Напишемо розповідь про подвір'я свого дитинства!
До редакціі газети "Вечірня Одеса" продовжують находити листи від одеситів із розповідями про двори свого дитинства та юності.
Сьогодні пропонуємо вам познайомитися з розповіддю Наталії Глаголєвій.
Ольгиевская, 17. Почему я улыбаюсь
Мой двор
Я живу в этом доме всю свою жизнь.
Дом построен по проекту потомственного русского архитектора Александра Бернардацци, сына италошвейцарца Джузеппе-Марко Бернардацци. Строительство дома велось долго — с 1901 по 1916 год.
По легенде, которую передавали из уст в уста в моём детстве, строитель-подрядчик разорился из-за того, что играл в карты. Потом раскаялся, много молился и при рытье котлована под фундамент дома нашёл большущий клад.
Благодаря этому продолжил строительство. В период войны 1914 года подрядчик запутался в нелегальной торговле оружием и долго разгребал свои проблемы, пока не убедился, что надо жить честно.
Мой дед, врач-бактериолог Мирон Аркадиевич Шор, во время событий 1905 года периодически залезал на фонарный столб и громко кричал: «Да здравствует революция!», за что неоднократно был бит полицейскими.
Дед изобретал какую-то вакцину, испытывал её на себе, заразился и умер, оставив свою жену — мою бабушку Лидию Матвеевну Нестерову одну с четырьмя сыновьями, трое из них умерли… Кто от голода, кто ещё от чего. Бабушка была хорошим хирургом, с твёрдым характером, твёрдой рукой. Фамилию при замужестве менять не захотела — должна оставаться память о двоюродном брате Петре.
Бабушку люди любили, многие ей помогали воспитывать четвёртого ребёнка — моего отца — Всеволода Мироновича Шора, родившегося 28 ноября 1919 года. Среди этих людей, благодарность и любовь к которым испытывали мои отец и бабушка, были офтальмолог Владимир Петрович Филатов, Борис, Георгий и Марфа Цомакион, Владимир Фёдорович Лазурский и его жена Наталья Михайловна Богомолец и другие.
В.Ф. Лазурский был в своё время гувернёром детей Л.Н.Толстого, жил в Ясной Поляне, стал убеждённым толстовцем, организовал и заведовал в Новороссийском (Одесском) университете кафедрой иностранных языков, написал книгу «Рождение Иисуса», первую биографию К. Костанди, был секретарём художественного общества имени Кириака Костанди.
Наталья Михайловна Богомолец работала библиотекарем в Доме учёных вместе с Александром Михайловичем Дерибасом.
Знаю, что в 1932 году бабушка с сыном уже жили в одной квартире с семьёй Лазурских, где живу и я.
В. П. Филатов был в обществе Кириака Костанди «товарищем председателя», участвовал в художественных выставках.
В домашних спектаклях В.Ф. Лазурский исполнял роль Старого Краба (мой папа всегда его так и называл), с увлечением играли сыновья Лазурских — Вадим и Алик.
Мой отец был самым младшим актёром, благодаря Наталье Михайловне выучил наизусть много классических пьес, зарубежную, русскую и украинскую литературу.
Папа рассказывал мне, как по нашей мраморной лестнице поднимались к Лазурским великий Иван Алексеевич Бунин, Корней Иванович Чуковский, художники Пётр Александрович Нилус, Евгений Осипович Буковецкий…
В свои школьные годы мой папа общался с двумя Фимами — Ефимом Березиным (Штепсель) и Ефимом Геллером — впоследствии известным одесским шахматистом.
Возможно, поэтому я рано научилась играть в шахматы. Встречая на углу Княжеской (Баранова) и Конной дядю Осю — папу Штепселя, — всегда останавливались и долго разговаривали, поедая мороженое. Часто ходили в цирк, где отец Ефима Березина работал билетёром. Я мечтала стать укротителем диких зверей и продавцом мороженого.
Во взрослой жизни я иногда теревенькала с Паном Спортсменом — бывшим акробатом Борисом Артемьевичем Пахмурным — близким другом укротителя Вальтера Запашного.
В ночь на 22 июня 1941 года в папиной комнате собрались «мальчишки нашего двора» — мой папа, Гриша Абидор, Миша Кобылинский. Они не спали. Проводами была окутана вся комната — Сева соорудил радиоприёмник, ребята испытывали, заработает ли он, готовились к дню рождения Алика Лазурского.
Лида Нестерова была на дежурстве в клинике медина…
А утром мирная жизнь кончилась.
Лида сразу ушла на фронт, оставив свой продовольственный аттестат Софе — молодой жене Гриши Абидора.
Папа тоже призывался. Перед уходом на фронт Сева забежал домой попрощаться с соседями и оставить ключи от квартиры.
