Борис Давыдович Литвак
Один день Бориса Давыдовича
Дающий быстро дает дважды.
Поэт Юрий Михайлик о герое этого очерка
Она просыпается всегда за несколько минут до него. Всматривается в любимое лицо. Тяжело вздыхает...
"Стареет, - думает она. - Вот опять новая морщина появилась. И длинная какая... От правого уха через щеку и подбородок... Аж до самой ноги... Ему бы отдохнуть пару дней... Но кому говорить?.. Разве они поймут? Люди... А вдруг с ним что-нибудь?! - она вздрагивает. - А у меня дети. В этом месяце их опять четверо... Кто о них позаботится?.. Кстати, взглянуть, как они там..."
Она спрыгивает на пол и направляется к картонному ящику, стоящему под столом. От этого прыжка он просыпается.
- Вот же ты сволочь, Джулька! - говорит он. - Чего расшумелась? Мог бы еще подремать. Все-таки воскресенье. Ну ладно. Раз уж поднялись - пошли на работу.
Через какое-то время оба уже сидят в маленькой комнатке на улице Пушкинской, которая громко именуется кабинетом директора детской спортивной школы, он - за столом, уставленным телефонами, она - под столом, и смотрят на дверь. Появляется первый посетитель.
"Ага, - думает Джулька, разглядывая его из-под стола. - Старые сандалии на босу ногу, штаны с бахромой... Значит, у него или крыша течет, или отопление не работает, или желудок... В общем, наши обычные воскресные дела..."
- Здравствуйте, Борис Давыдович! - говорит вошедший. - Вы меня, конечно, не знаете, но ваш сосед с первого этажа должен был с вами обо мне говорить... Видите ли, дело в том...
- Ну почему же не знаю? - перебивает его Борис Давыдович. - Присаживайтесь. Попробуем что-нибудь сделать.
И тут же начинает накручивать телефон.
- Алё! - говорит он в трубку. - Это гордость нашей эпохи господин Иванов Петр Максимович? Приветствую вас. Извините, что в воскресенье... Да, это Боренька... Значит, слушай сюда. У меня сейчас в кабинете сидит самый близкий мне человек. Брат. Фамилия его... Нет, почему такая же, как у меня? Ах, потому что брат!.. Ну тогда, считай, он двоюродный... И фамилия его... - Борис Давыдович закрывает трубку ладонью. - Как ваша фамилия?
- Степанов Илья Ефимович, - говорит посетитель.
- Степанов его фамилия, - повторяет Борис Давыдович в трубку. - Это красивый, светлый человек. Ветеран войны, ветеран труда. Пятьдесят лет проработал на одном заводе! Так может он получить у вас квартиру, в конце концов?!
- Нет-нет!.. - панически шепчет посетитель. - Я не проработал на одном заводе пятьдесят лет! Мне всего сорок два!.. Так что и в войне я не участвовал... И квартира мне, честно говоря, не нужна! То есть нужна, конечно... Но разве они...
- Спокойно! - говорит ему Борис Давыдович, прикрыв трубку. - А ну сиди ровно! Боренька знает, что делает. - И продолжает уже в трубку: - Значит, квартиру он у вас получить не может. Хорошо... Ну а крышу вы ему отремонтировать способны? Ах, тоже нет?!
- Мне только батарею поменять! - умоляюще шепчет посетитель.
- Так! - как бы не слыша его, продолжает Борис Давыдович. - Ну а на что вы тогда способны там, в своем жэке? Какую-нибудь батарею несчастную он, знаете ли, и без вас поменять может. Ах, это вы как раз тоже можете? Ну и прекрасно. Тогда, значит, вы ее ему и поменяете! (Закрывает трубку.) Понял? Вот так. А что, по-твоему, Боренька уже вообще ничего не соображает? Если бы я начал с какой-нибудь там батареи, самое большее, на что бы он согласился - это покрасить тебе почтовый ящик!.. (В трубку.) Так, значит, мы договорились, Петр Максимович? При каком еще условии? Что-что-что? Если я устрою тебе встречу с Николаем Степановичем?! С самим?! Ну, знаешь ли, это... Ладно, не вешай трубку. (Крутит диск на другом телефоне.) Алё! Это дача Николая Степановича? То есть как это - кто говорит? Не узнала, Наденька? А кто тебя больше всех любит? Правильно, Боренька! Узнала, узнала... А где там наш гигант мысли? Отец русской... ой, извините, украинской демократии? Спит? Да быть такого не может. Я думал, он вообще никогда не спит. Мы же тут все только и живем благодаря его неусыпному руководству! Разбудить? Нет. Пускай уже спит. Может быть, мы в этом случае, наоборот, проживем на какое-то время больше... Шучу!.. Слушай, Надюша, тут у меня на проводе человек, дороже которого у меня никого нет в жизни. Мой отец! Это Иванов из тридцать первого жэка... Почему он не может быть мне отцом?! Потому что он в два раза младше меня? Ну и что? Просто он очень рано начал... Хорошо, тогда сын. Это неважно. Главное, что это красавец. Чистый человек. Нужно устроить ему встречу с твоим благоверным. Что-то там по бюджету... Что-что-что? Какому чистому красавцу ты уже устраивала такую встречу на прошлой неделе по моей просьбе?! Ах, этому... М-да... И что, твой супруг его принял?.. Вот это напрасно... Знаешь, оказалось, что этот красивый, чистый человек на самом деле - уродливое, грязное животное...
