colontitle

Напишемо розповідь про подвір'я свого дитинства!

Напишемо розповідь про подвір'я свого дитинства!

До редакціі газети "Вечірня Одеса" продовжують находити листи від одеситів із розповідями про двори свого дитинства та юності.

Сьогодні разом з "Вечіркою" публікуємо розповідь Викторіі Польських з Мюнхену.


Виктрия Польских

Улица Степовая, 34. Про Раечку и Сирожу

А может, другая улица из самого сердца Молдаванки и другой дом. Не помню — много времени прошло. Я расскажу вам одну невыдуманную историю про двух хороших людей — Слепенькую Раечку и Крывого Сирожу.

Вы, дорогие мои читатели, наверное, думаете, что это ради красного словца я исковеркала имена моих героев, а вместо отчества и фамилии прилепила им обидные прозвища? Так вот вы не правы и плохо знаете, как это однажды было в Одессе.

Например, в том дворе на Сортировочной, где когда-то давно жила моя бабушка, жили также Ирка Рыжая, дядя Коля Хромой, Толя Баянист и Павабольнойнаголову (в одно слово!). Папу моего одноклассника Йоси, помню, все звали Горбатым Берчиком, а в нашем школьном дворе асфальт мёл, может, кто помнит, очень добрый и немножко сумасшедший Плешивый Додик. Да что там — даже знаменитый одесский писатель Александр Гликберг взял себе псевдоним Саша Черный, чтоб быть в тренде (а шо там думать, если маме не хватило фантазии и в семье два Саши — один брунет, другой блондин). Так что имена моих героев подлинные, без всякого вымысла или домысла со стороны автора.

Но ближе к теме. Моя университетская подруга Лиля жила у тетки в самом сердце Молдаванки, а Раечка и Сирожа были ее соседями. Их историю я наблюдала краем глаза сама, но по большей части помню ее из рассказов Лильки и тети Вали, которая близко к сердцу принимала все, что случилось в этой семье...

Раечка однажды захотела замуж. Чтоб как все. Хотя до конца не понимала, зачем ей обязательно это нужно. Жизнь у нее была вполне приятная — сытая и теплая. Работала она на чаеразвесочной фабрике в чистом цеху и белом халате. На хорошем счету. Тихая. Незаметная. Лет ей было немного, что-то слегка за тридцать, и спешить ей особенно было некуда. Но все, кто даже не хотел, выходили. А она хотела и... нет.

Соседки косились на страшненькую Раечку и шпыняли маму, мол, смотри, Фира, засиделась в девках твоя прынцесса. Фира шла на поводу у дочери и общественного мнения и время от времени поднимала на уши всю ближнюю родню. Те — дальнюю. Получалось, что пол-Одессы искали для Раечки жениха.

И шо вы думаете? Нашли! Такого себе немножко кривого Сирожу, который тоже уже слегка пересидел, но совершенно не понимал, зачем ему эта женитьба, когда, как говорят в Одессе, у него есть мама. Но мама, которой он до смерти надоел, и которая еще не совсем отцвела и совсем не потеряла надежду устроить свою личную жизнь, сказала, что надо. Ну, если мама сказала... Тем более, что партия намечалась выгодная.

Смотрины устроили в ресторане «Киев» (приурочили к чьему-то малозначительному юбилею), чтоб красота и достоинство интерьера и изысканность котлеты по-киевски отвлекли немножко внимание от недостатков молодых и скрасили неловкость момента. Потому что со стороны жениха пришла одна морячка-мама, а со стороны невесты явились представители и ближней, и дальней родни — возможно, все, кто принимал участие в поисках достойной партии. И что теперь, пропустить такой момент?!

Короче, встретились два одиночества и, как это ни странно, сразу понравились друг другу! Вот уж действительно — и красота в глазах смотрящего. И любовь зла. И зорко одно лишь сердце. И с лица воду не пить. Потому что Раечка была ну совсем страшненькая, а на Сирожу вообще нельзя было взглянуть без слёз. Она маленькая, широкая, нескладная, с черными усиками над верхней губой, приплюснутым прыщавеньким носиком и крохотными, слишком близко посаженными подслеповатыми глазками. Он высокий, очень сутулый, как-то странно припадал на одну ногу. Говорили, таким родился, и надо было лечить. Но матери было не до него. Она бросила мальчишечку на свою старую бабку и ушла с очередным любовником в море. А отца вроде как не было даже в момент зачатия. Но на лицо парнишка был приятный, даже можно сказать, похожий на французского артиста Алена Делона, если напрячься и представить себе того издали и слегка сбоку с немножэчко крывыми зубами и местами лысоватой головой.