Наталья Михайловна Богомолец-Лазурская его поцеловала. Он зашёл к Старому Крабу. У Владимира Фёдоровича сидел его друг — Владимир Петрович Филатов.
В рассказе отца сцена прощания напоминала мне проводы на войну князя Андрея Болконского в романе Льва Толстого «Война и мир». Папа сердился — над такими вещами не шутят.
Когда я родилась, и папа захотел назвать меня Наташей в честь Натальи Михайловны, он советовался с Владимиром Петровичем. Краба уже не было. Умер 1 мая 1947 года.
«Старик Филатов одобрил, ты обязана соответствовать».
Папе очень повезло на фронте. Он остался жив. В конце лета 1943 года получил тяжёлое осколочное ранение верхней трети левого бедра. У папы левая нога, практически, состояла из косточки без мяса.
Штрафники вытащили его почти мёртвого. Люди помогли, Бог помог.
Всю жизнь папа хранил фотографию, как на документ, какой-то девушки. Кто она? Папа никогда не знал её имени. Санитарка. Одна из санитарок. Даже не из тех, с кем он сталкивался, кто его вытаскивал.
Какой-то врач на передовой пожалел папу и не оттяпал ему сразу ногу. А потом — чудо! Он попал в госпиталь, где главным хирургом была его мама — Лида Нестерова…
Наверное, тогда бабушка и поверила в Бога.
Папа на костылях оказался в Ташкенте, где был и В.П.Филатов, где на авиационном заводе работала моя мама. Одновременно училась в индустриальном (Политехе), эвакуированном в Ташкент из Одессы, на теплоэнергофаке. Папа пошёл в деканат восстанавливаться, познакомились. Не мог дождаться возвращения домой. Кричал: «Одессу давно освободили, а я сижу здесь…». Защитил диплом и сразу кинулся к Чёрному морю… У двери отчего дома сидел ободранный котяра. Папа открыл дверь и сказал коту: «Обормот, заходи. Будем жить!».
Из Одессы в Ташкент летели многочисленные телеграммы, и мама приехала в пустую комнату на Ольгиевской, где, преграждая путь к открытому балкону — жара — расположилась железная кровать.
Одесса маму одобрила, и они поженились. И в 1949 году родилась я. Меня крестили в церкви Григория Богослова. Обряд совершал протоиерей Николай Матвеевич. Крёстными стали Леонид Ефимович Мазурский и Зоя Витальевна Тезикова. В. П. Филатов подарил крестик.
Папа был одним из немногих вернувшихся с войны жильцов нашего дома, раненый фронтовик, он был окружён заботой оставшихся в живых.
Абидоры осели в Ужгороде, Миша Кобылинский тоже женился и переехал в другой район.
Многие квартиры поменяли жильцов.
В комнатах Лазурских живут Шайкевичи — Борис Александрович и Берта Яковлевна (Барская) с дочерьми Ирой и Яной. Ира родилась в 1939-м, а Яна в 1946 году, уже прямо в нашей квартире. На Иру я всю жизнь смотрю с восхищением снизу вверх во всех отношениях, трепетно берегу все её подарки, часто вспоминаю. Яна — моя пионервожатая и друг.
Весь мир принадлежит мне.
Ира с Валериком Вассерманом (дальний родственник шахматиста Михаила Таля) спорят за право катать меня на венике или на полотёрной щётке по длинному паркетному коридору. Яна утверждает, что мы должны найти клад с сокровищами: «В старых домах всегда есть клады». Мы с Яной деревянным молотком для котлетного мяса простукиваем стены…
И нашли! Пачка бумажных, рассыпающихся в руках, трухлявых денег 20-х годов…
У нас типичный Одесский двор. Хозяин, однорукий дворник дядя Филя, и его жена Полина — баптисты. Много детей. Трудолюбивые приветливые мальчики всегда помогают, и не только моей маме, поднести ведро воды из крана во дворе, уголь из подвала — пока печное отопление, камины.
Мой папа работает на ТЭЦ дежурным инженером смены. Часто смены ночные, дядя Филя на ночь ворота запирает. Ему надо звонить в ночной звонок у ворот. Филя всегда знает, кто, когда пришёл, ушёл. Встаёт спозаранку, ловко метёт двор одной рукой. Как-то забежала в дворницкую. Семья чинно сидит за огромным столом, дядя Филя громко читает Библию: «Вот пришёл Филипп и сказал…»
Поразилась — читает про себя. Про него написано в Библии…
Печки заменили на централизованное отопление. Красивые изразцовые плитки жалко…
Папин мотоцикл стоит во дворе, накрыт от дождя брезентом.
