Путешествие в Одессу
Александра Ильф
Содержание:
Илья Ильф в Одессе. 1897—1922 / А. И. Ильф.
Рассказы и фельетоны / И. А. Ильф
Две части этой уникальной книги объединяет имя Ильи Ильфа — героя первой и автора второй.
Повествование дочери писателя об одесском периоде жизни Ильфа — о семье Файнзильбергов, начале творческого пути, знакомстве с будущей женой — опирается на документы (в основном из семейного архива) и воспоминания современников.
Вторую часть составляют рассказы и фельетоны Ильи Ильфа двадцатых — тридцатых годов, большей частью неизвестные широкому читателю — опубликованные лишь в периодике тех лет или вовсе не публиковавшиеся.
Письма и документы, не оговоренные особо — архив А. И. Ильф (Москва).
Письмо Ильфа к Т. Г. Лишиной («Мой мощный друг!..») и воспоминания Н. В. Гернет — фонды Одесского литературного музея.
Неопубликованные воспоминания Е. Б. Окса и «ироническая поэма» Ильфа — архив Л. Е. Оке (Москва).
Иллюстративные материалы — из архива А. И. Ильф, а также из фондов Одесского литературного музея и из собраний А. А.Дроздовского и С. 3. Лущика.
Книга издана при содействии Одесского литературного музея.
Александра Ильф.
Блудный сын возвращается домой
Культурное человечество привыкло к тому, что Илья Ильф и Евгений Петров — единое целое: Ильф-Петров (Гей-Люссак, Бойль-Мариотт, братья Гримм, Буало-Нарсежак и др.). Соавторы тоже не исключали подобную возможность: «Ильфа и Петрова томят сомнения — не зачислят ли их на довольствие как одного человека». Впрочем, они не были ни братьями, ни однофамильцами, ни ровесниками. «И даже различных национальностей: в то время как один русский (загадочная славянская душа), другой — еврей (загадочная еврейская душа)».
Каждая «разрозненная часть» писателя Ильф-Петров была яркой индивидуальностью и заслуживает отдельного рассказа. Ибо первый этап жизненного пути — до осени 1927 года — каждый прошел самостоятельно.
Мне хочется собрать разрозненные документы, воспоминания, письма и фотографии, чтобы выстроить наконец подробное «жизнеописание» раннего Ильфа, то есть обрисовать его одесский период, который в литературоведческих трудах упоминается мимоходом или не упоминается вовсе. (Не могу забыть, как некий исследователь спрашивал у меня: «Чем же занимался ваш отец после 1917 года?») Хочется представить его семью, его окружение, познакомиться с одесскими друзьями и подругами — «соучастниками юности» (по изящному выражению одного из друзей), прочесть письма, узнать о нем как можно больше. Хочется обойтись без домыслов и предположений, дать слово современникам.
Мемуарная литература — вещь непростая. Ее можно охарактеризовать латинской поговоркой «De mortuis aut bene aut nihil», то есть «О мертвых или хорошо, или ничего». Поэтому вспоминают хорошо, искренне. Но возникает сложность, которую так точно подметил друг и земляк Ильфа — Лев Славин: «...Иногда оказывается, что какая-нибудь мелочь, которая кажется тебе незначительной, она-то и есть главное, через которое становится виден человек. Улыбка, мимолетное слово, жест, поворот головы, миг задумчивости — такие, казалось бы, крохотные подробности существования — в сумме своей сплетаются в прочную жизненную ткань образа».
Напрасно огорчался Петров, когда писал: «Какая ужасная вещь — человеческая память! Десять лет проработал я за одним столом с Илей. И вот теперь, когда его нет и я хочу о нем написать, в голову приходят одни незначительные подробности...» (Евг. Петров — Сергею Токаревичу). Но именно «незначительные подробности», задержавшиеся в его памяти, превращают Ильфа из человека, «родившегося с мечом в руке» (по выражению Славина), в человека. Это подтверждают наброски Петрова к задуманной им книге Мой друг Ильф. «Чтобы воссоздать образ Ильфа, нужны очень тонкие и точные штрихи и краски. Малейший пережим — и образ этого особенного человека будет огрублен...», — заключает Славин.
«Штрихи и краски», не говоря уже о фактах, приходится вылавливать по строчкам.
Написано об Ильфе довольно много, но все-таки недостаточно, чтобы отчетливо представить те двадцать пять лет, что он прожил в родном городе. Эту лакуну, по счастью, постоянно заполняют одесские краеведы: их публикации тщательно выверены в архивах. Одесса кажется мне неисчерпаемой сокровищницей. Я бесконечно благодарна всем, кто оказал неоценимую помощь в создании если не летописи, то биографическо-литературной канвы одесского периода Ильфа, в воссоздании образа Ильфа-одессита: Сергею Лущику, Ростиславу Александрову (Александру Розенбойму), Евгению Голубовскому, Одесскому литературному музею в целом и Алене Яворской с Еленой Караки-ной в частности, Одесской государственной научной библиотеке имени Горького в лице Ольги Барковской и Татьяны Щуровой, а также Татьяне Донцовой, специалисту по одесской Молдаванке.
Я не собираюсь «сочинять» биографию моего отца. Она рождается сама из меморий, комментированных независимыми источниками — документами, письмами и фотографиями.
Р. S. Ильфу принадлежит рассказ «Блудный сын возвращается домой». Так называется популярный библейский сюжет: молодой человек покидает отчий дом, расточает богатство и нищим возвращается к отцу. Тот заключает его в объятия (см. одноименную картину Рембрандта).
Молодой Ильф покидает родное гнездо и превращается в некоего блудного сына: Москва, железнодорожные магистрали родины... Потом Европа — Турция, Греция, Италия, Австрия, наконец, Париж. Потом — снова Европа и Соединенные Штаты. Но он не расточает богатства, а наоборот — умножает. Становится известным, даже знаменитым. И чем дальше, тем больше. Но в его памяти и в его сердце — Одесса.
Вы спросите — какова цель этой публикации?
Я хочу вернуть Одессе ее любящего сына.