colontitle

Сионистское движение в России

Ицхак Маор. Иерусалим, 1977

(авторизованный, сокращенный перевод c иврита)

Глава девятнадцатая

ПАДЕНИЕ МОНАРХИИ

1. Февральская революция

Февральская революция уравняла евреев в правах с остальным населением России. Поэтому евреи приветствовали ее и активно участвовали во всех созданных революцией учреждениях. Правда, с отпадением западных областей (Польша, Прибалтика), вначале находившихся под германской оккупацией, а после войны отделившихся от России и превратившихся в независимые государства, российское еврейство сократилось наполовину — от шести миллионов осталось примерно три. Но оставшиеся в России евреи проявляли высокую политическую активность. Еврейская общественность готовилась к созыву всероссийского съезда евреев и к строительству национальной автономии евреев в России.

2. Подъем сионистского движения во время революции

С Февральской революцией начался мощный подъем и в российском сионистском движении — в его центре, Петрограде, и в отделениях в разных концах страны.

Противники сионизма, евреи и неевреи, постоянно твердили, что сионизм развеется, как дым, или, по крайней мере, зачахнет, как только в России падет монархия и ей на смену придут демократические порядки, которые принесут евреям гражданское полноправие. Теперь эти пророки замолкли в изумлении при виде сионистского энтузиазма, охватившего широчайшие массы русских евреев именно после падения старого строя и провозглашения демократии. Это поразительное явление показало всем, как глубоко {344} коренятся в еврейском народе, во всех его слоях и прослойках, национальные идеи и верность Сиону.

В первые же дни революции было опубликовано воззвание Центрального Комитета российских сионистов: самодержавие пало; русский народа революционном усилии разорвал цепи, сковывавшие его в течение столетий. Великие потрясения мировой войны сплотили творческие силы русского народа, пробудив в нем могучую волю к свободной жизни и народовластию.

Далее говорилось об ограничительных дискриминационных законах, лежавших гнетом на еврейском народе; о еврейских погромах и ритуальных наветах царского времени. И вот пришел час еврейскому народу предъявить свои национальные требования и постоять за свое право жить свободной общественной жизнью в новой России. Центральный Комитет подтвердил также, что Гельсингфорсская программа, принятая российскими сионистами на Третьем съезде в 1906 году, остается в силе. Ее нельзя было осуществить в годы политической реакции, однако теперь настало время провести ее в жизнь по всем пунктам в условиях свободы в обновленной России. Теперь можно открыто действовать в пользу создания для еврейского народа свободного национального центра в Палестине. В заключение воззвание призывало сионистов оказать поддержку делу становления новой России и в то же время работать во имя национального избавления еврейского народа.

Центральные сионистские учреждения уже в марте 1917 года провели собрание в Москве, где было решено восстановить главное бюро всероссийского отделения Керен Каемет ле-Исраэль (в Москве). Сообщалось об этом также воззванием, начинавшимся следующими словами :

"Разразившаяся над Россией великая гроза революции, сметая по пути все гнилое и отжившее, вдохнула новую жизнь и в наши сионистские ряды.

Провозглашенные свободы — слова, собраний и союзов — мы можем и должны использовать для пропаганды и агитации наших идей среди всех слоев еврейства. {345} Избавленное от печальной необходимости вести постоянную борьбу за элементарные человеческие права, русское еврейство, мы верим, станет во главе мирового еврейства в деле достижения своего векового конечного идеала — автономной национальной жизни в Палестине.

На нас, сионистах, лежит долг и обязанность подготовить народ к его великому будущему. Двадцать лет тому назад в Базеле мы заявили еврейскому народу, что мы берем на себя эту обязанность — создание необходимых условий для возрождения еврейского народа на его исторической родине — и этот долг мы должны исполнить".

В этом воззвании отчетливо выступает осознание российскими сионистами своей миссии как главного отряда всемирного сионистского движения. Они верили, что "еврейство России возглавит борьбу нашего народа во всем мире за достижение идеала". Для такой веры, в самом деле, были основания, и в дни "политической весны" обновленной России, в разгар всенародного ликования, охватившего и сионистов, мало кто был способен предугадать, что не за горами большевистский переворот, который выбьет почву из-под ног еврейства России и беспощадно перерубит всякую его связь с еврейством во всем мире и строительством национального очага в Эрец-Исраэль.

Центральное бюро Национального фонда в России, во главе которого стал И. Членов, выпустило тогда и второе пылкое воззвание:

"С чувством необычайной радости мы обращаемся к вам, товарищи и братья, на сей раз. На наших глазах совершилось величайшее событие в истории русского еврейства и поистине счастливо то поколение, которому суждено быть свидетелем этого исторического момента. Мы имеем в виду акт Временного Правительства от 21-го марта, отменивший все вероисповедные и национальные ограничения и сразу снявший с русского еврейства весь ужас и гнет бесправия, тяготевшего над нами в течение веков.

{346} Нам еще трудно обнять все значение этого события во всей его полноте. Бесправие так опутало всю нашу жизнь, так проникло во все поры нашего повседневного обихода, что мы сразу не можем охватить всей совокупности завоеванных благ гражданской свободы. Но в сердце каждого еврея живо это сознание полученной свободы и без сомнения ощущается потребность выразить это чувство в каком—либо достойном акте от имени всего русского еврейства.

Мы, сионисты, убеждены, что всякое проявление воли всего народа получает наибольшую ценность и исторический смысл, когда оно связано с вечным и неизменным идеалом — с Палестиной; мы призываем русское еврейство запечатлеть акт 21-го марта — 11 нисана — всенародной записью в Золотую книгу Национального Фонда даты этого декрета и имен членов Временного Правительства, подписавших его.

Перелистывая страницы Золотой книги Национального Фонда, мы находим там отзвуки всяких событий — горестных и радостных — происходящих в частной, а часто и в общественной, жизни каждого еврея. Эта книга стала как бы анналом радости и печали в жизни наших братьев. Тем более эта книга имеет право сделаться "Пинкосом" всего еврейского народа, где такое величайшее событие, как декрет 21-го марта, должен быть волею всего народа достойным образом отмечен.

Будущий историк, перелистывая страницы этой книги, с любовью остановит свое внимание на этой странице, которая явно связывает сынов рассеяния в момент их столь ценного достижения с вечной отчизной народа — с Палестиной".

Подъемом и радостью освобождения от тирании самодержавия, твердой верой в лучезарное будущее, еврейства России и всего еврейского народа дышат эти воззвания центральных сионистских органов, достоверно отражающие настроения еврейских масс России. Ведь в годы реакции сионистское движение, из-за преследований со стороны режима, было вынуждено уйти {347} в подполье, а многие его деятели и активисты прошли через ссылку или тюрьму.

Это вело к тому, что число "шекеледателей" убавлялось из года в год. Так, например, накануне мировой войны во всей России насчитывалось не более 26 тысяч "шекеледателей", а в 1915 году их число еще сократилось — до 18 тысяч человек. Теперь же, с началом революции, арестованные и сосланные деятели движения были освобождены и с удвоенной энергией взялись за работу в условиях свободы в новой России.

Толпы стекались на сионистские собрания, проводившиеся теперь свободно и открыто после долгих лет парализованной общественной жизни и принудительной немоты. На первом публичном сионистском собрании, состоявшемся в Москве 20 марта 1917 года, присутствовало 7 тысяч человек, и более тысячи тут же на месте записались в члены Сионистской организации. А на учредительное собрание восстановленного московского отделения пришло более 1700 человек.

Не только в больших городах, но и во многих провинциальных, и даже в местах заброшенных и удаленных от национальной еврейской жизни стихийно возникали сионистские союзы и кружки.

Люди шли в сионистские партии разных направлений, и особенно сильный подъем переживала еврейская молодежь. Спонтанный и стремительный рост сионистского движения порождал многочисленные вопросы как идейно—программного характера, так и чисто практические — в отношении различных сфер работы сионистского движения как общественно—политической силы в русском еврействе и как ведущего отряда во Всемирной сионистской организации. Центр российских сионистов в Петрограде был поставлен, таким образом, перед необходимостью срочно созвать всероссийский сионистский съезд.

{348}

3. Седьмой съезд сионистов России

Последний предвоенный Шестой съезд российских сионистов состоялся в Вене в 1913 году во время Одиннадцатого сионистского конгресса.

Теперь Центр созвал Седьмой съезд, который проходил в Петрограде 24—30 мая 1917 года. Состав Центрального Комитета, избранный на предыдущем съезде, не был в свое время оглашен и все годы сохранялся в тайне из—за нелегальных условий работы при старом режиме.

Имена членов ЦК стали известны лишь на Седьмом съезде. Вот они: Авраам (Бен—Давид) Идельсон, Михаил Алейников, Александр Гольдштейн, Ицхак Гринбаум, Ицхак Найдич, Даниэль Пасманик, Исраэль Розов и Лев Яффе. Затем, еще до революции, в Центр были введены Шимшон Розенбаум, Иехуда Лейб Нисан Виленский, Яаков Клебанов. В начале революции к деятельности Центра (в Петрограде) подключились М. Марголин, Александр Рапопорт, Иехошуа Бухмиль, Иехуда Ионович.

На Седьмой съезд собрались 552 делегата, которые представляли 140 тысяч "шекеледателей" из 680 населенных пунктов по всей территории России (кроме районов, оккупированных тогда немецкими и австрийскими войсками). Прибыло также 1500 гостей. Работу съезда освещали около 90 представителей еврейской и нееврейской печати. От имени Центрального Комитета на открытии съезда с короткой речью на иврите выступил Авраам Идельсон, редактор главного сионистского журнала "Еврейская жизнь" (Прежний "Рассвет", который в июне 1915 года был закрыт властями и далее издавался под названием "Еврейская жизнь". После Седьмого съезда он снова начал выходить под своим старым названием ("Рассвет") и был вновь закрыт в 1918 году по приказу советских властей. На сей раз — бесповоротно и окончательно.).

{349} Идельсон сказал:

"Впервые мы собрались в условиях свободы. Старый режим угнетал все нации, но нас особенно; теперь мы можем открыто выступить перед миром и свободно заявить о чаяниях и надеждах еврейского народа. Сломана плеть, в злобе и гневе беспощадно стегавшая народы, нас же — более других.

Однако народ восстал и сказал: "Да будет свет!" — и исполнилось. Мы прозрели. Мы взялись не только за наши будничные дела. Мы ощутили и осознали себя звеном той длинной цепи, что протянулась к нам от наших отцов.

Мы поставили себе задачу, которую предстоит решить: возвращение еврейского народа на его желанную историческую родину — Эрец-Исраэль. Сброшены тяжкие оковы. Кончилось время разрушения и настал час строительства, созидания. После бесчисленных страданий и мук мы получили возможность работать открыто и независимо. Забыты все обиды. Прошлое предано забвению. Долго молчали евреи. Но теперь они поднялись, все, как один, и тому доказательство — этот съезд".

По предложению Идельсона, внесенному от имени Центрального Комитета, председателями съезда были избраны два лидера движения: Менахем Усышкин и Иехиэль Членов. Кроме них, в президиум избрали Моше Брука, Яакова Бернштейна-Когана, Владимира Темкина, а также членов Большого сионистского исполкома: Авраама Идельсона, Ицхака Найдича, Авраама Подляшевского и Исраэля Розова. В секретариат вошли: д-р Шмуэль Айзенштадт, д-р Моше Гликсон, Иехошуа Хейфец, Михаил Лимановский, Моше Клейнман и Иосиф Шехтман.

Съезд получил многочисленные восторженные приветствия от еврейских масс со всех концов России, от еврейских солдат на фронтах, от различных еврейских общественных учреждений. Приветственные послания поступили от министра иностранных дел Временного Правительства М. Терещенко, от председателя Совета рабочих и солдатских депутатов Н. Чхеидзе и др. С приветственным словом на съезде выступили: депутат Государственной Думы Нафтали Фридман, представители Петроградского {350} городского совета и еврейской общины, Семен Дубнов (Семен Дубнов (1860—1942) — известный еврейский историк, основоположник идеи еврейского автономизма, национального существования евреев в качестве особой национальной единицы в границах многонациональных государств. Дубнов утверждал, что принадлежность к нации — первичный фактор в развитии общества, а лояльность по отношению к государству — вторичный. Поэтому государство не вправе лишать какую бы то ни было этническую группу ее национальных прав. (Взято из кн. "История еврейского народа" под ред. проф. Эттингера. Тель-Авив, 1972 г.). — Прим. ред.) (от имени еврейского историко-этнографического общества) и др. Восторженно встретили присутствующие приветствие поэта Шаула Черниховского от имени ежемесячного журнала "Хашилоах".

Министр иностранных дел в своем послании, наряду с приветствием, сообщал съезду, что в его министерство поступают известия о жестоком обращении турок с еврейским населением в Палестине и что это побудило его обратиться к странам—союзницам, дабы совместными действиями через нейтральные государства попытаться положить конец этим актам насилия, унижающим человеческое достоинство.

С. Дубнов говорил о необходимости синтеза сионизма и существования евреев в диаспоре. Себя он определил как "близкого сионистскому движению соседа, а соседям свойственно часто иметь между собой пограничные конфликты".

О своих впечатлениях о съезде рассказывает профессор Бен-Цион Динур (Динабург), присутствовавший в качестве гостя и представителя печатного органа Общества просвещения евреев. В своей книге "В дни войны и революции" он отмечает, что съезд явился мощной демонстрацией сионистского "прилива", размеры которого превзошли все ожидания. Наиболее сильное впечатление оставила молодежь, присутствовавшая на съезде в большом количестве. Он понял, что выросло новое сионистское поколение, часть которого с детства {351} воспиталась на сионизме, а часть загорелась сионистским пылом во время мировой войны.

На фоне разрастающейся революции, клокочущей, бурлящей и увлекающей своими многочисленными по токами молодое поколение, присутствие молодежи на сионистском съезде было особенно впечатляющим. Молодежь была из всех социальных слоев и кругов. Профессор Динур увидел в этом явлении яркое свидетельство органичности сионистского движения в современной еврейской жизни.

Второе чрезвычайно сильное впечатление произвел на Динура иврит, очень распространенный среди участников съезда. "То и дело вы слышите иврит, на иврите разговаривают в кулуарах, и эта речь кажется совершенно естественной, словно иначе и не может быть". В этой связи между сионизмом и языком иврит Бен—Цион Динур также видел яркий признак органичности движения.

С программными речами на съезде выступили Членов и Усышкин. Членов начал с горячего привета «впервые собравшимся в свободной России, для того чтобы возвестить миру чаяния народа, жаждущего свободы и возрождения".

Он упомянул об освободительной борьбе в России, которая продолжалась около ста лет, начиная с декабристов, и о тех, кто пал в этой , борьбе, не дожив до осуществления своей цели. В святой крови, пролитой в этой затяжной борьбе за свободу, есть значительная доля крови еврейского народа, и об этом оратор заявил с гордостью с трибуны съезда. По его предложению съезд почтил минутой молчания память жертв революции.

Говоря об опубликовании "Закона о равноправии", Членов приветствовал Временное Правительство и Совет рабочих депутатов, которые выступили совместно, дабы смыть с России позорное пятно, "которое веками на ней тяготело, — позор еврейского бесправия". Он расценил этот политико-юридический акт как "разрушение огромного гетто". Демократическое правительство может рассчитывать на еврейское население, которое приложит все силы для процветания новой России.

{352} "Да, огромная, неизмеримая тяжесть свалилась 21-го марта с плеч российского еврейства. Развязались руки, столь долго скованные, открылись простор и кругозор, к которым наш глаз и мысль еще не привыкли. И именно теперь мы, русская ветвь единого народа, сможем со всем запасом скопленных сил и энергии, приступить к национальному строительству, к работе над теми великими национальными и общественными задачами, которые стоят перед нами. А задач много, и крупных.

Про нас, сионистов, часто утверждают — одни искренно, другие злонамеренно, — что мы отрицаем галут, что для нас вопросы диаспоры безразличны. Мало того, есть такие, которые заявляют, что для нас — чем хуже, тем лучше. Сионизм, говорят они, есть реакция на бесправие. Исчезнет последнее, и не будет почвы для первого.

Нет ничего ошибочнее такого утверждения. В сущности, достаточно прочесть, без предвзятых мыслей, Базельскую программу, чтобы выяснить истинное положение вещей. Организация и объединение сил еврейства в отдельных странах; подъем национального самосознания, — разве это не то же, к чему стремятся общественно—активные элементы не сионистские? Правда, у них этими задачами исчерпывается почти все содержание национальной работы; у нас они только этап на пути к дальнейшему, конечному идеалу — возрождению народа на его старой родине. Но ведь сущности творимой в диаспоре работы и ее важности это не меняет. — Еще яснее и полнее сказалось наше отношение к работе в галуте в решениях Гельсингфорсского съезда, того съезда, которого до конца своих дней не мог простить нам прежний режим. Наконец, годы войны и немногие месяцы русской свободы проявили это перед всяким, кто искренно ошибался...

Сионизм есть решение вопроса еврейского народа. Никто из нас не думает, чтобы весь еврейский народ сконцентрировался вновь в Палестине, по крайней мере в обозримом будущем. Этого совершенно не нужно {353} для решения проблемы. Что необходимо и к чему мы стремимся, это создать национально-территориальный центр для рассеянных по миру частей народа, национальную метрополию для наших национальных колоний.

Этот центр заложен и будет впредь строиться и пополняться силами и средствами периферии. Периферия поэтому для нас очень важна. С другой стороны, осколки нации, разбросанные среди других народов, лишь тогда смогут вести здоровую жизнь, когда будут получать соки и стимулы из метрополии. Только так, в непрерывном общении центра и периферии, в органической их связи, рисуем мы себе оздоровление еврейского народного организма, решение всей проблемы еврейского народа. Гармонически, воедино сливаются для нас работа в Палестине и работа в диаспоре, одна другую пополняя, одна из другой вытекая.

И эта связь делается все более понятной нашим массам, в том числе и тем кругам, которые себя не причисляют к сионистским рядам.

Мы стоим накануне Учредительного Собрания. Оно призвано заложить краеугольные основы новой жизни Свободной России и ее народов. Из 3-х основ, на которых держался прежний строй — народность, православие и самодержавие, — одна низвергнута навеки и заменена народовластием; вера в свободной стране является делом совести свободного гражданина, а на месте стремления к ассимилированию и подавлению одной народностью других — ныне предстоит свободное сожительство семьи самоопределяющихся наций, рядом трудящихся и совместно служащих интересам и величию родной страны.

Бесконечно сложны и велики задачи, предстоящие Учредительному Собранию; в частности, одной из самых сложных задач представляется нам удачное разрешение национальной проблемы, при стремлении к гармоническому сочетанию интересов неделимого Государства и стремлений отдельных наций к свободному самоопределению и автономной жизни. В создании здоровых демократических основ жизни всей страны, в частности, в правильном решении {354} национальной проблемы — русское еврейство кровно заинтересовано.

В эту государственную работу силы еврейства внесут свою, — позволяем себе думать, — ценную лепту. Но что мы должны сделать в первую очередь, ибо только мы одни можем это сделать, это выработать основы, на которых может и должно покоиться национальное строительство и национальное представительство свободного еврейства в России. Это должно послужить предметом серьезных и сложных работ нашего Учредительного Собрания — Чрезвычайного Еврейского съезда, который должен быть созван в близком будущем".

Тем самым Членов заявил о стремлении и намерении провести всероссийский съезд евреев для определения направлений национальной деятельности и создания учреждений по строительству национальной жизни.

Вторую программную речь произнес Усышкин, включив в нее тему Эрец-Исраэль. Он не касался положения еврейского ишува в Стране во время войны, так как считал, что доходившая оттуда информация недостаточна. Вместе с тем он выразил надежду, что Палестина — Святая земля для многих народов — не пострадает в результате военных действий и, благодаря этому, не слишком пострадает и еврейский ишув, несмотря на все, что ему приходится сейчас переживать.

"В мировой войне переплелись многочисленные политические вопросы и противоречивые интересы великих держав, а внутри всего этого и вопрос Палестины, ждущий своего решения в общей группе ближневосточных проблем. Поэтому настало время во всеуслышание заявить, что Палестина, с которой связаны наша жизнь и надежды, должна быть передана еврейскому народу, и он завоюет ее, трудясь в поте лица своего".

После докладов Членова и Усышкина открылись прения по затронутым ими вопросам.

{355}

4. Прения на Седьмом съезде

Прения были оживленными, подчас бурными. Кроме сионистов традиционного толка, составлявших подавляющее большинство делегатов, в съезде участвовали различные фракции и течения: религиозно—сионистская федерация Мизрахи, организация студентов Хехавер, фракция Цеирей Цион, радикал—социалистическая группа Поалей Цион, группа "активистов-легионистов", группа "Эт ливнот" ("Время строить") (Об организации Хехавер речь шла уже выше; о конференции Цеирей Цион. а также о характере радикал—социалистической группы Поалей Цион будет рассказано далее. "Активисты-легионисты" были маленькой, однако весьма активной группой, открыто ориентировавшейся на Англию. Они поддерживали Жаботинского в вопросе о сформировании еврейского легиона, который будет сражаться в рядах английских войск за освобождение Палестины от турецкого господства. Группу возглавляли Меир Гроссман, Иосиф Фишер, Иосиф Шехтман. "Эт ливнот" — правая группа, отколовшаяся от Цеирей Цион.).

Наиболее крупной была фракция Цеирей Цион, неоднородная в идеологическом плане, но зато хорошо организованная, и ее представители составляли 30% всех делегатов. В день открытия Седьмого съезда (24 мая) закончила свою работу Вторая конференция Цеирей Цион, проходившая также в Петрограде. Молодежь прямо с этой конференции коллективно и со своими знаменами прибыла в зал Седьмого съезда российских сионистов.

В общих прениях по докладам Членова и Усышкина представители Цеирей Цион Элияху Мунчик (Маргалит) и Исраэль Идельсон (Бар-Иехуда) потребовали строго соблюдать принцип еврейского труда в Эрец-Исраэль и признать его первостепенную роль в деле строительства Страны. Они также говорили о важности еврейских капиталовложений в Страну, в первую очередь — в Керен Каемет ле-Исраэль. Они особенно {356} подчеркнули место сельских поселений в практической работе в Эрец-Исраэль.

Представители "активистов-легионистов" требовали от Всемирной сионистской организации отказа от позиции нейтралитета, поддержки инициативы Жаботинского по вопросу создания еврейского легиона и открытого выступления против Турции на стороне Антанты.

Отвечая выступавшим, Членов пояснил, что еще в начале войны сионистское Правление поставило себе следующие цели:

1) сохранение еврейского ишува в Эрец-Исраэль;

2) сохранение Сионистской организации;

3) подготовка к мирной конференции. Он отверг заявления, что не стоит принимать в расчет гибельные последствия для ишува в случае выступления сионистского движения на стороне стран Антанты, а следует руководствоваться лишь политическими соображениями относительно будущего Эрец-Исраэль.

Сионистское руководство, сказал Членов, того мнения, что нейтральная линия может обеспечить единство сионистского движения и во время войны. С другой стороны, нейтралитет не мешает готовиться к решающему моменту, который наступит после войны. Проводится интенсивная политическая работа во всех мало-мальски важных для нас странах, и эта деятельность уже дала серьезные результаты. Выбирая пути, мы должны вести себя с чрезвычайной осмотрительностью, ибо только в этом случае есть надежда достичь спасительного берега и предмета всех наших чаяний — Эрец-Исраэль.

На съезде были прочитаны следующие два доклада: Ицхака Гринбаума — "Наши национально—политические требования": д-ра Юлиуса Бруцкуса — "Наша тактика". Оба докладчика, основываясь на пунктах Гельсингфорсской программы 1906 года, разработали свои темы в свете новых условий в свободной России. По вопросу культуры выступали: Алтер Друянов — о месте языка иврит в нашей жизни: Хиллель Златопольский — о работе комиссии по культуре: Лев Яффе —о еврейской школе. Кроме того, съезд заслушал {357} доклад Иехошуа Бухмиля о значении Национального фонда в строительстве Страны и доклад Элиэзера Чериковера о работе главного бюро Керен Каемет ле-Исраэль в России.

Относительно созыва всероссийского еврейского съезда говорил Гринбаум. Идея эта обсуждалась уже на Гельсингфорсском съезде одиннадцать лет тому назад, но до Февральской революции не было практической возможности ее осуществить. Теперь же, после победы революции, идею съезда поддерживают и все остальные еврейские партии и фракции.

Состоялось межпартийное совещание, где антисионисты всех мастей воспротивились включению в программу съезда пункта о Палестине. Представители сионистов разъяснили, что они рассматривают съезд как учредительное собрание евреев России, на котором будет обсуждаться весь комплекс национальных интересов еврейства, иначе говоря — требования гражданских и национальных прав в России, а также мнение русского еврейства по поводу будущего статуса Палестины, т. к. ее судьбе предстоит решиться на послевоенной мирной конференции. Сионисты заявили, что будут участвовать в съезде только при условии, что вопрос Эрец-Исраэль будет стоять на повестке дня.

Говоря о национальных правах русских евреев, Гринбаум подчеркнул, что евреи, как экстерриториальный народ в государстве могут претендовать не на автономию, а только на самоуправление в области своей специфической жизни. В качестве первичной ячейки для организации национальной жизни послужит еврейская община, избираемая на основе демократического избирательного закона. Местные ячейки (общины) войдут в централизованную систему всероссийского союза общин.

Здесь встал вопрос о взаимоотношениях общинной и религиозной жизни, что вызвало бурный спор. Гринбаум предложил изъять религиозные дела из компетенции общинных комитетов как общих национальных органов, и передать их в руки тех, кто заинтересован {358}

в них, то есть в руки самих верующих и их представителей. Это предложение вызвало сильную оппозицию. Особенно непримиримо выступали против него Усышкин и Златопольский, усмотревшие в предложении Гринбаума не компромисс, а опасное покушение на целостность еврейской жизни.

Дискуссия по этому вопросу приняла чрезвычайно резкие формы, и когда съезд большинством голосов отверг предложение Гринбаума и постановил включить в компетенцию общинных комитетов также и удовлетворение религиозных нужд, Гринбаум и его сторонники покинули зал заседаний в знак протеста. Опасаясь их ухода со съезда, Членов пришел на их собрание, чтобы убедить их остаться.

Однако разногласия не дошли до раскола. Гринбаум со сторонниками вернулись в зал, заявив, что продолжат внутри движения борьбу за свои принципы и не примут участия в работе руководящих органов сионистского движения в России.

Раздел докладов завершился речью Александра Гольдштейна о проведении референдума по вопросу об Эрец-Исраэль как о национальном очаге еврейского народа. Цель референдума — доказать, что большинство русских евреев поддерживает требования сионистов.

