Между Гирибасовской и Силиконовой долиной
Владимир Каткевич
«В продаже свежие трусы»
Люди обустраиваются в согласии со своим непостоянством. В курортном городке Monterey, что в ста сорока милях к югу от Сан-Франциско, к дощатому забору убедительно приколочена жестянка «Проспект Мира». Раритет подлинный, добротно эмалированный, с голубоватым, как у белков глаз, отливом. За кустами жасмина притаилась дачка отставного военного атташе американского посольства в Москве. Возможно, казенный указатель подарил дипломату на добрую память какой-нибудь арбатский дворник в пятом поколении с татарскими корнями. И наверняка, экс-атташе, будучи на пенсии, искренне скучал по проспекту Мира, где случился взлет его карьеры.
Если бы Аль Капоне удалось бежать из федеральной каторжной тюрьмы, что на острове Алькатрас (Пеликаний) посреди Сан-Франциско Бея, он, возможно, законспирированную виллу украсил бы лихой табличкой «Alcatraz». Для куража. В Алькатрасе мотали пожизненный срок серийные маньяки и потрошители, из островного казенного дома за всю его историю никто не убегал - слишком студеная вода в заливе.
Бульвар Geary пронзает полуостров насквозь, от этого студеного залива до океана. Как будто улица, названная в честь Джона Уайта Гири, губернатора Сан-Франциско времен золотой лихорадки, стремится подчеркнуть, что окутанный романтическим флером и слоистыми туманами Сан-Франциско, хоть и не маленький, но умеренный населенный пункт с населением всего в 700 тысяч жителей, меньше, чем в Одессе. Разумеется, цифра не учитывает бесконечную череду придорожных городишек: Coyote, San Martin, Madrone, и так чуть ли не до Лос-Анжелеса. На перекрестках Geary нет привезенного с Дерибасовской указателя, но даже китайцы, малайцы, филиппинцы, мексиканцы - обитатели наиболее пестрого по этническому составу района Richmond иначе, как Гирибасовской артерию не называют. А также узаконенные гомосексуалисты, отбуянившие нон-конформисты и пожилые битники. Само понятие «битник», изобретенное калифорнийским журналистом Гербом Кейном, пошло гулять по свету отсюда, из района Ashbury самого либерального города Америки.
Из-за дефицита зелени, размашистой ширины и сопутствующего зноя Гирибасовская воспринимается вечной улицей новоселов. Бульвар Гири раз в десять длиннее главной улицы Одессы и чем-то сродни Адмиралтейскому проспекту конца пятидесятых, только вместо саженцев платанов его сопровождают бестолковые пальмы, от которых, ни тени, ни зелени. Кстати, даже пальмы здесь эмигранты, их завезли с Канарских островов. Произрастающие же в окрестных урочищах секвойи и редвуды не пришельцы, а эндемики, привести растительных гигантов не успел бы даже Фрэнсис Дрейк, им по 2 тысячи лет.
Моложавость Гирибасовской отчасти логична, Сан-Франциско – не древний и отнюдь не чопорный город, он на полсотни лет моложе Одессы и на сто старше Ильичевска.
Довольно популярен на Гирибасовской магазин с привычной голубой вывеской «Гастроном».
Если б лет пятнадцать назад увидел ее, может быть, и умилился, но сейчас почему-то берет оторопь. В стилизованном гастрономе можно купить домашнюю колбасу с чесночком, которую делают за стеной, или за 5 долларов борщ, еще харчо, грибной суп и окрошку. Прозрачная пластиковая баночка позволяет изучить содержимое (не жидковат ли), его хватает на две порции. Хозяин торговой точки Марк покинул Хмельницкий тридцать лет назад.
- Как бизнес? – интересуюсь у Марка.
- Русскоязычные озабочены кризисом и стали меньше кушать, - признается хозяин «Гастронома».
Правда, выручают выходцы из ЮВА, которые пристрастились хлебать борщ. На тротуаре перед входом бесплатно русскоязычные газеты «Кстати», «Запад-Восток», «Взгляд».
«Желаю познакомиться с мужчиной без иммиграционных проблем» - пишет в еженедельник «С утра до вечера» Фаина З. У них тоже ищут понадежнее, но на первом плане все-таки не вредные привычки, а легализация.
За свежий выпуск «Аргументов и фактов» и «Литературной газеты» надо платить. Через дорогу на углу улицы Arguallo другое заведение предлагает «лаваш домашней выпечки, пирожки, хачапури».
