«Прозреваю в себе еврея»

Заметки о Давиде Тихолузе в контексте культуры

Во Всемирном клубе одесситов открылась выставка картин одесского экспрессиониста Давида Тихолуза.

Выставку картин одесского экспрессиониста Давида Тихолуза (он справа) открывает Евгений Голубовский.

Давно меня занимал вопрос, на который я искал убедительный ответ. Известно, что Одесса дала миру многих прославленных писателей, музыкантов, художников. Город всегда был многонациональным, и в этом смешении этносов более столетия треть его жителей составляли евреи. И в литературе, родившейся в Одессе, «еврейская нота» (образ, возникший как отзвук «парижской ноты») звучала уверенно и мощно, достаточно вспомнить Владимира (Зеева) Жаботинского, Хаима-Нахмана Бялика, Исаака Бабеля, Эдуарда Багрицкого, наконец. Тем более в музыке - Петр Столярский, Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс, Натан Мильштейн, Леонид Утесов…

А в живописи?

Конечно же, среди художников Одессы, начиная с 19-го по 21-й век было много евреев. Но и Леонид Пастернак, и Соломон Кишиневский, и Юлий Бершадский в конце 19-го века – начале 20-го развивали традиции и русских художников-передвижников и южнорусской художественной школы. Авангардисты, замечательные мастера Теофил Фраерман, Амшей Нюренберг, Михаил Гершенфельд творили «новую утопию», оплодотворенную французским опытом, без оглядки на национальные корни. И только во второй половине ХХ века, художники, обожженные трагедией Холокоста, словно начали прозревать…

Сразу же в памяти возникают два имени – Ефим Ладыженский и Иосиф Островский. Если первый, достаточно рано покинувший Одессу, уже оглядываясь на нее и свое прошлое , в Москве, а потом в Израиле создал свой живописный миф о еврейско-бабелевской Одессе, то Иосиф Островский силой генной памяти вызвал к жизни «тени забытых предков», сотворил чудо возвращения в нашу повседневность цадиков и раввинов, людей Книги из еврейских местечек. Тематически их картины, как и ряд работ Люсьена Дульфана, Зои Ивницкой, Юлия Гальперина, Иосифа Клигмана, были открытием духовной жизни этноса – еврейской составляющей Одессы. Именно тематически! А вот пластически - все та же верность универсальному космополитическому мироощущению всей современной мировой культуры.

И тут, мне показалось, я нашел ответ на вопрос, занимавший меня. Универсальность и космополитичность! Одесситы все 215 лет существования города ощущали себя гражданами мира. Европа приумножилась Одессой даже в составе Российской империи, даже в составе Советского Союза. Идея ассимиляции здесь стала фундаментом здания, имя которому – Одесса… Отсюда и интернациональный художественный язык: импрессионизм как высшее достижение южнорусской школы, плоскостной кубизм, а затем и абстракция – курс наших авангардистов и неоавангардистов…

Так что же, третьего не дано? Исподволь, незаметно в 19-м и даже в 20-м веке торили свою дорожку художники «еврейской ноты» Можно назвать имена Моисея Черешни, Юрия Зильберберга. Но, пожалуй, самым ярким открытием для меня стали картины художника Давида Тихолуза. Именно о нем можно с уверенностью произнести строку честнейшего и талантливейшего поэта военных и послевоенных лет Бориса Слуцкого – «прозреваю в себе еврея».

А впрочем, чтобы лучше понять живопись Давида Тихолуза, следует целиком прочесть это стихотворение.

Созреваю или старею
Прозреваю в себе еврея.
Я-то думал, что я пробился,
Я-то думал, что я прорвался.
Не пробился я, а разбился,
Не прорвался я, а сорвался.
Я, шагнувший ногою одною
То ли в подданство,
То ли в гражданство,
Возвращаюсь в безродье родное,
Возвращаюсь из точки в пространство.

Вот это ощущение, точно сформулированное в предпоследней строке, объединившей противоречие – «возвращаюсь в безродье родное», и определяет мое восприятие всех работ Давида Тихолуза – будь то пейзажи Одессы, портреты и автопортреты, обнаженные подруги и натюрморты. Всё это открытая, кровоточащая душа. Душа, а не плоть. И во всех этих работах крик обездоленного человека.