Оратор напомнил, что на нелегальном съезде в Москве в 1915 году Пасманик выступил с подобным же предложением относительно референдума. Тогда, однако, нельзя было его провести, ибо сионистское движение работало в нелегальных условиях и в России в то время в общей сложности насчитывалось не более 18 тысяч "шекеледателей". Зато "теперь можно свободно провести всенародный опрос, причем Сионистская организация России опирается сейчас на целую армию — 140 тысяч человек. При таких обстоятельствах нам нечего опасаться технических затруднений, связанных с проведением референдума".

Гольдштейн был настроен в высшей степени оптимистично и заявил о своей уверенности, что в пользу Эрец-Исраэль проголосуют 99% еврейства России. Из России {359} же идея референдума распространится на остальные общины евреев в диаспоре — в Америке, Англии, Румынии, Галиции.

Предложение провести референдум было встречено с энтузиазмом и единогласно принято. Комиссия специалистов, составленная тотчас после съезда, приступила к разработке технической стороны этого мероприятия. Референдум не состоялся из-за большевистского переворота в октябре 1917 года.

Исполненный веры в лучшее будущее еврейства России и всего еврейского народа, великой веры в получение Эрец-Исраэль для еврейского народа после войны, Седьмой съезд сионистов России приступил к голосованию по итогам и резолюциям и к выборам в руководящие органы.

Закрывая съезд, д-р Членов отметил, что к Сионистской организации присоединяются молодые силы и организуются группы Хехалуца для алии в Эрец-Исраэль. Он высоко оценил решения съезда и особо подчеркнул значение резолюций по поводу требований, выдвигаемых сионизмом к практической работе в Эрец-Исраэль сразу же по окончании войны. В заключение оратор выразил надежду, что приближающийся сионистский конгресс разрешит многие проблемы, исполнятся надежды и развеются опасения.

Ицхак Гринбаум, принимавший в съезде самое активное участие, свидетельствует: "Седьмой съезд сионистов России завершился в обстановке высокого подъема духа.

Никто в тот момент не подозревал, что он окажется последним съездом российских сионистов, а его резолюции не осуществятся и останутся как бы памятником русскому сионизму в дни самых радужных его надежд. Никто также не предполагал, что для д-ра Членова это была последняя встреча с представителями Сионистской организации, которой он посвятил свою жизнь и свой талант.

Через некоторое время после съезда Членов покинул Россию и переехал в Лондон; он дожил до Бальфуровской декларации и {360} скончался, веря, что его мечта претворяется в жизнь".

В конце своего эссе о Членове ("Книга памяти Членова", стр. 46—47) профессор Бен-Цион Динур уделяет несколько строк съезду: "Седьмой съезд сионистов России ... был не только внушительной демонстрацией сионистского движения и его огромного влияния на сионистски настроенную общественность. Он свидетельствовал также о политической и общественной зрелости, как в проведении прений, так и в резолюциях. И хотя это относилось ко всем участникам, нет сомнений, что успех съезда в большой степени явился заслугой его председателя Членова. Своей вступительной речью он ввел работу съезда в определенное русло и, председательствуя, заботился, чтобы она не вышла из желаемых границ".

5. Вторая конференция Цеирей Цион

Как упоминалось, делегаты фракции Цеирей Цион пришли на открытие Седьмого сионистского съезда прямо со своей Второй конференции, только что закончившейся в Петрограде. Первая конференция Цеирей Цион была проведена во время Одиннадцатого сионистского конгресса в Вене в августе 1913 года.

После Февральской революции движение Цеирей Цион быстро приобрело массовый характер. Однако оно не было монолитным в идеологическом отношении, совмещая в себе очень разные течения. Нужна была всероссийская конференция движения для выработки единой программы.

Несмотря на тяжелую болезнь. Членов уехал из России по зову Вейцмана, чтобы вместе с Вейцманом, Соколовым и Ахад-Гаамом бороться за дело политического признания еврейской Палестины. Членов умер в начале 1918 года в Лондоне, где и похоронен.

{361} Время проведения конференции выбрали с таким расчетом (18-24 мая 1917 г.), чтобы она смогла закончить свою работу как раз перед укрытием Седьмого всероссийского сионистского съезда (24-30 мая).

Короткой речью на иврите конференцию открыл делегат из Эрец-Исраэль Элияху Мунчик. Он приветствовал установление демократического строя в России, почтил память жертв погромов и тех участников движения, которым не суждено было дожить до этих дней свободы, а также "наших братьев и сестер, павших на полях Иудеи и Галилеи в борьбе за возрождение народа в Эрец-Исраэль".

Различные в идеологическом плане течения в Цеирей Цион сводились на Второй конференции к трем основным группам:

1. "Социалисты". Рассматривали осуществление социализма как последнюю стадию освобождения еврейских трудящихся. Вместе с тем, представители этого течения отмежевались от марксистско-материалистического социализма, который считал носителем идеи социализма исключительно промышленный пролетариат.

Еврейские социалисты противились механическому подражанию другим народам на их политическом пути, считая, что социализм промышленных стран неприменим в условиях еврейской жизни. Носителями социализма среди еврейского народа они считали все слои трудящихся, а не только промышленный пролетариат, удельный вес которого в еврейской жизни был крайне мал. Общественно—политическая программа сторонников социалистического движения заключалась в сплочении трудящихся всех слоев, защите их профессиональных интересов, соединении работы в Стране с деятельностью по удовлетворению нужд евреев в диаспоре, а также в участии во Всемирной сионистской организации, структура которой должна быть федеративной, в соответствии со слагающими ее различными течениями. {362}

2. "Трудовики" (более "правые"). В то время как первое течение испытывало влияние русских народных социалистов, второе выбрало себе название, одноименное соответствующей русской партии, под идейным влиянием которой оно находилось. Оба русских течения по своей идеологии (но не на практике) были близки к эсерам и также отмежевывались от ортодоксального марксизма. Трудовики Цеирей Цион, по своим взглядам очень близкие к социалистическому течению, предпочитали не пользоваться термином "социализм", чтобы избежать недоразумений в отношении своей идейной позиции, хотя и вели работу среди трудящихся.

3. "Демократы". Сопротивлялись увязыванию идеи социализма (открытому или замаскированному) с программой движения, так как это, полагали они, может отвлечь массы от претворения в жизнь целей сионизма. Главной задачей движения они считали демократизацию Сионистской организации и ее органов и привлечение всего народа к осуществлению сионистских идеалов. В отличие от двух первых течений — социалистов и трудовиков — демократы не принимали федеративного принципа построения Сионистской организации.

На основе докладов и выступлений в прениях конференция приняла следующие резолюции :

По вопросу о программе

В соответствии с Базельской программой, народная фракция Цеирей Цион рассматривает сионизм как общенациональное и надклассовое движение. Фракция считает, что возрождение еврейского народа в Эрец-Исраэль, которое является конечной целью сионистского движения, — прежде всего в интересах еврейских трудящихся масс; поэтому в своей практической и политической работе фракция руководствуется национально—историческими требованиями и повседневными интересами этих масс.

{363} Исходя из признания того, что национальное, политическое и экономическое освобождение народа, а также приобщение еврейского народа к общечеловеческому прогрессу невозможно вне условий нормальной национальной жизни, фракция Цеирей Цион стремится к строительству в Эрец-Исраэль автономного политического центра на здоровых социальных основах и к организации вокруг этого центра большого числа национально-политических автономий евреев диаспоры.

Как видим, эта формула была компромиссом между всеми тремя течениями. В основу резолюции лег проект, предложенный трудовиками. Обосновал и защищал его по поручению комиссии по выработке решений И.Марминский (Маром). Элиэзер Каплан (Будущий первый министр финансов Государства Израиль.) от имени социалистического течения и Исраэль Ритов от демократов поддержали проект и призвали делегатов проголосовать за него. Резолюция прошла подавляющим большинством голосов: 100 — за, 18 — против, 15 воздержались.

По вопросу о национальной культуре

При обсуждении доклада Хаима Гринберга единогласно постановили :

Исходя из того, что только иврит является национальным языком, объединяющим в диаспоре еврейство; что народным языком в Эрец-Исраэль может и должен быть лишь иврит; но, с другой стороны, учитывая, что подавляющее большинство народных масс в странах Восточной Европы и Северной Америки пользуются для повседневных нужд языком идиш, который также способствует подъему культурного уровня еврейского народа; что идиш, хотя и лишен признаков национального языка и не может служить инструментом строительства национальной культуры, тем не, {364} менее цементирует определенные части народа и помогает росту его самосознания, сплочению народных сил и распространению просвещения, — конференция постановляет:

1) в национальных учебных заведениях преподавание должно вестись на иврите, что должно заложить основы образования и культуры на языке иврит;

2) должное место должно быть уделено и языку идиш.

В своей культурной работе фракция Цеирей Цион будет стремиться: а) к подъему в народе его национального сознания и культурного уровня; б) к созданию условий для развития общенациональной культуры и взаимодействия между будущим еврейским центром в Эрец-Исраэль и диаспорой.

 

По вопросу о практической работе в Стране

Основываясь на докладе Э. Мунчика, конференция постановила:

1. Основным содержанием работы в Стране является создание в Палестине еврейского большинства, базирующегося на сельском хозяйстве и еврейском труде.

2. Поскольку с окончанием мировой войны перед еврейским трудом и еврейским капиталом откроются широкие перспективы и встанут новые задачи, конференция постановляет:

а) обязать всех членов Цеирей Цион усилить работу в пользу финансовых сионистских органов, особенно Национального фонда; вместе с тем конференция рекомендует выступить за идею обложения еврейского населения прогрессивным национальным подоходным налогом в пользу Керен Каемет ле-Исраэль;

б) поддерживать связь с профсоюзами еврейских рабочих в Эрец-Исраэль и, совместно с Хапоэль хацаир, содействовать воспитанию трудящихся еврейских масс и укреплению их позиций в Стране, а также способствовать созданию учреждений, необходимых для существования и развития еврейского рабочего класса; {365}

в) поддерживать связь с еврейскими общинами и еврейскими эмиграционными учреждениями для направления алии в Эрец-Исраэль;

г) воспитывать еврейскую молодежь на халуцианских идеях и организовать молодежные группы для создания в Эрец-Исраэль национальной базы в сфере физического труда и духовного творчества;

д) готовить к алие людей, чьи профессии требуются для строительства Страны, и содействовать алие морально и материально;

е) создать постоянную комиссию по делам Хехалуца (О движении Хехалуц см. гл. 19, разд. 4 наст. работы.) и для ведения работы в Стране. Резолюция была принята на пленарном заседании единогласно.

Организационный вопрос

По докладу И. Марминского приняли следующую резолюцию:

Вторая конференция Цеирей Цион решает основать в рамках Сионистской организации автономную фракцию под названием "Народная фракция Цеирей Цион в Сионистской организации России". Конференция уполномочивает Центральный Комитет фракции вступить в переговоры с Центральным Комитетом Сионистской организации в России на предмет установления связи между фракцией и организацией. Лозунг фракции — земля и труд. Такое же название присваивается центральному печатному органу фракции на идиш: "Эрд ун Арбейт". (земля и труд , ldn-knigi)

Так же единогласно были приняты резолюции, вытекающие из Гельсингфорсской программы и базирующиеся на ней, например: по экономической политике демократической России, по социальному законодательству, в области еврейской национальной политики {366} (национально—персональная автономия) и др. Подчеркивалось, что в основном фракция Цеирей Цион в области социального законодательства и экономической политики солидаризуется с программой—минимум русских народных социалистов и с трудовиками.

После конференции фракция Цеирей Цион приступила к усиленной работе и вскоре число ее членов достигло 50 тысяч — цифра по масштабам и условиям того времени необыкновенная.

6. Радикал-социалистическая партия Поалей Цион

Социал-демократическая партия Поалей Цион, основанная в 1906 году на съезде в Полтаве, идеологически выглядела довольно пестро. Хотя она входила во Всемирный союз Поалей Цион (создан в 1907 г. в Гааге), она заняла особую позицию по отношению к сионистскому конгрессу. В то время как одноименные партии в других странах, входившие во Всемирный союз, принимали участие в конгрессе, российские Поалей Цион постановили на своем совещании в Вене в 1909 году порвать с конгрессом и прекратить связи со Всемирной сионистской организацией.

Обосновывалось это тем, что социалисты не могут находиться в одной организации с представителями буржуазии.

Этот догматический подход не разделяла партия Поалей Цион в Эрец-Исраэль, большинство членов которой были выходцами из России, а также Поалей Цион в Австрии, Англии и Америке, продолжавшие принимать участие в конгрессах.

Да и в самой российской партии сохранилось меньшинство, настаивавшее на сотрудничестве с конгрессом, а также на иврите как национальном языке еврейского народа, в то время как большинство в партии противилось этому и отдавало предпочтение идиш.

После Февральской революции внутри партии свободно развернулась дискуссия, и очень скоро выяснилось, что расхождения между большинством и {367} меньшинством настолько глубоки, что их невозможно устранить или сгладить. А поскольку в апреле 1917 года совещание Поалей Цион заново подтвердило враждебную позицию партии по отношению к сионистскому конгрессу, члены меньшинства решили из партии выйти и сорганизовались в самостоятельную партию под названием "Радикал—социалистическая партия Поалей Цион".

Ввиду того что наиболее крупное отделение новой партии находилось в Одессе, этот город стал резиденцией ее Центрального Комитета. В официальной декларации о своем выходе из рядов социал-демократической партии Поалей Цион члены меньшинства заявляли:

"Принимая целиком установку по вопросу возрождения еврейского народа, мы стремимся к созданию в Эрец-Исраэль еврейского государства в духе социалистических идеалов и признания единства нации, уникальности Страны и единого национального языка. В качестве языка еврейского народа, в том числе и сознательного пролетариата, мы признаем язык нашей многотысячелетней культуры. По нашему мнению, язык этот является единственным инструментом развития еврейской мысли, национального воспитания еврейских масс и строительства еврейского просвещения".

Декларация далее констатирует, что идиш является одним из местных языков, к которым еврейский народ прибегал в разные эпохи и в разных местах своего рассеяния, и в этом смысле языку идиш также причитается достойное место.

Не отступая от принципа международной солидарности в классовой борьбе еврейского пролетариата, радикал—социалисты Поалей Цион считают правильным в сфере национальной работы координировать свои усилия со Всемирной сионистской организацией.

В первое время после своего основания новая партия насчитывала незначительное число участников, однако вскоре она так разрослась, что сумела послать на Седьмой съезд сионистов России 25 делегатов. Заслушав их декларацию, съезд постановил принять {368} радикал-социалистическую партию Поалей Цион в ряды Сионистской организации России в качестве автономной фракции.

В мае 1920 года на харьковском съезде была основана партия сионистов—социалистов, которая отделилась от Народной фракции Цеирей Цион. Как и все остальные сионистские течения в условиях диктатуры большевиков, она ушла в подполье. Постепенно к ней примкнули и радикал—социалисты Поалей Цион. Окончательное слияние двух партий произошло в декабре 1923 года.

Социал-демократическую партию Поалей Цион, принявшую догмы большевистской идеологии, власти терпели еще несколько лет, но в 1928 году ликвидировали и ее.

К содержанию

Сионистское движение в России

Ицхак Маор. Иерусалим, 1977

(авторизованный, сокращенный перевод c иврита)

Глава восемнадцатая

В ПЕРВЫЕ ВОЕННЫЕ ГОДЫ

1. Высылка евреев из прифронтовых районов

Первая мировая война резко обнажила трагизм положения еврейского народа в диаспоре: в армиях различных государств, участвовавших в войне, служили около полутора миллионов солдат—евреев, и эти солдаты были вынуждены сражаться друг против друга.

В то время среди русских евреев имел хождение волнующий рассказ: в рукопашном бою русских с австрийцами солдат русской армии, еврей, заколол штыком врага и, стоя над умирающим, внезапно услыхал, как тот прощается с жизнью молитвой "Шма, Исроэл!" ("Слушай, Израиль!")... Вышедший живым из этого поединка лишился рассудка.

В рядах русской армии сражались десятки тысяч мобилизованных евреев, было также большое число добровольцев, и среди них — студенты европейских университетов, те самые, кто в свое время из-за процентной нормы, преграждавшей евреям путь к высшему образованию у себя на родине, был вынужден покинуть Россию и отправиться за границу.

Процент евреев в русской армии был выше их процента в составе народонаселения России, и, соответственно, более высоким был процент евреев, павших и раненых в боях.

Тем не менее, никто не поставил этого евреям в заслугу, напротив: с первых же дней война {322} стала для них источником страшных преследований и бедствий. Верховное командование русской армии во главе с великим князем Николаем Николаевичем, дядей царя Николая II, официально и гласно — в листовках к народу и со страниц печати — обвинило еврейское население в измене и шпионаже в пользу противника. Военные власти в прифронтовых районах требовали массовой высылки целых еврейских общин ряда городов и местечек, особенно в пределах Польши, где антисемитизм пустил глубокие корни среди населения. Ненависть к евреям здесь, кроме того, раздували и польские националисты.

Распространение ложных слухов и обвинений в том, что евреи продают Россию и шпионят в пользу немцев и австрийцев, стало обычным делом на всех польских территориях, находившихся под господством России. Активнейшее участие принимали в этом политические вожди поляков.

Сразу после начала войны верховный главнокомандующий русскими войсками великий князь Николай Николаевич обратился с воззванием к населению этих территорий, объявив, что если война закончится победой России, Польша получит национальную автономию. И вот, стремясь выказать перед русскими свой патриотизм, поляки усердно возводили на евреев всевозможные поклепы, маскируя таким образом свои собственные связи с противником, поддерживавшиеся в определенных кругах польских лидеров проавстрийской ориентации.

Сами военные власти не уставали обвинять евреев в шпионаже и помощи немцам в их наступательных операциях: евреи будто бы подают врагу знаки и поддерживают с ним связь при помощи разных хитроумных сигналов. Было немало случаев расстрела евреев без суда и приговора или по решению военно-полевых судов, где обвиняемые оказывались лишенными всякой защиты и, не зная русского языка и не имея переводчика, даже не понимали, что им вменяют в вину. Обвинения же зачастую были просто абсурдными, как, например, то, что набожные евреи прячут под бородой {323} телефон для переговоров с врагом. Во многих местах для острастки "шпионам" военные власти брали заложниками раввинов, старейшин и других уважаемых людей; часть освобождали за выкуп, но немало было казнено.

В первый период войны так действовали, главным образом, местные военные власти. Однако с весны 1915 года обвинение евреев в измене и шпионаже стало излюбленным занятием самого верховного командования и главного штаба, руководимого черносотенным генералом Янушкевичем, "русским патриотом" из поляков. Главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич, в апреле 1915 года отдал приказ изгнать всех евреев из района военных действий.

Из Курляндской губернии было изгнано 40 тысяч евреев, из Ковенской губернии — 120 тысяч.

В меморандуме, поданном в ноябре 1915 года Всемирной конфедерацией Поалей Пион в бюро Социалистического Интернационала в Гааге, указывалось общее число евреев, изгнанных из всех прифронтовых районов — полтора миллиона человек.

Высылка проводилась с беспримерной жестокостью. В большинстве случаев высылаемым приказывали покинуть свои дома в течение 24 часов. Не щадили тяжело больных, рожениц, душевнобольных в их лечебницах, раненых солдат в военных госпиталях, семьи тех, кто в это время сражался на фронте.

Высланные кочевали с места на место, вынужденные зачастую одолевать пешком сотни километров. В лучшем случае их везли на телегах или в запертых на засов вагонах для перевозки скота. Полустанки были переполнены еврейскими беженцами, голодными, оборванными и босыми, спасающимися от бесчинств, творимых казаками, да и всем прочим русским православным воинством.

Тысячи людей проводили ночи под открытым небом. Многие погибали в пути от полного истощения сил и эпидемий, поражавших эшелоны с беженцами. На запрос правительства из Петербурга о положении евреев, высылаемых из районов военных действий, генерал {324} Янушкевич отвечал, что, по его мнению, меры, принятые против евреев, недостаточны, их нужно усилить.

Однако правительство, несмотря на свое нежелание отменить ограничения евреев в правах, посчитало необходимым открыть перед ссыльными и беженцами губернии в глубине России, за пределами еврейской черты оседлости. Тем не менее для евреев остались недоступными Петроград, Москва, Донская область, некоторые другие места, а также все сельские населенные пункты. Местные власти не всегда считались с распоряжениями центрального правительства и продолжали гнать евреев с места на место. Но в целом, под давлением ссылочной практики, значительная часть ограничений в праве жительства евреев в России оказалась фактически упраздненной за два года до Февральской революции 1917 года, когда Временное правительство отменило все антиеврейские установления.

Обвинение евреев в измене России и шпионаже потребовалось Янушкевичу для оправдания позорных поражений русских войск на фронтах войны. Завоевание русскими Галиции явилось лишь коротким эпизодом, однако свое вступление в этот польско-украинский округ, лежавший в пределах Габсбургской империи, русские успели отметить ужасающими расправами над еврейским населением.

Казаки и солдаты других русских войсковых частей подвергали евреев всевозможным издевательствам и изощренным пыткам, грабили и убивали, а многих угоняли в Россию. Так с евреями обращались и на землях русской Польши, и в других местах, откуда их изгоняли. Но вскоре русские войска сами начали отступать, точнее говоря, ударились в паническое бегство, следуя за гонимыми евреями и по пути вымещая на них свою злобу. В меморандуме Всемирной федерации Поалей Цион Социалистическому Интернационалу создавшееся положение определялось так: "Россия объявила еврейскому населению войну".

И действительно, с каждым новым поражением русских войск становились все более жестокими меры, {325} которые принимались против евреев верховным командованием, и множились возводимые на евреев клеветнические обвинения. В августе 1915 года разгромленная русская армия отступила вместе со своим генеральным штабом, и с конца лета вся русская Польша и большая часть Прибалтийского края перешли в руки немцев.

Германское правительство злорадствовало по поводу насилий, чинимых русскими войсками над евреями, используя эти факты в своей пропаганде против России в нейтральных странах. Хотя отрицательные отклики в Европе и заботили русское правительство, оно не было готово решительно пресечь гонения. 8 августа 1915 года депутаты-евреи внесли в Государственную Думу срочный запрос об обращении военных властей с евреями в прифронтовых районах. Немедленное рассмотрение было, однако, отклонено большинством голосов, запрос передали в комиссию и там упрятали под сукно.

Как раз в это время (август 1915 г.) Николай II принял на себя верховное командование войсками, великого князя Николая Николаевича перевели на Кавказ, и, по его ходатайству, туда же перевели генерала Янушкевича. Бесчеловечные преследования евреев военными властями, как это практиковалось при необузданном и жестоком антисемите Янушкевиче, начали утихать.

Не прекратилась, однако, ядовитая антисемитская пропаганда, нашедшая поддержку у гражданских властей. Канцелярии двух министерств — внутренних дел и финансов — издали антисемитские циркуляры, густо начиненные клеветой на еврейское население. Они были разосланы губернаторам, градоначальникам и жандармским отделениям в качестве наставления, как следует обращаться с евреями, которые подрывают благополучие государства и обманывают христиан. Еврейские депутаты Государственной Думы выступили с запросом по поводу этих циркуляров, но на сей раз вопрос был скомкан сразу же на пленарном заседании и при соучастии либералов, руководствовавшихся якобы патриотическими {326} соображениями, не дошел даже до комиссии, так как под их (либералов) давлением еврейские депутаты сами сняли его. Этот шаг вызвал сильное возмущение еврейской общественности, причем особенно резко отреагировал сионистский журнал "Еврейская жизнь".

Единственным отрадным явлением в то мрачное время были яркие проявления солидарности русских евреев со своими страдающими братьями. Возникали комитеты помощи беженцам и ссыльным, объединявшие представителей всех течений еврейства России и собиравшие крупные суммы в виде пожертвований. Центральным среди этих комитетов был ЕКП — Еврейский комитет помощи. Четверть миллиона человек получили в 1915 году поддержку от различных еврейских объединений. В этих комитетах помощи российские сионисты были представлены чрезвычайно широко, и особенно активно действовала сионистская молодежь — студенты из Хехавера, члены Цеирей Цион и др.

2. Сионистское руководство в начале войны

Когда 1 августа 1914 года разразилась мировая война, сионистское руководство пришло в замешательство.

Возникло сомнение, может ли вообще выжить Сионистская организация в качестве всемирного национально-политического движения при создавшихся условиях, когда ведущие ее силы разобщены и находятся в странах, воюющих друг с другом.

Из членов Правления в Берлине осталось всего два человека — немецкие граждане: президент Отто Варбург и Артур Хантке. Остальные члены Правления были русскими подданными: В. Якобсон, Н. Соколов, Е. Членов и Ш. Левин.

Тем не менее сионистское движение во главе со своим руководством проявило мужество и жизнеспособность и изыскало пути для продолжения своего существования и работы и в обстановке мировой войны, правда, в ограниченном масштабе.

Правление {327} (Варбург, Хантке) осталось в Берлине, но центр тяжести всей деятельности был перенесен в нейтральные страны. Главное бюро Национального фонда, до войны находившееся в Кельне и руководимое там М. Боденхеймером, перевели в Гаагу, и делами фонда занялся руководитель голландских сионистов Нехемия де—Лима.

В начале декабря 1914 года в Копенгагене открылось Центральное бюро Сионистской организации с задачей вести широкую разъяснительную кампанию в поддержку идеи еврейского самоопределения в Палестине, посылая специальных представителей в государства, имеющие там свои интересы. Другой задачей бюро было налаживание связи со всеми частями сионистского лагеря в разных странах. В годы мировой войны возглавляли это бюро и руководили делами всемирного сионистского движения два российских сиониста — сначала Л. Моцкин (до конца 1915 г.), а затем В. Якобсон. В скандинавских странах бюро создало комитет по оказанию помощи нуждающимся евреям в Европе и в Палестине. В Копенгагене проводились встречи сионистских лидеров из воюющих между собой государств, состоялись также три заседания Большого сионистского исполкома: в декабре 1914 года, в июне 1915 ив марте 1916 года.

В конце октября 1914 года в войну вступила и Турция. Поначалу турецкое правительство одолевали сомнения, стоит ли вообще ввязываться в конфликт, а если да, то на чьей стороне. Теперь стало ясно, что эта война решит судьбу Эрец-Исраэль и ее еврейского ишува. Создавшаяся новая общеполитическая ситуация обязывала сионистское руководство заново рассмотреть различные аспекты деятельности движения и определить свою позицию по отношению к воюющим сторонам. Эта серьезнейшая и сложнейшая проблема обсуждалась на заседании Большого исполнительного комитета в Копенгагене в начале декабря 1914 года.

Позднее, после военных неудач Германии и Турции, а также после декларации Бальфура, с которой выступило английское правительство, уже не оставалось, {328} разумеется, ни малейших сомнений, какой должна быть политическая ориентация сионизма в войне; однако в 1914 году, когда все полагали, что война закончится через несколько месяцев, в крайнем случае через полгода, и что у Германии имеются все шансы на победу, вопрос ориентации был далеко не прост.

