским наименованием себя по имени: "Моды Аннет", "Парикмахер Грегоар" и т.п., тогда как на самом деле они - Агафия Пантелеева, Киркор Карабет и т.д., поступило распоряжение, чтобы все они, без различия подданства, именовали себя впредь исчерпывающе". Несмотря на всякие репрессивные меры, предприниматели, а в особенности портные, модистки, куаферы и куаферши, упорно оставались Жанами, Феликсами, Жоржами, а также Жозефинами, Амалиями, Антуаннетами и проч.

Блистательное исключение составляли лишь первоклассные гостиницы и ресторации, дорожившие своей репутацией, а потому зорко следившие за своей имиджевой рекламой. Но тут ларчик открывается довольно просто: их содержатели были по преимуществу образованными иностранцами. Можно вспомнить Клубную гостиницу Рено, в которой некоторое время размещался ресторан легендарного Отона, а также "Отель дю Норд" Шарля Сикара. Можно назвать Кёля, Вереля, Каруту, Замбрини, Вагнера, Донати, Лателье, Кошуа, Магенера и многих других.

Названия двух первых одесских отелей было вполне патриотическим: местного разлива - "Ришельевская" (Отона), и имперского - "Санкт-Петербургская" (Вереля). В начале 1840-х реестр лучшим гостиницам, помимо перечисленных, следующий: "Новороссийская" и "Московская", "Парижская" и "Ревельская". Но были и второклассные и, скажем, внеклассные, разобравшие все как патриотические, так и непатриотические названия на континенте, включая звонкие имена европейских столиц. И когда великолепный кондитер, ресторатор, устроитель массовых гуляний Жан-Батист Карута приобрёл на бульваре столь желанный особняк с намерением устроить там непревзойдённую гостиницу с ресторацией, ни одного пристойного французского названия для него не осталось. Тогда он и рискнул "пересечь" Ла-Манш, и окрестил своё детище "Лондонской". С его лёгкой руки, в город и нахлынули британские названия отелей, ресторанов, питейных заведений - "Англия", "Бристоль", "Ливерпуль" и т.п.

Кстати говоря, в эти весенние дни "Лондонская" может отметить своё 155-летие, а мы лишний раз отметить, что отсюда много ближе до "Берлина" и "Парижа"...