У каждого своя биография. Но, пожалуй, никто с такой почти детской непосредственностью не раскрывает, не распахивает, как Давид Тихолуз. На многих своих работах (одна из них и сейчас передо мной, когда я пишу эти строки) на обороте картона, холста, бумаги он пишет: одессит, художник, еврей. И в этой триаде уже многое о нем сказано. А если подробнее…

Давид Наумович Тихолуз родился в Одессе в 1955 году. Поступил в Одесское художественное училище со сложившимися эстетическими предпочтениями. Еще многого не умел, но точно знал, чего хотел. Воспитывал его дядя, художник одесского Худфонда Блувберг, не реализовавший свое творческое предназначение и поэтому всего себя отдавшего воспитанию в племяннике художника. Тогда, в семидесятые годы, доказывать право на свое видение мира в Одесском художественном училище было трудно. Художница Светлана Крижевская вспоминает, каким был Давид Тихолуз в училище. Всегда вроде бы отстраненный от реальной жизни, напряженный, кажущийся нескладным. Но все это исчезало, когда он подходил к холсту. Появлялась уверенность, собранность, улыбка на лице. И результат – яркая, выразительная живопись…

Но были педагоги, которые понимали, что Давид (Додик, как в Одессе было принято называть всех Давидов) – отличный живописец. И именно благодаря таким художникам, как Юрий Коваленко, Владимир Криштопенко, студент Давид Тихолуз получил диплом. Значил ли он что-либо в его жизни? Скорее, нет. Он, как был, так и остался художником андерграунда. И лишь в последние годы новое поколение коллекционеров обратило внимание на его живописные работы.

Озарение и сегодня не покидает Тихолуза у холста. Он погружается в свои мысли, свои переживания, свое понимание красоты и создает экспрессивный, чувственный мир. Мир, полный тревоги. Он пишет «на разрыв аорты». Густой замес его палитры, порою экстатическое движение мазка словно пытается сохранить, спасти в предчувствии катастрофы, от «гибели всерьез», словно уносимые ветром деревья и цветы, милые его сердцу покосившиеся дома тихих будничных улиц, прекрасную и в своей незащищенности человеческую плоть. Остановить этот всепожирающий вихрь, смерч уничтожения кончиком своей кисти, сохранить этот прекрасный и беззащитный мир – нет, кажется, для Давида Тихолуза иной миссии, иного предназначения художника. Уже не пепел Клааса, а пепел Холокоста стучит ему в сердце…

Можно много говорить о национальной ментальности. Но, думаю, еврейский дух точнее всего передал художник-экспрессионист Хаим Сутин. Признание к нему пришло довольно поздно. Его картины отпугивали многих современников. Если Шагал был гениальным визионером, сказочником, с картинами которого было комфортно жить в ностальгической тоске по уходящему миру еврейского местечка, то Сутин был гениальным трагиком, заглянувшим в бездны ада. Перед смертью Амедео Модильяни «завещал» коллекционеру Леопольду Зборовскому беречь Хаима Сутина. Для нашего поколения этого художника вновь открыл Илья Эренбург. Вот и Давид Тихолуз смог приобщиться к творчеству великого художника, пусть опосредованно, в репродукциях, но все же «услышать» этот трагический голос. Не об этом ли писал в посвящении Хаиму Сутину Булат Окуджава:

То ли мед, то ли горькая чаша,
То ли адский огонь, то ли храм,
Все, что было его - ныне ваше.
Все для Вас. Посвящается Вам.

Именно как завещание 20-го века воспринял Давид Тихолуз искусство Хаима Сутина. Это было искусство для него. В нем он читал и свою жизнь, и свою судьбу, и жизнь своего народа. Нет, он не подражает Хаиму Сутину. Думаю, что это и невозможно.

Не подражает, а продолжает.

И это определило его путь. Ведь и он видел жестокость жизни. Об этой жестокости и кричат его произведения. Совсем не обязательно, как Эдвард Мунк в одной из самых своих знаменитых картин «Крик», показывать кричащее лицо женщины - кричать могут улочки нашего города, натурщицы, стыдящиеся своего тела, цветы, вырванные из земли.

Давид Тихолуз – художник стихий. Он ощущает, как ветер ломает устои жизни, он в каждой картине не рассказывает историю чьей-то судьбы, а скорее предупреждает, что , если век двадцатый был железным, то век двадцать первый может стать опять каменным.

Сутин рассказывал Модильяни, что с ним по ночам беседует Веласкес. Кто беседует по ночам с Давидом Тихолузом? Рембрандт? Сутин? Во всяком случае, перед лицом таких собеседников возникает нетерпимость к малейшей фальши, к картинной красивости.

Меняется время. А со временем меняемся и мы. И сегодня я могу сказать, что Одесса дала миру не только художников греческой, русской, украинской, но и еврейской ноты.

Не будем перечислять имена ушедших. Среди нас живет, находится в расцвете творческих сил одесский экспрессионист Давид Тихолуз.

Произведения одесского экспрессиониста Давида Тихолуза