Спор на заседании Большого исполкома по этому вопросу был резким и чрезвычайно трудным. Немецкие сионисты поддерживали правительство своей страны и стояли за пронемецкую ориентацию, будучи убеждены, что победа Германии в войне принесет пользу Эрец-Исраэль и сионизму.

Сразу же после начала войны несколько видных немецких сионистов в сотрудничестве с группой несионистов основали особый общественно—политический Комитет по вопросу Востока.

Возглавил его профессор Франц Оппенхеймер, автор программы кооперативного поселения в Палестине. От сионистов в комитете участвовали д-р М. Боденхеймер, д-р Клей и другие. Они верили, что победа Германии и Австрии и падение царской России спасут угнетаемое и преследуемое российское еврейство. Комитет поставил себе целью помощь Германии в ее усилиях по разгрому царской России, надеясь, что таким образом русские евреи скорее добьются гражданского и национального равноправия. Поэтому основатели комитета неофициально называли его Комитетом по освобождению евреев России.

На заседании Большого исполкома, состоявшемся в Копенгагене 3-6 декабря 1914 года, обсуждалась и деятельность этого комитета в Германии. Представители российских сионистов Е. Членов и Б. Гольдберг указали на большой вред, который причиняет русским евреям этот комитет, давая лишний повод всему сонму антисемитов обвинять евреев в предательстве и шпионаже в пользу врага.

Поэтому российские сионисты категорически потребовали разрыва всяких отношений с этим органом, навлекающим беду на еврейство России. Члены Большого исполкома из Германии проявили понимание опасений их российских коллег, {329} но заметили, что комитет сыграл полезную роль при выработке германским правительством своей позиции в отношении евреев и сионизма. Они не возражали против требования порвать связи с комитетом, но настаивали на том, чтобы сделать это осторожно, дабы не возбудить в германских правительственных кругах подозрений в отношении намерений сионистов. Представители сионистов России с этим согласились, и решение о разрыве отношений с Комитетом по вопросу Востока было сформулировано в завуалированной общей форме, как запрет сионистским лидерам оказывать поддержку политическим тенденциям, способным навлечь беду на евреев в каждом из воюющих государств.

На этом заседании разгорелся ожесточенный спор по поводу политической ориентации Сионистской организации во время войны. Немецкие сионисты, стоявшие сначала за ориентацию на союз центрально-европейских стран (Германия—Австро-Венгрия), согласились с тем, что Сионистская организация, объединяющая в своих рядах евреев по обе стороны фронта, не может принять другой линии, кроме нейтральной.

За эту позицию выступало и большинство российских сионистов, кроме Жаботинского, который стоял за прозападную (главным образом, проанглийскую) ориентацию и прилагал усилия к созданию еврейской войсковой части (легиона) в рядах британских вооруженных сил.

За прозападную ориентацию выступали и сионистские лидеры из западноевропейских стран.

Однако, учитывая положение "между молотом и наковальней", в котором находилось еврейство, а с ним и сионистское движение, у руководства Сионистской организации не оставалось другого выбора, кроме нейтралитета.

На том же заседании было решено послать в Англию Членова с важной миссией : вести разъяснительную работу среди влиятельных лиц о целях сионизма и возможностях их осуществления. По требованию Членова вместе с ним был послан Соколов, который должен был свести Членова с нужными людьми. По предложению российских сионистов Исполнительный комитет {330} постановил, что в список требований к великим державам относительно прав еврейского народа на Палестину должно быть внесено и требование о предоставлении евреям равноправия в тех странах их теперешнего проживания, где они им не пользуются. Отдельная резолюция призывала сионистов всех стран оказать широкую материальную поддержку еврейскому ишуву и сионистским учреждениям в Эрец-Исраэль. Еще ранее с этой целью по поручению сионистского руководства в Америку выехал Шмарьяху Левин. Там ему удалось заручиться поддержкой судьи Луи Брандеса, оказавшего большое влияние на рост и развитие сионистского движения в США.

3. Иосиф Трумпельдор и "отряд погонщиков мулов"

Как упоминалось, представители российских сионистов на заседании Большого исполкома настаивали, чтобы сионистское Правление проводило нейтральную линию по отношению к воюющим сторонам: ориентация на страны Антанты (Англия, Франция) причинила бы вред еврейскому ишуву в Эрец-Исраэль, ориентация же на Германию и Австрию навлекла бы еще большую беду на еврейство России.

Большинство сионистских лидеров в России (Членов, Усышкин, Гольдберг, Яффе и другие) не верили в победу Антанты и поражение Германии, требуя осторожности в отношениях с турецкими властями во имя спасения еврейского ишува в Палестине. Эту точку зрения резко оспаривал Жаботинский: он был уверен в конечной победе Англии и падении Германии, а с нею заодно и Турции, и утверждал, что не следует бояться угрозы еврейскому ишуву в Стране и что надо установить связь с государствами Антанты. Жаботинский выступил с идеей создания еврейской боевой части в рядах британской армии, так как считал политически чрезвычайно важным активное участие евреев в завоевании {331} Палестины: такого рода сотрудничество с победителями приблизит сионизм к достижению его целей.

В начале декабря 1914 года Жаботинский побывал в Египте в Александрии в качестве корреспондента московской либеральной газеты "Русские ведомости". Египет находился тогда под верховной властью Великобритании. Как раз в то время евреи — русские подданные (около 1200 человек), изгнанные по приказу Джамаль—паши из Палестины, были доставлены на судне в Александрию. Среди беженцев был и Иосиф Трумпельдор.

О Трумпельдоре Жаботинский слышал еще в России, так как это имя было известно многим, особенно в сионистской среде.

Трумпельдор родился на Кавказе в 1880 году в семье кантониста. С неравноправием евреев он впервые столкнулся, когда после окончания гимназии из-за процентной нормы не был принят в университет. Подготовившись, он экстерном сдал экзамены и получил диплом зубного врача. Тем временем началась русско-японская война. Трумпельдор пошел на фронт, где проявил мужество и отвагу.

В результате ранения во время знаменитой осады японцами Порт-Артура он потерял левую руку. Выйдя из госпиталя, он потребовал, чтобы его снова послали на передовую, и добился этого.

Трумпельдор удостоился высоких боевых наград (Четыре Георгиевских креста — два золотых и два медных (по свидетельству Жаботинского, см. "Слово о полку") — Прим. ред.) и офицерского звания — вещь для еврея в царской России небывалая, и после войны был зачислен студентом юридического факультета Петербургского университета.

По своим идейно-политическим воззрениям Трумпельдор был близок к партии русских эсеров, а после революции 1905 года стал активным сионистом и сторонником обновления Эрец-Исраэль путем создания поселений типа коммун (в университете он слушал {332} лекции знаменитого ученого—экономиста Туган-Барановского, автора исследования о поселениях, созданных на социалистических началах). Закончив университет, Трумпельдор уехал в Палестину (1912 г.), где, несмотря на увечье, самоотверженно трудился как сельскохозяйственный рабочий в Мигдале и в Дгании. И вот теперь, с началом мировой войны, его выслали из Страны.

В предисловии к своим воспоминаниям о еврейском легионе ("Слово о полку" на русском языке) Жаботинский замечает, что фактически легион возник в Александрии, в лагерях еврейских беженцев из Палестины, и что решающая роль в его создании принадлежала русскому консулу Петрову и Иосифу Трумпельдору...

Петров узнал, что в лагерях есть несколько сот молодых людей с русским подданством. А поскольку в Египте еще оставались в силе "капитуляции" (отмененные в Турции с началом войны), консул пользовался в отношении подданных своей страны правом экстерриториальности. На этом основании Петров внезапно предъявил английским властям требование — отправить еврейских парней в Россию для прохождения военной службы. Делегация старейшин еврейской общины Александрии, к которой присоединился и Жаботинский, отправилась к английскому губернатору города, и последний пообещал, что этого не сделает. Затем Жаботинский пошел знакомиться с Трумпельдором, которого до этого лично не знал.

Трумпельдор жил на частной квартире, что оказалось возможным благодаря порядочности того же консула Петрова. Когда последнему стало известно, что среди беженцев из Палестины находится бывший русский офицер, потерявший руку в боях за Порт-Артур, он послал к нему вестового с приветствием и уведомлением, что причитающуюся Трумпельдору военную пенсию последний может регулярно получать в консульстве.

Таким образом, Трумпельдор не только не нуждался сам, но еще и помогал другим. Когда Жаботинский изложил ему идею создания еврейской боевой части в рядах {333} британской армии, Трумпельдор без колебаний ее принял. В тот же вечер состоялось собрание Комитета по оказанию помощи беженцам (большинство его участников были выходцами из России — Глускин, Левонтин, агроном Эттингер и другие). Жаботинский и Трумпельдор подняли вопрос об организации еврейского полка, который будет сражаться в составе английской армии в боях за Палестину. Подавляющим большинством голосов комитет это предложение принял.

Неделю спустя комитет созвал собрание молодых беженцев. Собравшимся рассказали о положении и о требовании консула Петрова вернуть их в Россию. Им также было сказано, что, хотя есть основание полагать, что англичане не выполнят это требование русского консула, сидеть неограниченное время в бараках и кормиться из чужой милости тоже невозможно. С другой стороны, нет сомнений, что британские войска рано или поздно двинутся из Египта в Палестину.

Между тем из Яффы все время поступают дурные вести: турки запретили еврейские вывески на улицах, высылают из Страны представителя Сионистской организации д-ра Руппина, несмотря на его германское подданство, арестовали руководителей ишува и заявляют, что после войны окончательно запретят алию. На собрании было принято решение создать еврейский полк, который предложит англичанам свои услуги в боевых действиях в Палестине. Под этим решением подписались около 100 человек.

Через несколько дней делегация комитета, куда вошли Жаботинский и Трумпельдор, была принята генералом Максвеллом, командующим британскими войсками в Египте. Однако его ответ на предложение основать еврейский полк разочаровал участников делегации. Он сказал, что пока ему ничего не известно о подготовке наступления на Палестину и он сомневается, состоится ли оно вообще. Кроме того, по закону он не вправе брать в английские войска иностранных подданных.

Единственное, что генерал мог предложить, — это создать отряд вьючной транспортировки на {334} мулах. Он обещал послать этот отряд на другой турецкий фронт (имелся в виду Галлиполийский полуостров). Было ясно, что в Палестину отряд не направят, и Жаботинский предложил ответить генералу вежливым отказом. Иного мнения придерживался Трумпельдор: как опытный солдат он знал, что на войне нет большой разницы между транспортными и боевыми подразделениями, ведь и без тех и других не обойтись, и солдаты транспортных частей рискуют так же, как и те, что сидят в окопах. Что до фронта, то Трумпельдор полагал, что не суть важно, где именно бить турок — на юге или на севере: с военной точки зрения это всего лишь технический вопрос.

Чтобы освободить Эрец-Исраэль, надо разбить турок, стало быть, — "все фронты ведут в Сион". После заседания комитета, на котором обсуждался этот вопрос, Жаботинский сказал Трумпельдору: "Может быть, вы и правы, но я в такой отряд не пойду". На это Трумпельдор ответил: "А я, пожалуй, пойду". Прощаясь с Трумпельдором накануне своего возвращения в Европу, Жаботинский сказал:

"Иосиф Владимирович, я уезжаю. Если генерал Максвелл переменит свое решение и согласится учредить настоящий боевой полк, я приеду; если нет, поищу других генералов".

Точка зрения Трумпельдора взяла верх в комитете и у добровольцев, и в середине апреля 1915 года, когда Жаботинский уже находился в Италии, он получил от Трумпельдора телеграмму: "Предложение Максвелла принято".

В Александрии был создан еврейский транспортный отряд (Zion Mule Corps — Отряд погонщиков мулов.), действовавший на Галлиполийском полуострове. В задачу отряда входило подвозить на мулах питание и боеприпасы на передовую. Это было чрезвычайно опасно, так как отряд все время находился под непрерывным огнем противника. Отряд имел свое знамя с эмблемой в виде щита Давида; во главе отряда был {335} поставлен английский полковник Джон Генри Паттерсон, а Трумпельдора назначили его заместителем, и позднее он дослужился до капитана.

Отряд насчитывал около 600 человек, отличился мужеством и эффективными действиями и потерял несколько десятков убитыми и ранеными. Однако общие операции в Галлиполи оказались неудачными, и после нескольких месяцев боев английские войска отступили. Отряд действовал с апреля 1915 года и был расформирован англичанами (несмотря на все старания Трумпельдора сохранить подразделение) в конце мая 1916 года.

В своей книге о еврейском боевом отряде Жаботинский замечает:

"Я пишу не историю, а личные воспоминания. Сам я в Галлиполи не был. Но одно должен признать: прав был Трумпельдор, а не я. Лишь около 120 из его участников снова попали в солдаты, добрались до Лондона — и из этой группы и вокруг нее там возник тот еврейский легион, который впоследствии, со штыками и пулеметами, принял участие в завоевании Палестины и которому принадлежит ряд могил под знаком щита Давидова на горе Елеонской. Прав был Трумпельдор: хотя победили мы в Иорданской долине, но путь через Галлиполи был правильный путь".

4. Политическая деятельность сионистов в Лондоне

В конце 1914 года Членов и Соколов приехали в Лондон с политической миссией, возложенной на них на заседании Большого исполкома в Копенгагене 3—6 декабря. Однако еще до их приезда в Англию Вейцман, проживавший в Манчестере и преподававший химию в тамошнем университете, развернул пропагандистскую кампанию в пользу сионизма. Он делал это в тесном контакте со своим другом Ахад-Гаамом, который жил тогда в Лондоне. Приехав в Англию, Членов и Соколов присоединились к Вейцману и втроем {336} повели сионистскую политическую работу, прибегая при этом к советам Ахад-Гаама.

Вейцман и Ахад-Гаам верили, что в войне возьмут верх государства Антанты. Не так думали Членов, Усышкин и остальные сионистские лидеры в России, большинство которых полагало, что против могучей Германии этим государствам не устоять. Отсюда сопротивление российских сионистов политической ориентации на Англию, проводимой Вейцманом. Вейцман же считал необходимым установление связей с западными демократиями, потому что был убежден, что судьба сионизма связана именно с ними, а не с Германией. В неоднократно цитировавшейся выше автобиографической книге Вейцман замечает, что Членов с Усышкиным до последнего момента не верили в победу Англии. Членов возвратился в 1915 году в Россию, в то время как Соколов остался в Лондоне и продолжал вместе с Вейцманом бороться за привлечение общественного мнения на сторону сионизма. С этой целью Соколов посетил Париж и Рим и установил в Риме связи с правительственными и католическими кругами.

Вейцман вначале не имел связей среди английских политиков. Первый контакт с министрами ему помог наладить редактор влиятельной либеральной газеты "Манчестер Гардиан" Ч. Ф. Скотт, которого Вейцман сделал сторонником сионизма.

Скотт стал посредником между сионистскими руководителями и людьми, делавшими английскую политику. Он устроил Вейцману встречу с двумя членами британского кабинета: Ллойд-Джорджем и Гербертом Сэмюэлем — со временем первым верховным британским комиссаром в Палестине (1920—1925 гг.). В то время Ллойд-Джордж был министром военного снабжения, Герберт Сэмюэль — министром внутренних дел (Сэмюэль был первым евреем, служившим министром в правительстве Великобритании, поскольку Бенджамин Дизраэли (лорд Биконсфильд), глава английского правительства в эпоху королевы Виктории, не считался евреем: отец крестил его в тринадцатилетнем возрасте.).

Эта встреча {337} показала Вейцману, что Сэмюэль успел самостоятельно сделать выбор в пользу сионизма и начал действовать в этом направлении в правительственных кругах. В этом смысле он отличался от большинства еврейских нотаблей в Англии, закоренелых антисионистов, всячески осложнявших сионистам работу в английских политических кругах.

Через некоторое время после встречи с Сэмюэлем и Ллойд-Джорджем Вейцман обзавелся рекомендацией и к Артуру Джеймсу Бальфуру, также являвшемуся членом кабинета в должности Первого лорда адмиралтейства (министра военно-морского флота). Бальфур принял Вейцмана сердечно и по этому случаю вспомнил состоявшуюся у них встречу в начале 1906 года — через полгода после Седьмого сионистского конгресса, отклонившего угандийскую рекомендацию английского правительства, возглавлявшегося тогда Бальфуром.

Дело было во время общих выборов в Англии. На этих выборах Бальфур фигурировал в качестве кандидата от северного Манчестера — города, в котором Вейцман проживал уже года полтора. Руководитель местного сионистского союза, он же глава городских консерваторов, устроил Вейцману встречу с Бальфуром в самый разгар предвыборной политической борьбы. Бальфур поинтересовался, почему сионисты так непримиримы в вопросе об Уганде, хотя принятие английского предложения могло бы намного облегчить участь евреев.

Вейцман подробно изложил ему сущность сионизма, подчеркнув его духовную сторону, и добавил, что если бы Моисей присутствовал на Шестом конгрессе в момент, когда там приняли резолюцию о посылке экспедиции в Уганду, он наверняка снова разбил бы скрижали... Дабы еще более осязаемо довести до сознания своего собеседника, что возрождение еврейского народа возможно только в Эрец-Исраэль и более нигде, Вейцман сказал:

— Мистер Бальфур, представим, что я вам предложу вместо Лондона Париж, неужели вы примете?

Бальфур выпрямился в своем кресле:

{338} — Но, доктор Вейцман, Лондон-то — наш!

— Совершенно верно, — ответил Вейцман, — но Иерусалим был нашим во времена, когда Лондон был еще болотом.

Не спуская с Вейцмана глаз, Бальфур откинулся на спинку кресла:

— А много ли евреев рассуждают, как вы? Вейцман ответил:

— Убежден, что я выражаю настроения миллионов евреев, которых вы никогда не увидите и которые не могут высказаться сами, но я мог бы заполнить ими все улицы той страны, откуда я приехал (имелась в виду Россия.)

— Если ваши слова соответствуют действительности, — сказал Бальфур, — придет день, когда вы превратитесь в силу.

И перед тем, как проститься с Вейцманом, добавил:

— Странное дело. Евреи, с которыми я встречаюсь, совершенно иные.

На это Вейцман ответил:

— Мистер Бальфур, вы встречаетесь не с теми евреями.

Так эта встреча описана у Вейцмана.

Ее-то Бальфур и вспомнил, когда через девять лет вновь встретился с Вейцманом.

Он выразил надежду, что после войны евреям, возможно, будет возвращена их страна. После этой встречи состоялась вторая беседа в доме у Бальфура. Вейцман говорил о положении еврейского народа в мире и о преследованиях евреев в России. Бальфур сказал, что дело, на которое работает Вейцман, — великое дело, и что Вейцман может обращаться к нему всегда, когда это потребуется.

Еще до встречи с Бальфуром Вейцман, как упоминалось, встретился с Ллойд-Джорджем, для которого сионизм тоже не был неизвестным понятием. В 1903 году, когда Герцль вел переговоры с английским правительством об Уганде, адвокатской конторе, возглавлявшейся тогда Ллойд-Джорджем, было поручено разработать проект "чартера" для еврейского поселения в {339} Уганде. Теперь же, во время своей встречи с Вейцманом, Ллойд-Джордж услыхал из уст последнего основные положения идеи о возвращении еврейского народа на свою историческую родину при поддержке Великобритании и под ее покровительством. На Ллойд-Джорджа, большого почитателя Библии, слова Вейцмана произвели сильное впечатление.

Отношения Вейцмана с Ллойд-Джорджем упрочились еще больше, когда Вейцман покинул Манчестер и кафедру в университете и переехал в Лондон на работу в государственных лабораториях по усовершенствованию своего открытия, сыгравшего важную роль в удешевлении производства взрывчатки.

В качестве министра военного снабжения Ллойд-Джордж считал себя обязанным Вейцману за его открытие, и спросил последнего, какое вознаграждение он хотел бы получить за услугу, оказанную вооруженным силам Великобритании. Вейцман ответил, что для себя он не просит ничего, но жаждет добиться национального очага для своего народа. В декабре 1916 года Ллойд-Джордж возглавил английское правительство, а Бальфур стал министром иностранных дел, в компетенции которого входило и рассмотрение требований сионизма. Политическая ситуация для предъявления этих требований английскому правительству также была благоприятной.

Однако далеко не однородным был состав британского кабинета. Имелись министры, считавшие, что поддержка сионизма пойдет на пользу английским интересам, но были члены кабинета, придерживавшиеся прямо противоположной точки зрения, полагавшие, что Англии это только повредит.

К противникам сионизма в составе правительства присоединились главы еврейской общественности в Великобритании и представители ее центральных органов, не жалевшие сил, чтобы провалить активность сионистов в правительственных кругах.

Ассимилированные евреи, они отвергли еврейский национализм и видели в евреях лишь религиозную общину; самих же себя они считали {340} стопроцентными англичанами и опасались, что поддержка целей сионизма может им повредить.

Из числа представителей еврейской общественности в Англии наиболее рьяно выступали против сионизма Люсьен Вольф, Клод Монтефиоре, Эдвин Монтегю, ставший с 1916 года членом британского кабинета, и другие.

В своем непомерном английском патриотизме они дошли в отчуждении от еврейского народа до того, что избегали контакта не только с евреями — подданными вражеских стран, но и с евреями из нейтральных государств. Это была, понятно, трусость, "рабство во свободе", по выражению Ахад- Гаама.

5. Спор вокруг плана Жаботинского

Членов уехал из Лондона в начале июня 1915 года. По дороге в Москву он остановился в Копенгагене, чтобы принять участие в заседании Большого исполкома, состоявшемся там 10 и 12 июня. На заседание прибыли делегаты России, Германии, Англии и Голландии. Непосредственно из России приехали И. Розов, Б. Гольдберг и М. Усышкин. Одним из главных вопросов предстоящего обсуждения был план Жаботинского о создании еврейского легиона, который будет сражаться в рядах английских войск за Эрец-Исраэль.

Никто из участников заседания не поддержал, однако, эту идею. Наиболее активное сопротивление ей оказали, конечно, немецкие сионисты. К ним примкнул Усышкин, посчитавший формирование легиона не только делом проигрышным, но и неблагодарным по отношению к Турции, которая в свое время приняла изгнанников из Испании и проявила доброе отношение к евреям. Остальные делегаты из России также отвергали идею легиона, хотя и не столь резко. Они пытались изыскать компромисс, чтобы дать Жаботинскому возможность остаться в Сионистской организации и сохранить связь с руководством, потому что ценили его выдающиеся способности и преданность сионизму.

{341} По другому к плану Жаботинского отнесся Вейцман. Он не поддерживал линию сионистского руководства, считая, что на деле позиция Правления дружественна Германии. Отношение немецких сионистов — членов исполкома — к плану Жаботинского было понятно Вейцману, так же, как и позиция сионистов России, где евреи терпели преследования, чинимые армией и властями. И, тем не менее, Вейцман считал их подход к событиям грубейшей ошибкой с точки зрения сионистской политики. Поэтому он фактически порвал свои связи с сионистским руководством, чтобы действовать в Англии в соответствии с собственной политической линией, казавшейся ему верной и оправданной. К плану Жаботинского о формировании еврейской войсковой части он отнесся положительно. В своей книге он пишет об этом:

"Он Жаботинский явился ко мне, и его идея мне понравилась. Я решил быть помощником ему в этом деле, несмотря на сопротивление, которое было почти всеобщим.

Невозможно описать все трудности и разочарования, выпавшие на долю Жаботинского. Не знаю, кто еще, кроме него, мог бы это преодолеть. Его убежденность, вытекавшая из его преданности идее, была просто сверхъестественной. Со всех сторон на него сыпались насмешки. И как только ни старались, чтобы подрезать ему крылья! Джозеф Коуэн (один из сионистских лидеров в Англии), моя жена, сохранившая с ним дружбу до самой его кончины, да я — были почти единственными его сторонниками. Сионистский исполком, конечно, был против него; евреи-несионисты считали его какой-то злой напастью. В дни, когда он трудился в пользу еврейской бригады, мы пригласили его поселиться у нас, в нашем лондонском доме, к ужасу многих сионистов".

В "Слове о полку" Жаботинский также уделяет Вейцману несколько благодарных строк:

"Отдельно стоял Х. Е. Вейцман. Еще в Париже он заявил себя сторонником легиона; в Лондоне мы сблизились еще больше. Месяца три мы даже вместе жили в {342} маленькой квартире, в одном из переулков "богемского" Чельси, в двух шагах от Темзы...

После восьми, иногда десяти, иногда двенадцати часов в лаборатории, он еще как-то находил время каждый вечер шагом дальше двинуть свою политическую работу, вербуя новые связи, привлекая новых и влиятельных помощников. Мы в те месяцы подружились; надеюсь, и теперь не стали врагами — хотя политическая борьба нас далеко разрознила и вряд ли уж когда-нибудь снова сведет.

Он был сторонником моих планов; но честно признался мне, что не может и не хочет осложнять и затруднять свою собственную политическую задачу открытой поддержкой проекта, который формально осужден сионистским Исполнит. Комитетом и чрезвычайно непопулярен у еврейской массы Лондона.

Однажды он сказал мне характерную для него фразу:

— Я не могу, как вы, работать в атмосфере, где все на меня злятся и все меня терпеть не могут. Это ежедневное трение испортило бы мне жизнь, отняло бы у меня всю охоту трудиться. Вы уж лучше предоставьте мне действовать на свой лад; придет время, когда я найду пути, как вам помочь по-своему".

Жаботинского также поддержал и содействовал созданию еврейского легиона инженер Пинхас Рутенберг, участник русского революционного движения, во время войны сблизившийся с сионизмом и предложивший план электрификации Эрец-Исраэль. (Позднее он построил электростанцию на реке Иордан при впадении в нее притока Ярмук.)

Но об основании еврейских военных подразделений и их участии в освобождении Страны от турок речь пойдет далее.

Эти слова были написаны лет через пять (книга вышла в 1928 году) после того, как Жаботинский основал партию ревизионистов, стоявшую в резкой оппозиции к сионистскому Правлению во главе с Вейцманом.

{343}

 

К содержанию

Глава семнадцатая

ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ НАКАНУНЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

1. Участие российских сионистов в общественной жизни в диаспоре

После принятия Гельсингфорсской программы (1906 г.) сионистское движение в России встало на {298} путь соединения деятельности в пользу Эрец-Исраэль с общественной работой по удовлетворению еврейских нужд в диаспоре. Однако из-за усиления реакции, большинство пунктов программы так и осталось на бумаге. Более того, и непосредственная работа в пользу Эрец-Исраэль (Национальный фонд, "шекели" и т. п.), и всякая возможность организационных и агитационных действий были исключены. Отсюда сокращение количества шекеледателей. Активисты сионистского движения естественно усилили свою деятельность в общих еврейских организациях (насколько таковые имелись и работали в рамках закона), дабы распространить там влияние еврейского национального духа и сионистских идей.

