Самозванец
Mиxaил Лaндeр
Коротко об авторе:
Родился в Одессе в 1925 году.
В 1940 поступил в Одесскую военно-морскую спецшколу. В июле 1941 школа эвакуировалась, а кто проходил летнюю практику, по желанию остался на кораблях. Так Михаил попал в бригаду траления на тральщик "Щит". В 1943 окончил СКОС (срочные курсы офицерского состава) и вернулся в 3-й дивизион штурманом (командир БЧ-1) на тральщик "ТЩ-189" в звании мл. лейтенанта.
Демобилизовался в 1946 г. Поступил в ЧМП, в 1947 сдал экстернат мореходного училища в Батуми. В 1953 уехал в Мурманское пароходство, где проработал капитаном до 1968 года. Там же заочно окончил Мурманское высшее мореходное училище. Вернулся в ЧМП. Плавал капитаном на учебных и пассажирских судах. В 1992 г. вышел на пенсию. Перешел на работу в немецкую фирму "Happag-Lloyd" капитаном контейнеровоза на порты Европа-Африка. В 1995 переехал в Америку. В Америке перегонял океанские яхты заказчикам с заводов-изготовителей. Окончательно ушел на берег в 1998 г. и поселился в Майями.
Самозванец
Мурманск, Мурманск - задворки мира,
куда ни глянь - всё моряки,
куда ни ступишь - мокро, сыро,
везде вонючий дух трески.
(из старой морской песни)
Вообще-то, разных песен о разных портах сложено немало. Например о Поти:
Где Рион впадает в море,
там всем жителям на горе,
на песке и на болоте -
был построен город Поти.
Но почему в названии заполярного города Мурманск ударение на втором слоге - мне никто объяснить не мог. И когда судьба забросила в этот город, меня все время подправляли с ударением. Но слова песенки удивительно точно ассоциировались с окружающей средой. Прямо на вокзале, при выходе из вагона в нос ударил специфический запах соленой рыбы. Много людей в морской форме, деревянные мостовые, сырость и запах, запах, запах. Удивили меня люди - открытые, приветливые лица, дружелюбные, всегда готовые чем-то помочь. Особенно в магазинах. Такое я видел только за границей. Был 1956 год. Город строился. Сгоревший до тла в годы войны, одевался в каменные здания и мощеные улицы. А люди все требовались и требовались, и прибывали из разных концов огромного Союза. Требовались все от и до, от "А" до "Я", особенно моряки. Флот пополнялся невиданными темпами - военными, транспортными, промысловыми. Строили и в Германии, и в Швеции, Польше и Финляндии. Спрос на морских специалистов был огромен. Людей прельщали льготами А как же! - через три года 100% полярной надбавки к окладу да плюс ежегодно растущие 15% за выслугу лет. Все это потом прочно держало на Севере. Да и квартиры специалистам давали быстро, по тем меркам довольно приличные и отдельные. Никаких коммуналок. Меня откомандировали из Черноморского пароходства в Мурманское сроком на один год. На юге пароходов было мало, прозябать в резерве мне не хотелось и я быстро согласился на это предложение, тем более что хотелось подзаработать. В Мурманске меня очень хорошо встретили, в течении дня оформили все, что в родных пенатах заняло бы месяц, и выделили номер в доме моряков - комнатка 9 кв. метров со всеми удобствами, чем я был приятно удивлен. Уже позднее я убедился, что на Севере людей оценивали по делам, не обращая внимания ни на национальность, ни на партийность. Поэтому моя командировка задержалась на 15 лет. За эти годы мне единственный раз пришлось пройти северным путем из Архангельска до Владивостока. Все годы мы работали на порты Европы, Африки, Азии и Америки. Зато суда других пароходств, как родное Черноморское, или Ленинградское, ежегодно в летне-осенний сезон привлекались к "полярке". Чем это объяснить - неизвестно, тайны советского планирования. Однажды, возвратясь из отпуска в родной Одессе, мне предложили принять плавбазу "Даурия", которая строилась в Гданьске / Польша /. Для приемки судна я и старший комсостав вылетели в Польшу. "Даурия " должна была быть готова через три месяца, а затем нам предстояло перегнать ее в Мурманск на снабжение и комплектованию экипажем. Кстати, экипаж такой плавбазы - 650 человек. Да и служб много - палубная, механическая, электрическая, медицинская и т.д. Всего девять. И управлять такой махиной в 28 тысяч тонн сложно, а тем более таким количеством людей. Для этого родная власть создала институт помполитов, как официально они именовались - зам. капитана по полит. части или в простонародии "помпа". На капитанском жаргоне - "Бетховен". Помните пятую симфонию Бетховена "огненную". Как она начиналась? Татата-та, татата-та. Т.е. стукач. Помполитов, как и мать, не выбирают. Но мне на них везло. Были среди них и приличные, грамотные, запоминающиеся личности. Но основная их масса считала себя контролерами от партии. Морской устав запрещает проводить какие-либо собрания без ведома капитана, А так как я был всю жизнь беспартийным, меня вынуждены были уведомлять и приглашать на все партийные сборища, что кроме пустой траты времени ничего не давало. Ну зачем, нам флотским, обсуждать и тем более утверждать какие-то постановления по шахтерам или колхозникам? Абсурд, тем более что помполиты во флотских делах ничего не понимали. Так вот нам на "Даурию" прислали помполитом демобилизованного замполита штаба 18 армии Бондаренко Георгия Александровича, генерал-майора.