- Как твое ничего? – нас вычислил темнокожий в седой щетине. Он устроился на приступочке под витриной, на бровях ломаный козырек кепочки-восьмиклинки, хотя и жарко. Честно просит деньги.
Соседняя торговая точка с сюрпризом предлагает «Посылочный мост в Москву, Одессу, Гомель и др.». Вероятно, по посылочному бриджу и поступают к Марку свежие московские газеты. А, может, и свежие трусы. В минимаркете «У Миши» перед стойкой написали: «В продаже свежие трусы!». Такие прохладные трусы свободно-семейного покроя, на «Привозе» уже давно не предлагают.
- Какая мерзость! – реагирует мой ровесник Dun -Даня, бывший житель улицы Франца Меринга, в прошлом старший инженер.
- На любителя, - говорит другой ровесник Аркадий, полковник запаса.
Пират – трижды моряк
Гирибасовская упирается в распахнутый настежь океан. Слева в километре «Батарея Дэвиса» бастион, где стояли корабельные орудия главного калибра, она сродни нашей 411-ой: армированный бетон, элеваторы и транспортеры для подачи гранд-снарядов, подземные ходы сообщения. Правда, в отличие от нашей, батареи Дэвиса во вторую мировую не стреляла, японцы не сунулись к Калифорнии. И еще у них юные калифорнийцы не марают аэрофломастерами фортификации, как у нас, где на каждом шагу накалякано с ошибками: «Вы все гавно!».
Ступенчатая кайма прибоя в кружевах пены. Накат в океане неиссякаем даже в штиль и вечен, как волны эмиграции. Или реэмиграции. Хоть и редко, но иногда бриз поворачивает с суши к океану. Как сейчас. «Odessa-daily» сообщила, что в текущем году из Одессы подались на ПМЖ в разные страны 193 человека, а прибыло 640. Доля американской реэмиграции не указывалась, но тенденция явно обозначилась. Официальная статистика характеризует насыщение вектора весьма условно. Нерешительные толком не знают, съехали ли совсем, или не очень, многие не определились, в какую сторону податься окончательно и пребывают в зыбко нарастающей растерянности. Вернувшиеся обрекают себя теперь на тоску по Сан-Франциско. Еще Оскар Уальд сказал: «Можно оставить Сан-Франциско, но он никогда не оставит вас»
Пока сомневаются годы уходят, причем и тут, и там безостановочно. Или уже растранжирены. Вряд ли, обратный поток наберет панического напора, как было, когда нацеливались туда. Тогда не без оснований полагали, что овировскую лазейку прикроют, как и все хорошее. Потому и ломились, как по лимиту или оргнабору (Родина сказала – комсомол ответил «Зараз!»). Хотя лояльные американские власти оргнабора не объявляли, но в пик массового исхода из совдепии в заокеанье терзались мыслишкой: «А вдруг не успеть?».
Земля, на которой мы стоим, и которая приняла моих друзей, тоже своеобразный последний по счету бастион отечественной эмиграции. Дальше бежать некуда, за горизонтом снова рашн: Маршалловы и Соломоновы острова не в счет. На Соломоновых островах, кстати, губернатор китаец, так что вакансии заняты.
Новый год сюда приходит в последнюю очередь. Океан за горизонтом располовинила Линия перемены дат, делающая зигзаг у островов Тонга. На Тонга в Нукуалофу когда-то заходил «Леонид Собинов», и я писал в вахтенном журнале одну и ту же дату два дня подряд – мы делали кругосветку. Безымянный служебный коридор палубы «J» на «Собинове» называли Дерибасовской. Вдоль судовой Дерибасовской были откидные скамейки, на которых сидели парочки.
Мы бредем по прибрежной песчаной тропке у истока нынешнего бульвара Гири, Гирибасовской. Ее, надо Тропинку в разное время и при разных обстоятельствах топтали Фрэнсис Дрейк, Ричард Стивенсон, Марк Твен, Джек Лондон. С Фрэнсисом Дрейком все понятно: еще в 1579 году государственный пират Фрэнсис Дрейк назвал эту землю Fort Presidio, объявил принадлежащей королеве Елизавете 1, и выбрал якоря – море зовет. Спешил же Дрейк, чтобы всласть попиратствовать. А заодно и открыть возле Антарктиды всегда неспокойный пролив своего имени, за прохождение которого до сих пор жалуют серебряную серьгу. Говорят, рыбак – дважды моряк. Пират тогда – трижды. Правда, прилагающуюся к серьге дармовую выпивку в любой таверне Королевства со временем зажилили. Спиртное нынче даже кавалерам дрейковской серьги приобретается исключительно за счет кавалеров.