Активную деятельность развили сионисты в Обществе для распространения просвещения между евреями в России, как в его петербургском центре, так и в отделениях (Одесса, Киев, Рига и др.).

Общество это было основано в 1863 году группой еврейских филантропов в Петербурге с задачей распространять среди еврейского населения русский язык и приблизить евреев к русской культуре. Со временем, однако, в обществе увеличилось число участников-сионистов, и под их влиянием оно развернуло работу в направлении еврейского национального воспитания.

Из-за процентной нормы, установленной для еврейских учащихся в государственных и городских училищах, открылись частные и общественные еврейские школы, где можно было дать еврейским детям общее образование (на русском языке), но где определенное количество учебных часов было отведено и для национального образования и воспитания. По требованию сионистов эти школы, а также "реформированные хедеры" находились в ведении вышеназванного Общества.

В рамках этого общества обрели поле деятельности также активисты еврейских нелегальных революционных партий, чья деятельность почти совершенно прекратилась. Члены Бунда, как крайние "идишисты", повели борьбу против языка иврит и еврейского {299} воспитания, но сионисты твердо стояли на страже еврейского образования и культуры.

Важную роль в борьбе еврейской общественности с антисемитизмом за права еврейского населения играл сионистский еженедельник "Рассвет" под редакцией Авраама Идельсона и при участии талантливых публицистов: Владимира Жаботинского, Даниэля Пасманика, Александра Гольдштейна и др. Фактически журнал являлся выразителем дум всего еврейства России.

Осенью 1912 года состоялись выборы в 4-ю Государственную Думу. Сионисты активно участвовали в предвыборной кампании, и под их руководством российские евреи пытались выставить своих кандидатов и в округах вне Ковенской и Курляндской губерний, откуда обычно избирались в Думу еврейские депутаты. Кандидатами были выдвинуты Соколов, Грузенберг и Жаботинский. Первые двое были отвергнуты властями, обнаружившими "пороки" в их избирательских правах. А Жаботинскому пришлось свою кандидатуру снять, ввиду опасности, что из-за "распыления" голосов в Думу может пройти вместо либерального кандидата крайне правый.

От еврейского населения в 4-ю Думу были избраны три депутата: Фридман из Ковно (был депутатом и 3-ей Думы), д-р Бомаш из Лодзи и д-р Гуревич из Курляндии.

2. Сионистская студенческая организация Хехавер

Процентная норма для еврейских учащихся при приеме в средние и высшие учебные заведения была введена еще в 1887 году, в царствование Александра III. Эти ограничения оставались в силе и во времена Николая II, а с начала первого десятилетия 20 века стали еще более жесткими, так что значительная часть еврейской молодежи вынуждена была уезжать из России на Запад, чтобы получить там образование в {300} университетах и других высших учебных заведениях.

Из-за антиеврейской политики в области просвещения из года в год сокращалось число еврейских студентов, которым посчастливилось поступить в высшие учебные заведения России. Зато быстро росло их количество в университетах Европы (Германия, Австрия, Швейцария, Бельгия, Франция).

Возникла необходимость основать сионистский студенческий союз с задачей вести организованную борьбу против ассимиляторских тенденций и за национальное самоопределение студентов—евреев, выходцев из России. Так появилась в Западной Европе организация студентов-сионистов Хехавер.

Основы этой организации были заложены в Базеле в 1911 году во время Десятого сионистского конгресса, однако лишь через год, в марте 1912 года, когда ее члены собрались в Берне на свою Вторую конференцию, решено было присвоить этой организации название Хехавер. Третья конференция состоялась в августе 1913 года в Вене во время Одиннадцатого сионистского конгресса. Четвертая была проведена в Гейдельберге в июне 1914 года. С началом Первой мировой войны кружки Хехавера в Германии, Австрии и Бельгии прекратили свое существование. Большинство студентов возвратилось в Россию. Лишь в нейтральной Швейцарии Хехавер еще продолжал действовать.

Преемником европейского Хехавера стал российский Хехавер, который повел счет своих конференций от учредительной конференции в Базеле в 1911 году: первую свою конференцию в России, состоявшуюся зимой 1915 года, члены Хехавера обозначили Пятой, исходя из того, что в Европе их уже было четыре, а российский Хехавер является прямым преемником европейского.

Постепенно и систематически активисты Хехавера проникли во все высшие учебные заведения Петербурга, где имелись еврейские студенты (среди десятков петербургских высших школ были и такие, куда евреям вообще не было никакого доступа, например Медицинская и Военная академии и др.).

Хехавер избрал {301} своим центром Петербург по нескольким причинам: столица, общественный и культурный центр страны, самое крупное в Российской империи сосредоточение студенчества. Туда перешел сионистский Центральный Комитет из Вильно, там издавался и сионистский еженедельник "Рассвет", пользовавшийся большой популярностью у еврейской публики. Петербург был центром еврейской общественной мысли — в целом, и сионистской — в частности.

Здесь велась основная борьба с властями за права еврейского населения России и борьба внутренняя, между различными общественными течениями в еврействе за идейное влияние на еврейские массы в местах их сосредоточения. Из столицы Хехавер распространял свое влияние на еврейское студенчество в остальных университетских городах России.

Хехавер не ограничивался одной только общей сионистской работой, как, например, пропаганда сионистских идей в студенческой среде, распространение сионистской литературы и т. п. Члены Хехавера проявляли большую активность и в деле социальной помощи еврейским студентам. Существовали студенческие кассы взаимопомощи и учреждения для поощрения различных видов самодеятельности. Кассы оказывали материальную помощь неимущим еврейским студентам и поддерживали нуждающихся. Имелись также разнообразные литературные кружки, служившие еврейским студентам трибуной для обсуждения различных политических доктрин и актуальных вопросов жизни еврейства России. Дискуссии в этих кружках сводили вместе представителей разных течений, таким образом крепло влияние Хехавера.

Выступления участников организации, их самоотверженная работа в разных областях жизни еврейского студенчества придавали большой вес и значение идеям сионизма в глазах еврейских студентов и стали важным фактором успеха сионистской работы в целом. Можно сказать, что благодаря Хехаверу сионизм {302} сделался ведущим движением в среде еврейского студенчества в России.

Вскоре Хехавер превратился в сионистскую студенческую организацию всероссийского масштаба. Уже в первые годы своего существования эта организация имела отделения во всех университетских городах России, где учились студенты—евреи.

В августе 1914 года в Петербурге был образован первый Центральный Комитет Хехавера в следующем составе: председатель А. Идельсон (Эйлон. В Эрец-Исраэль с 1927 г.) ; секретарь — А. Евзеров (Эзер. В Эрец-Исраэль с 1921 г.); И. Виленчук (в Эрец-Исраэль с 1926 г.).

Все трое проживали в Петербурге. Позднее в состав Центра были введены Реувен Рубинштейн (умер в Эрец-Исраэль), Элиэзер Перельсон (Пери. В Эрец-Исраэль с 1921 г.) и Валентина Винавер (дочь общественного деятеля М. М. Винавера, одного из кадетских лидеров) — также петербуржцы. С началом Первой мировой войны в Россию возвратились многие из членов европейского Хехавера. Из них двое —

д-р Ривлин и Кишиневский (Кишони) — были включены в состав ЦК, а подавляющее большинство остальных подключилось к работе с еврейской молодежью в высших учебных заведениях. Для поддержания связи с общим сионистским движением в Центральный Комитет был введен адвокат Я. Клебанов (впоследствии депутат израильского Кнесета, умер в Хайфе). Центр Хехавера в Петербурге возобновил издание журнала "Еврейский студент", прерванное в Европе с началом войны. Первый номер возобновленного журнала вышел в Петербурге 20 января 1915 года.

Пятая конференция Хехавера собралась в ноябре 1915 года в Москве, разумеется тайно, и ее совещания проводились на частных квартирах. Конференция дала окончательное определение сущности Хехавера и констатировала, что его целью является "подготовка активной сионистской интеллигенции, опытной в организационном отношении и образованной в отношении национальном".

И действительно, эту свою задачу Хехавер {303} выполнял с успехом. На конференции был основан Всероссийский Совет (Пленум) Хехавера, где представительство получили все отделения этой организации в России.

Деятельность Хехавера немало страдала от преследований царского режима. Не раз в квартирах активистов в разных местах России устраивались обыски, а два активных участника одесского отделения — Иосеф Фишер (Ариэль), член Совета, и Я. Грановский, один из основоположников сионистского спортивного общества "Маккаби" в России, — были арестованы и сосланы в Сибирь. Тем не менее работа продолжалась.

Шестая конференция Хехавера была созвана вскоре после Февральской революции — 5 апреля 1917 года. То был первый после революции сионистский форум всероссийского масштаба. Являясь беспартийной организацией, Хехавер объединял в своих рядах сионистов, принадлежавших к различным течениям. Шестая конференция Хехавера оказалась единственным легальным форумом этой организации за всю ее историю в России, так как после захвата власти большевиками Хехавер снова ушел в подполье. Связь между Центром и отделениями прервалась, но в самих отделениях, — а их насчитывалось около сорока, — работа не прекратилась.

В 1921 году состоялась Седьмая всероссийская конференция Хехавера, на которой был избран новый Центр во главе с Вильскером (с местопребыванием в Москве). В это время удалось заполучить от властей разрешение на издание ежемесячного журнала "Еврейский студент". Вышли семь его номеров, но затем, в 1923 году, журнал был закрыт властями под нажимом так называемой Евсекции.

В 1922 году состоялась Восьмая конференция Хехавера, где было решено передать часть обязанностей Центра отделениям, главным образом, петроградскому отделению. Еще ранее в Хехавере был поднят вопрос об объединении с сионистскими молодежными организациями, действующими в средних учебных заведениях.

{304} На Девятой, последней конференции Хехавера, которая состоялась в 1924 году, новоизбранному Центру поручили осуществить объединение с сионистской организацией старшеклассников, известной под названием Гистадрут, а также с молодежной сионистской организацией "Кадима" ("Вперед"). Соглашение между Хехавером и двумя названными организациями было подписано в марте того же года: Хехавер прекратил свое отдельное существование, уступив место новой "Единой всероссийской организации еврейской молодежи" — ЕВОСМ. Она разделила участь всего организованного сионистского движения в СССР — была разгромлена большевиками.

3. Дискуссия с "политической оппозицией" в преддверии

Одиннадцатого конгресса

На Десятом конгрессе всемирное сионистское руководство перешло к "практикам", вернее, — к сторонникам синтетической линии, стремившимся объединить политическую сионистскую деятельность с практическими делами по заселению Эрец-Исраэль. Однако "политики", оставшиеся в меньшинстве и перешедшие в оппозицию, в том числе и Нордау, не смирились с тем, что отныне и политика сионистского движения будет определяться "практиками". Они категорически требовали изъятия политической деятельности из компетенции нового руководства и передачи ее в ведение особой политической комиссии, где решать будут "политики", верные последователи линии и методов Герцля. И было совершенно ясно, что Малый исполком (Правление) подобного требования не примет.

С другой стороны, многие "практики" не согласились с компромиссом, достигнутым на Десятом конгрессе, заявляя, что распределение сил в финансовых учреждениях тоже должно соответствовать реальному соотношению между большинством и меньшинством в конгрессе. Мнение это изложил Д. Пасманик в своей статье в "Рассвете", приуроченной к близкому началу Одиннадцатого конгресса.

{305} За несколько месяцев до его открытия в Вене в печати распространилось известие, что Нордау решил не участвовать в конгрессе из-за разногласий с сионистским руководством по вопросу о политической линии и ввиду отказа руководства передать политические дела в ведение специальной комиссии.

Это известие впоследствии подтвердилось: Нордау не прибыл на конгресс. Не желая мириться с его уходом, Сионистский исполнительный комитет решил попытаться убедить Нордау отказаться от его намерения. Эта деликатная миссия была поручена д-ру Членову, которого уполномочили единогласно и Малый сионистский исполком, и представители российских сионистов. Членов поехал в Париж, посетил Нордау. В беседе, продолжавшейся четыре часа, они обсудили все спорные вопросы, и Членов попытался убедить Нордау поехать на конгресс. По возвращении Членова журнал "Рассвет" опубликовал интервью с ним по поводу состоявшейся беседы с Нордау. Членов категорически отверг мнение, согласно которому в сионистском движении идет борьба за практическую работу в Эрец-Исраэль в противовес политическим усилиям. Такое мнение, сказал Членов, в корне ошибочно.

"Мы всегда признавали необходимость политической работы; Вольфсон же никогда не отрицал необходимости работы в Палестине. Не забудем, что Палестинское бюро было организовано во время его президентства. Боролись мы потому, что были глубоко убеждены, что одному человеку, не одаренному исключительными дарованиями, без постоянного участия коллег в работе, да еще в Кельне, где нет ни атмосферы, ни стимулов, невозможно успешно двигать вперед наше столь сильно разросшееся дело. Коллегия преданных, хотя бы тоже не исключительных, работников, притом в таком центре еврейской жизни, как Берлин, теперь, при наличии многих вспомогательных сил, имеет большую возможность энергичнее и увереннее двигать дело.

Наше предположение оправдалось, — как это признают теперь даже оппозиционеры, конечно, {306} объективные из них... Надеюсь, он конгресс пойдет дальше и признает, что работа по разным направлениям — политическая, палестинская, организационная, отчасти и культурная — ведется усердно и добросовестно. Это, конечно, не значит, что мы можем указывать на большие успехи. Но размер успехов часто не соответствует размеру усилия. Не против слабости успехов, а против слабости усилий боролись мы. Правда, один человек, ведший работу, дал больше, чем мог. Но движение требовало большего.

Что касается оппозиции, то во-первых, она очень малочисленна и не организована. Во-вторых, ее расхождение с большинством не идейное, не по существу, а касается, главным образом, способов работы и лиц, осуществляющих ее. Но если не считать лиц, стоящих доныне на чартерской точке зрения, я не вижу между нами и оппозицией принципиального расхождения в основах работы. Все расхождение в частностях. Оппозиция хотела бы выделить вообще политическую работу и передать ее особой комиссии. Такое нарушение основ организации мы считали совершенно невозможным. Нельзя отнять столь важную часть работы у ИК, тем более, что контроля над ней мы. Большой ИК, тогда не имели бы. Я уверен, что если бы на конгрессе зашел спор на этой почве, организация стала бы на нашу сторону".

Беседа с Нордау показала, что по фундаментальным вопросам разногласий между Нордау и нынешним сионистским Правлением не существует. Есть, однако, множество недоразумений, коренящихся в том, что Нордау почти не имеет контактов с руководителями движения и встречается с ними только на конгрессах. Сам факт, что Исполнительный комитет и представители российских сионистов единогласно уполномочили Членова специально отправиться к Нордау и убедить его отказаться от своего намерения не участвовать в конгрессе — бесспорное доказательство того, как высоко ставит движение участие Нордау: "Если смерть вынудила нас смириться с конгрессами без их творца {307} Герцля, мы не в состоянии примириться с конгрессами без участия творца Базельской программы Нордау".

По окончании беседы Членов понял, что Нордау не в состоянии оправдать объективными обстоятельствами свой отказ участвовать в конгрессе; и если он, несмотря на это, все-таки не явится, такое решение будет следствием его настроения. Ведь происходит нередко такое явление, когда человек, принявший определенное решение в свете определенных фактов, уже не в состоянии от этого своего решения отказаться, даже если убедится, что эти факты более не существуют, ибо продолжает находиться под влиянием душевного настроения, не позволяющего ему поступить иначе.

4. Совещание российских делегатов во время

Одиннадцатого конгресса

Одиннадцатый конгресс открылся в Вене 2 сентября 1913 года. За несколько дней до этого российские делегаты провели свое предварительное совещание.

Заседание открыл член Малого исполкома Н. Соколов; он приветствовал собравшихся от имени центральных органов всемирного сионистского движения и выразил удовлетворение по поводу того, что, вопреки тяжелым условиям работы, российские сионисты имеют в конгрессе весьма внушительное представительство (более 160 делегатов из общего числа около 540); в текущем году в России были распространены 41 тысяча "шекелей" по сравнению с 28 тысячами в год Десятого конгресса.

Доклад о деятельности движения в России был прочитан на иврите и переведен на русский. В нем подчеркивалось, что в последние два года условия гражданско-правовой и экономической жизни русского еврейства чрезвычайно ухудшились и затруднили работу сионистов. В 109 городах активисты движения были подвергнуты обыскам и допросам, конфисковано семь {308} тысяч книг сионистской литературы. С другой стороны, однако, в широких кругах еврейской интеллигенции произошел радикальный сдвиг в пользу сионизма и обнаружилась симпатия к его устремлениям в таких общественных кругах, которые прежде были далеки от сионистского движения. С большим удовлетворением в докладе подчеркивался приток в движение новых молодых сил, принесших с собою много энергии, преданности и самоотверженности.

Надо отметить, что подавляющая часть прений прошла на иврите; оказалось, что 70% делегатов знают или по крайней мере понимают иврит. Жаботинский также выступил на иврите и заявил, что стыдно пользоваться на сионистских собраниях чужими языками, т. к. сионисты призывают к возрождению народа. Здесь не может быть компромисса: кто не понимает иврит, пусть возьмет себе учителя и выучит.

Затруднение вызвали два вопроса, имевшие непосредственную связь с программой работы Одиннадцатого конгресса:

а) о выборах президента конгресса;

б) о выводе финансовых органов из-под исключительного контроля участников оппозиции ("политической") и о передаче этих органов под контроль большинства, при обеспечении меньшинству пропорционального представительства. Первый вопрос вызвал продолжительные споры. На пост президента конгресса вместо Вольфсона была выдвинута кандидатура Членова, который мог рассчитывать на поддержку всего конгресса. Имелось, однако, опасение, что в таком случае оппозиция с Вольфсоном во главе покинет конгресс.

А это, в сочетании с отсутствием Нордау, принесло бы движению большой вред. После многократных голосований совещание, в конце концов, решило не выдвигать кандидатуру Членова, дабы обеспечить на конгрессе и в движении мир. Аналогичным образом прошли прения по вопросу о финансовых органах. И тут также было решено, по тем же самым мотивам, сохранить в силе компромисс, достигнутый на предыдущем конгрессе. Особое сопротивление этому компромиссу {309} (из-за заботы о дальнейшем развитии поселенческой работы в Стране) оказали участвовавшие в совещании российских сионистов представители Хапоэль хацаир из Эрец-Исраэль: И. Шпринцак,

Я. Рабинович, И. Аронович. Между прочим, две рабочие партии Страны (Хапоэль хацаир и Поалей Цион) на Одиннадцатом конгрессе были представлены двумя делегациями, насчитывавшими несколько десятков человек. Значительная их часть получила свои мандаты от родственных партий в диаспоре.

5. Одиннадцатый сионистский конгресс

Одиннадцатый конгресс проходил в Вене со 2-го по 9 сентября 1913 года. Среди примерно 540 делегатов конгресса более 160 были из России, несмотря на преследования, которым подвергалось там сионистское движение, его деятели и активисты. Конгресс собрал также около 800 гостей и около 150 представителей мировой печати. Конгрессу предшествовала всемирная конференция Организации по распространению еврейского языка и культуры, состоявшаяся также в Вене. И в ней активное участие приняли российские сионисты: Л. Моцкин, Ш. Левин, Н. Соколов, писатели Бялик, Фришман и другие.

Члены Поалей Цион из Эрец-Исраэль не участвовали в совещании российских сионистов, поскольку их партия в качестве всемирного движения принимала участие в конгрессе и в Сионистской организации как независимая федерация. Что касается российских Поалей Цион, то они еще в 1909 году решили уйти с конгресса и выйти из Всемирной сионистской организации. Кстати, обозреватель "Рассвета" на конгрессе констатирует, что, по сути дела, делегаты Хапоэль хацаир и Поалей Цион выдвинули на конгрессе от имени рабочих Эрец-Исраэль одинаковые требования, с той разницей, что члены Поалей Цион пользовались при этом марксистской, классовой терминологией.

{310} Президентом конгресса был избран Вольфсон. Согласно решению, принятому на предварительном совещании сионистов России, последние поддержали кандидатуру Вольфсона, хотя он и возглавлял оппозицию.

Д-р Вейцман снова, как и на предыдущем конгрессе, был избран председателем Постоянной комиссии.

Как уже упоминалось, Нордау не приехал на конгресс, но прислал приветственное письмо, где выражал сожаление по поводу невозможности на сей раз принять участие в заседаниях. Он обращал внимание конгресса на то, что нынешнее сионистское руководство отошло от пути Герцля и его заповедей.

Представитель "политиков" Фишер считал необходимым ответить Нордау на его письмо приветственной телеграммой. Предложение это вызвало возражение присутствующих, ввиду того, что письмо Нордау по форме и содержанию было направлено против руководства. Кроме того, вспомнили и о речи Нордау в Париже, произнесенной на собрании, посвященном памяти Герцля, где он выступил с резкой критикой нынешнего Правления и всемирного сионистского движения. Предложение послать Нордау телеграмму поддержали Пасманик и Усышкин, считавшие, что необходимо учесть его большие заслуги в движении. Усышкин предложил избрать комиссию для составления текста ответа. Конгресс согласился отправить ответную телеграмму Нордау, а составление ее текста возложили на президиум.

Вступительную речь произнес президент Сионистской организации профессор Варбург; он изложил основные направления программы поселенческой работы в Палестине и сформулировал цели Правления в области политической деятельности.

Ввиду тяжелых поражений, которые Турция потерпела в Триполитанской войне против Италии и в Балканских войнах, Варбург посчитал необходимым выразить турецкому народу симпатии от имени сионистского движения и еврейского народа.

На сей раз на конгрессе не было традиционного обзора, посвященного положению еврейского народа {311} в мире, и этот пробел постарались восполнить два члена Правления: Нахум Соколов и Шмарьяху Левин. Соколов описал тяжелые бедствия и борьбу евреев в различных странах диаспоры, а Шмарьяху Левин говорил о созидательном труде и борьбе нового еврейского ишува в Палестине ради возрождения еврейского народа на его исторической родине.

Оратор подчеркнул необходимость сосредоточения всей воспитательной работы в Палестине в руках сионистского движения, а также потребовал, чтобы сионистская организация уделила особое внимание положению рабочих в Стране. Под этим подразумевалось не решение трудовых конфликтов, а необходимость и долг сионистского движения облегчить еврейским рабочим их нелегкую жизнь. Он оспорил утверждение, что еврейские рабочие, якобы, требуют высокой платы. Нельзя забывать, что их потребности более широки, нежели нужды арабского феллаха, да и труд еврейских рабочих во многих отношениях превосходит по качеству труд арабов. Левин, кроме того, говорил о членах Хашомера, подвергающих себя опасности, защищая жизнь и имущество еврейских поселенцев и честь еврейского ишува.

Как и на предыдущем конгрессе, снова имела место оживленная и продолжительная дискуссия между "политиками" и "практиками", однако на сей раз "практики" были в руководстве, а "политики" в оппозиции. Члены оппозиции подвергли жестокой критике методы практической работы в Палестине и заявили, что Сионистская организация, которая занимается мизерными поселенческими делами, не что иное, как плохая копия ЕКО, ибо не обладает даже финансовыми возможностями последнего.

Без стремления к получению политических прав и постоянных действий в этом направлении все их усилия ничего не стоят. Кроме того, многочисленные предприятия в Палестине не оправдывают себя с точки зрения рентабельности и приносят одни убытки. В защиту практической работы в Стране выступил Членов, подчеркнувший, что каждая новая {312} поселенческая и хозяйственная позиция поддерживает и укрепляет политическое значение и силу сионизма. Вейцман опроверг доводы "политиков" об убыточных предприятиях в Стране: в жизни народов, сказал он, имеются моменты, когда даже основание школы является крупным политическим событием.

Если баланс предприятий в Палестине подчас и бывает с экономической точки зрения отрицательным, то с национально—нравственной точки зрения он чрезвычайно высок. По окончании общих прений, после отчета Правления и ответа выступавшим, российские делегаты внесли предложение выразить руководству полное доверие и признательность за его плодотворную работу в областях организационной, политической, финансовой и поселенческой. Конгресс единогласно выразил руководству вотум доверия.

В центре обсуждений был доклад д-ра Руппина о поселенческой деятельности в Палестине. Содержание его поучительной лекции и его ответы выступавшим в прениях покорили сердца слушателей. Перед присутствующими встала картина систематической, плодотворной работы, руководство которой находится в надежных руках. Руппин отверг доводы "политиков" об убыточности поселенческой работы: нельзя подходить к национальному предприятию с коммерческими мерками. Имеются вещи чрезвычайно прибыльные в коммерческом смысле и не имеющие никакой ценности с точки зрения национальной; и бывают предприятия, не дающие коммерческого дохода, а подчас и убыточные, однако чрезвычайно ценные именно с этой стороны. Поэтому так важны расходы по найму рабочих разных профессий, необходимых для поселенческой деятельности. В частности, Руппин сказал: "Мы примирились с фактом, что нам придется добиваться нашей цели не с помощью "чартера", а путем практической работы в Эрец-Исраэль".

Шмарьяху Левин и Менахем Усышкин в своих выступлениях тоже отклонили коммерческий подход к сионистским поселенческим мероприятиям. Усышкин {313} особенно подчеркнул преданность еврейского рабочего в Стране своему труду, его готовность идти на жертвы и на тяжкие условия существования ради осуществления идеала обновления страны. Поэтому, сказал Усышкин, он считает себя союзником рабочих фракций Хапоэль хацаир и Поалей Цион, невзирая на разный подход к социальным проблемам.

После доклада Руппина, дискуссии о поселениях и ответа оратора участники прений единогласно приняли резолюцию, высоко оценивающую поселенческую деятельность в Палестине и требующую ее продолжения в соответствии с положенными в ее основу принципами. Последним вопросом, вынесенным на обсуждение конгресса, был вопрос культурной и воспитательной работы в Палестине, а также рекомендация основать в Иерусалиме еврейский университет. С докладом на эту тему выступил Усышкин, и он же сформулировал ряд практических предложений по усилению воспитательной и культурной деятельности в стране. Он требовал от конгресса констатации того, что культурная работа является важной частью общих усилий по национальному и политическому укоренению еврейского народа в Эрец-Исраэль; он внес предложение предоставлять помощь сионистского движения только тем школам, где преподавание всех предметов ведется на иврите. Он сказал, что обязательность преподавания на языке иврит должна распространяться и на учебные заведения, построенные на землях Национального фонда. Этим он намекнул на существующие по этому поводу разногласия, которые позднее так остро проявились в полемике о языке преподавания в политехническом институте. В заключение Усышкин потребовал начать немедленную подготовку к закладке еврейского университета в Иерусалиме.

Прения по вопросу культуры, как и на предыдущем конгрессе, велись на иврите.

Об основании университета в Иерусалиме докладывал Вейцман. Идея эта родилась почти одновременно с сионистским движением.

