colontitle

Пилюли

Валентина Голубовская

Валентина Голубовская«Губарь – это Губарь! Можно ли им не восхищаться?!», - когда-то написала я, и от этих слов у меня нет повода отказываться.

Не знаю, что будут писать об Олеге Иосифовиче следующие поколения Губарей. Но уверена, что неравнодушные к истории Одессы будущие исследователи не откажут себе в удовольствии попытаться узнать о нем как можно больше, что будут они листать страницы его книг, склоняться над подшивками газет в поисках его статей и отзывов о нем современников. Но это будет в будущем. А сейчас?

Олег Иосифович – личность настолько яркая, что безобразное в своей унылости прокрустово ложе обычных, то есть укладывающихся в норму представлений, уж никак не для него.

А о чем, собственно, идет речь? Для чего это я нагородила этот ворох банальностей? Все это и так известно. И уже вижу ехидную улыбочку на лице Губаря, готового к осмеянию всех этих трюизмов. Еще более язвительной эта губаревская улыбочка станет после того, что он увидит меня в роли Кукушки, которая, известно за что, хвалила Петуха.

Ситуация вроде бы действительно смахивает на известную басню. И все же, я решаюсь, даже пренебрегая боязнью быть осмеянной за незавидную роль крыловской героини, еще раз восхититься своим давним приятелем.

Его отзыв о моей «Гиперборее» заставил бы не только меня, начинающую, хоть и в более чем зрелом возрасте (так и хочется вспомнить слова из знаменитого романа - «Молодая была не молода!»), но автора, привыкшего к устоявшемуся запаху славы, расчувствоваться.

Несмотря на овладевший мною вихрь чувств, слезы на глазах, ком в горле, раскрасневшиеся щеки, дрожь в коленях, прерывистое дыхание, головокружение, учащенный пульс, я, хоть и с трудом, сумела бы с собой совладать. Если бы не один фрагмент текста, из которого выглянул тот самый Олег Иосифович Губарь, которым я не устаю восхищаться.

Вот этот фрагмент.

«Не сверяясь в словарях, готов допустить, что «медицина» этимологически связана с «Медичи». И в самом деле, есть что-то парадоксально врачующее не только в узорчатом ларце и мистических тинктурах приснопамятной Марии, но и в неоднократно цитировавшейся мною по разным поводам поэтической миниатюре Лоренцо Медичи:

«Юность, юность, ты чудесна,
Хоть проходишь быстро путь.
Счастья хочешь, счастлив будь —
Нынче. Завтра — неизвестно!»

Так вот, прочитав этот фрагмент о Медичи, мне захотелось крикнуть «Браво, Олег Иосифович!» или же, как в детской игре: «Горячо!».

Конечно же, этимологическая догадка Губаря, как это часто у него случается, безупречна. Действительно, Медичи и медицина неразрывно связаны. (У И.С.Тургенева есть стихотворение «К Венере МедиЦейской»). А Медичи, ставшие впоследствии герцогами Тосканскими, были вначале настоящими парвеню. Предки «Отца отечества», как называли во Флоренции Козимо Медичи, с которого началась головокружительная и заслуженная слава этого рода, были аптекарями и медиками, а в переводе «на язык родных осин» – лекарями. Уже к 15-му веку Медичи (да простится мне такая историческая фамильярность!) стали «новыми итальянцами» – по аналогии с «новыми русскими», «новыми украинцами» и т.д. Но, в отличие от наших новоявленных «нобилей», Медичи не забывали и не стеснялись своего ремесленного прошлого (ведь лекари, как и живописцы, как ювелиры и скульпторы – были ремесленниками в высоком, утраченном в наши дни, значении этого слова. Известно, что в 15-м опять же веке первые объединились в один цех, а вторые – в другой, более богатый. Но это так, к слову!).

Поэтому основу родового герба Медичи составлял геральдический щит первоначально с пятью, потом с шестью шарами. Такой щит на уровне второго этажа, на углу, обращенном к площади Собора и баптистерия, фамильного дворца Медичи.

Эти небольшие шары – символические пилюли, подобные тем, которыми лечили своих пациентов первые Медичи.

Уже довольно много лет прошло после моего сказочно счастливого путешествия по Италии, в частности, по Флоренции. Я сразу же отказалась от фотоаппарата, за что сама себя хвалю. Я не запомнила бы Италию, а, вернувшись домой, рассматривала бы фотографии, удивляясь и припоминая, что же это было?.

И вот теперь из своей памяти я извлекаю многочисленные сюжеты, связанные с Медичи. И Сан-Лоренцо, фамильную церковь Медичи, стоящую неподалеку от их дворца и площади Сан-Джованни – с Собором и баптистерием. А в Сан-Лоренцо – строгая надгробная плита Козимо Медичи. Квадрат темного мрамора с пятью кругами из светлого мрамора, все те же геральдические символы. Кстати, эта плита, очевидно, была первым художественным впечатлением четырнадцатилетнего Леонардо, приехавшего из провинциального Винчи во Флоренцию и ставшего учеником одного из самых знаменитых и почитаемых мастеров того времени Андреа Верроккио. Как раз тогда в его мастерской и создавалась эта надгробная плита.

Я вспоминаю даже клумбу на холме над Арно, с которого открывается волшебная панорама Флоренции. А клумба в виде щита, и на нем пять кругов – пять цветочных «пилюль» во славу Медичи.

Флорентинцы умеют чтить свою великую историю…

Написала все это и подумала, а не подвох ли, не розыгрыш ли это лукавый со стороны Олега Иосифовича по поводу Медичи? Он ведь неожидан и непредсказуем – «этот Губарь»! Не подбросил ли он мне, доверчивой, забавляясь, эту «медицейскую» пилюлю?!..

Губарь – это Губарь. Можно ли им не восхищаться?!