Но удивительно, что не в силах были устоять против магии океана и остальные великие, пожелавшие перешагнуть рубежный кант наката. Так Джек Лондон на семизначные гонорары построил роскошную яхту, бездарно набрал в команду случайных прихлебателей, например, ангажировал повара не умеющего варить флотский борщ, и отправился на запад. Яхту, конечно, погубили, нашли «меляку», но сами спаслись. Слабого здоровьем Ричарда Стивенсона океанские дали сманили без остатка, он и помер раньше срока в Апиа на Восточном Самоа, когда полез в погреб за шампанским. Благодарные туземцы затащили гроб высоко на гору, я был на его могиле. Марк Твен неудачно распорядился накоплениями, вложив их в типографию, обанкротился, и на закате лет вынужден был податься в плавание на линейном пассажире-рысачке, чтобы заработать хоть что-то лекциями в разных странах. За это время распустили слух о его кончине, возраст вполне позволял. И потому по возвращению писатель публично сделал широко известное заявление «Сведения о моей смерти преждевременны». Вот на какие издержки обрекает магия океана!
Стоило обжить эти живописные берега, где круглый год что-то цветет, как хлынули потоки эмигрантов. Из России в первых десантах ехали молокане и старообрядцы. Старообрядцев не устроил благодатный край, где растут цитрусовые, им требовалось преодоление на грани человеческих возможностей, и они подались на Аляску. Мастеровые же молокане здорово подсобили после землетрясения 1906-го, когда город фактически отстраивался заново. Характерно, что Сан-Франциско никто не порывался называть городом дружбы, как, скажем, Ташкент. В Ташкенте, как известно, после землетрясения 60-х согнали по оргнаборам сотни тысяч строителей, чтобы профилактически «пустить под бульдозер» глинобитные дувалы. Интересно, что аккурат накануне сан-францисского землетруса затеяли ремонт Свято-Троицкого Кафедрального собор, собор на Гирибасовской, и колокол буквально за два дня до землетрясения «смайнали» на грешную землю, это его и спасло. А разбиваться было чему, колокол в 144 пуда весом был отлит в память убиенного Александра Третьего, он исправно звонит до сих пор, да так гулко, что, думаю, китам на глубине в океане слышно, собор для левиафанов что-то вроде пеленга.
При соборе зарегистрирован, а может, до сих пор существует Союз русских морских офицеров. Кого-то с Дальнего Востока приняла эта земля, а большая часть эскадры в связи с революционными событиями ушла на Филиппины к острову тайфунов Тубабао. Батюшка отец Иоанн Шапошников, который приехал сюда вслед за паствой из Харбина тоже снялся курсом на Тубабао. Хотя имел американскую визу. Чтобы духовно поддержать бедствующим соотечественникам. Чем это не целевая жертвенная реэмиграция?
Приехавшие на Гирибасовскую с КВЖД уже внимали другому батюшке. Кстати, возвращавшихся в 1946-ом из Китая в СССР соотечественников сначала благословляли на целину или на Магнитку, чтобы заслужить прописку. В Сан-Франциско понятие прописки атавизм, и потому никто вновь прибывших на карантин в пустыню Невада не вытуривает.
Да только ли русские? В революцию Мэйджи, разразившуюся в 1868 году в Японии, Калифорния приняла большой поток мятежных японцев.
Политическим беженцем был в Калифорнии и Александр Федорович Керенский. Первый премьер России устроился простым сотрудником в негосударственном Стэнфордском университете и без всяких амбиций кротко выполнял какие-то обязанности, что-то подшивал, докладные нес на подпись. Здесь же в Стэнфорде не так уж давно другое исторически первое лицо России, а именно первый и последний Президент СССР Михаил Горбачев «владел переполненным залом», так рассказывал очевидец Гена. Владеть, «переливая «воду», – это тоже талант. Экс-президента Горбачева не выдворили. А ведь могло бы статься, что и его, уважаемого, устроили бы на какую-то дежурную должность в отнюдь не резиновый Стэнфорд.
