Ужасно шумно в доме Шнеерзона...
Евгений Голубовский
Помните старый одесский анекдот, заканчивавшийся словами: «Нет, я вас уже не спрашиваю, где масло, нет, я вас уже не спрашиваю, где мясо, я спрашиваю вас, где Рабинович?». Так вот, где Шнеерзон? У меня нет под рукой телефонных справочников Австрии и Германии, Америки и Израиля, но в одесском телефонном справочнике, увы, нет Шнеерзона. Не настаиваю — может быть, его придумал автор всемирно известных куплетов, как и Бабель создал Беню Крика, но отсутствие и того, и другого в нынешней Одессе, увы, «медицинский факт».А ведь были. Когда в 1789 году российские войска под командованием де Рибаса взяли штурмом турецкую крепость Хаджибей, в ней проживало 6 евреев. Археологические раскопки дали возможность обнаружить еврейское надгробие, датированное 1770 годом…
Чем же занимались евреи Одессы? Пожалуй, всем, буквально всем. Да, среди них были лавочники и ремесленники, были торговцы солью, обувью, зерном, были биндюжники, ростовщики и ювелиры. Но с первых дней существования Одессы евреи принимали активное участие и в городском самоуправлении. Достаточно вспомнить, что в первый городской магистрат были избраны Меир Эльманович и Тевель Лазаревич. А сколько врачей и адвокатов, банкиров и инженеров дала Одесса! Конечно же, отдельной строкой хочется написать о музыкантах, таких, как выдающийся кантор Пинхас Минковский, вундеркинд Миша Эльман, создатель школ Петр Столярский, Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс, Леонид Утесов… А разве не заслужили своим вкладом в мировую культуру строки, абзаца, главы в любой энциклопедии мира такие писатели, как Хаим-Нахман Бялик, Исаак Бабель, Эдуард Багрицкий, Владимир (Зеев) Жаботинский…
Пестрым, многоликим, космополитичным городом была Одесса. Одних это радовало и привлекало, других отторгало и раздражало. В 1985 году, когда у нас об евреях Одессы писать было невозможно (мы помним, каким был государственный антисемитизм в СССР), так вот, в 1985 году в США американский историк Стивен Ципперштейн издал труд «Евреи Одессы. История культуры. 1794-1881». Первый абзац этого исследования как раз вводит в это многообразие точек зрения:
«Разноликой представала Одесса в глазах русских евреев XIX века. В еврейском фольклоре Одесса — город, где можно получить всевозможные удовольствия: «Лебен ви Гот ин Одес» — «Жить, как Бог, в Одессе». Его жители равнодушны к вере: «Зибн мейл арум Одес брент дер гехейнум» — «На семь верст от Одессы полыхает ад». Это город, связанный с преступным миром: «Гот зол опхитн фун одесер хултаилес» — «Бог защитил нас от одесской шпаны». Одесса, это, наконец, место, где обитают очаровательные женщины, о которых говаривали: «Одесере левонес» — «Одесская луна». По общему мнению тех, кто превозносил Одессу и, напротив, тех, кто ее хулил, этот город не имел ничего общего ни с одним из городов России, в которых довелось жить евреям».
И вот этот космополитичный город, вроде бы не очень религиозный, светский, живой, веселый, стал не только центром еврейского просвещения, но и сионизма, идеи о возвращении евреев рассеянья на Землю обетованную.
У Одессы есть много определений — и они широко известны. От «Одессы-мамы» до «Города-героя». И только евреи всей России нашли еще одно, связанное с их историей, с их проблемами и тревогами: Одесса — это «Врата Сиона». Именно сюда отправлялись в путь первопроходцы, кто ехал в пустыни Палестины, чтобы строить города, создавать кибуцы, бороться с тогдашними «владельцами мандата» — англичанами — за право создать еврейское государство. Роль нашего города не забыта в нынешнем Израиле.
И поэтому, когда сегодня одессит приезжает в Тель-Авив, он ходит по улицам, носящим имена своих земляков. Улица Дизенгофа, Пинскера, Усышкина, Бялика Черниховского, Ахад-ха-Ама, Соколова, заходит в парк Дубнова… В Тель-Авиве, будучи в командировке, я жил на улице Жаботинского. И тогда не предполагал, что два года потрачу на то, чтобы издать впервые в Одессе, впервые в бывшем Союзе, при поддержке бизнесмена Г. Мартова, его роман «Пятеро», чтобы переиздать при поддержке «Джойнт» его переводы из Хаима-Нахмана Бялика, чтобы искать, а может быть, впоследствии издать его стихи и переводы.
Признаюсь, за время этой работы я полюбил Владимира Жаботинского — талантливого писателя, автора одного из лучших романов об Одессе, политического деятеля, отдавшего всего себя идее создания государства Израиль, воина, боровшегося за осуществление свой мечты… И, готовя этот разворот для журнала «Пассаж», я ощутил, что сегодняшнему читателю образ Жаботинского, слова Жаботинского могут много больше рассказать б истории евреев Одессы, чем любая статистика, любые выписки из ученых книг и справочников.
А, впрочем, чтобы не утомлять читателя цитатами, всего одна выписка из публицистики Жаботинского. Той, что звала евреев к возрождению:
«Для меня все народы равноценны и равно хороши, — писал Владимир Жаботинский. — Конечно, свой народ я люблю больше всех других народов, но не считаю его выше. Но, если начать мериться, то все зависит от мерки, и я тогда буду настаивать, между прочим, и на своей мерке: выше тот, который непреклоннее, тот, кого можно истребить, но нельзя «проучить», тот, который, даже в угнетении не отдает своей внутренней независимости. Наша история начинается со слов «народ жестоковыйный», и теперь, через столько веков, мы еще боремся, мы еще бунтуем, мы еще не сдались. Мы раса неукротимая во веки веков, и я не знаю высшей аристократичности, чем эта».
То, что эти слова написаны одесситом, для меня характеризует не только личность мыслителя, но и город, который дал ему возможность вырасти в такого писателя и мыслителя, кстати для него — самый любимый — сквозь шестидесятилетнюю жизнь — город.
Конечно же, рассказ об истории евреев в Одессе неполон без перечня синагог, немыслим без трагичных страниц о погромах, о фашистской оккупации и катастрофе еврейства, о праведниках Мира, спасавших евреев даже в те страшные времена, в конце концов, без рассказа об отрядах самообороны. Кстати, в 1905 году один из таких отрядов организовывал все тот же Владимир (Зеев) Жаботинский.
И «народ жестоковыйный» выжил. И сегодня, хоть уже не чинятся препятствия к отъезду, еврейская община Одессы насчитывает до полусотни тысяч человек.
В культуру Одессы, в историю Одессы, в язык Одессы вложили кирпичики десятки наций, десятки языков. Вынуть один кирпичик — и, как Вавилонская башня, рухнет все строение. Пониманием самоценности каждого из кирпичиков прожила Одесса 205 лет.
Да, ужасно шумно было в доме Шнеерзона, но ради Одессы и это можно было вытерпеть.