Время и вечность
Илья Рейдерман
Вечер памяти Семена Липкина во Всемирном клубе одесситов
Не очень оригинальное название этих заметок - как нельзя более точно соответствует событию: 19 апреля, через десять лет после смерти выдающегося поэта, прозаика, переводчика Семёна Липкина в Одессе была установлена мемориальная доска на доме, в котором он родился и жил, по улице Пушкинской 34. Это работа известного в городе скульптора, заслуженного художника Украины Александра Князика, очень точно и выразительно запечатлевшего в мраморе черты поэта. Инициатором же в очередной раз выступил Всемирный клуб одесситов, осуществивший не так давно и такой амбициозный проект, как бронзовый памятник Бабелю. На открытии мемориальной доски звучали не только соответствующие событию речи, но и стихи. Среди гостей присутствовали специально приехавшие из Москвы Павел Крючков (заместитель редактора и заведующий отделом поэзии журнала «Новый мир»), поэт, прозаик, публицист Ефим Бершин, и дочь Инны Лиснянской, прозаик, киносценарист и культуролог Елена Макарова.
Возможно, событие это заслуживало бы лишь краткого информационного сообщения, если бы не состоявшееся на следующий день выступление, московских гостей во Всемирном клубе одесситов. Интересно оно было уникальной возможностью услышать живое звучание ушедших от нас голосов. Так сказать, поэтическую музыку наследников серебряного века. Оказывается, в большинстве своём настоящие поэты читают свои стихи великолепно! Павел Крючков не только много лет дружил с Семёном Липкиным, но и оказался собирателем архивных записей, некоторые записи были сделаны им самим.
Это был поразительный спектакль Театра Звучащей Поэзии. Что Семён Липкин большой поэт – я знал. Но когда он так мощно читает стихи – чувствуешь вес каждого слова, уложенного в монолитную кладку. Оно, слово, – не случайно, не капризно, его удерживает в строке сила духовно-смыслового тяготения. Величие этих стихов – ощутимо рядом с прекрасными стихотворениями ближайших друзей, тех, о ком он пишет в своей «Квадриге» - Арсения Тарковского, Марии Петровых, Аркадия Штейнберга. Все они – так или иначе, связаны с Мандельштамом. Как, впрочем, и Анна Ахматова, чей голос тоже прозвучал. И – пробивающийся через немыслимые дефекты записи, сделанной ещё на фонографе, воистину одолевающий шум времени – голос самого Мандельштама, читающего «Век мой, зверь мой, кто сумеет заглянуть в твои зрачки…»
Голос Инны Лиснянской – разумеется, тоже звучал. А потом слово взял Ефим Бершин, давний друг Семёна Липкина и Инны Лиснянской. Кстати, именно он вместе с поэтом Игорем Иртеньевым и одесситом Валерием Хаитом собирали деньги на мемориальную доску – и это было нелегкое предприятие.
Бершин читал свои стихи. Некоторые из них потрясали. Но чудилась в них запредельность боли, отчаяние, а порой и безнадежность. Вот разница поколений! Я не пишу рецензию, я просто размышляю вслух. Там – библейское величие, тут – надрыв души современника, пронзённого болью века, болью России. Никак нельзя сказать, что испытания, выпавшие на долю поколения Семёна Липкина, были меньше. Но эту поэзию – живую наследницу серебряного века – осеняла трагическая Муза. Та самая, прихода которой ждала Анна Ахматова, вопрошая: «Ты ль Данту диктовала страницы «Ада»…»?
Трагедия требует величия, и говорить нужно, будучи не только вровень со своей болью, но и поднимаясь «над»… Ценой каких душевных усилий даётся это «над» – лучше спросить самих поэтов. Так вот что меня потрясло в услышанных стихах – в чём я не сразу отдал себе отчёт! Высота бытийной позиции, а не только высота тона. Трагедия в её подлинном величии – и в способности очищать и поднимать душу ввысь, которую греки называли катарсисом. Я ещё лет двадцать назад рецензию на театральный спектакль назвал «Невозможность трагедии». Ибо трагедия – не ироническая постмодернистская игра с альтернативными возможностями, она требует «полной гибели всерьёз» (Пастернак). И вот я слышу в стихах, в интонациях читающих эти стихи авторов – подлинность трагедии. Тогда – ещё возможной! И припоминается строка Мандельштама: «Я не увижу знаменитой Федры…» Ох, не зря здесь воспоминание о классической трагедии!
Всё же хочется думать, что в потоке перемен не всё исчезает. Кое-что и возвращается – и, может быть, именно тогда, когда мы в этом больше всего нуждаемся. Я думаю, поэзия жива – пока мы готовы ею восхищаться. Без восторга, без любви (бескорыстной!), в разъедающей душу иронически-скептической атмосфере – она увядает, как цветы без полива. Я благодарен тем, кто способен не только помнить (это, в конечном счёте, обязанность, долг), но и восторгаться…
В завершение хочу привести своё стихотворение, посвящённое памяти Семёна Липкина - оно написано давно и опубликовано в книге «Вместе», само название которой говорит, что есть «круг», совместность духовного бытия, та культурная общность, вне которой творчество вырождается и дичает.
« Неужели меж датами прочерк -
это весь человеческий путь?»
Инна Лиснянская
Да, хоть криво иди или прямо,
путь свой горький и сладостный для,
ждёт в конце неизбежная яма,
всё поглотит сырая земля.
Всё? И прочерк меж датами - это
жизнь, что стала короткой чертой?
Смею думать, что в жизни поэта
смерть является лишь запятой.
Ибо Дух, воплотившийся в Слово,
не в земле, не в могиле, не тут, -
из пространства взирает такого
и земных не считает минут!
Ах, не в том ли живым утешенье? -
полон мир голосами, не пуст...
И не верующий в воскрешенье -
слышит шепот не смолкнувших уст.