Когда мы летели в Польшу, он мне рассказал что на флоте он впервые, что у него большой опыт работы с людьми, и что он будет опираться на меня и чтоб я порекомендовал кого-нибудь из комсостава ему в помощь. Он оказался весьма интересным собеседником, прекрасно разбирался в литературе и музыке, хорошо играл на пианино. Пока мы были заняты три месяца приемкой и изучением судна, я его прилично "поднатаскал" по новой профессии. Он не чурался никакой грязной работы, легко сходился с людьми и к концу приемки уже снискал уважение и авторитет. Спиртного в рот не брал - в армии нажил язву желудка и наш повар всегда готовил ему разные кашки. Пришел день приемного банкета, "комиссар" мне подготовил речь, переплетенную историческими фактами дружбы с братской Польшей, на радость присутствовавшему нашему консулу. Через трое суток мы снялись из Гданьска на Мурманск. Переход прошел нормально. Конец августа, начало сентября даже для Северного и Баренцева морей бархатный сезон. На переходе готовились заявки на снабжение, экипаж, прием разных комиссий и проверяющих, которые как саранча слетаются на судно прибывающее из-за границы. К этому надо было хорошо подготовиться. Поэтому запасы спирта и разных соков смешивались и разливались в заморские бутылки и опечатывались судовым умельцем. Особенно волновался помполит - как ему, не пьющему, принимать парткомиссию, которая точно пьющая. В помощь ему я выделил 5-го помощника капитана Якова Ивановича Плиткина. Надо сказать, что Плиткин был очень грамотным человеком, бывший штурман с атомной подводной лодки, досрочно демобилизованный по медицине - то ли схвативший лишнюю "дозу" облучения, то ли любивший употребить сверх дозы. А так как после демобилизации перешел из военного в гражданский флот, ему надо было начинать с младшей должности. Так Яков Иванович Плиткин оказался на "Даурии" пятым помощником капитана, т.е помощником ПТЧ (пожарно-техническая часть) без несения штурманской вахты, но зато в его распоряжении были еще пожарные матросы, то у самого Плиткина свободного времени было навалом. Вот его-то я и порекомендовал помполиту в помощники, тем более что Яков Иванович умел проводить интересные беседы на международные темы, активно выступал на собраниях, был в курсе всех новостей и на флоте не новичок. Перед приходом в Мурманск я пригласил в каюту на собеседование замполита и Плиткина, и не мудрствуя лукаво предложил последнему сотрудничество с замполитом в помощи по работе с кадрами в свете выгоды продвижения по службе и тому подобное. Одновременно предложили Плиткину стать редактором ежедневно печатаемой судовой многотиражки и вечернего выпуска радиогазеты, за что новоиспеченный зам.замполита выторговал себе 25% надбавку к окладу, что я и оформил приказом. Надо сказать что со своими обязанностями он справлялся отлично. Парткомиссию в порту помог замполиту принять на высшем уровне - и по части выпивки и по части эрудиции, за что высокие партийные чины из комиссии обещали рассмотреть его кандидатуру в замполиты. Весь поступающий к нам рядовой состав проходил через собеседование с Плиткиным. На двери его каюты над табличкой "5-й пом.капитана" появилась надпись "1-зам.помполита". Он имел полный учет партийных, беспартийных, комсомольцев и других данных, кому что можно поручить и на кого опереться. В общем, работа в его руках кипела и Георгий Александрович во многом доверял ему вплоть до ведения всякой партийной отчетности. В течении 10-суточной стоянки в Мурманске мы отбились от всех комиссий и проверяющих, приняли снабжение, пополнились необходимыми специалистами, кроме врача-хирурга, которого обещали дослать другим судном и полностью подготовились к полугодичному плаванию.
