Улица полицмейстера Бунина

Олег Губарь

Сколько-то раз уже писал о том, что история - это скорее род (жанр) литературы, нежели наука. А стало быть, интерпретация истории ближе к литературоведению, которое, в свою очередь, тоже как бы не наука, а "игра в бисер". "Что же из этого следует? Следует жить. Шить сарафаны и легкие платья из ситца". Продолжать занимательную игру, спасающую нас от пустоты, подчиняясь единственно логике и здравому смыслу. Разумеется, при наличии оных. С наличностью же у нас, как обычно, напряженка. Вот вам (Волобуев) впечатляющая иллюстрация.

Случилось мне в свое время служить в топонимической комиссии, сформированной на злобу дня при одной из руководящих нами инстанций. "Есть мнение", сообщили нам доверительно, скоропостижно вернуть одесским улицам их прежние имена, а у кого есть - то и отчества. А поскольку состав означенной комиссии был, скажем так, полифоничным, то и технология переименования складывалась соответствующая. Бывшие идеологи чтили память партийных героев, идеологи-нувориши требовали вспомнить поименно бойцов, обитавших в бункерах Черного леса, старожилы вообще впали в наркотическую эйфорию, не веря своему счастью, и соглашались буквально на всё, а случайно затесавшийся специалист в области ономастики из ОГУ беспомощно старался придать "концерту" научность и методологичность. Короче говоря, "людская молвь и конский топ" у подножия башни вавилонской.

Имеющий уши, да... получит по уху. Попытки растолковать хотя бы тот момент, что топонимика одесских улиц многослойна (Дворянская - Витте - Петра Великого - Коминтерна; Колонистская - Немецкая - Ямская - Новосельского - Островидова; Константиновская - Итальянская - Пушкинская; Почтовая - Жуковского; Криавя - Провиантская; Красный - Греческий переулок и т.д. и прочее) и что непонятно, к какой именно девичьей фамилии возвращаться, успеха не имели. (Между прочим, и сама Полицейская в 1905-1920 годах носила имя генерала Кондратенко, героя обороны Порт-Артура, а во время оккупации -называлась "улицей 16 октября". Оба названия не прижились). Нечего и говорить о том, что где-нибудь в глуши, в каком-нибудь задрипанном Париже, та же улица Ришелье не изменяла своего имени ни при Марате, ни при Бонапарте, ни при Луи-Филиппе, ни при даже оккупации 1940-х. Европа нам не указ, это "их нравы".

Удовольствовавшись возвращением (с моей подачи) имени улице Коблевской - а Кобле был фактическим преемником Ришелье, и управлял городом не менее года, до самого явления Ланжерона, - я тихонечко терпел "прения", приобретавшие порой комический и даже трагикомический оттенок, до той поры, пока дело ни коснулось улицы Полицейской. Здесь очень захотелось встать на дыбы, что я с удовольствием и проделал, хотя лягнул потом не столько я, сколько - меня. В самом деле, улица открывается одноименной площадью (ныне - Веры Холодной), причем неплохо сохранившееся здание городской полиции выходит одновременно и на улицу, и на площадь. (Ничего не имею против далекой звезды немого кинематографа, однако полагаю, что столь же немногословные и забытые стражи порядка всех времен сделали для благополучия жителей криминальной столицы империи поболее королевы экрана. Но это мое эксклюзивное мнение).

Итак, городская полиция. "Тот, кто меня бережет" и тому подобные кружева. Факт тот, что, защищая горожан, в разные годы погибли сотни стражей порядка. Тысячам они вернули похищенных детей, близких, имущество и самую возможность жить. В конце концов, было бы даже противоестественно, если бы законопослушных граждан смущала номинация улиц и переулков в память погибших милиционеров. Подобные доводы комиссию не убедили, ибо надо было морально перешагнуть через какую-нибудь стоеросовую обществоведческую дисциплину, где полиция и жандармерия изображались как близнецы-братья.

Да пошли вы, думаю, куда следует. Написал заявление, безо всяких демаршей, мотивируя пошатнувшимся (в результате бдений с "комиссионерами") здоровьем. И правильно сделал, ибо вакханалия переименований развернулась во всю. Припоминаете, как обозвали Покровский переулок? Не стану потакать Герострату... Тогда же, в поистине "окаянные дни", явилась и улица Бунина, против какового (не в топонимическом, а в нобелевском варианте) лично я, разумеется, тоже ничего не имею. И вот тут-то начинается курьезная история, приключившаяся как раз из-за абсолютного незнания истории - пусть даже, как мы сказали, и жанра литературного.