Коты и кошки обожают запах бензина. Сидят рядом, устраивают свои гульки. Папа в окружении мальчишек что-то ремонтирует или беседует с учёным Самоходским.
У нас во дворе есть своя знаменитая тётя Соня — женщина-таксист. Умело и лихо водит машину, всегда катает ребятню.
Со стороны Княжеской живёт настоящий Айболит — доктор Гватуа.
Умер безногий Костя-моряк с четвёртого этажа. Дарил ребятне шарики с опилками на резиночке.
В подъезде играем в гуси-лебеди, в футбол.
Волшебное царство на чердаке — туда можно забраться, когда никто не видит, по мрачной чугунной лестнице чёрного хода.
В 70-е годы двоюродный брат Гена Глаголев приехал из Киевского института имени Карпенко-Карого с однокурсником Игорем Минаевым на практику на Одесскую киностудию к Кире Муратовой.
Потащила Игоря на чердак. Пришёл в восхищение, захотел снимать красоту с паутиной. Не обошлось без курьёза. Пока внизу стояла съёмочная группа, работники ЖЭКа лихорадочно обметали паутину и мыли лестницы… Съёмка сорвалась.
Из открытых окон несётся песня «Ландыши», крик Лиды Штульман на дочку: «Кушай, убью!!!», магнитофонные голоса Владимира Высоцкого, Булата Окуджавы. Кто-то пиликает на скрипке, кто-то мучает пианино.
Поднимаюсь к Рейфам на уроки английского.
Семён Григорьевич Вассерман работает в ДК Леси Украинки. Притащил гипсовую женщину с веслом: «Списали, поставим в доме, чтобы не пропадала», и двухметровую гипсокартонную голову Ленина.
Прошли годы. Дом ещё больше постарел. Сменились жильцы. Поуезжали в Америку, Германию, Австралию, Израиль, в дальнее и ближнее зарубежье. Новые поколения живут своей жизнью, новые лица гуляют с собачками.
Где мой ровесник Мика Баюканский из квартиры 19, Неля Седун, Нюся Полтавцева, Михайлушкины, Софья Дмитриевна?
Многие ушли насовсем.
Яна Шайкевич уже давно откликается на зов «бабушка Яна». Да и я сама вдруг заметила, что живу в другом возрасте.
Как-то еду в троллейбусе №2. Зашёл солидный мужчина, посмотрел на меня и спросил: «Наташа? Живёте на Ольгиевской? Дочь дяди Севы? — и, не дожидаясь ответа, — А я Славик, сын дяди Фили»… Мы засмеялись…
Поднимаясь по нашей мраморной лестнице вверх, я мысленно представляю Владимира Фёдоровича Лазурского с палкой и слышу его фразу «Блажен муж, иже живёт этажом ниже»…
Кто только не поднимался по этой лестнице — врачи, художники, шахматисты, авиаторы, инженеры, моряки, артисты и режиссёры театра и кино, певцы, балерины, учёные, философы…
Дом любит людей. И никогда, никогда в Дом не попадали враги. Я хорошо помню рассказ Натальи Михайловны Лазурской о тяжёлых днях оккупации Одессы в 1941 году.
Она рассказывала, что очень испугалась, когда в дом захотели попасть вооружённые румыны. Владимир Фёдорович вышел, стуча палкой, на площадку лестницы и на чистейшем немецком языке ругался матом. Враги не посмели стрелять, испугались и сами ушли.
24 февраля 2022 года. Погас свет в окнах. Жильцы разъехались, кто куда. Мне весной прооперировали оба глаза — катаракта. Думаю, что в нашем подъезде я одна. Пасха. Звонок в дверь: «Я Серёжа, зять Тани Самохваловой. Чем помочь, говорите». Принёс Благодатный огонь, пасочку, крашенки. Неожиданно привёз пакет Сергей Фора.
Ещё оказалось, что Олежек Шайкевич поручил меня своему товарищу, и тот привозил мне продукты.
К бабахам привыкли. Лида Шайкевич вернулась из эмиграции и сразу навестила меня.
Безмерно благодарна всем.
Люди повозвращались. Дом ожил.
Мы все родственники. Мы — одесситы, мы всегда будем помогать друг другу и улыбаться, и любить людей.
И мы переживём все беды и все напасти. И, по большому счёту, это не зависит от того, в каком доме, на какой улице, в каком городе, в какой стране вы живёте.
Нельзя забыть друзей из детского сада, соучеников по школе, по институту, сотрудников по работе, знакомых по командировкам и отдыху.
Будьте здоровы, улыбайтесь!!! И любите друг друга. Это здорово помогает.
Наталья Глаголева
№63—64 (11303—11304) // 10 августа 2023 г.. (https://vo.od.ua/rubrics/dalekoe-blizkoe/49256.php)