Это был мой первый рейс на плавбазе в качестве капитана-директора. Предстояло обслуживать промысловые флотилии в Атлантике от Канады до Чили. В конце сентября мы вышли в рейс. Первые сутки мы просто отсыпались. Очень трудно было в течении десяти дней, кроме всех посетителей, принять на борт тысячи тонн снабжения и одновременно принять и разместить 600 человек экипажа по штатным местам, принимать документы, инструктировать и т.д. Конечно, здесь очень важна помощь помполита. Ну, а Плиткин вообще дневал и ночевал на корабле и каждое утро я имел сведения о движении экипажа за сутки. На вторые сутки плавания собрали весь экипаж для знакомства. Замполит вызывал каждого по списку, и каждый о себе рассказывал, где плавал, и отвечал на вопросы - такова традиция первого рейса. Началась обычная судовая жизнь, как на сотнях других. Все было бы хорошо, если бы у замполита Георгия Александровича не начались сильные боли в животе. Врач терапевт (а у нас был госпиталь на 40 коек с полным оборудованием) - определила острый аппендицит. Необходимо срочно оперировать. Но врача-хирурга на борту нет. Это было на шестые сутки плавания, мы только подходили к Фарерским островам. Связываюсь с Мурманском, оттуда сообщают, что поблизости кораблей с хирургом нет, рекомендуют следовать на рейд порта Торсхавн и сдать замполита в госпиталь. А Бондаренко все хуже и хуже, врач делает ему уколы, а мы выжимая из машины все что можно, летим на рейд Торсхавна - столицу Фарерских островов, принадлежащих Дании. Срочно связываюсь с портом Торсхавн, - они обещают прислать вертолет. Очистили вертолетную палубу, которую уже успели превратить в волейбольное поле. Уже смеркалось, до порта оставалось около пяти миль, когда над нами завис вертолет с красным крестом на корпусе. Двое человек из вертолета в бледно-голубой униформе переложили замполита на свои носилки, забрали паспорт моряка и выписку из судовой роли, и бережно задвинув носилки в вертолет улетели, моргая красными огнями в сторону порта. Забегая вперед скажу, что на рассвете радист принял сообщение от порта, что операция проведена успешно и своевременно. Как оказалось, был гнойный аппендицит и прободение язвы желудка. Утром, уже выйдя в Атлантику, я вызвал к себе Плиткина и приказом по судну назначил его временно исполняющим обязанности заболевшего замполита, тем более, что оказывается Бондаренко перед госпитализацией передал ему все документы и ключи от сейфа. Моя радиограмма в Мурманск руководству была одобрена и утверждена парткомом и Ленинским райкомом, о чем мне и сообщили. Рейс проходил нормально, слаженно работал экипаж. Общественная работа проводилась на "высоком уровне", благодаря неустанной заботе того же Плиткина - работали всевозможные кружки, секции, своевременно проводилась политучеба, все циркуляры парткома "обсуждались, одобрялись и поддерживались". Наша плавбаза обслужила более восьми промысловых судов от Канады до Патагонского шельфа, приняв на борт около 18 тысяч тонн морской продукции. В конце марта, забив трюма, пошли домой в Мурманск. Опять по традиции, все свободные от ходовой вахты, сутки отсыпались, а затем началась генеральная уборка и мойка всего судна. На обратном переходе на весь комсостав ложится огромная бюрократическая работа - многочисленные отчеты, заявки, заявления экипажа на отпуск, перемещения и т.д и т.п. И все это ложится на стол капитану. Суток не хватает. За три дня до прихода в порт приходит в каюту Плиткин с огромной папкой рейсового партотчета и кучей заявлений на вступление в партию. Ни на одной из бумаг нет его подписи. Я ему говорю..."Яков Иванович, я пишу "согласованно" только после вашей подписи, На что он мне отвечает..."А я не член партии".