... В мае 1882 года Одессу облетела весть о том, что "к нам едет" новый полицмейстер. А новая метла, как известно, метет по-новому. Кое-кто всполошился и затаил дыхание. Слухи вполне оправдались: 2 (14) июня вновь назначенный руководитель городской полиции прибыл курьерским поездом на железнодорожный вокзал, где был встречен двумя помощниками полицмейстера, Лохвицким и Менчуковым. В тот же день он представился генерал-губернатору и градоначальнику, а наутро приступил к исполнению своих обязанностей: принимал участковых полицейских приставов и их помощников, обревизовал кассу, находившуюся в ведении и.о. полицмейстера, капитан-лейтенанта В.П.Перелешина.

И знаете, что в первую очередь и сверх всякой меры удивило нового полицейского начальника? Ни за что не догадаетесь. Его поразило то, что некоторые штатные должности в одесской городской полиции занимают... евреи. Невероятно, и такое было возможно только в Одессе. Мало того, местные полицейские-евреи находились на хорошем счету, не раз проявляли превосходную выучку, мужество, не говоря уже о смекалке. В полицейской хронике одесской периодической печати сохранилось немало упоминаний, скажем, о городовых-евреях, задерживавших опасных преступников, рискуя жизнью. Так, в 1870-е годы за мужество и героизм, проявленные в ходе оперативных мероприятий, были, например, официально поощрены начальством городовые Моисей Гербер и Аарон Рабинович.

А какой оценки достойны полицейские агенты-евреи, самоотверженно и, главное, результативно проведшие операцию по разысканию похищенной из кафедрального собора знаменитой Касперовской иконы! Святой образ был обрамлен в ризу, украшенную бриллиантами на сумму от 6 до 7 тысяч рублей. Похитили также и около тысячи рублей "из главной выручки". "Киот, в котором была чудотворная икона, - сообщал полицейский хроникер, - найден без малейшего повреждения и отпертым, а по обеим сторонам киота - серебряные привески в значительном числе, не похищенными". По горячим следам были взяты соборный сторож и некий кузнец, подделавший ключи. Учитывая особые обстоятельства, городская дума дополнительно финансировала расследование, которое благополучно завершилось, благодаря расторопности упомянутых агентов: через три с небольшим недели святыня была возвращена на прежнее место. Но поскольку риза была испорчена, то "одесский интернационал" пожертвовал немалые средства на изготовление новой. В числе жертвователей - и Маразли, и Толстой, и Родоканаки, и Новосельская, и Севастопуло, и Уточкин (отец), и Кандинский (отец)...

Но на этом сюжет не кончается. Главного обвиняемого по этому делу, Петра Соколовского (Фисенко), удалось схватить лишь почти четыре месяца спустя. И в самый момент задержания "Фисенко... выстрелил из револьвера и ранил в живот виленского мещанина Хаима Зладовского, содействовавшего помощнику пристава Бульварного участка Васильеву к розыску как его, Фисенко, так и других преступников". В публикациях о судебном разбирательстве этого дела упоминаются "два полицейских сыщика-еврея", выследивших злоумышленника и способствовавших его аресту. Что касается Зладовского, то ему повезло: револьвер оказался не слишком исправным, и сыщик получил лишь контузию в живот.

Примеры усердной и поистине героической службы одесских полицейских-евреев можно умножить, но вернемся в год 1882-ой, к "презентации" нового полицейского начальника. Не прошло и десяти дней после вступления в должность, как он сделал весьма примечательное распоряжение "об удалении со службы всех городовых еврейской национальности и непринятии на будущее время на службу при полиции евреев". Комментарии излишни. Прибавлю только, что новый полицмейстер, отставной майор, прежде состоял в той же должности в стольном городе Бердичеве. В Одессе же он добровольно-принудительно прижился на много лет.

А фамилия его, как вы уже сообразили, была... Бунин. Звали его, правда, не Иван, а Яков Иванович.

Вероятно, именно такую значимую в городских хрониках фигуру невольно почтили наши доблестные топонимисты и ономасты, пристегнув к прозрачному функциональному (такому же, как, скажем, Манежная, Водопроводная, Привозная, Приморская, Кузнечная, Дегтярная, Госпитальная, Ремесленная, Почтовая и т.п.) названию "Полицейская" именное - "Бунина".