Здесь требуется пояснение. Кроме того, что пять дней в неделю Борис Давыдович руководит детской спортивной школой, семь дней в неделю он руководит еще и реабилитационным центром для детей-инвалидов, построенным здесь же на Пушкинской исключительно благодаря его неуемной энергии. Как ему удалось в наши дни построить этот центр, в котором к тому же лечат детей бесплатно, - это уже не тема для рассказа. Это тема для большого научно-фантастического романа. Во всяком случае, с тех пор как Борис Давыдович загорелся этой идеей, все люди в его сознании четко разделились на две категории: красивые, светлые личности - то есть те, кто помогает центру или может ему помочь, и уродливые, грязные животные - те, кто не помогает, или еще помогает, но может в любой момент отказаться...
Но к центру Бориса Давыдовича мы еще вернемся. А сейчас вернемся к его телефонным разговорам.
- Наденька, лапа моя родная, - рокочет Борис Давыдович в трубку своим неотразимым баритоном, - значит, я могу рассчитывать, что твой гигант русской мысли примет мою гордость нашей эпохи?.. Ну, в смысле моего отца... Или сына... В общем, ты понимаешь, о ком я говорю... Только в каком случае? Если я достану для твоих родственников, живущих в Тбилиси, два билета на спектакль Резо Габриадзе? Ничего себе... Слушай, а попроще их ничего не устроит? Например, если я достану им два билета на представление Одесского цирка?.. Приедут - посмотрят... Нет-нет, подожди! Не вешай трубочку. Хорошо, сейчас попробую... Значит, Резо... Резо... (Борис Давыдович начинает крутить диск следующего телефона, на ходу вспоминая номер.) Алё! Резо, дорогой! Это Боренька из Одессы. Надеюсь, ты рад меня слышать? Нет, я понимаю, что у тебя в зале помещается всего сто пятьдесят человек... Я знаю, что к тебе от меня уже приходили... Что значит - три? Три человека?.. Ах, три зала!.. Ну так тем более, что тебе тогда еще два билета?.. Слушай, ты же сам говорил: искусство создано для того, чтобы человеку в этом мире стало хоть немножечко теплее... Так это как раз тот случай! Благодаря искусству человек получает радиатор парового отопления...
Последние фразы Борис Давыдович произносит, внимательно приглядываясь к телевизору, стоящему в другом конце комнаты. По телевизору показывают баскетбольный матч. "За две минуты до конца игры, - говорит диктор, - одесситы проигрывают два очка. Удастся ли им что-нибудь сделать?.."
- Так! - кричит Борис Давыдович во все телефоны одновременно. - Никто не вешает трубку! Мне нужно срочно сделать один звонок. Вопрос жизни и смерти! - и быстро накручивает диск последнего телефона: - Алё! Это Дворец спорта? Срочно мне тренера Лебедовского! Я понимаю, что он руководит игрой. Я даже вижу, как у него это получается! Передайте - Литвак на проводе!.. Лебедовский, ты почему не выпускаешь Козлюка? Ты что, не видишь, что у тебя Подопригора все подборы проигрывает? Козлюка, говорю, выпускай! Я его зачем десять лет в своей школе учил? Чтобы он у тебя на скамейке трусы просиживал?..
"В команде одесситов замена, - доносится из телевизора. - Мяч у молодого Козлюка. Бросок! Одесситы сравнивают счет. Еще бросок! Они выходят вперед!.."
- Понял, Лебедовский?! - гремит Борис Давыдович в трубку. - Всегда слушай Боречку! Черта с два бы вы в прошлом году чемпионами стали, если бы у меня телевизор хуже показывал! Всё! Можешь повесить трубку! Остальные еще не повесили!.. Значит, делаем так. Резо, дорогой, даешь два билета родственникам Наденьки. Надюша, милая, устраиваешь Петру Максимовичу встречу с Николаем Степановичем. Петр Максимович, устанавливаешь Илье Ефимовичу радиатор парового отопления... Всем до свиданья!
- Даже не знаю, как вас благодарить... - шепчет растерянный посетитель.
- А меня-то за что? - удивляется Борис Давыдович. - Кстати, вы чем занимаетесь?
- Ремонтирую слуховые аппараты.
- Так это же как раз то, что мне нужно! Значит, завтра к вам зайдет один старик. Абсолютно глухой. Отремонтируйте ему, ради Бога, его аппарат, а то я уже месяц ему кричу, что я этим не занимаюсь, а он ничего не слышит!
Потом Джулька видит из-под своего стола потрепанные лакированные ботинки известного одесского артиста, у которого, по его мнению, несправедливо отобрали водительские права, и теперь ему нечем зарабатывать себе на жизнь. Потом - изящные босоножки элегантной дамы среднего возраста. Она просит Бориса Давыдовыча, чтоб ее осмотрели врачи его центра.