Ее высказал профессор Герман Шапиро (он же автор идеи создания Керен Каемет {314} ле-Исраэль) еще в начале 80-х годов прошлого века, в эпоху Хибат Цион. Вейцман отметил, что даже Герцль, который, как правило, был склонен откладывать практические начинания в Эрец-Исраэль до времени получения "чартера", проявлял большой интерес к идее создания университета в Иерусалиме.

На Пятом конгрессе (в конце 1901 г.) сионистскому Правлению поручили заняться этим вопросом. В 1902 году вожди Демократической фракции Вейцман, Бубер и Файвель опубликовали первое воззвание по поводу основания еврейского университета. Даже в дни народного бедствия, начавшегося кишиневским погромом, Вейцман ездил по российским городам, чтобы заручиться поддержкой идее еврейского университета в Иерусалиме. Однако лишь в 1913 году, на Одиннадцатом конгрессе в Вене, вопрос об университете был поставлен на повестку дня.

В своем докладе Вейцман обосновал необходимость создания университета не только практическими мотивами. Это учреждение послужит духовным оружием, с помощью которого сионистам, быть может, удастся добиться большего, чем удавалось другим народам с помощью армий и флотов. Кроме того, из-за процентной нормы в России и сокращения приема еврейских студентов из России университетами Западной Европы, жизненно необходимо создать университет для учащейся еврейской молодежи. Иерусалимский университет также обеспечит нужды практической работы в Эрец-Исраэль и будет готовить учителей для школ Страны; он станет исследовательским центром для еврейских ученых, а его влияние распространится далеко за пределы еврейского ишува.

После доклада Вейцмана было внесено предложение поручить сионистскому руководству назначить комиссию для проведения всей подготовительной работы по созданию в Иерусалиме университета. Конгресс с энтузиазмом принял это предложение, и оно побудило Бялика подняться на трибуну и выступить со страстной речью. Вольфсон тут же внес первое крупное {315} пожертвование на осуществление этой идеи, его примеру последовали другие.

Сумма, внесенная Вольфсоном (100 тысяч марок — 25 тысяч долларов), предназначалась университету и Национальной библиотеке, которая была построена лишь после окончания Первой мировой войны. Деньги на приобретение земельного участка на горе Скопус пожертвовал Ицхак Лейб Гольдберг, один из лидеров сионистского движения в России.

Предложение об изъятии финансовых органов из рук "политиков", членов оппозиции, было в конечном счете снято с повестки дня, дабы сохранить мир, как это было уже решено на совещании российских сионистов.

Конгресс выразил свое возмущение предстоящим в Киеве судом над Бейлисом, а также выступил в защиту турецких евреев, оказавшихся в результате войны под властью балканских стран, главным образом, Румынии.

Правление было избрано в прежнем составе с введением Членова. Таким образом в Правление вошли двое от Германии — О. Варбург и А. Хантке и четверо от России — Н. Соколов, Ш. Левин, В. Якобсон и Е. Членов. Избрание Членова вызвало общее одобрение, и президент конгресса Вольфсон подчеркнуто приветствовал и поздравил его. Членов принял на себя бремя новых обязанностей, оставив ради интересов движения свою врачебную практику в Москве, и после конгресса переехал в Берлин, чтобы занять пост вице-президента Всемирной сионистской организации.

Президент конгресса Вольфсон, закрывая прения, пожелал делегатам встретиться на следующем конгрессе. Никто из присутствовавших не мог тогда предвидеть, что впереди — кровопролитная мировая война, что следующий конгресс соберется лишь спустя восемь лет и Вольфсону уже не суждено будет в нем участвовать.

Вольфсон скончался через год — 15 сентября 1914 года. Сердечное заболевание, долгие годы подтачивавшее его здоровье, сломило его. Это произошло вскоре после начала Первой мировой войны. Весть о {316} его кончине пришла в страны, находящиеся с Германией в состоянии войны, с опозданием, и в последний путь его проводили только представители немецких сионистов. Когда о его смерти узнали в России, Членов выступил со статьей, посвященной его памяти.

6. Ухудшение положения российских евреев с началом Первой мировой войны

В месяцы, предшествовавшие войне, еврейство России подверглось новым притеснениям в форме ограничений, фабриковавшихся во всех каналах аппарата самодержавного строя: новые дискриминационные законы и законопроекты, направленные против евреев, и соответствующая практика различных министерств, губернаторов, губернских правлений, судебных учреждений, властей, ведающих просвещением и культурой, и т. п.

Этим усиленным преследованием евреев царское правительство решило, по-видимому, взять реванш за позорное поражение, которое оно потерпело в деле Бейлиса. И в самый разгар антиеврейской кампании прогремел "выстрел в Сараево", прокатившийся эхом по всей Европе и ввергший ее в пожар мировой войны. 20 июля (2 августа) Николай II издал манифест; в частности, там говорилось:

"В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри! Да укрепится еще теснее единение ЦАРЯ с ЕГО народом и да отразит Россия, поднявшаяся, как один человек, дерзкий натиск врага!"

Еженедельник "Новый восход", орган либеральной антисионистской еврейской интеллигенции, опубликовал пылкую патриотическую статью и писал по поводу этих слов манифеста:

"Меньше всего думают о них (внутренних распрях) в эту роковую минуту русские евреи. В общем порыве защиты родины стоят они плечом к плечу с остальным населением России и своим мужественным поведением покажут, что не теперь время для внутренних {317} пререканий, не теперь время думать о нанесенных и наносимых нам глубоких обидах.

В России мы родились и выросли, здесь покоится прах наших предков. Неразрывными нитями связаны мы, русские евреи, с Россией, и память о ней бережно лелеют всю жизнь наши братья, злою судьбой прогнанные за океан. Хранители заветов отцов наших, ядро всемирного еврейства, мы, русские евреи, в то же время неотторжимо связаны со страной, в которой живем уже сотни лет и от которой ничто — ни преследования, ни гонения — не в состоянии нас оторвать.

В исторический момент, когда нашей родине грозит иноземное нашествие, когда грубая сила ополчилась против величайших идеалов человечества, русское еврейство мужественно выступит на поле битвы и исполнит свой священный долг...

На призванных к защите отечества евреях, кроме долга перед родиной, лежит еще один долг: долг перед своим народом. Евреи—воины будут на полях брани проливать свою кровь и за общее отечество, и за честь и достоинство еврейского имени. Они будут частью отечественных войск и одновременно боевым отрядом еврейского народа".

В общем, "Новый восход" явно переборщил: русским евреям приходилось поддакивать правительству, однако в этой статье чувствовалось, что авторы рады стараться и поддакивают с чересчур уж большим усердием.

По случаю объявления войны России Государственная Дума провела специальное заседание. На нем депутат Фридман выступил со следующим заявлением от имени российского еврейства:

"На меня пала высокая честь выразить те чувства, которые в настоящий исторический момент воодушевляют еврейский народ. В великом порыве, поднявшем все племена и народы великой России, евреи выступают на поле брани, плечом к плечу со всеми народами ее.

{318} В исключительно тяжелых условиях жили и живем мы, евреи, и, тем не менее, мы всегда чувствовали себя гражданами России, всегда были верными сынами своего отечества. И никакие силы не отторгнут нас от нашей родины — России, от земли, с которой мы связаны вековыми узами. В защиту нашей родины от иноземного нашествия мы выступаем не только по долгу совести, но и по чувству глубокой привязанности. В настоящий час испытания, следуя раздавшемуся с высоты Престола призыву, мы, русские евреи, как один человек, станем под русскими знаменами и положим все свои силы на отражение врага.

( Шумные апл. всей Гос. Думы. Демонстративно аплодируют правые и националисты.) Еврейский народ исполнит свой долг до конца".

( Шумные апл. )

С заявлениями о готовности своих народов постоять за матушку—Россию выступили на этом заседании также делегаты поляков, латышей, эстонцев и литовцев.

В отличие от "Нового восхода", кипевшего неумеренным и безусловным русским патриотизмом, сионистский "Рассвет" и в этом случае нашел достойную форму, чтобы напомнить о необходимости предоставления евреям гражданских национальных прав.

В обзорной статье, посвященной заседанию Думы и выступлению депутата Фридмана, в частности, говорилось:

"Этим заседанием обнаружена полная несостоятельность, с государственной точки зрения, преобладавшего в последнее время политического курса в отношении инородцев. Бесповоротно осуждена, в частности, "националистическая" политика в еврейском вопросе, сводившаяся в конечном счете к стремлению устранить евреев от интересов и функций, составляющих непосредственную сферу гражданских взаимоотношений. Убедительное доказательство внутренней несостоятельности этого стремления представлено теперь самою жизнью в том значении, которое имеет в настоящую трудную минуту "черта оседлости", являющаяся главной ареной военных действий, и еврейское {319} население западного края, принимающее на себя в первую голову неприятельский натиск на Россию.

Однако единение народностей не может ограничиваться исключительно констатированием солидарности в минуту непосредственно грозящей извне опасности. Выражение готовности исполнить гражданский долг и стать на защиту государственной безопасности — только первая ступень к действительному политическому единению и гражданственной солидарности народностей. Последняя, как показывает опыт всех стран и народов, достижима исключительно на основе равенства прав при равенстве обязанностей и уважения к правам национального меньшинства. Признанием и проведением в жизнь этого начала крепки внутренним единством союзные России государства, разделяющие с нею в эту минуту тяготы общеевропейской войны.

Мы надеемся, что пройдя через предстоящие нам тяжкие испытания, Россия станет ближе к этому основному государственному началу. Мы верим, что в очистительных страданиях грядущих дней укрепится действительное единение всех народов России на почве разумного признания прав каждого из них в отдельности".

Это было весьма осторожное и сдержанное выражение надежды, без лишней крикливости и квасного патриотизма.

Первые дни после объявления войны стали в России днями большого национального подъема. Во всех российских городах проходили патриотические демонстрации, начинавшиеся обычно с торжественного церковного богослужения и заканчивавшиеся массовым шествием под звуки национального гимна и других патриотических песен, с хоругвями и портретами императора. Подобные шествия и молебны в синагогах устраивали и евреи; манифестации евреев и христиан часто встречались на улицах, сливаясь в единое шествие.

В эти несколько дней даже отпетая антисемитская печать взяла другой тон в отношении евреев. {320} Черносотенное "Новое время" опубликовало репортаж о манифестации евреев Петрограда, вышедших на улицу из Большой хоральной синагоги после публичной молитвы за победу русского оружия. Газета писала:

"Манифестация русских евреев, вышедших из синагоги после богослужения и явившихся на Дворцовую площадь, — должна вызвать во всех нас, русских, чувство глубокого удовлетворения...

Такие минуты не забываются. Каждый искренний братский порыв населяющих Россию народностей принесет драгоценные плоды не только русским, не только в настоящее трудное время. Пронесется гроза, выглянет солнце мира над родиной, и русский народ не забудет о тех, кто в дни испытаний бодро шел с ним рядом, плечо о плечо...".

Приводя эту цитату, "Рассвет" заметил, что, "к сожалению, еще не просохли те чернила, которыми на столбцах "Нового времени" писались совершенно другие строки".

Редакция сионистского журнала оказалась права, не торопясь впадать в умиление по поводу нескольких слов, сказанных о евреях в порядочном тоне, и не приняла всерьез заверения антисемитской газеты. И, действительно, посулы, что "народ русский не забудет", оказались почти молниеносно забыты. В мученической истории русского еврейства началась новая глава страданий, преследований, унижений, ритуальных наветов, массовых ссылок и погромов. Обвинения в шпионаже в пользу врага, смертные приговоры полевых судов шли под аккомпанемент ядовитого антисемитского науськивания черносотенной печати, взывающей к темным инстинктам необразованных масс и натравливающей их на евреев. Так начался новый кровавый период на страдальческом пути еврейства России.

{321}

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

 

СИОНИЗМ В ГОДЫ ВОЙНЫ И РЕВОЛЮЦИИ

 

Сионистское движение в России

Ицхак Маор. Иерусалим, 1977

(авторизованный, сокращенный перевод c иврита)

Глава шестнадцатая

ПЕРИОД ПРЕЗИДЕНТСТВА ДАВИДА ВОЛЬФСОНА

1. Поражение революции и усиление реакции в России

Реакционные порядки, возродившиеся в России после поражения революции 1905 года, сказались на отношении властей к сионистскому движению, которое и ранее существовало без легальной базы. Руководители движения, от случая к случаю, пытались легализовать сионистскую деятельность в каком-нибудь из {267} мест, где она велась, дабы создать тем самым законный прецедент. Такая попытка была предпринята в 1906 году минскими сионистами, которые обратились в Минское губернское присутствие с просьбой зарегистрировать местный сионистский союз в качестве легального общества. По их просьбе было вынесено положительное решение. Однако губернатор выступил против этого, и дело было передано в Сенат. В апреле 1907 года, примерно за четыре месяца до начала Восьмого сионистского конгресса в Гааге, Сенат постановил отменить решение о регистрации сионистского союза в Минске в качестве легального общества. В постановлении Сената говорилось:

"Правительствующий Сенат находит:

1) что, как видно из доставленных Министром Внутренних Дел сведений, проявления деятельности сионистских организаций обнаруживают стремление их к национальному обособлению еврейских масс с целью активной борьбы с существующими условиями правовой жизни еврейства и, следовательно, должны повести к обострению национальной вражды с коренным местным населением;

2) что посему всякие организации сионистов в сообщества должны быть признаны запрещенными, согласно точному смыслу ст. 6 Временных Правил. Признавая, в виду изложенного, решение большинства членов Минского Губернского по делам об обществах Присутствия о регистрации Минского Общества сионистов неправильным, Правительствующий Сенат определяет: таковое отменить".

Это постановление Сената носило принципиальный характер и устанавливало прецедент на будущее для всех аналогичных случаев. На основании этого постановления Министерство внутренних дел разослало всем губернаторам секретный циркуляр (№ 48 от 21 декабря 1907 г.) с указанием не разрешать никаких сионистских организаций, а также принять меры к запрещению всякой деятельности Национального фонда. В сущности, циркуляр официально закрепил положение, существовавшее на деле уже ранее. Об этом {268} свидетельствует письмо Центрального Комитета Сионистской организации в России от 6 декабря 1907 года (подписанное Л. Яффе и Б. Гольдбергом), которое было отправлено из Вильно президенту Давиду Вольфсону в Кельн.

В письме говорилось, что в Польше, Сибири и в целом ряде крупных городов, как например Одесса, Киев, Харьков, Севастополь, Екатеринослав и др., нет никакой возможности вести сионистскую работу из-за мер властей, объясняемых объявленным незадолго до того чрезвычайным положением. Эти внешние условия привели к тому, что сионистская работа сократилась и даже само ее существование оказалось под вопросом, так как в силу своей природы она не могла успешно вестись в подполье.

2. После Восьмого конгресса. Приезд Вольфсона в Петербург

У сионистов России имелось полное основание быть довольными резолюциями Восьмого конгресса в Гааге, отразившими их позицию в отношении практической работы в Палестине и признавшими принцип "синтетического сионизма", иначе говоря, слияние усилий по поселенческой деятельности в Палестине с политическими действиями в Константинополе и столицах Европы. Эта оценка итогов конгресса была зафиксирована в циркуляре, направленном в октябре 1907 года уполномоченным по Московской губернии Членовым в губернское отделение Сионистской организации. В циркуляре с удовлетворением констатировалось, что данный подход (соединение практической работы в Эрец-Исраэль с деятельностью по достижению легальной базы для нее) разделяется большинством Сионистской организации в России, что наложило свой отпечаток на резолюции конгресса.

В этих резолюциях конгресс четко и ясно подтвердил необходимость практической работы в Эрец-Исраэль, за которую российские сионисты боролись, начиная со Второго конгресса. Вместе с {269} тем, конгресс с той же определенностью признал необходимость добиваться законных основ для этой работы. Такова была исходная позиция конгресса, когда он приветствовал предложение об открытии филиала банка в Константинополе (И действительно, через год в Константинополе открылось отделение Колониального банка во главе с Виктором Якобсоном, одним из наиболее крупных деятелей сионистского движения в России, бывшим до того представителем банка в Бейруте. На своем новом посту Якобсон фактически являлся неофициальным политическим представителем сионистского руководства в Константинополе.).

Относительно выполнения на практике резолюций конгресса Членов отмечает в циркуляре, что конгресс мог бы полностью удовлетворить российских сионистов, если бы они были уверены, что практические действия окажутся на уровне этой сложной, трудной и деликатной задачи. Опыт минувших двух лет вынуждает к осторожности. Вместе с тем Членов выражает уверенность в доброй воле нового Правления достойно выполнить свою ответственную миссию. Однако о том, насколько его деятельность будет успешной, можно судить лишь года через два. Так, с присущей ему осторожностью и сдержанностью, Членов выразил сомнение в способности Правления провести в жизнь резолюции Восьмого конгресса.

Между тем, условия сионистской работы в России чрезвычайно осложнились. В начале 1908 года были произведены многочисленные аресты деятелей и активистов движения, нарушившие сионистскую работу во всей империи. В силу этих политических и административных обстоятельств сократились доходы от распространения "шекелей". Вместе с тем, в отличие от революционных лет (1905—1906), в еврейском населении заметно окрепли сионистские настроения. Однако, из—за давления властей, использовать эти симпатии масс для усиления сионистской работы и распространения сионистских идей не было никакой возможности. {270} Также плохо обстояло дело и с организационной работой, ибо во многих местах собрания и сходки запрещались. Так описывали положение товарищи из России, участники совещания Большого исполкома совместно с членами Центрального Комитета в мае 1908 года.

В докладе Центрального Комитета на этом совещании подчеркивалось, что еврейские массы, интеллигенция и молодежь обнаруживают отчетливую склонность к сионистским идеям, однако, ввиду установившихся в России условий, эти настроения нельзя превратить в действенную силу. Общее безразличие к политическим вопросам, ныне имеющее место в России, сказывается и на еврейской публике. Из-за невозможности проводить собрания почти все пути для устной пропаганды закрыты. Единственное место, оставшееся для разговора о сионизме, — это синагога, но для работы там нет подходящих агитаторов. Остается печатная агитация, но еврейские массы, не знающие русский язык, нуждаются в газете на идиш. На Четвертом съезде сионистов России, состоявшемся в Гааге в дни Восьмого конгресса (август 1907 г.), было решено организовать выпуск ежедневной газеты на идиш, приостановив издание еженедельника "Дос идише фолк", но по материальным причинам это сделать не удалось, и поэтому возобновили выпуск еженедельника.

Положение евреев в России и проблемы российских сионистов побудили Вольфсона попытаться придти им на помощь. Считая себя "хранителем наследия Герцля", Вольфсон старался во всем подражать своему учителю и вождю. И подобно тому, как Герцль посетил министра внутренних дел Плеве после кишиневского погрома, так и Вольфсон решил добиться аудиенции у премьер-министра Столыпина. Эти его усилия увенчались успехом, ему было передано приглашение от имени главы русского правительства.

В начале июля 1908 года Вольфсон прибыл в Петербург в сопровождении Нахума Соколова, генерального секретаря сионистского Правления. Об отношении реакционных кругов России к сионизму свидетельствует {271} передовая статья, опубликованная в черносотенной газете "Русское знамя" (№ 153) по случаю приезда Вольфсона.

Газета представила своим читателям "этих сионистов-социалистов", "этих сионистских рабочих", напомнила о "Гельсингфорсской программе", направленной на изменение строя в России, о еврейской самообороне, которую организовали сионисты, и т. д. Автор призывал читателей не быть "столь наивными", чтобы поверить сионистам, т. к. их (сионистов) задача совершенно ясна. Надлежит видеть в каждой сионистской организации в России еврейскую революционную шайку, плетущую новый заговор против государства российского и русского народа.

Учитывая открытую привязанность царя Николая к "Союзу русского народа", чьим печатным органом являлась вышеупомянутая газета, есть основания полагать, что эта статья отражала позиции престола по отношению к сионизму. И действительно, в своей беседе с Вольфсоном Столыпин повторил то же самое, что пять лет тому назад сказал Герцлю Плеве, причем и в том и в другом случае, — с одобрения Николая: правительство не возражает против сионистской деятельности, пока она направлена на создание национального очага для евреев в Палестине; однако оно не может допустить никакой политической работы сионистов, выходящей за рамки действий в пользу Палестины.

Та же позиция была занята Сенатом в 1907 году, когда он отменил решение о регистрации сионистского союза в Минске в качестве легального общества. Что касается ходатайств Вольфсона по поводу положения евреев в России, Столыпин пообещал, как в свое время Плеве пообещал Герцлю, содействовать облегчению этого положения, но, как и тогда, все эти обещания оказались только пустыми словами. В тот же день Вольфсон был принят для продолжительной беседы и министром иностранных дел А.П.Извольским, который на следующий день даже нанес гостю ответный визит. Кроме того, Вольфсон встретился с помощником Столыпина по внутренним делам Макаровым, ведавшим полицией.

{272} Как в свое время Герцль, Вольфсон на обратном пути задержался в Вильно для встречи с местными представителями еврейской общественности. По-видимому, в силу своего отношения к покойному вождю, Вольфсон старался повторить визит Герцля в Россию во всех подробностях. На сей раз русское правительство проявило больше ума, чем во время поездки Герцля в Вильно, когда полиция и казаки с дикой жестокостью напали на толпу, собравшуюся на вокзале проводить его. На этот раз правительственной телеграммой из Петербурга было приказано виленской полиции не мешать сионистам собираться по случаю приезда президента Всемирной сионистской организации Давида Вольфсона. Его визит в Вильно прошел спокойно, без инцидентов.

Как Герцль пять лет тому назад, Вольфсон (в сопровождении Соколова) был принят в здании еврейской общины в Вильно. От имени общины и особенно от сионистски настроенных евреев президента сионистов приветствовал д-р И. Л. Кантор.

Он говорил о сионизме, его национальном значении для еврейского народа. Отвечая на приветствия, Вольфсон сказал, что предвидит время, когда сионистом станет каждый еврей. Вечером того же дня в честь гостей был организован многолюдный ужин. В нем участвовало около 150 человек: члены Центрального Комитета российских сионистов, члены Большого исполнительного комитета, деятели и активисты движения, делегация сионистских отделений разных городов и другие приглашенные.

Банкет открыл от имени Центрального Комитета Б. Гольдберг, сказавший в своем приветствии, что нет особой нужды пробуждать в евреях России национальное сознание — оно существует. Еврейские массы в России испытывают к сионизму самые горячие симпатии, но существующие внешние условия мешают работе движения. Пять лето тому назад здесь, проездом из Петербурга, побывал д-р Герцль. Было это после кишиневского погрома, и среди евреев царили уныние и подавленность.

Выступление вождя сионизма явилось {273} тогда крупным событием в России и вдохнуло новые силы в движение. Теперь в еврейской среде в России снова царит подавленность, на сей раз после кровавых погромов революции. Публика стала равнодушной и безразличной ко всякому общественному движению. Все это и вдобавок запрет на собрания и сионистскую пропаганду омрачили положение. Согласно талмудической поговорке, узник не в состоянии сам себя вызволить из тюрьмы.

Поэтому столь важен визит президента. Российские сионисты не могут изменить положение собственными силами, и этот визит служит им ободрением. Российские сионисты благодарят Вольфсона. В лице д-ра Герцля сионисты России чтили великого европейца, вернувшегося к еврейству. В лице г-на Вольфсона они видят одного из своих, жившего среди них в свое время, и надеются, что душой он всегда с ними. Вольфсона приветствовали также представители сионистов из разных городов.

Отвечая на приветствия, Вольфсон заметил, что не следует преувеличивать значение его приезда в Россию, ибо помощь невелика. Говоря о путях движения, он сказал: "Мы не только "практические сионисты" и не только "политические сионисты". Мы в равной степени и "практические" и "политические" сионисты. Хибат Цион и сионизм, как душа и тело, не могут существовать врозь. Не хочу льстить, но я всегда говорил, что лучшие сионисты — российские. Я повторял это нашим братьям в Англии, Германии и Австрии. И когда я говорил это за границей, то и тогда моими слушателями были ... евреи из России. (Смех.)

Я сам родился в России, и любовь к моим братьям не угасает в моем сердце". Вольфсон заключил речь призывом продолжать дело в любых условиях, памятуя, что к сионистской программе нам нечего ни прибавить, ни отнять. Участники банкета встретили слова Вольфсона шумными овациями.

Вместе с тем, из торжественной встречи, устроенной российскими сионистами Вольфсону, еще не следует, что они были довольны его руководством. Одно дело {274} законы гостеприимства, другое — оппозиция его политике. Большинство деятелей движения в России считали, что он не подходит для столь высокой должности, невзирая на свое постоянное старание во всем походить на Герцля. Весьма возможно, что именно эти усилия, рассматривавшиеся многими как подражательство, лишенное того величия, которым обладал Герцль, подогревали оппозицию Вольфсону. Он, однако, боролся с нею изо всех сил и не всегда безуспешно, так как большинство западных сионистов поддерживали его.

Тем временем свершилось событие мирового политического значения, которое совершенно очевидно должно было повлечь за собой разительные перемены и на политическом фронте сионизма: в июле 1908 года в Турции произошел переворот, совершенный организацией, члены которой называли себя "младотурками". Их поддержала армия.

Во главе движения стояли европейски образованные люди, стремившиеся к проведению в Турции кардинальных реформ и превращению ее в современное государство. Народы, населявшие пространства Оттоманской империи (арабы, армяне, греки и др.), возлагали на новый режим большие надежды, ожидая, что он предоставит им автономные национальные права. Воспряло духом и сионистское движение. Все верили, что революция в Турции открывает перед сионизмом новые горизонты. Среди российских сионистов и в Палестине раздавались даже голоса о необходимости изменить Базельскую программу и ясно заявить, что сионизм стремится основать национальный очаг для еврейского народа в Палестине с разрешения оттоманского конституционного правительства и под его покровительством.

В циркуляре, разосланном филиалам в августе 1908 года, Центральный Комитет Сионистской организации в России сделал особый упор на значении совершенного младотурками переворота для сионизма. В циркуляре говорилось: для сионистского движения, являющегося исторической необходимостью, ... политическая революция в Турции означает не только избавление от больших и {275} многочисленных препятствий, но и заметный шаг вперед на пути осуществления наших основных задач; и такая ситуация должна быть использована полностью.

И действительно, поначалу казалось, что переворот в Турции создал более благоприятные условия для сионизма. Пробудились национальные чувства и у евреев в Оттоманской империи. Основаны были сионистские организации, еврейские спортивные союзы, четыре еврея оказались избранными в новое законодательное собрание (от городов Константинополя, Салоник, Смирны и Багдада). Такое положение, однако, длилось недолго. Вскоре выявился подлинный облик нового режима — нейтралистский, шовинистский и, в качестве такового, разумеется, антисионистский. И тогда во внутренней жизни еврейства Турции снова взяли верх ассимиляторы и противники национального начала. Спустя два года после переворота уже не осталось никаких иллюзий по поводу новой власти в Турции.