Кроме политической были гуманитарная эмиграция, интеллектуальная, бизнес-эмиграция, уголовная просочилась, достаточно вспомнить громкий арест российского авторитета. Какую-то лепту в общий поток вносит усыновление сирот, тоже зачастую со скандалами и разоблачениями. Пережили и чувствительное предательство резидентов советских спецслужб, под которое грубо подводят политическую подоплеку. И, наконец, брачные знакомства. Когда заочно испытывают чувства. Или делают вид. Последний поток эмиграции это - интернетдевочки (не путать с интердевочками). Русскоязычные барышни оголтело арканят американских женихов с помощью мировой паутины.
Сегодня на последней несколько однородной волне культурной эмиграции, где не замечено прозаиков и поэтов, уверенное место в галереях Калифорнии заняли русскоязычные художники. Это уже не предпоследняя волна, на гребне которой Америка признала или хотя бы оценила Шемякина, Медведева, Иофина, Межберга, а самая последняя. На ее гребне сюда попали полотна Витковского, Самсонова, Попова. Можно назвать два десятка имен, на которые ходят в галереи Саусалито, Меттерея, Кармела. Есть специальные туры по галереям, люди покупают путевки и едут, чтоб приобрести картину, не исключено, что и русского художника, имя которого на слуху.
Витковский, перекочевавший из Бостона, арендовал салон в самом респектабельном и дорогом районе Сан-Франциско у набережной Embarcadero, где теснятся викторианские особняки во французском архитектурном стиле Beak Arts. Работ художников Южно-Русской школы, земляков-одесситов в этом ряду что-то не замечено.
Трусоподъемщица Мика
Из Свято-Троицкого собора выходит теща Дани от третьего брака. Ввиду несущественной разницы в возрасте Дан называет ее Микой. Мика работала «трусоподъемщицей», так это здесь называется, у одинокой бабушки Ханы. Бабушка днями отмучилась на девяностом году, и Мика ставила за упокой души Ханы свечки. Чтобы после этого идти с другим поручением в синагогу Эммануэль, она поблизости. Поручение от Курса Молодого Бойца, ныне здравствующей Розалии Соломоновны.
Больше месяца бабу Розу сиделки не выдерживают, у Мики же «карантин» длился пять месяцев, как в «учебке»: подъем за десять секунд, отбой четыре раза. Только заснешь: «Ната, там что-то капает». Или чвакает. Или кто-то ходит. «Розалия Соломоновна, у вас уже был желудок?» – спрашивают по телефону из медикал-центра. Розалия прослабленно: «Ой, я помираю». И Мике шипит, как гюрза: «Мика, посмотри фаршмак!». Мика собралась-таки на дембель, а Розалия: «Ты от меня не уйдешь. У меня пропали серебряные кошерные ножи».
-За серебряные приборы в «Алькатрас», конечно, не упрячут,– рассуждает Мика, - но будет полная голова патронов.
Мика оставила ей 700 долларов и ушла. Менеджер потом вернул, а Розалия на Хэлуин прислала подарочный скелетик и озаботила каким-то поручением в синагоге.
В малом зале синагоги Эммануэль раз в неделю собрания ветеранов второй мировой. Еще полгода назад сюда наведывался по вторникам бодрой походкой, Александр Григорьевич, Данин папа. В синагоге на ветеранской тусовке папа узнал даму, которую видел буквально несколько секунд…60 лет назад.
- Вы мне подавали щи в офицерской столовой в Ленинграде в 46-ом, - уверенно сообщил папа.
- Да я действительно работала в третьей воздушной армии, - сказала дама. – Как вы меня узнали?
- Вы почти не изменились, - осчастливил комплиментом бывшую официантку папа.
Папа обитал неподалеку на Divisardero в типично… «сталинской» трехэтажке с колоннадой и балюстрадой. Я и не думал, что в Сан-Франциско есть государственные дома, построенные с таким торжественным пафосом. Ванная в однокомнатной квартире на Divisardero достигала размеров комнаты в коммуналке на Франца Меринга, считавшейся по одесским стандартам просторной, за что ее единственную уважительно обозначали «залой». Разумеется, в Одессе о «сталинских» апартаментах Данин папа не смел мечтать. В США для ветеранов войн и боевых действий (Корея, Вьетнам, Ирак, Афганистан и др.) скидка на входной билет в Морской Музей Сан-Диего скромная, всего 3-4 доллара, но зато государственные квартиры в «сталинках» предоставляют всего через два года, так что забота выглядит предметнее.