Так вот. Встретились. Понравились. Оба тихие, скромные, без претензий и большого ума. Поженились. Не шикарно, но так, шоб перед людями не стыдно было. Посреди двора возвели шатер, позвали своих и чужих. Невеста вся в белом. Жених, по моде, тоже. Гуляли, как положено, два дня. Небедная Раечкина родня скинулась и одарила молодых квартиркой сарайного типа с удобствами во дворе (как раз в том дворе, где жила моей подруги покойная ныне тётя Валя).

Поженились и...сразу стали ждать ребеночка.

Соседи, кто с умилением, кто с насмешкой или презрением, могли наблюдать со своих застекленных веранд, как по утрам Сирожа мчится через весь двор с ночным горшком наперевес в общественный туалет, а потом чисто-начисто скребет его железной мочалкой под общественным краном. А потом бегом на Новый за базарными витаминами — и тащит полные торбы для своей ненаглядной.

По профессии Сирожа, как мне помнится, был бухгалтер, работал в какой-то шарашкиной конторе и имел свободный график. Он все время что-то красил, достраивал и утеплял, ломал и снова строил — вил, так сказать, гнездо для птенчика. Всем казалось, шо он сошел с ума от счастья, так боялся даже на минуту оставить беременную жену без присмотра — не дай жэж бог с его цацой шо случится!

Держались они всегда вместе. По выходным, принарядившись, шли гулять в город или на море — дышать свежим воздухом. Крепко взявшись за руки. Как малые дети.

Злые соседки, то ли от зависти, то ли от дурного воспитания (а может от всего вместе), судачили о них и насмехались, мол, шо жэ такое может родиться у этих двух таких редких красавцев? А можэ оно вжэ описано в той сказке Пушкина, где не ребенка, не лягушку, а неведому зверушку?

И накаркали...

Рая родила дауна. В советское время это был приговор. Всех неудобных, странных и неправильных прятали, изолировали и забывали, чтобы эти неправильные люди своей очевидной неблагополучностью не портили радостную картину жизни пышущего здоровьем советского трудового общества.

Короче, ребенка у родителей отобрали.

Конечно, они хотели оставить его себе! Такой хороший родился!

Улыбался, как солнышко, косенькими глазками. Славный. Желанный. Роднулечка...

Но на несчастных и растерянных надавили врачи в роддоме, дальняя и ближняя родня, назвали их безответственными и глупыми, объяснили, что им-де с таким не справиться, а государство-де проявит нужную заботу. И они сдались. Слабые были — не умели бороться ни с системой, ни с роднёй. Отдали кровиночку!

Ребеночка поместили сначала в какой-то дом малютки, а чуть подрос — в инвалидный приют где-то под Одессой — говорили, что в Коблево. Или Беляевке.

И вот десять лет подряд, каждую субботу, в жару и мороз, под проливным дождем и в снежной метели, эти двое несчастных родителей, принарядившись, как на праздник, ранним утром выходили из дома и шли на автобусную станцию, чтобы ехать к сыночку, которого отдали, но не отказались и не перестали любить.

Шли через двор, крепко держа друг друга за руки и не поднимая глаз. Как виноватые. Она со сверточком чистой одежды для малого, он с раздутой от гостинцев для деток и подношений персоналу (чтоб не обижали ребеночка и заботились) тяжелой хозяйственной сумкой.

Выходили заранее, чтобы не бежать (Рая страдала сердцем, а Серёжа стал еще больше припадать на больную ногу), вовремя прийти к автобусу и занять место. Хотя бы для нее.

Возвращались поздним-поздним вечером. Шли тихие, усталые, заботливо поддерживая друг друга. Хорошие... Такие жалкие и несчастные оба. И, да простит меня бог, такие счастливые...

Ничего не знаю об их дальнейшей судьбе. С Лилькой мы рассорились насмерть на последнем курсе, и я перестала бывать у тети Вали. Надеюсь только, что Раечка и Серёжа уехали все-таки в Израиль, куда пачками отъезжала в начале 80-х их дальняя и ближняя родня. И забрали с собой своего неправильного солнечного мальчика. И он прожил счастливый кусочек своей жизни в правильной стране на берегу другого теплого моря — рядом с родными людьми, которые по-настоящему умели быть преданными. И любить.

Виктория ПОЛЬСКИХ. Мюнхен

№33—34 (11273—11274) // 27 апреля 2023 г. https://vo.od.ua/rubrics/dalekoe-blizkoe/48932.php