3. Пятый съезд сионистов России

В октябре 1909 года Центральный Комитет Сионистской организации в России опубликовал циркуляр о Пятом съезде российских сионистов, который решено было созвать в Гамбурге 23-24 декабря, в преддверии Девятого конгресса, открывавшегося 26 декабря. Согласно организационному уставу Сионистской организации в России, съезды должны были проводиться ежегодно, но из-за внутреннего политического положения в России и трудных условий для сионистской деятельности это требование устава не было выполнено. Четвертый съезд состоялся в Гааге во время Восьмого конгресса, два с половиной года тому назад.

На сей раз Центральный Комитет решил отделить обсуждение вопросов из повестки дня предстоящего конгресса от вопросов, касавшихся сионистской работы в России. Пятый съезд займется лишь последними, в то время как вопросы, которые внесены в программу {276} конгресса, обсудит предварительное совещание делегатов из России. Такое разделение было необходимо не только по соображениям продуктивности обсуждения, но и ввиду различия конечных целей съезда сионистов России и предварительного совещания российских делегатов конгресса. Решения съезда обязательны для всех членов Сионистской организации в России, итоги же совещаний не являются обязательными для всех делегатов, поскольку цель совещаний — лишь разбор вынесенных на конгресс вопросов и констатация отношения к ним большинства российских делегатов.

Из-за упомянутых трудных условий сионистской работы специальных выборов на съезд на сей раз не было: постановили, что те, кто будет избран в качестве делегатов конгресса, будут и делегатами съезда (После того как Мизрахи и Поалей Цион организовались в независимые федерации, их члены уже не входили в Сионистскую организацию в России. Эти федерации установили со всемирным сионистским руководством прямую связь. Что касается Цеирей Цион, то они сохранили свое членство в Российской сионистской организации. Российская партия Поалей Цион зашла еще дальше в своем изоляционизме, постановив в сентябре 1909 года выйти из Всемирной сионистской организации, и в конгрессе не участвовала.).

Циркуляр напомнил участникам движения о том, как важно увеличить на конгрессе представительство российского сионизма, с тем, чтобы подчеркнуть силу движения, а также его стремление использовать сложившиеся ныне в Турции благоприятные обстоятельства.

Съезд открылся 23 декабря в присутствии 120 делегатов, многочисленных гостей и представителей печати. Открыл съезд Б. Гольдберг. Свою вступительную речь от имени Центрального Комитета прочитал Лев Яффе, который заявил, что после поражения революции реакция завладела всеми сферами жизни, и существование евреев в России, и без того тяжелое, стало еще более невыносимым из-за усилившихся преследований и {277} ограничений.

Разгром освободительного движения сказался на еврейском населении самым жестоким образом. Вместо шумной общественной борьбы в среде еврейства России установилась мертвая тишина. С арены еврейской жизни точно ветром сдуло все бесчисленные партии и группки, которые еще недавно старались перекричать друг друга в претензии руководить еврейством.

Общий спад не обошел и сионистское движение, хотя в последнее время в среде еврейской молодежи и еврейской интеллигенции наметились признаки попыток самоанализа, тяготения к еврейству и интереса к национальным проблемам. Переворот "младотурков" привел к некоторому оживлению в сионистском движении, но уже вскоре проступает разочарование в преувеличенных надеждах, возлагавшихся на этот переворот.

После того как Восьмой конгресс в Гааге постановил считать язык иврит официальным языком сионистского движения, Правление (Малый исполком) начало с августа 1907 года издавать в Кельне еженедельник "Хаолам" ("Мир"). Четвертый съезд российских сионистов в Гааге также постановил выпускать еженедельник на иврите. Однако, по соглашению с Малым исполкомом, во избежание дублирования решено было перенести издание "Хаолам" в Вильно в качестве совместного печатного органа Всемирного сионистского правления и Центрального Комитета Сионистской организации России, что и было сделано в декабре 1908 года.

В последнее время наметился возврат в ряды сионистского движения той части молодежи, которая в дни "манифеста" и "конституции" примкнула было к русским революционным партиям. Теперь пролетарская молодежь проявляет заметный интерес к организации Хапоэль хацаир в Эрец-Исраэль и к ее одноименному печатному органу. В противовес этому, фракция Мизрахи, как уже было сказано, окончательно отделилась от Сионистской организации в России и провела отдельные выборы своих делегатов в конгресс.

{278} Д-р Членов, который с начала 1908 года взял на себя руководство делами Национального фонда в России, доложил о деятельности фонда и отметил, что за последний год его доходы достигли суммы 70 тысяч рублей — увеличение на 90% по сравнению с предыдущим годом. Это сообщение было встречено овацией. В прениях по этому пункту все выступавшие указывали на большие заслуги и самоотверженную и отличную работу Членова, и было решено занести его имя и имена его помощников на страницы "Золотой книги" Керен Каемет ле-Исраэль.

О "гегенвартсарбейт" (Текущая работа, "текучка".) в диаспоре докладывал Гринбаум. Он начал на иврите и хотел перейти на идиш, поскольку иврит понимали немногие из делегатов. Однако Иосиф Клаузнер резко запротестовал против доклада на идиш (на "жаргоне", как он выразился) и потребовал от докладчика говорить либо на иврите, либо по-русски (протестуя против идиш, Клаузнер говорил по-русски). Лев Яффе от имени Центрального Комитета осудил подобное отношение к языку шести миллионов евреев и подчеркнул, что в соответствии с гельсингфорсскими резолюциями сионистское движение в России считает равноправными оба языка, делая при этом акцент на иврит как на национальный язык. В итоге было решено (по предложению Усышкина), что Гринбаум выступит на иврите, а тезисы его речи будут переведены на идиш и русский. Гринбаум отказался подчиниться этому решению, и тезисы его выступления были зачитаны другим делегатом и переведены, согласно принятому решению. Этот инцидент внес в прения съезда диссонирующую ноту.

В числе прочего было решено, что редакторы "Хаолам" и "Рассвета" должны избираться съездом. Редактором еженедельника "Хаолам" был избран А. Друянов, а исполняющим обязанности редактора (на случай его

{279} болезни или других обстоятельств) — И. Гринбаум. Редактором "Рассвета" стал Авраам Идельсон. Оба редактора кооптируются также в члены Центрального Комитета Сионистской организации в России. В Центральный Комитет, кроме того, постановили ввести и одного представителя польских сионистов.

Заключительное заседание съезда отложили до окончания конгресса, и оно состоялось 31 декабря.

4. Девятый конгресс

Девятый конгресс проходил в Гамбурге с 26 по 30 декабря 1909 года. Сионисты России отнеслись отрицательно к выбору места и времени проведения конгресса; по их мнению, зимние месяцы не подходили для съезда такого масштаба, а место (Гамбург) было слишком удалено от еврейских центров. Тем не менее конгресс собрал многочисленных участников: 420 делегатов, 120 представителей печати почти изо всех стран, а также 3000 гостей. Вступительную речь произнес президент Вольфсон.

Он отметил, что это первый сионистский конгресс, который проводится на немецкой земле; он подчеркнул также, что конгресс собрался после установления нового строя в Турции, приветствовал вступление Турции в семью конституционных держав и с удовлетворением констатировал присутствие делегатов из Турции, прежде лишенных возможности участвовать в сионистских конгрессах из—за позиции старого режима. Президент также сказал, что сионизм в своих устремлениях сохраняет по отношению к Турции лояльность и что Базельская программа продолжает оставаться незыблемой основой сионистского движения как в политическом плане, так и в проведении необходимой и планомерной практической работы в Палестине.

Нордау в своей традиционной политической речи говорил по поводу нового политического положения, создавшегося после смены власти в Турции. Вместе с {280} тем он подчеркнул неизменность Базельской программы, невзирая на все политические перемены.

Нордау сказал: мы готовы отправиться в Турцию, дабы стать палестинскими евреями, но не для того, чтобы ассимилироваться где-нибудь в Македонии или в Малой Азии. Если бы мы хотели ассимилироваться, это можно было бы сделать и поближе и подешевле...

Если новая Турция даст нам возможность осуществить нашу национальную мечту, мы будем это пламенно приветствовать как поворот в истории еврейского народа. Не даст — будем вынуждены, к нашему прискорбию, ждать. Верно, что долго дожидаться — горько, но зато не постыдно; а вот колебаться и утрачивать веру — это позор! Приветствуя свободу турецкого народа, мы его не отождествляем ни с одной из турецких политических партий.

По предложению д-ра Вейцмана, председателя Постоянной комиссии, был избран президиум в следующем составе: М. Нордау — президент конгресса; его заместители — д-р Боденхеймер (Германия),

А. Штанд (Австрия), и от сионистов России — Е. Членов и М. Усышкин.

От имени Правления делегатам был роздан письменный отчет, дополненный устными объяснениями генерального секретаря Соколова. В общих прениях резко критиковали деятельность Вольфсона на посту руководителя Всемирной сионистской организации. Большинство делегатов из России, Австрии и Палестины выступили против его руководства, в то время как большинство западных делегатов поддержали Вольфсона. Члены оппозиции утверждали, что руководство Вольфсона лишено политического размаха, а его идеи и подход к делам диктуются "коммерческими" соображениями и расчетами. Особенно резко выступил Пасманик, вышедший за рамки деловой критики и обрушившийся на Вольфсона с личными нападками. Он также заявил, что поездка Президента в Петербург принесла больше вреда, чем пользы. Руководство, сказал Пасманик, далеко от масс еврейского народа как географически, так и духовно, и ему чужды запросы и нужды этих {281} масс. В конце оратор предложил вынести вотум недоверия Вольфсону. В то же время он с похвалой отозвался о члене Правления профессоре Варбурге, возглавлявшем Палестинский отдел. Хотя Пасманик и заявил, что выражает мнение всех "недовольных", большинство российских сионистов не одобрили формы его выступления. Об этом после конгресса писал в "Рассвете" Александр Гольдштейн.

Такая форма критики глубоко задела Вольфсона, и когда он взял слово для ответа выступавшим, то заговорил с горечью и обидой. Он сказал, в частности, что не допустит растрачивания наследия Герцля, анархии и произвола. Его руководство вновь навело порядок в движении, создало деловую атмосферу и этим выполнило свой долг. И не надо превращать эту распрю в счеты между евреями Восточной Европы и западными евреями. "Я до сих пор чувствую себя совершенно русским евреем".

Ответ Вольфсона произвел сильное впечатление на конгресс.

Затем перешли к обсуждению вопросов, стоявших ; на повестке дня. Ораторы подчеркивали значение политических событий в Турции, побудивших даже противников практической работы в Палестине пересмотреть свою точку зрения. Так, например, Моцкин (один из немногих российских сионистов, противившихся практической работе в Палестине без достаточных правовых гарантий) сказал, что большое событие, свершившееся в Турции в период между Восьмым и Девятым конгрессами, несомненно повлекло за собой перемену в умонастроении разных сионистских кругов, перестройку в их взглядах на работу в Палестине. "Я прямо заявляю, — сказал Моцкин, — что и на меня, человека, который с самого начала движения стоял и стоит на базе политического сионизма, эти события произвели сильное впечатление. Но вместе с тем следует распознавать и опасность, связанную с этими переменами". Далее Моцкин предостерег от пренебрежения {282} политической задачей сионизма как центральной при воспитании в народе национально—политического сознания.

Сенсацию на конгрессе произвело возвращение д-ра Нахмана Сыркина, лидера сионистов-социалистов, покинувшего Сионистскую организацию на Седьмом конгрессе во время ухода территориалистов. Он эмигрировал в Америку, обосновался в Нью-Йорке и там работал со своими сподвижниками в пользу "социалистического территориализма". Незадолго до Девятого конгресса (Чикагская конференция — 1909г.) все три существовавшие в Америке еврейские национальные течения социалистического толка — Поалей Цион, социалисты—территориалисты и так называемые "сеймисты" (сторонники автономии) — объединились на базе социализма и палестинского сионизма в одну партию под названием Поалей Цион.

На Второй всемирной конференции Поалей Цион, собравшейся в Кракове накануне Девятого конгресса, Сыркин представлял уже объединенную партию из Америки и спорил с российскими членами Поалей Цион, которые незадолго до этого решили выйти из Сионистской организации и более не участвовать в конгрессах. Сыркин был и среди самых пылких сторонников кооперативного поселения в Эрец-Исраэль в соответствии с доктриной Оппенхеймера, в то время как Поалей Цион России отрицали эту доктрину как противоречащую линии классовой борьбы.

На пленарном заседании конгресса Сыркин попросил слова для объяснения своего возвращения в Сионистскую организацию и сказал:

"Территориализм оказался миражем, потому что в жизни еврейского народа иррациональные факторы сильнее партийных программ. Поэтому и пришлось похоронить великую мечту территориализма. Кроме того, турецкая революция создала почву для сближения территориализма с сионизмом, поскольку Эрец-Исраэль стала достижимой "территорией". Таким образом, пришло время объединению территориализма с сионизмом. И инициатива исходит теперь от социалистов-территориалистов". {283}

Далее Сыркин подчеркнул значение участия рабочих масс в сионистском движении. С их помощью конгресс станет представителем организованной еврейской нации. Сыркин так закончил свое выступление: "С той же самой трибуны, откуда на Седьмом конгрессе я объявил о расколе сионизма, ныне я выступаю за его объединение. С этой трибуны я обращаюсь с призывом к своим товарищам, еврейским социалистам, и в особенности к большому еврейскому патриоту Исраэлю Зангвиллю, сплотиться вокруг Сионистской организации ради решения еврейского вопроса". Конгресс сопровождал драматическую речь Сыркина бурными аплодисментами (Как известно, призыву Сыркина не последовали ни его товарищи — социалисты—территориалисты в России, ни Зангвилль в Англии.).

Как и на предыдущем конгрессе, выступили представители палестинских еврейских рабочих: Иосеф Аронович из Хапоэль хацаир, Ицхак Бен-Цви из Поалей Цион. Третьей была Рахель Янаит. Она не была избрана на конгресс непосредственно в Эрец-Исраэль, а поехала вместе с Бен—Цви на Вторую всемирную конференцию Поалей Цион, где товарищи из Америки вручили ей мандат на Девятый конгресс. На судне, отплывшем из Эрец-Исраэль в Европу, ехали вместе все три представителя рабочих: Бен-Цви пригласил Ароновича принять участие в конференции Поалей Цион на правах гостя, и последний принял это приглашение.

На всемирной конференции Поалей Цион выявился разрыв между российскими представителями партии и основателями Поалей Цион в Эрец-Исраэль, также выходцами из России, — пионерами Второй алии.

На своем совещании, состоявшемся в сентябре 1909 года в Вене, "русские" постановили порвать все связи с Всемирной сионистской организацией и не участвовать более в сионистских конгрессах, так как считали, что сотрудничество с буржуазией находится в {284} противоречии с учением Маркса. По тем же самым причинам они противились кооперативному поселению по системе Оппенхеймера в Палестине, рассматривая эту систему как отход от линии классовой борьбы.

Товарищи из Эрец-Исраэль, однако, не поддержали их и резко критиковали за уход из Сионистской организации и конгресса. Ицхак Бен-Цви перед конференцией опубликовал статью с критикой их поведения. Под влиянием Поалей Цион из Австрии (среди которых работал Шломо Капланский, уроженец Белостока), Америки (во главе с Нахманом Сыркиным) и Эрец-Исраэль всемирная конференция Поалей Цион постановила активно поддержать на конгрессе доктрину Оппенхеймера, что представители партии и выполнили весьма успешно. Конгресс принял положительную резолюцию по этому вопросу.

Национальному фонду было поручено выделить требуемые земельные участки и начать сбор средств для создания кооперативного поселения. О положительном отношении делегатов к этому решению говорит тот факт, что уже в дни конгресса для этой цели было собрано 48 тысяч марок.

Трое представителей палестинских рабочих — Иосеф Аронович, Рахель Янаит и Ицхак Бен-Цви рассказали с трибуны конгресса о тяжелом положении трудящихся Палестины, об отсутствии минимальных жилищных условий, гигиены и т. п.; они возмущались тем, что даже сионистские учреждения отвернулись от еврейского рабочего и его нужд.

К примеру, на строительстве домов Национальный фонд использует, в основном, арабских рабочих, а число еврейских рабочих не превышает 10%. Рахель Янаит (Рахель Янаит выступала на конгрессе под фамилией Гольдин, под которой она проживала в России во времена подпольной работы. Документ с этой фамилией у нее сохранился и в Палестине, и в соответствии с ним ей был выдан паспорт для поездки в Европу.) заявила, что еврейские рабочие представляют не только собственные, {285} специфические интересы, но также интересы, общие для всего еврейского народа. Они не только трудятся, но и обороняют колонии от нападения.

Бен-Цви остановился на нетерпимых условиях, в которых находятся еврейские рабочие ишува, и потребовал, чтобы конгресс сказал свое слово по поводу судьбы рабочего, выполняющего национальную миссию первостепенной важности.

Наиболее трудным пунктом повестки дня были выборы нового Правления и президента. На Восьмом конгрессе президентом Всемирной сионистской организации был избран Вольфсон, но против него голосовали 59 делегатов. Вольфсон тогда сказал, что постарается к Девятому конгрессу заслужить доверие и тех делегатов, что голосовали против него. Однако этого не произошло. На сей раз в оппозиции к Вольфсону была почти половина делегатов конгресса, ибо многие были против местонахождения Правления в Кельне (городе, где жил Вольфсон).

В Постоянной же комиссии против Вольфсона было абсолютное большинство. Председатель этой комиссии Вейцман предложил изменить порядок выборов президента Всемирной сионистской организации: избирать его не на конгрессе (как это было принято раньше), а на заседании Правления из его же состава. Выбранное лицо становится председателем Правления и одновременно президентом Всемирной сионистской организации. Если бы это предложение прошло, то Постоянная комиссия, руководимая Вейцманом, постаралась бы провести в Правление противников Вольфсона.

Тогда последнему президентом не бывать. Однако большинством голосов (148 против 128) конгресс предложение Вейцмана отклонил. Позднее, после дополнительных переговоров, большинство склонилось в пользу отвергнутого ранее предложения (даже сам Вольфсон выступил за него). Тем не менее, оппозиционеры не добились желаемого результата (переизбрания Вольфсона), т. к. никакого переизбрания вообще не было. Рекомендованные в Правление сионисты Германии (от сионистов России {286} были предложены Усышкин, Соколов и Членов) выступили против перенесения местопребывания Правления из Кельна в Берлин. И несогласие в этом вопросе привело к тому, что решено было не проводить никаких перевыборов, изменений и перемещений до следующего конгресса.

Атмосфера сгустилась еще до выборов. Западные делегаты выдвинули проект резолюции с выражением благодарности и доверия президенту и Малому исполнительному комитету; в противовес этому Темкин, от имени российских делегатов, представил проект резолюции с одобрением президенту и Малому исполкому за "правильное ведение административно-финансовых дел движения". Вольфсон немедленно заявил, что проект российских делегатов не что иное, как выражение недоверия Правлению во всех областях его деятельности, за исключением административно-финансовой. За первый проект резолюции, выражающий полное доверие, проголосовало подавляющее большинство конгресса, в том числе и многие делегаты из России. После этого Темкин свое предложение снял, и оно не было поставлено на голосование.

Девятый конгресс произвел на его участников удручающее впечатление. Вольфсон сохранил свое кресло, в то время как почти половина конгресса была против него. Подобное положение было невыносимым для движения и его президента в равной степени.

На следующий день после закрытия конгресса собрался на свое заключительное заседание Пятый съезд российских сионистов.

Б. Гольдберг сказал: "Мы вышли из зала конгресса побежденными, но и в поражении надо уметь держаться с достоинством. Дела не столь печальны, как это кажется на первый взгляд. На Восьмом конгрессе российские делегаты были до того слабы, что вынуждены были подчиняться любому диктату западных сионистов; зато здесь, в Гамбурге, "русские" представляли собой настолько сплоченную силу, что уже нельзя было провести ничего наперекор их мнению. Одна из главных причин слабости {287} сионистского движения состоит в том, что руководство таким большим народным движением, как сионизм, выше сил одного человека, и российские сионисты стремятся заменить одиночную волю президента волей коллегиального органа. На сей раз это не удалось, потому что российские сионисты еще были недостаточно сильны". В заключение Гольдберг выразил уверенность, что на Десятом конгрессе это осуществится.

Вслед за ним выступил Членов: "Мы покинули конгресс, — сказал он, — подавленные и оглушенные. Вспомним, однако, что после Шестого конгресса пришел черед Седьмого, который поставил все на свое место, — все, что предыдущий конгресс пытался разрушить. На этом же конгрессе ничто, в сущности, не угрожало нашим принципам. Основы движения непоколебимы теперь и на Востоке, и на Западе. Конечно горько, что продвигаемся мы медленно и работа не делается так, как мы этого хотели; но для подавленности и депрессии нет оснований. Десятому конгрессу придется исправить то, что испортил Девятый. Почему мы не добились того, чего желали? Может быть, наши взгляды и требования неверны? Отнюдь! Если мы и просчитались, то только тактически, из—за недостаточной организованности. Наши требования вытекали исключительно из нужд движения, а не из какой—либо жажды власти. И в таких обстоятельствах иногда предпочтительнее оказаться в роли побежденных, нежели победить. Уходишь с более чистым сердцем. Запомним, что Десятый конгресс близок и что нам нужно организоваться так, чтобы мы были не только правы, но и сильны".

После Девятого конгресса борьба между оппозицией и руководством продолжалась, поскольку не была устранена причина разногласий.

5. Примирение на Ежегодной конференции

Как уже упоминалось, в Константинополе открылся филиал Колониального банка, возглавляемый {288} Виктором Якобсоном, который делал многое, чтобы привлечь симпатии общественного мнения в Турции на сторону сионизма. Он стал компаньоном издателя ежедневной газеты на французском языке, которая начала пропагандистскую кампанию в пользу предоставления широкой национальной автономии всем народам Оттоманской империи.

Новое правительство недоброжелательно отнеслось к направлению этой газеты и при каждом удобном случае отыгрывалось на ней. Однако Якобсон умело использовал существующие законы и Продолжал выпускать газету, делая это мужественно, умно и талантливо. Одновременно, под его влиянием, в Турции возникла и сионистская печать, ставившая своей задачей распространение сионистских идей среди местного еврейства.

В помощь Якобсону в Константинополь были посланы Жаботинский и Усышкин, проработавшие вместе с ним некоторое время. Однако противник был сильнее, и их деятельность не увенчалась успехом. Надежды, возлагаемые на новый режим в Турции, скоро развеялись. Положение стало окончательно ясным в 1910 году, когда вожди младотурок объявили с трибуны законодательного собрания, что не допустят сосредоточения евреев в Палестине.

Между тем, внутренняя борьба в сионистском движении продолжалась. Отношения между оппозицией и Правлением становились все более напряженными. Особенно резко выступали против Вольфсона российские сионисты, и только малое их число поддерживало Правление и его линию. Н.Соколов, занимавший пост генерального секретаря Правления, уже не считал более возможным продолжать работу под руководством Вольфсона. Он подал в отставку и возвратился из Кельна в Варшаву.

В январе 1910 года Центральный Комитет Сионистской организации России направил своим отделениям циркуляр, где подвел итог прениям и резолюциям Девятого конгресса в Гамбурге.

В циркуляре, в частности, содержались отдельные отрывки из речи Нордау на конгрессе и отмечалось, что Нордау впервые {289} признал, что идея "чартера" более не является фундаментом сионистской политики и сохраняет лишь историческую ценность. Поступившись "чартером", Нордау как бы освятил путь сионизма, принятый и сформулированный российскими сионистами на Гельсингфорсском съезде. Тем самым было снято препятствие на пути развития сионистской мысли. Отныне нет более принципиальной разницы в подходе к политическому сионизму между российскими и западными сионистами. Перемена эта проявилась и во время дискуссии на конгрессе по поводу практической работы в Эрец-Исраэль. Теперь уже не было принципиальных разногласий.

Мнения разделились только по вопросу о деталях этой работы, способах ее осуществления и о темпе развития ее различных направлений. Тем самым проблема практической работы в Эрец-Исраэль вышла за рамки принципиальной дискуссии и вступила в область практических, осязаемых дел. Центральный Комитет считает это большим достижением российских сионистов.

Что касается критики, которой оппозиция подвергла линию руководства Вольфсона, то не следует воспринимать ее как личный выпад против президента: это лишь выражение недовольства централизацией всей деятельности в руках одного человека, не обладающего к тому же духовным аристократизмом Герцля и его политическим воображением. Основным требованием было — основать "коллегиальное руководство". Но на заявление оппозиции, что движение утратило свой высокий духовный накал, Вольфсон почти не реагировал, отделавшись ироническими замечаниями в адрес "фантазеров" и всячески подчеркивая свой коммерческий опыт, который помог ему в его деятельности и позволил навести порядок в канцелярской работе и финансовых делах руководства.

Он особенно отмечал то обстоятельство, что впервые Правление предстает перед конгрессом без материальной задолженности. Так Вольфсон невольно подтвердил слова оппозиции, утверждавшей, что нельзя руководить таким движением, {290} как сионизм, с помощью одних только "коммерческих расчетов".

Циркуляр отмечал, что было ошибкой снять с повестки дня предложение российских делегатов о вотуме ограниченного доверия президенту (только в части его административно-финансовой деятельности), потому что из-за этого не удалось подсчитать голоса противников. На сегодня Центральный Комитет не отказывается от взглядов и требований, выраженных российскими сионистами на конгрессе. Тем не менее ЦК решил не заниматься теперь вопросом руководства, а отложить его до начала избирательной кампании на Десятый конгресс, дабы не мешать созидательной работе.

Однако Центральному Комитету не удалось овладеть ходом событий, и положение в движении стало опасным. Дух разногласий проник в отделения, и требовалось принять срочные и энергичные меры, чтобы предотвратить еще более неприятную ситуацию. Остановить внутренний разброд в движении могла лишь Ежегодная конференция Всемирного сионистского движения, которую было решено созвать в Берлине 27 июня 1910 года.

В соответствии с уставом Всемирной сионистской организации, в промежутках между конгрессами созывалась Ежегодная конференция движения. В ней участвовали, кроме членов Правления и Большого исполнительного комитета, представители сионистских организаций отдельных стран и главы сионистских учреждений (Национального фонда и Колониального банка). На этот раз в конференции участвовало 40 человек. Правление представило отчет о своей деятельности и состоянии движения.

Д-р Руппин доложил о работе в Палестине. В прениях по организационному вопросу представители оппозиции выдвинули все требования, вынесенные на конгресс в Гамбурге год тому назад. На сей раз стороны достигли согласия и полного примирения, и все требования оппозиции были приняты в качестве рекомендаций Десятому конгрессу, {291} который должен утвердить резолюции Ежегодной конференции. Приняли ряд решений, в том числе и те, что некогда служили яблоком раздора между двумя сторонами. В частности, постановили:

Десятый конгресс следует созвать не позднее лета 1911 года. В перерыве между конгрессами члены Большого исполкома будут собираться не реже одного раза в 4 месяца. Полномочия Большого исполкома в руководстве делами движения должны быть расширены. Было также решено внести на рассмотрение Десятого конгресса следующие рекомендации:

1. Перевести главное бюро Правления из Кельна в Берлин.