Возможно, гуляя среди «сталинских» колонн по балкону второго этажа, который чуть меньше Тираспольской площади, Александр Григорьевич вспоминал освобождение Бесарабии в 39-ом. Ему было о чем вспоминать.
При переправе на левый берег Волги, будучи зампотехом батальона, оставил на правом берегу какие-то запчасти или технику, наверняка, мертвую, негодную. Пришлось снова возвращаться… в осажденный Сталинград, иначе - трибунал. У его внучки, остались медали за оборону Одессы, Сталинграда, два ордена Отечественной войны, два Красной Звезды, все бережно хранится на подушечках в городке Kenwood под Сан- Франциско. Угодив под жернова хрущевского сокращения «миллион двести», Александр Григорьевич уволился с желанием и облегчением, скромно без амбиций работал и тоже с желанием в КБ конструктором, коллекционировал марки.
На роликах в «Катину чайную»
- Уехал бы? – спрашиваю Адика, Аркадия, с ним сидел на одной парте со второго класса до одиннадцатого.
- Да! – твердо говорит он, хотя ехать особенно некуда. Аркадий полковник запаса, заходил с разведротой мотоциклистов в 1968-ом в Чехословакию, служил в Монголии, был чемпионом Приуральского военного округа по метанию учебной гранаты. В Нью-Йорке, когда работал секьюрити при паркинге, ударил водителя, который отказался подчиниться. Как на грех, водитель оказался еще темнокожим. Суд оправдал Аркадия, но он уволился по собственному желанию, чтобы возить от амбулантной компании на автобусе-«шаттле» русскоязычных Розалий Соломоновн по больницам.
- Снова на те же грабли? – взвивается Даня. – К свежим трусам? - Русский анклав – это болото, тупик, но уже не Ленина, на Ленина хватит кивать. Вместо того, чтобы ворошить местечковую шелуху нашего «Городка», ты б лучше поинтересовался, как ассимилируются.
Это уже в мой огород.
-Ты имеешь в виду себя? - спрашиваю.
- Хотя бы. Я, между прочим, пишу книгу по сетевому обеспечению программного продукта. Мне очень многое дала Америка. Ты не спросил, чем дышит Силиконовая долина, где много русских имен.
Силиконовая долина в двадцати милях от Сан-Франциско по пути в аэропорт «Сан-Хозе». Знаменитая Долина бегло похожа на Тимирязевскую академию в разгар каникул, зелено и безлюдно, по размашистым бульварам важно шлепают вороны, из-за крон крыша высунется, очень обыкновенная «проходная» крыша, и тут же спрячется, будто дразнит.
- Это был «Yahho»! – говорил Даня с придыханием, когда мы петляли по Долине. Он готов был бросить руль и снять шляпу. Или ударить меня по лицу.
- Долина же дышит прерывисто в связи с кризисом, - говорю, - об этом уже устали писать газеты.
- Ты заблуждаешься, хотя трудности, безусловно, стреноживают. Молодые ребята из наших эмигрантов сделали «Google», начинали в гараже, нажили миллиарды…
Думаю, навряд ли такой масштабный коммерческий успех следует ожидать в обозримое время. На востребованности наших эмигрантских молодых дарований сказывается и аутсортинг. Заказы на программный полуфабрикат все-таки выгоднее размещать в Индии. Поисковик же «Google», в ходе своей безудержной экспансии все больше наталкивается на непреодолимые препятствия, дирекция компании препирается с «Yahho» из-за размещения рекламы. Однако, программный «русский» прорыв муссируется в эмигрантской среде.
«Основатель одного из самых популярных интернет-поисковиков «Google», наш бывший соотечественник, а ныне гражданин США 33-летний Сергей Брин, заработал около 11 миллиардов долларов и продолжает приумножать состояние, потому что «Google» получает деньги за каждый заход на рекламную ссылку, – пишут. - Он живет в небольшой трехкомнатной квартире, сидит за рулем недорогой «Тойоты». У «неправильного миллиардера» нет ни яхт, ни вилл. У него даже нет спортивного супер-автомобиля. По слухам, Сергей ездит на «Приусе», неброской, но экологически продвинутой «Тойоте», работающей не только на бензине, но и на электричестве. На работу, как и многие другие директора Google, он нередко добирается на роликах, а во время перерывов играет на автостоянке в роликовый хоккей. Говорят, на роликах он посещает многочисленные русские рестораны Сан-Франциско, в частности, «Катину чайную».