"Как это, говорю, не член партии, ежели ведешь всю партийную работу!" У меня отвисла челюсть, чувствую сейчас мне будет хана. Жму кнопку прямой связи с мостиком - доктора ко мне. Пока доктор прибежал, схватил полстакана коньяка, Вроде отпустило. Как же - я говорю Плиткину, - ты сукин сын нас столько времени обманывал, самозванец плешивый!" Вы же сами меня просили помочь замполиту и ни о какой партийности не спрашивали"- говорит Плиткин, глядя прямо в глаза. Послал я его подальше в свою каюту, а самого мурашки по коже бегают - как это я на берегу все объясню. Трое суток заснуть не мог. Плиткину предложил меньше из каюты высовываться и никому ни о чем не болтать.
С приходом в Мурманск, сразу после погранконтроля, выпросил срочную аудиенцию у начальника флота. А начальником был Георгий Михайлович Бородулин, кстати, тоже беспартийный, выходец из богатой семьи поморских рыбопромышленников. Дело было уже вечером. Принял он меня в своем роскошном кабинете, ставит на стол кофе, коньяк. "Ну, давай, капитан, рассказывай, что у тебя приключилось" - начал Бородулин. А у меня как будто речь заело, что-то несуразно объясняю. "Давай, командир, хлебни коньяка и расскажи, как рейс прошел, все живы, здоровы, ЧП нет?" Нет, говорю. "Ну, это самое важное, остальное все второстепенно" - говорит Бородулин - "а свидание со мной зачем, я ведь после работы остался с тобой срочно повидаться по твоей же просьбе". Тут я успокоился и подробно все ему рассказал как беспартийного Плиткина я приказом по плавбазе оформил на партийную должность замполита и получил согласие парткома управления и первого секретаря Ленинского райкома партии Ружникова. Показываю ему две эти радиограммы. Сначала у Бородулина округлились глаза как у филина, очки зависли на одной заушине, выпала из рук сигарета и как-то он весь обмяк. Я кинулся за кувшином с водой, хотя на столике за которым мы сидели, стояли запотевшие бутылки с минеральной водой. И вдруг, за спиной, раздался гомерический хохот. Георгий Михайлович хохотал так, что его сотрясало. Зная , что он сердечник, я испугался и не знал что делать. На шум забежал в кабинет, дежуривший за дверью, дежурный по флоту и тоже не знал что делать, Наконец Бородулин успокоился, достал из кармана какие-то таблетки, налил коньяка в фужер для воды и запил их. "Вот что, голубчик, - сказал он, обращаясь к дежурному по флоту, соедини меня сейчас с Ружниковым". "Анатолий Борисович, это Бородулин, приезжай ко мне завтра после диспетчерской в 10 утра, и не забудь прихватить с собой бутылку хорошего коньяка. С тебя причитается". "Ну и развеселил ты меня, капитан, давно я так не смеялся. Поехали домой, я тебя отвезу. Завтра с Ружниковым что-то придумаем, спи спокойно." И, действительно, спал я как младенец. Простояли мы в Мурманске плановые 10 суток, выгрузились, снабдились в новый рейс, Прибыл новый замполит Кокшаров, с которым я ранее плавал на "Северодвинске". За время стоянки ни меня, ни Плиткина никуда не вызывали. Молчит и Кокшаров. Вышли мы в новый рейс. Спрашивает меня замполит, кого я порекомендую ему в помощники. "Да бери ты Плиткина, у него опыт есть"- ответил ему я. Уже в рейсе, разбирая служебную почту в папке "для служебного пользования" я обнаружил приказ по управлению. В нем, без всяких объяснений, было написано : "Капитану плавбазы "Даурия" за политическую близорукость при расстановке кадров - объявить строгий выговор по партийной линии с занесением в учетную карточку (это мне, беспартийному ?!). Бывшего замполита Бондаренко, уволившемуся по болезни, строго предупредить о служебном несоответствии."
Вызвал я замполита Кокшарова и говорю ему - учти, что Плиткин беспартийный. "Не знаешь ты свои кадры - говорит Кокшаров - Плиткин уже как полгода кандидат партии, не то что ты". Оказывается Ружников договорился с Бондаренко задним числом оформить принятие Плиткина в кандидаты и провести это через райком. И все стало на свои места. Партия всегда принимала мудрые решения.
Хорошо, что это было на Севере. А что если бы подобное случилось на юге?