2. В Берлине должны проживать, по меньшей мере, трое из членов Правления.

3. В Правление должен войти председатель Наблюдательного совета Колониального банка (В этом предложении заключался реверанс в сторону Вольфсона, занимавшего пост председателя Наблюдательного совета. Но на Десятом конгрессе Вольфсон не согласился с этим параграфом резолюции и отказался войти в Правление.).

4. Число членов Правления устанавливается в 5—7 человек. Они должны представлять все течения в движении.

5. Правление избирает председателя (он же президент Всемирной сионистской организации) из числа своих членов, что изменяет существующий порядок выбора президента конгрессом.

Все предложения были приняты единогласно, кроме последнего — об отмене избрания президента конгрессом, иначе говоря, — об избрании президента Правлением (Малым исполкомом) из числа его членов. Тринадцать делегатов, в том числе адвокат Розенбаум и д-р Кацнельсон из России, не голосовали за эту рекомендацию. Они, однако, заявили, что не поведут борьбы против этой резолюции, дабы не поощрять разлад в движении после того, как уже состоялось примирение.

{292} Ежегодная конференция объявила движению, что отныне все трения ликвидированы, положен конец разброду и закончена острая полемика, последовавшая за Девятым конгрессом и продолжавшаяся полгода. Сионисты призывались с удвоенной энергией и активностью приступить к работе. Все решения Ежегодной конференции будут представлены на утверждение Десятому конгрессу.

Через некоторое время Исполнительный Комитет постановил созвать Десятый конгресс в Базеле 9 августа 1911 года.

6. Десятый конгресс

Накануне Десятого конгресса "Рассвет" писал о том, что прямое или косвенное воздействие сионизма на все явления еврейской жизни является непреложным фактом. Различные общественные силы в еврействе поддерживают его, либо выступают против него, но равнодушие и безразличное отношение к сионизму более невозможно. Нельзя не задаться вопросом: чем объяснить подобную силу воздействия сионизма, если учесть, что организованные сионисты составляют лишь один или два процента еврейского народа?

6 августа 1911 года — за три дня до открытия конгресса — на свое предварительное совещание собрались российские делегаты. Представительство сионистов России на этом конгрессе не уступало предыдущему. Однако в пропорциональном отношении вес русской делегации убавился, так как за это время сионистское движение в западных странах заметно усилилось и представительство сионистов этих стран в конгрессе соответственно увеличилось; в России же, при всем тяготении еврейских масс к сионизму, внешние обстоятельства мешали развитию движения. Власти ставили сионистам препоны и всячески ограничивали их деятельность. Членов оказался вынужденным прекратить руководство делами Национального фонда в России и {293} обратиться к отделениям с циркуляром, где предлагалось, чтобы жертвователи отсылали деньги непосредственно в Кельн. Многие так и поступили, доходы Национального фонда в России естественно снизились.

На совещании российских делегатов накануне конгресса царила гнетущая атмосфера. Активисты говорили о невозможности открыто вести в России работу. Поэтому и не удавалось превратить симпатии российских масс к сионизму в подлинные дела, добиться расширения движения, роста числа "шекеледателей" и жертвователей в Национальный фонд.

О претворении в жизнь пунктов Гельсингфорсской программы, касавшихся "гегенвартсарбейт", нечего было и говорить. Поэтому работа совещания сосредоточилась на делах конгресса, особенно на вопросе о руководстве, дожидавшемся разрешения со времени предыдущего конгресса. Правда, Ежегодная конференция приняла решение изменить структуру руководства в духе предложений российских сионистов, но полной уверенности, что конгресс эти решения примет, не было, поскольку сторонники Вольфсона могли истолковать итоги Ежегодной конференции иначе. Потому—то этот вопрос так волновал российских сионистов. По духу прений выяснилось, что подавляющее большинство делегатов стоит за "практический" (в сущности, "синтетический") сионизм, и только малая часть проявляет склонность к традиционному, политическому сионизму, основывавшемуся на идее "чартера".

Главными ораторами меньшинства были Л. Моцкин и Г. Брук. От имени большинства выступили Е. Членов, М. Усышкин, Б. Мосинзон,

Ш. Левин и другие. Мнение большинства разделял и Вейцман, который продолжал участвовать в "русских" —съездах, хотя формально входил в английскую делегацию. Совещание все—таки единогласно постановило поддержать в конгрессе итоги Ежегодной конференции, касающиеся структуры руководства. И конгресс, действительно, принял эту резолюцию, так как ее поддержали и проголосовали за нее и многочисленные делегаты из других стран (Галиции и некоторых других {294} районов Австрии с плотным еврейским населением, обладавшим развитым национальным самосознанием). Многие немецкие сионисты также примкнули к "синтетическому" течению. Новая расстановка сил фактически ликвидировала различие, существовавшее до сих пор между российскими сионистами—практиками" и западными сионистами—политиками", ибо отныне исчезли признаки принадлежности к тому или иному течению на "востоке" или на "западе".

Конгресс открылся при участии 429 делегатов из 28 стран, 140 представителей печати и множества гостей. Вступительную речь произнес Вольфсон. Он начал на иврите, перешел на немецкий и закончил снова на иврите. После него Нордау выступил с традиционным докладом о положении евреев в мире.

Президентом конгресса был избран Нордау, а его заместителями — М. Боденхеймер (Германия), д-р А. Марморек (Франция), А. Штанд (Австрия) и от России — Е. Членов и М. Усышкин.

Профессор О. Варбург доложил о поселении в Палестине. Во время общих прений по докладу Правления не было сказано ни одного резкого критического слова, так как представители оппозиции считались с плохим состоянием здоровья Вольфсона; было также заранее известно, что он решил уйти с поста президента. Тем не менее, когда Вольфсон завершил прения, в его выступлении прозвучали нотки горечи. В итоге почти единогласно была принята резолюция о выражении признательности и доверия Правлению, в особенности президенту Вольфсону. Конгресс встретил результаты голосования овациями и пением Хатиквы. Вольфсон поблагодарил конгресс и сказал, что и после того, как он покинет пост президента, он продолжит трудиться на благо сионистского идеала. За выражение доверия и признательности Правлению и Вольфсону проголосовала и оппозиция, желая способствовать спокойной обстановке на конгрессе.

Соколов прочел доклад о проблемах просвещения и культуры. Новизна заключалась не в самой теме, а в том, что предметом доклада была борьба за чистоту {295} языка иврит, и все обсуждение состоялось также на иврите. Впервые целое заседание на конгрессе было проведено на иврите.

Д-р Кацнельсон, глава правления Колониального банка, и Л. Моцкин выступили с докладами по вопросу об эмиграции как постоянном явлении в жизни еврейского народа. Постановка этого вопроса также была новой, поскольку на предыдущих сионистских конгрессах его касались в той мере, в какой он был связан с алией в Эрец-Исраэль; однако сионизм, как национальное движение еврейского народа, не мог отстраниться от того факта, что массы, особенно из России, эмигрировали в Америку и лишь малая часть эмигрантов направлялась в Эрец-Исраэль.

Докладчики подчеркивали необходимость сохранить национальный характер потока эмигрантов путем его концентрации, а не рассеивания, как это делали филантропические общества наподобие ЕКО, Альянса и других. Были приняты резолюции, подчеркивающие важность направления потока эмигрантов в Палестину и соседние с нею страны.

На этом конгрессе впервые был поднят вопрос участия женщин в сионистском движении. Ему был посвящен особый доклад, и были заложены основы женской сионистской организации.

Центральным пунктом, как упоминалось, являлось изменение организационной структуры руководства движением. По инициативе российских сионистов и при поддержке многочисленных делегатов из других стран решено было избрать Правление, т. е. Малый исполком, из 5 человек и Большой исполком из 25 человек (вместо громоздкого органа, насчитывавшего 65 членов). Большой исполком будет собираться, по крайней мере, 4 раза в год. Малый и Большой исполкомы по отдельности избирают своих председателей. Полномочия Большого исполкома расширяются. В промежутках между конгрессами собирается Центральный Комитет (он же — Ежегодная конференция) в следующем составе: все члены Большого и Малого {296} исполкомов, президент предыдущего конгресса, представители Колониального банка, Англо-Палестинской компании и Национального фонда — по одному делегату от каждого.

В заседаниях Центрального Комитета, кроме того, участвуют: председатель суда конгресса, юридический советник конгресса и представители федераций отдельных стран. Задача Центрального Комитета — обсуждать в промежутках между конгрессами важные для движения вопросы, как, например, бюджетный и др. Ежегодную конференцию Центрального Комитета созывает Правление (Малый исполнительный комитет).

В заключение было избрано Правление с местопребыванием в Берлине и в следующем составе: профессор О. Варбург, д-р А. Хантке, В. Якобсон, д-р Левин и Н. Соколов. Иначе говоря, двое — от немецких сионистов и трое — от российских. Тотчас после конгресса состоялось заседание Правления, на котором президентом Всемирной сионистской организации был избран Варбург, а его заместителем — Якобсон.

После выборов нового Правления с речами на пленарном заседании конгресса выступили Варбург, Членов и Усышкин. Членов назвал Десятый конгресс "мирным конгрессом". Усышкин говорил о Вольфсоне как о герое конгресса, так как он проявил мужество, победив себя.

Восьмой конгресс в Гааге (1907 г.) был поворотным в том смысле, что теоретически признал линию "синтетического сионизма". Десятый конгресс, который избрал руководство, целиком состоящее из представителей "эволюционного течения" (Сионисты старого толка, сторонники практической работы в Палестине. — Прим. ред.), принял эту линию к практическому исполнению.

Во времена Герцля сионистское руководство не занималось практической работой в Палестине, поскольку надеялось на "чартер" и было убеждено, что без него работа в Стране будет {297} лишена всякой почвы. Однако и тогда российские сионисты боролись за эту линию, считая, что основой для получения прав могут служить только реальные дела. И вот теперь продолжительная борьба завершилась победой практической линии.

Подытоживая работу Десятого конгресса, "Рассвет" писал, что вожди сионистского движения в России на сей раз явились в конгресс с четкими предложениями и разработанной программой. Это помогло им получить на конгрессе поддержку большинства. Правда, в начале заседаний конгресса еще имелось весьма заметное число "политиков", сторонников идеи "чартера", однако с каждым днем их становилось все меньше, так как аргументы российских сионистов делали свое. С избранием нового Правления окончательно снят с повестки дня вопрос, нужна ли вообще практическая работа в Эрец-Исраэль. Обеспечено также большинство сторонников руководства в Большом исполкоме. Правда, в Наблюдательном совете банка (сосредоточившем в своих руках все нити управления финансовыми учреждениями движения) осталось большинство сторонников "кельнского" направления во главе с Вольфсоном. Но то была уступка со стороны Постоянной комиссии, исходившей из того, что главную линию движения вырабатывает Правление, и оно определит пути практической работы.

К содержанию

Сионистское движение в России

Ицхак Маор. Иерусалим, 1977

(авторизованный, сокращенный перевод c иврита)

Глава пятнадцатая

"СИНТЕТИЧЕСКИЙ СИОНИЗМ"

1. Четвертый съезд сионистов России

После победы Ционей Цион на Седьмом конгрессе и выхода территориалистов всех оттенков из Сионистской организации конгресс, правда, принял принципиальное постановление о необходимости практической работы в Палестине, но на деле сионистский лагерь продолжал оставаться расколотым, как и прежде, на "политиков" и "практиков", и внутри движения борьба между этими двумя линиями продолжалась.

Президентом Всемирной сионистской организации на Седьмом конгрессе был избран Давид Вольфсон. Кроме него в Правление вошли три "политика" и три "практика" — для равновесия: Леопольд Гринберг (Лондон), Александр Марморек (Париж), Якобус Кан (Гаага) — представители политической линии;

Отто Варбург (Берлин), М. Усышкин и Я. Бернштейн-Коган — сторонники "практической" линии. Для укрепления аппарата и в помощь себе Вольфсон пригласил Соколова на пост генерального секретаря Правления, а также перевел в Кельн главное бюро Национального фонда и редакцию газеты "Ди Вельт". С января 1907 г. начал выходить и печатный орган Сионистской организации на иврите — еженедельник "Хаолам" ("Мир") под редакцией Н.Соколова.

Несмотря на паритетный состав Правления, баланс между двумя направлениями сохранен не был — из-за того, что Вольфсон, считавший себя "хранителем наследия" Герцля, склонялся на сторону политического течения, и это обстоятельство вызывало у большинства российских сионистов досаду и оппозиционные настроения. Кроме того, после перевода Правления в Кельн (город, где проживал Вольфсон) оба представителя из России уже не могли за дальностью расстояния {245} принимать активное участие в работе. Усышкин время от времени, правда, наезжал в Кельн на заседания Малого исполкома, но Бернштейн—Коган в них совсем не участвовал. Таково было положение, когда в Гааге собрался Восьмой конгресс. Место для его проведения было выбрано с расчетом привлечь к еврейскому вопросу внимание великих держав, так как в то самое время (август 1907 года) в Гааге шла Вторая мирная конференция, обсуждавшая вопросы ограничения вооружения. Однако надежды заинтересовать великие державы бедами евреев закончились такой же неудачей, как и сама мирная конференция.

Поскольку из-за реакции, воцарившейся в России после провала революции 1905 года, там уже нельзя было свободно проводить публичные собрания, свой Четвертый съезд российские сионисты устроили также в Гааге, за несколько дней до открытия Восьмого конгресса. Д. Пасманик и Л. Яффе сделали обзор состояния движения. Они отметили, что именно теперь, когда после Гельсингфорсского съезда движение вышло из внутреннего кризиса, порожденного полемикой об Уганде и территориализме, внешние условия для ведения сионистской работы стали особенно тяжелы. В прениях участвовали Ш. Розенбаум, М. Усышкин, Е. Членов, В. Жаботинский, Ю. Бруцкус, И. Гринбаум, Б. Гольдберг и другие. Принимал участие в работе съезда и Х. Вейцман, правда, в качестве гостя от английских сионистов. Съезд принял следующие постановления:

О национально –политической работе в России:

1. По вопросу о самостоятельном выступлении съезд подтверждает соответствующие резолюции Гельсингфорсского съезда.

2. Отдельные сионисты, желающие вступить в нееврейские партии, обязаны обеспечить себе полную свободу от дисциплины этих партий в области еврейского вопроса.

3. По вопросу об избирательной тактике съезд, стоя на почве Гельсингфорсских резолюций, утверждает {246} последний циркуляр бывшего ЦК и предлагает его новому ЦК для руководства на предстоящих выборах в Государственную Думу (В декабре 1906 года в Вильно Центральный Комитет выпустил в духе этих постановлений воззвание к избирателям-евреям по поводу выборов во Вторую Думу. Воззвание было опубликовано в первом номере журнала "Рассвет" за 1907 год. Однако евреи не добились успеха на выборах из-за реакционного избирательного закона, изданного 3 июня 1907 года.).

По организационным вопросам:

Членом СО в России может быть всякий еврей, признающий Базельскую программу и уплачивающий сверх "шекеля" обязательный партийный налог в размере не менее 40 коп. в год.

Вопрос об областных комитетах передается на усмотрение ЦК.

Бюджет ЦК на ближайший год установлен в 30 тысяч рублей.

Ежегодно устраиваются делегатские съезды. Не менее 4 раз в году созываются совещания всех членов ИК (Исполнительный комитет.), живущих в России, вместе с членами ЦК. Решения этих совещаний обязательны для ЦК. О сионистской организации в Польше:

1. Сионистская организация в Польше абсолютно независима в вопросах внутренней политической работы, пропаганды, информации и финансов.

2. Во главе сионистской организации в Польше стоит бюро в составе пяти человек с местопребыванием в Варшаве. При бюро создается совет, периодически собирающийся для обсуждения важных вопросов. Число членов совета устанавливает бюро — не менее одного представителя от каждой губернии. Бюро, а также совет, избираются конференцией сионистов Польши.

3. Конференция сионистов Польши проводится ежегодно. {247}

4. Бюро назначает комиссию по пропаганде, которая ведет в Польше агитационную и разъяснительную работу, издает воззвания и брошюры и организует курсы для обучения агитационных групп.

5. Каждые два-три месяца бюро обязано созывать губернские съезды и направлять во все населенные пункты инструкторов. (Эти решения показывают, что Сионистская организация в России предоставила польским сионистам значительно более широкую автономию, нежели предоставило Царству Польскому в рамках Российской империи царское правительство...).

О печати:

1. "Рассвет" признается официальным органом партии на русском языке.

2. Ответственный перед партией редактор "Рассвета" избирается съездом.

3. Палестинский отдел "Рассвета" редактируется Палестинской комиссией или соответствующим институтом при ЦК.

4. В "Рассвете" открывается отдел свободной дискуссии.

5. Съезд признает нежелательным существование другого сионистского органа на русском языке.

6. Взамен прекратившейся "Еврейской Жизни" редакция обязуется издавать сборники не менее двух раз в год.

7. Съезд предлагает ЦК приступить к созданию ежедневной дешевой газеты на жаргоне.

8. До учреждения ежедневной газеты на жаргоне продолжается выпуск "Дос юдише фолк" («Еврейский Народ»- на идиш, еврейском, ldn-knigi), однако не позже 1-го ноября.

9. Съезд предлагает ЦК принять меры к изысканию средств для основания еженедельника на евр. языке (Иврите. — Прим. ред.).

{248}

10. Съезд рекомендует ЦК перевести издат. "Кадима" («Вперед», на древн. евр. – ldn-knigi) в Вильно и содействовать дальнейшему развитию этого книгоиздательства.

11. Съезд признает нежелательным прекращение издания сионистского органа на польском языке.

12. Съезд признает обязанностью каждого сиониста, имеющего к тому возможность, выписывать по крайней мере один из партийных органов.

2. Восьмой конгресс в Гааге

В Восьмом конгрессе, проходившем 14-21 августа 1907 года, участвовало около 400 делегатов; примерно половина их была из России. Центральным вопросом, который предстояло обсудить, была практическая работа в Палестине. Сионисты России пришли на конгресс после углубленного и детального изучения этого вопроса, с четкими решениями, принятыми на Третьем, Гельсингфорсском съезде и подтвержденными на Четвертом. И как на прежних конгрессах, так и на этом, основные резолюции носили отпечаток взглядов российских сионистов. Среди последних имелось и меньшинство, склонявшееся к политическому течению, так же как среди западных сионистов имелось небольшое число "практиков" (профессор Отто Варбург из Берлина; Герберт (Цви) Бентвич из Лондона и другие).

Выразителем взглядов меньшинства российских сионистов на конгрессе стал Моцкин, который считал неприемлемым отказ от лозунга о "чартере" и предлагал пользоваться им: сионисты, полагавшие, что "чартер" — вопрос ближайших дней, просто не понимали Герцля. Покойный вождь не утверждал, что "чартер" удастся заполучить быстро, а говорил лишь, что это может стать делом ближайшего будущего. Герцль говорил:

"Если еврейский народ захочет, он сумеет добиться "чартера". Еврейский народ должен предоставить сионистам необходимые организационные и материальные ресурсы. Нельзя согласиться с положением, будто эту {249} истину надо отвергнуть, отказаться от нее и выставить в смешном виде. Факт, что большинство людей из сионистского лагеря сегодня говорят о ней с усмешкой. И тем самым ведут фактически подкоп под сионизм....

Надо придти к еврейскому народу и сказать ему: мы вам принесли истину, и ее осуществление было в ваших руках, но вы этого не захотели. Сионизм не потерпел никакого поражения. "Если сионизм не будет осуществлен, в этом будут повинны только евреи", — сказал Моцкин. По поводу требования приступить к немедленным действиям в Палестине он заявил, что однажды этот путь уже был испробован, но, так как не было гарантий, обеспечивающих открытую и беспрепятственную деятельность в Палестине, начинание это провалилось на полпути.

Взгляды сторонников практической работы в Эрец-Исраэль изложил Хаим Вейцман:

"Мы стоим перед задачей пробудить волю еврейского народа. И, может быть, трагическая судьба Герцля состояла в том, что он думал пробудить эту волю слишком рано. Последние его слова были: "Мы дошли до барьера". Для нас же не было барьера.

Мы должны изменить мнение о "чартере". Мы должны сказать народу, что он достигнет своей цели лишь в том случае, если уже сегодня начнет освоение принадлежащей ему страны. И мы признаем, что это есть средство, ведущее к цели, но разница в том, что мы считаем прежнее, т. н. политическое, сионистское движение односторонним. До сих пор политический сионизм был лишь дипломатическим. Полагали, что возможно воодушевить народ, говоря ему, что тот или другой властитель относится благосклонно к нашему движению. Это было действенно в известной мере, так как еврейский народ считался с тем, что властители благосклонны к нашему делу; он замечал также, что правительства признают, что мы правы, что они признают, но ничего не делают, чтобы провести справедливость в действительности.

Вы считаете, что работа в Палестине не гарантирована, но такой гарантии не будет, даже если вы получите {250} "чартер". При первых опытах нет никогда уверенности, что они будут удачны. Я стою за синтез обоих моментов. Я знаю только один путь.

Сионизм, конечно, политическое движение, но политика не состоит в том, чтобы ходить к правительствам и собирать хорошие отзывы о сионизме. Я понимаю политический сионизм так, что еврейский вопрос международный, и мы требуем помощи от отдельных государств, но мы сами должны делать все для укрепления нашей позиции в стране. Конечно, мы не можем ручаться, что все наши предприятия будут удачны. Но если ждать полной уверенности, то вообще ничего нельзя делать, а сидеть сложа руки и ждать. Политический сионизм требует работы во всех областях, требует практической работы для достижения политической цели.

Г. Гринберг как-то сравнил еврейскую работу с прорытием туннеля, которое должно быть начато с двух сторон. С одной стороны начали работать, и я желаю, чтобы начали и с другой.

Конгресс должен дать ИК определенную инструкцию: стремиться к достижению "чартера", но как следствия нашей работы в стране. Если мы теперь получим "чартер", он будет только листом бумаги, но если мы будем работать в Палестине, он будет написан нашей кровью и нашим потом и будет прочен". (Шумное одобрение) (Рассвет",№ 34—35, 1907.).

Речь Вейцмана произвела на конгресс чрезвычайно сильное впечатление. С той поры в сионистском движении укоренился термин "синтетический сионизм" как обозначение сплава двух направлений, политического и практического, в одну систему работы. Спустя сорок лет, вспоминая этот эпизод в автобиографической книге "Поиски и заблуждения", Вейцман писал:

«Разногласия между "угандистами" и "классическими сионистами" обернулись разногласиями между "политическим" и "практическим" сионизмом. {251}

Сионисты-политики твердили: Палестина принадлежит Турции. Покупка земель запрещена законом. Вся наша работа должна быть направлена на "чартер", и мы должны прибегнуть к великим державам, таким, как Англия и Германия, дабы они помогли нам заполучить "чартер". Так смотрели на дело сионистские организации Германии и Австрии и большинство западных сионистов. Им противостояла маленькая группа в Англии, возглавляемая д-ром Гастером и Гербертом Бентвичем.

Взгляд второй, "практической" школы — нашей, как я ее называл не раз, — взгляд этой школы на сионизм и на исторический процесс был более органичным. Если говорить правду, ни "духовные", ни "практические" сионисты не отрицали политической работы, как это часто изображалось; они только хотели напомнить миру сионизма ту простую истину, что одной политической работы недостаточно; она должна сопровождаться прочными конструктивными достижениями, реальным освоением земель в Эрец-Исраэль, а это опять—таки должно быть сопровождено нравственным напряжением еврейского сознания, возрождением языка иврит, приобщением к еврейской истории и возвеличением вечных ценностей еврейства.

Процесс слияния двух этих школ не был простым делом. Сила привычных фраз, сила предвзятых мнений были так велики, так завладели умами, что всякие разговоры о возобновлении настоящей поселенческой работы всегда встречались в штыки.

Впечатление было такое, будто люди думают, что переселение евреев в Эрец-Исраэль, основание колоний, закладка индустриальной базы в самой скромной форме не имеют ничего общего с подлинной задачей сионизма. Задача, мол, совершенно другая — твердить о нашем намерении создать еврейскую республику в Эрец-Исраэль; и пока таковая не возникла с помощью "чартера", добиться там сколько-нибудь стоящего прогресса невозможно. "Лед тронулся", как мне помнится, на Восьмом конгрессе, который состоялся в Гааге летом 1907 года.

{252} Я там страстно отстаивал взгляды, проповедуемые мною со дня моего вступления в движение. Я сказал, что дипломатическая работа важна, но ее значение увеличится благодаря реальным делам в Эрец-Исраэль. Если мы достигнем синтеза течений в сионизме, мы преодолеем застой. Я утверждал, что даже если б можно было получить "чартер", такой, о каком мечтал Герцль, этот "чартер" ничего не будет стоить без опоры на реальную землю в Палестине, на еврейское население, привязанное к этой земле, на учреждения, созданные этим населением и для него. "Чартер" всего лишь клочок бумаги. Понятно, что необходимо вынести наше дело на суд народов, но впечатление оно может произвести только будучи подкреплено алией, поселением и национальным самосознанием. Основывая свою точку зрения, я употребил выражение "синтетический сионизм", которое стало лозунгом сионистов—практиков».

С аргументацией сторонников школы синтетического сионизма согласовывалась и речь Членова, произнесенная еще в начале конгресса, после вступительного слова Вольфсона и выборов президиума. За три недели до этого Членов побывал в качестве представителя сионистского Правления на праздновании 25-летия со дня основания поселения Ришон ле-Цион. Там он приветствовал участников юбилейного митинга, собравшихся по случаю национального торжества со всех уголков нового ишува, а теперь привез их приветствие, которое они поручили передать конгрессу: "Привет вам всем — которые служат делу народа нашего в галуте, привет от тех, кто в настоящее время осуществляет наш идеал".

Членов продолжал :

"Наше дело преследует три цели: возродить народ, страну и язык, которые еще недавно, некоторыми еще и теперь, объявляются умершими. Каждая из этих трех задач весьма трудна, и неудивительно, если у того или другого возникают сомнения в возможности решения этой задачи, хватит ли сил человеческих.

{253} Истекшие 25 лет были испытанием, которое должны были выдержать страна, народ и язык. И я призываю всех сомневающихся: идите в страну, и там увидите вы, как заброшенные пустыни руками наших братьев превращены в уголки рая. Побывайте в школах, на улицах колоний, где играют дети, и вы услышите, как звучит наш живой язык. Побывайте в домах, встречайтесь с людьми, проникните в общественную жизнь, и вы почувствуете, что создается нечто новое, своеобразное: еврейская жизнь, еврейские чувствования и мышление.