На роликах действительно в Сан-Франциско есть где спуститься с ветерком, некоторые улицы имеют уклон до 35 градусов, как например Lombard. Спуски без насечки, потому что в Сан-Франциско не бывает гололеда, здесь 11 месяцев индейское бабье лето и только один месяц случайное межсезонье.
Трамвайные элегии
Мы выходим на Marcet, главную улицу города. Мимо призраком пробирается, спотыкаясь на светофорных перекрестках, действующий трамвай-раритет, загадочно ожившая в другом полушарии копия 23-го маршрута, который сотрясал дребезжащими внутренностями Канатную-Свердлова. Мы думаем об одном и том же.
- Помнишь, как на углу Греческой и Пушкинской на самом подъеме у двадцать третьего отломились ступеньки? – травит душу Даня.
Ступеньки у многострадального 23-го были ажурными, дырчатыми. Места же - сидячие, стоячие и висячие. Хотя в чреве вагона было зачастую просторно, снаружи всегда болталась на поручнях гроздь безбилетников. Чтоб не платить, курить кому-то в лицо и лихо спрыгивать на ходу.
К Маркету подходит фуникулер, карабкающийся на горбатые улицы по спрятанному в пазе мостовой тросу. На конечной трамвайщик-мексиканец вручную разворачивает поворотный круг, публика становится на полку-карниз вагончика, похожего до боли в пояснице на укороченный дачно-тропический трамвай 18-го маршрута. Будучи учениками десятого класса, мы с Даней стояли на таком трамвайном выступе восемнадцатого и курили «Памир».
Говорят, родину не выбирают. Родину, извините, вправе выбирать только те, кому есть что предложить, какой-то эксклюзив, диковинку, а не амбициозную местечковость. Чтобы заслужить почетное место в Силиконовой Долине или в одном из самых красивых городов мира Сан-Франциско, а не требовать пособие с подъемными, а лучше сразу оклад, как при оргнаборе. Приезд Бродского, писавшего, кстати, и по-английски, безусловно, для Америки бесценное приобретение. Эти штучные эмигранты-самородки, как правило, лишены предрассудков или борются с ними, как Бродский. «На Васильевский остров я приду умирать», - писал, но так и не выбрался.
Было что предложить и еврею из Германии Чарльзу Августу Фею. В мастерской на Marcet 406 Фей собрал первого «однорукого бандита», игральный автомат. Первые джинсы тоже из Сан-Франциско. Купец Леви Страус привез из Нью-Йорка рулоны брезента для повозок и тентов. Увидев на шахтерах и старателях рванье, затеял шить для них брюки. Когда материал кончился, докупил плотную ткань голубого цвета во Франции. Джинсы походили на робу, которую носили моряки из Генуи. Французское слово «Генуя» произносится, как «Джеанс». Чтобы карманы не рвали золотыми слитками, Страус оснастил их заклепками.
Можно сколько угодно хорохориться, но отток уже наметился. Как и приток из юго-восточной Азии. Например, кандидатом в супервайзеры Сан-Франциско рекомендована госпожа Алисия Вонг. Об этом сообщала газета «Asian Week», которую бесплатно подбрасывали к Даниному дому в Daly City, где я гостил. Район поголовно филиппинский. Чем это не показатель? Поток этой эмиграции устойчивый, как накат Pacific Ocean. Так что вместо выбывших славянских фамилий в Силиконовой Долине могут появиться короткие, похожие стрекот колибри или на присвист фонтана кита.
Что принесет эта волна? Время покажет. Но приток из ЮВА без сомнения с культурными запросами. В воскресный день, когда посещение художественного музея в Сити-Парке бесплатно, очередь была, как в мавзолей, превалировали выходцы из ЮВА. Не уверен, что они знакомы с творчеством Иосифа Бродского, даже англоязычным, но культурная потребность налицо. Многие стояли в очереди с детьми, причем не томились, а жили ожиданием встречи с высоким искусством, и детки не хныкали. В азиатском еженедельнике есть и рекламка русского телевидения. «Seen Russia from your house», - написано. Нарисован аэроплан, буксирующий транспарант в солнечную Калифорнию. На транспаранте лаконичная надпись, чем-то сродни тем коротким фамилиям, которые среди кандидатов в супервайзеры: «PUTIN».
Сан-Франциско, Бульвар Джона Уайта Гири