- Но он же детский! - удивляется Борис Давыдович. - А вы, извините, на школьницу уже не похожи.
- Ну вот, - горестно вздыхает дама. - Я же вам говорю, что в последнее время я плохо выгляжу...
В конце концов Борис Давыдович устраивает ей визит к взрослому доктору.
Потом Джулька видит еще какую-то обувь... Еще... Вечереет.
- Ко мне еще кто-нибудь есть? - спрашивает Борис Давыдович у воскресной дежурной по школе Эммы Францевны.
- Двое, - говорит она. - Посол Соединенных Штатов Америки и сантехник из центра.
- Пускайте обоих, - кивает Борис Давыдович.
- О, господин Литвак! - появляясь в кабинете, восторженно разводит руками мужчина заграничного вида. - Я только что осмотрел ваш потрясающий центр!
- Я тоже осмотрел, - мрачно вторит ему сантехник.
- Я много слышал об этом центре, - продолжает посол, - но то, что я увидел, меня поразило!
- И меня поразило, - соглашается сантехник. - В подвале трубы полопались. На первом этаже кто-то раковину расколол...
- Думаю, что нигде в мире, - продолжает посол, - мы не найдем ничего подобного!
- Ну найти, вообще-то, можно, - говорит сантехник, - и трубы, и раковину. Например, на Староконном базаре. Но деньги нужны...
- Кстати, о деньгах, - подхватывает посол. - Я слышал, что у вас в центре бывали лидеры многих стран. Так что с деньгами и оборудованием, я думаю, у вас все в порядке!..
- О да! - соглашается Борис Давыдович. - Тут мы идем со знаком плюс.
- То есть как? - спрашивает дипломат.
- Очень просто, - отвечает Борис Давыдович. - После всех этих посещений у нас, правда, ничего не прибавилось, но, с другой стороны, у нас ничего не пропало!
После чего посол откланивается. А сантехник остается. И, устало глядя на него, Борис Давыдович начинает в очередной раз накручивать диск телефона.
- Коля! - говорит он в трубку. - Ты же красивый, чистый человек. Честный бизнесмен!
- Это я честный бизнесмен?! - доносится из трубки удивленный голос некоего Коли. - Борис Давыдович, дорогой, может быть, вы номер перепутали?
- Перестань, Коля, не скромничай, - настаивает Борис Давыдович. - Я же лучше тебя знаю твою благородную душу! Просто ты своих денег тратить не умеешь. Ну кто когда-нибудь вспомнит, на каком "Мерседесе" ты ездил? А ты перечисли немного на наш центр. Мы сантехнику новую купим. Возле каждого унитаза таблички повесим с твоим именем. Тебя же люди по сто раз на день вспоминать будут с благодарностью!..
Под этот до боли знакомый текст Джулька начинает засыпать.
...Когда она просыпается, за окном уже совсем темно. А перед Борисом Давыдовичем стоит и вовсе странный человек. Маленький, сухонький, в сапожках и френче, с жокейской шапочкой на голове.
- Умоляю вас! - говорит он плачущим голосом. - Поймите, эта кобыла отказывается есть тот овес, который имеется на нашем ипподроме. И мне сказали, что только вы...
- Что? Могу ее уговорить? - спрашивает Борис Давыдович.
- Нет. Ну зачем же... Просто ее привезли сюда из Новой Зеландии специально для улучшения нашей породы. И вот теперь все говорят, что если вы возьметесь за это дело...
- За какое такое дело? Вы что, с ума сошли?!
- Достать ей нужный овес...
Примерно через час Борис Давыдович и Джулька покидают наконец свой директорский кабинет.
Они выходят на сказочно прекрасную ночную улицу Пушкинскую, где в окружении вечных одесских платанов сияет под луной белая громада построенного Литваком детского реабилитационного центра, и думают каждый о своем.
"Литвак построил... Литвак создал... - думает Борис Давыдович, глядя на это здание и на золотого ангела, парящего над входом в него. - Да разве тут в Литваке дело?! Ее это идея была. Ее... "Что ж ты, папа, - говорила она, - самых здоровых к себе в спортивную школу отбираешь, а о больных кто подумает?" Ну вот, подумал, построил. Только она этого уже никогда не увидит, доченька моя единственная... Никогда... Господи Боже ты мой, ну как же после этого верить в твою справедливость?.."
"Нет, что ни говори, - думает Джулька, - а с хозяином мне не очень-то повезло... Хотя, понятное дело, он и о себе вспоминает не часто, разве ж ему до меня?.. А тут щенки. В этом месяце опять четверо. Кому б их пристроить?.."
- Да, Джульетта, - вдруг говорит Борис Давыдович, - совсем забыл сказать. Насчет щенков твоих я еще вчера договорился. Хорошие люди. Берут всех четверых. Правда, за это я обещал поставить им телефон...
И они отправляются спать. Всё. Выходной день окончен. Завтра будет трудный. Рабочий.
Георгий Голубенко