Уважаемые товарищи! Здание, которое мы хотим воздвигнуть для нашего народа, должно быть грандиозным и требует тяжелой работы. Но истекшие 25 лет доказали, что материал прочен и годен для созидания. Только одного еще нет в достаточной мере — твердой народной воли. "Народ может, если он хочет", — сказал на одном из наших конгрессов наш покойный незабвенный вождь. Еврейское народное дело теперь зависит только от одной воли еврейского народа. И она появится, она должна появиться. Наша задача — пробудить ее" ("Рассвет", №31,1907.).

Выступление Членова сопровождалось громкими аплодисментами. Оно внесло осязаемый вклад в принципиальное обсуждение путей воплощения сионизма.

О состоянии национального воспитания в Эрец-Исраэль докладывал д-р Шмарьяху Левин. Он рассказал о деятельности различных христианских миссионерских обществ, расставляющих свои силки для ловли еврейских душ. Да и школы еврейских филантропических обществ из Европы (Альянс и др.) только усугубляют царящую в ишуве языковую мешанину и фактически настраивают молодое поколение покидать Страну. Однако в Стране, особенно в новых поселениях, начала развиваться и сеть национальных школ, где языком преподавания стал иврит, а у детей иврит — живой {254} разговорный язык. Далее он коснулся развития нового ишува и недавно прибывшего из России контингента, образовавшего зачатки городского сословия и рабочего класса (То была Вторая алия, о которой речь пойдет ниже в этой главе.).

Для удовлетворения их нужд в области просвещения решено основать еврейскую гимназию, где преподавание всех предметов будет вестись на иврите (Речь идет о гимназии "Герцлия", основанной в Тель-Авиве после закладки города. Первая в мире еврейская средняя школа, где все предметы преподавались на иврите.).

Ш. Левин назвал также имена основателей гимназии — д-ра Иехуды Матмона-Когана, д-ра Хаима Бограшова и их соратников, которые приехали в Страну из России после Седьмого конгресса, привезя с собой знания и опыт. Под впечатлением доклада д-ра Левина Джейкоб Мозер, лорд-мэр Брэдфорда, пожертвовал 80 тысяч франков на гимназию, обеспечив тем самым ее развитие.

Нахум Соколов также говорил о национальном воспитании в диаспоре и предложил, чтобы конгресс провозгласил иврит официальным языком сионистского движения и его органов. Конечно, для пропагандистских и информационных нужд можно пользоваться и другими языками, в соответствии с потребностями организаций отдельных стран. Это предложение нашло сторонников и противников.

В прениях по докладу руководства выступил представитель движения Поалей Цион Шломо Капланский (уроженец Белостока), который работал в то время в Вене. В августе 1907 года, во время работы Восьмого сионистского конгресса в Гааге, собралась первая всемирная конференция Поалей Цион, где был основан Всемирный еврейский социалистический союз Поалей Цион.

Капланский был одним из его организаторов. В своем выступлении на конгрессе он подчеркнул необходимость привлечения в Палестину капитала, чтобы {255} создать условия для широкомасштабной алии и поселения. Практическая работа должна вестись в любом случае, а не только в благоприятных условиях. Необходимо образование в Эрец-Исраэль классов еврейских рабочих и крестьян. Конгрессу следует в основном сосредоточиться на вопросе практической работы в Стране, с упором на развитие сельского хозяйства. Проявляя заботу о поселении, следует иметь в виду не только тех евреев, которые располагают частью необходимых средств, но, главным образом, неимущих. В помощи сионистов нуждаются не зажиточные, а трудящиеся, способные превратить Палестину в еврейскую страну.

Впервые в конгрессе приняли участие и представители палестинских еврейских рабочих: от Поалей Цион Ицхак Бен-Цви (Второй президент Государства Израиль. Скончался в 1963 году.) и Исраэль Шохат, от партии Хапоэль хацаир (Гапоэль гацаир- молодой труженик ) — Иосеф Аронович и Элиэзер Шохат (брат Исраэля Шохата), все четверо — пионеры Второй алии из России. Обе рабочие партии в Эрец-Исраэль в своих политических платформах требовали практической работы в Стране. Аронович, выступивший с трибуны конгресса в защиту еврейского труда в Стране, сказал, что каждый сионист — если он подлинный сионист — обязан претворить в жизнь сионизм личным примером, переехав в Страну или хотя бы вкладывая в нее свой капитал. Он резко обрушился на сионистскую "болтовню", не подкрепленную никакими практическими делами. Это была новая нота, прозвучавшая в прениях конгресса.

3. Резолюция Восьмого конгресса и выборы Правления

Восьмой конгресс ознаменовал поворот в сионистском движении в направлении совмещения {256} политической деятельности с практической работой в Палестине; то была линия "синтетического сионизма", выработанная ранее сионистами России на Гельсингфорсском съезде и явившаяся содержанием речи Вейцмана на конгрессе, оказавшей самое сильное влияние на присутствующих. Эти взгляды были положены в основу резолюции по центральному вопросу, обсуждавшемуся на конгрессе, — о практической работе в Палестине. Приводим текст резолюции.

РЕШЕНИЯ И РЕЗОЛЮЦИИ VIII КОНГРЕССА

О работе в Палестине

1. При малом ИК учреждается особое Палестинское управление под руководством одного из членов Малого ИК для заведывания всеми палестинскими делами. Управление содержит в Палестине ответственное бюро, состоящее из одного или нескольких лиц на жалованьи.

2. Четверть всех доходов ИК, за исключением сумм, предназначенных для специальных целей, отчисляется через посредство Еврейск. Колон. Банка в пользу Палестинского управления. Сверх того, в его пользу поступают все специально для него собираемые пожертвования и взносы.

3. Конгресс поручает Палестинскому управлению изучить вопрос о кооперативной колонии по системе Оппенгеймера и представить доклад об этом ближайшей годичной конференции.

4. Конгресс рекомендует Малому ИК и директориуму АПК принять меры к тому, чтобы при АПК (Англо-палестинская компания. — Прим. ред.) было устроено отделение долгосрочного кредита под {257} сельскую и городскую землю и чтобы это отделение имело право покупать и продавать городскую и сельскую землю, парцеллировать, брать и сдавать в аренду, равно как и на земле производить мелиорационные работы.

5. Конгресс поручает Палестинскому управлению уделить особое внимание школьным учреждениям и стремиться к созданию специального школьного фонда. Конгресс далее поручает Палестинскому управлению принять меры к устройству евр. среднего учебного заведения в Палестине.

Об изменении устава банка

Конгресс стоит, как и прежде, на той точке зрения, что его устав должен быть изменен согласно решению III конгресса, насколько такое изменение может быть проведено без ущерба для интересов банка. Во всяком случае Малый ИК должен позаботиться посредством дополнения к статутам, чтоб банк нигде в мире не занимался колонизационной деятельностью, помимо Сирии, Палестины и соседних стран. Окончательное решение о продолжении процесса конгресс предоставляет Малому ИК и комиссии из 3-х специалистов, избранных конгрессом.

Организация. (Существенные изменения в статутах):

§11. Делегаты конгресса избираются на двухлетний период. В случае созыва экстраординарного конгресса в нем принимают участие делегаты последнего конгресса.

§19. Ежегодный созыв делегатского съезда является обязательным для всех землячеств и федераций.

§22. Пассивным избирательным правом в Большой ИК пользуется всякий сионист, уплативший шекель по крайней мере непрерывно в течение 3-х лет. Председатели землячеств и федераций являются членами Большого ИК. {258}

§23. Малый ИК по требованию 13 членов Большого ИК обязан созывать экстренное заседание Большого ИК.

§24. Для образования новой федерации требуется не менее трех тысяч шекеледателей. Федерации утверждаются лишь Малым ИК.

§29. Шекельный сбор для России установлен в 50 коп.

§37. Параграф 1 и последний статута могут быть изменены лишь тогда, когда на двух следующих один за другим обыкновенных конгрессах изменения приняты большинством в 34 явившихся на конгресс делегатов.

Еврейский язык (Иврит. — Прим. ред.) признается принципиально официальным языком сион. движения, его руководящих органов, конгрессов и съездов и постепенно проводится в жизнь. Национальный язык является для сионизма обязательным.

Только в виду необходимости популяризирования сионистской идеи организации предоставляется право наряду с евр. языком пользоваться и другими.

Партийный фонд

Конгресс постановляет привлечь, по возможности, всех сионистов к созданию партийного фонда посредством единовременного взноса не менее 2-х рублей.

Определенные трудности обнаружились при избрании нового Правления. Вольфсон утверждал, что Правление только в том случае будет работоспособным, если число его членов будет небольшим, а места их жительства не будут слишком удалены.

Постоянная комиссия предложила избрать Правление из пяти человек, среди них Усышкина и Членова, в соответствии с требованием российских сионистов, постановивших это на своем Четвертом съезде. Вольфсон воспротивился, и тогда оба лидера российских сионистов сняли свои кандидатуры. По требованию Вольфсона, Малый {259} исполком (Правление) составили из трех лиц: его самого в качестве президента, Отто Варбурга (Берлин) как представителя "практиков" и Якобуса Кана (Гаага) — представителя "политиков".

Позиция Вольфсона привела к напряженности между ним и российскими сионистами. Последние увидели в его сопротивлении введению в руководство Усышкина и Членова намерение по возможности затормозить осуществление резолюции по практической работе в Палестине. Это явилось причиной возникновения сильной оппозиции Вольфсону среди российских сионистов.

И первые ее признаки отразились уже на результатах выборов руководства. Делегаты из России были уязвлены и разочарованы и потребовали отдельного голосования по каждой из трех кандидатур в Малый исполком. Вольфсона избрали в президенты 132 голосами против 59, Кана — 140 против 5, Отто Варбург был избран единогласно, при явной симпатии к нему всего конгресса. В заключительной речи Вольфсон заявил, что надеется заслужить на следующем конгрессе голоса и тех пятидесяти девяти, что на сей раз голосовали против него.

Решения о практической работе в Палестине, принятые Восьмым конгрессом, вскоре вошли в стадию выполнения. Еще летом 1907 года сионистское руководство в Кельне обратилось к д-ру Артуру Руппину с просьбой поехать в Палестину с целью изучения возможности для основания новых поселений. Возвратясь из своей поездки, Руппин представил Большому исполнительному комитету подробный доклад на заседании 6-7 января 1908 года. Руппин рекомендовал ряд практических мер в рамках разработанной им программы трудового поселения в Эрец-Исраэль. Ему предложили возглавить Палестинское бюро в Яффе, и он согласился. В апреле 1908 года он прибыл в Страну и приступил к своим обязанностям. Его заместителем стал д-р Яаков Тон.

С прибытием Руппина в истории поселения в Стране открывается новая эпоха. Позднее Руппина назвали "отцом трудового поселения".

{260}

4. Халуцим Второй алии

Когда говорят Вторая алия, имеют в виду поток олим, прибывших в Страну в 1904-1914 гг., до начала Первой мировой войны. Пионеры этой алии, как и Первой алии, начала 80-х гг. 19 века, прибыли из России. После погромов в Кишиневе и Гомеле (1903) и погромов во время революции (1905-1906) десятки тысяч евреев покинули Россию. Основной поток, как и прежде, устремился в Соединенные Штаты Америки, но тонкая струйка направилась в Эрец-Исраэль.

Именно эти немногие открыли в сионизме новую эпоху, ознаменовав таким образом переход из области отвлеченных идей к непосредственному строительству страны, и тем самым привели к повороту в еврейской истории. Халуцим Второй алии заложили основы роста и развития рабочего движения в Эрец-Исраэль и трудового поселения.

Период Второй алии открыла гомельская группа, прибывшая в страну в январе 1904 года. Во главе этой группы (14 человек) стоял Иехезкель Ханкин, руководивший отрядом самообороны Поалей Цион во время гомельского погрома. Переселение гомельцев в Страну не было прямым следствием погромов. Еще в 1902 году они решили ехать в Эрец-Исраэль и начали к этому готовиться. Но когда распространилась весть о кишиневском погроме, они отложили отъезд ради организации самообороны, понимая, что после Кишинева наступит черед других городов.

Погром в Гомеле, а также последующие аресты и суд над участниками самообороны, послужили последним толчком их намерению отправиться в Эрец-Исраэль. Иехезкелю Ханкину, раненному во время выступления против громил и поддерживавших их армии и полиции, а также его товарищам по борьбе, грозила тюрьма. Поэтому они тайно покинули Гомель, кочевали несколько месяцев из города в город, приехали в Киев и оттуда в Одессу. Одесский комитет достал им документы и помог отплыть на корабле в Палестину. О том, каким трудным {261} было это путешествие, рассказывает в своих воспоминаниях Сарра Ханкин, жена Иехезкеля, в книге о Второй алие. После гомельской группы из России прибыли и одиночки, в том числе люди, которые со временем оказали большое духовное и нравственное влияние на развитие всего трудового движения и еврейского поселения в Стране: Аарон Давид Гордон, Шломо Цемах, братья Элиезер и Исраэль Шохат (первый — один из основателей Хапоэль хацаир в Стране; второй — из членов Поалей Цион и основателей Хашомера).

В своем первом письме из Эрец-Исраэль (опубликованном в ноябрьском номере ежемесячника "Еврейская жизнь" за 1904 г.) А. Д. Гордон описывает положение в еврейском ишуве и сетует по поводу того, что работа делается чужими руками (арабами, а не евреями).

А ведь национальное возрождение еврейского народа невозможно, если евреи не освоят труд, весь, — даже самый тяжелый. Еврейский народ добьется национального и нравственного права на Палестину не деньгами, а своим трудом. Существующее же положение вызывает у Гордона "обиду, стыд и боль", и он говорит, что если мы не испытываем чувства стыда, глядя, как каждый метр земли, достающейся нам с таким трудом, обрабатывается чужими руками, если мы не в состоянии чувствовать это, то, верно, очень еще далеки мы от подлинного национального возрождения. Мы провинились перед нашей родиной и обязаны найти искупление в самостоятельном труде, если мы хотим жить национальной жизнью.

Лишь в труде залог нашего успеха; только наша воля к труду, только наша самоотверженность могут исправить дело, и нельзя это откладывать, иначе можно упустить неповторимые возможности; ведь, если верить преданию, задержи евреи свой исход из Египта на одно мгновение, они никогда бы оттуда не вышли.

То был момент подъема всех сил, как это случается с человеком во время внезапной беды, когда, пытаясь спасти то, что возможно, он взваливает на себя груз, не чувствуя его тяжести. Потом, {262} когда беда миновала, он сам удивляется себе — откуда только силы взялись. Подобные минуты не повторяются, и нужно готовить себя к ним. ...

Скажут, что это утопия, что это невероятно. Но не надо забывать, что "невероятен" весь сионизм. И не только сионизм, но и любое освободительное движение вначале кажется утопией. Если бы отцы наши во времена Хасмонеев строили планы на основе точного расчета, если бы они руководствовались исключительно реалистической политикой и здравым смыслом, то руки бы у них наверняка опустились, и еврейский народ оказался бы обреченным на уничтожение.

Евреи, как правило, любят обвинять себя в крайностях, но горькая правда состоит в том, что наши идеалисты чересчур реалистичны и чересчур трезвы. И все наше движение во имя идеала пронизано этим духом рационализма. Что нам нужно — так это пламенная вера, могучее желание, способные подвигнуть народ к самоотверженности.... Нам надо помнить всегда, что в том, что касается нашего национального движения, все шансы и все цифры против нас, и здравый рассудок и трезвый подход — тоже против нас! Так что, если не хватит нам сил неуклонно идти по нашему пути вопреки всем цифрам и всем шансам, наперекор "здравому смыслу", то нам нечего себя обманывать, не стоит играть в идеализм, сионизм и национальное движение! Наш покойный великий вождь показывал нам пример, как действовать вопреки всему. Он трудился, невзирая на все цифры, вопреки всем шансам. Он твердо шел вперед до последнего вздоха — вот ему и удалось пробить изрядную брешь в стенах нашего гетто.

Свое письмо Гордон заключает призывом переселяться в Страну.

Возрождающемуся Сиону не нужны евреи вне Эрец-Исраэль. Только тех следует принимать с ракрытыми объятиями, кто готов работать, предан, способен все вынести и претерпеть. Это подлинный национальный труд, достойный называться сионизмом. Только он имеет право так называться.

{263} Письмо Гордона не нашло отклика у сионистской молодежи. Может быть потому, что приведенные выше строки являлись частью опубликованной в журнале статьи, а не четко оформленным призывом, каким было, например, "Воззвание к еврейской молодежи, чье сердце принадлежит своему народу и Сиону", написанное Иосифом Виткиным и обращенное непосредственно по адресу. Оно было написано в 1904 году. Однако сегодня не менее актуально, чем тогда.

Иосиф Виткин был предшественником Второй алии. Он приехал в Страну вскоре после Первого конгресса, за 6-7 лет до гомельской группы. Он прибыл с намерением обрабатывать землю, но по состоянию здоровья не смог долго заниматься физическим трудом и занялся преподаванием иврита. Он работал учителем в Гедере, Ришон ле-Ционе, Месхе (Кфар-Табор) и с тоской и болью наблюдал упадок ишува. Виткин умер в 1912 году в возрасте 36 лет.

В своем воззвании он описывает положение в Стране и призывает еврейскую молодежь России поспешить на помощь ишуву ради будущего своего народа.

"Братья, силы наши слабы, а цель намного возвышеннее нас. Но именно поэтому нам нельзя сидеть, сложа руки, если мы хотим живой жизни; именно поэтому мы должны собрать все силы и отдаться нашей задаче с безудержной любовью, с безграничной самоотверженностью и бесконечным терпением! Не дай нам Бог обманывать себя и народ, козыряя его именем и говоря, что путь короток и легок. ... Мы должны смотреть в будущее без страха, даже если убедимся, что путь этот труден и чрезвычайно долог... мы должны следовать по этому пути, не оглядываясь назад. Нам следует, наконец, признать, что мосты за нами сожжены и нет у нас спасения и убежища, нет во всем мире!!! ...

Для завоевания нашей страны мы должны отчаянно трудиться и бороться, как раненый зверь борется за свою жизнь!"...

Далее он призывает еврейскую молодежь организоваться, приехать в Страну, поселиться на земле и стать {264} земледельцами. Воззвание завершается страстными словами: "Спешите, герои Израиля, возродите времена билуйцев с мужеством и размахом, иначе еще немного, и мы погибнем!"

Хотя это воззвание появилось по собственной инициативе Виткина и было написано им одним, под воззванием стояла подпись "Группа молодежи из Эрец-Исраэль". Виткин отправил это воззвание в марте 1905 года Усышкину с просьбой содействовать его распространению среди еврейской молодежи. Усышкин так и поступил. И немало молодых людей откликнулись на этот искренний и непосредственный призыв Виткина и начали уезжать в Страну. Поток алии усилился с волной погромов, затопившей еврейское население в дни революции 1905 года и после ее поражения, В Палестину прибыли члены Цеирей Цион (Молодые сионисты). Поалей Цион, а также одиночки, состоявшие в русских революционных партиях, разочаровавшиеся в своем пути и пришедшие в отчаяние после поражения революции и начала разгула реакции и антисемитизма.

Пионеры Второй алии, прибывшие в Страну с заранее обдуманным намерением заниматься физическим трудом и жить его плодами, наталкивались на этом пути на многочисленные трудности. Им приходилось выдерживать конкуренцию с арабскими рабочими, местными уроженцами, привычными к тяжелой работе и климату страны.

Поскольку арабские рабочие довольствовались малым и работали за гроши, еврейские фермеры предпочитали их рабочим-евреям, и новые олим, в большинстве случаев, оставались без работы и хлеба. Кроме того, фермеры с подозрительностью относились к молодежи, только что приехавшей из России, к их свободолюбивым идеям и требованиям уважать их человеческое достоинство.

Отношения между еврейскими фермерами и пионерами Второй алии обострились до такой степени, что комитет поселения в Петах-Тикве объявил еврейским рабочим бойкот (1906 г.) и не из-за трудовых конфликтов, а из-за религиозной {265} нетерпимости старожилов. Тогда прозвучал лозунг: "Даешь Галиль!" — и десятки рабочих покинули Петах-Тикву (во всей стране тогда насчитывалось всего около 600 еврейских рабочих) и перешли в поселения Нижней Галилеи (Седжера, Месха), где установились более нормальные отношения между рабочими и фермерами.

Благодаря помощи и поддержке д-ра Руппина, главы Палестинского бюро в Яффе, в Нижней Галилее (включавшей и Иорданскую долину) возникла организация еврейских сельскохозяйственных рабочих и там же было положено начало трудовому поселению Дегания, "матери кибуцов" (Кинерет).

В то же время (1906 г.) в Стране организовались и рабочие партии: Поалей Цион и Хапоэль хацаир. Ведущий лозунг членов Хапоэль хацаир состоял в завоевании труда для еврейского рабочего. Члены Поалей Цион решили взять дело охраны еврейских хозяйств в еврейские руки (до тех пор охрану несли арабы). Группа участников самообороны из России, примыкавших к Поалей Цион, основала в 1907 году организацию по охране и обороне под названием Бар-Гиора (в честь вождя восстания против римлян в конце эпохи Второго храма), которая в 1909 году была переименована в Хашомер.

В числе ее основателей, как уже говорилось, были Исраэль Шохат, Исраэль Гилади, Ицхак Бен-Цви, Александр Зайд, Иехезкель Ханкин, Мендель Португали, Берл Швейгер, Меир Хазанович, Цви Бекер, Иехезкель Нисанов. Хашомер вписал в историю Второй алии замечательную страницу: он стал тем ядром, из которого впоследствии развилась организация Хагана (Оборона-защита), поставившая, в свою очередь, кадры первым вооруженным силам Государства Израиль.

Целый ряд выдающихся людей из числа пионеров Второй алии, выходцев из России, оказали сильнейшее влияние — общественно—политическое, духовное и культурное — на свое поколение. Оно не прекратилось и позднее, когда после Первой мировой войны еврейский ишув (евр. поселения) разросся и увеличился. Это влияние {266} прослеживается и до наших дней. Вот некоторые из этих людей: Иосеф Ааронович, один из тех, кто заложил основы и сформировал политический облик партии Хапоэль хацаир, а также в течение многих лет был главным редактором печатного органа ("Хапоэль хацаир") этой партии; Иосеф Шпринцак, один из основателей Цеирей Цион в России и руководитель Хапоэль хацаир в Стране; из членов Поалей Цион — Давид Бен-Гурион, Яаков Зерубавел, Рахель Янаит (Бен—Цви).

И, кроме них, упоминавшиеся нами ранее: А.Д.Гордон, писатель Шломо Цемах, Ицхак Бен—Цви, братья Элиэзер и Исра—эль Шохат. И беспартийные, чей общественный и нравственный авторитет был чрезвычайно высок: Берл Кацнельсон, Ицхак Табенкин, Шмуэль Явнеэли. Писатели: И.Х.Бреннер, Зеэв Смилянский, Александр Зискинд-Рабинович, Яаков Рабинович.

Наконец, основоположницы женского рабочего движения в Стране: Сарра Малкина, Хана Майзель, Рахель Кацнельсон-Шазар, Ада Фишман (Маймон).

Все они и многие другие, не названные здесь, внесли огромный вклад в формирование еврейского рабочего движения в Стране, в ее облик, в создание ее ценностей.

К содержанию

Сионистское движение в России

Ицхак Маор. Иерусалим, 1977

(авторизованный, сокращенный перевод c иврита)

Глава четырнадцатая

В ДНИ РЕВОЛЮЦИИ 1905 ГОДА И ПОСЛЕ НЕЕ

1. "Манифест" и погромы в дни революции

Поражение русской армии и флота в русско-японской войне нанесло тяжелый удар царскому самодержавию. Авторитет его пал низко, как никогда, и {230} создалась благоприятная обстановка для общественной критики в адрес царя и правительства. Энергичная агитация революционных партий, вызывавшая в массах сильное брожение, напор либеральной общественности и общая забастовка, охватившая страну, вынудили Николая II отступить от своей непреклонной позиции нежелания даровать народу конституцию: 17 октября 1905 года был опубликован "манифест" о так называемых "свободах".

В мае 1905 года конституционно—либеральное движение сплотилось в объединение под названием "Союз союзов". В него вошли 14 союзов, представлявших, в основном, людей свободных профессий. В нем участвовал и представитель (Л. Брамсон) "Союза для достижения полноправия еврейского народа в России", возникшего под влиянием общего освободительного движения. Союз этот был основан в конце марта 1905 года в Вильно на съезде еврейских общественных деятелей из 32 городов. В рамках Союза объединились разные общественно—политические течения, существовавшие в еврействе: группа сионистов во главе с Борисом (Довом) Гольдбергом и Шмарьяху Левиным.

Еврейская народная группа антисионистского толка, возглавляемая кадетским лидером М. Винавером и еврейским общественным деятелем адвокатом Г. Б. Слиозбергом; Еврейская народная партия во главе со своим основателем С. Дубновым; Еврейская демократическая группа, близкая к русским социалистам-трудовикам, возглавляемая Л. Брамсоном и Я. Бикерманом. Союз поставил своей задачей "достижение полных гражданских, политических и национальных прав для еврейского народа в России".

"Союз для достижения полноправия" просуществовал недолго. Он распался вскоре после своего основания на различные составлявшие его течения и в 1907 году был распущен.

Однако и после этого слагавшие его течения продолжали совместные действия в вопросах, касавшихся еврейства.

{231} Революционное брожение в России совпало с кризисом в сионистском движении (полемика об Уганде, смерть Герцля, уход территориалистов), а общественно-политическая обстановка в империи возлагала на сионистских вождей новую большую ответственность. Вскоре выяснилось, что "манифест 17 октября", фактически ничего не изменил в практике самодержавного режима. Правда, отныне дозволялись запрещенные прежде публичные сходки и собрания, но правительство сумело начисто выхолостить эту "свободу": на каждом таком собрании присутствовал полицейский чин, следивший за речами и бывший вправе, покажись ему эти речи крамольными, после третьего предупреждения собрание закрыть и разогнать.

Таким образом, "манифест" оказался всего-навсего уловкой, призванной ввести общество в заблуждение и расколоть оппозицию. Ликование по поводу "свободы" было коротким, власти быстро оправились, и реакция ударилась в безудержный разгул.

Чтобы справиться с революцией, на сцену был выведен исторический козел отпущения, к которому прибегали все темные силы во все времена, — евреи. Самодержавие решило "утопить революцию в еврейской крови", и это ему действительно удалось. Уже на следующий день после оглашения "манифеста", 18 октября 1905 года волна погромов захлестнула сотни еврейских общин. Серии погромов были заранее запланированы и вдохновлялись свыше близкими к царскому двору шовинистическими организациями. Самой усердной в этом деле была экстремистская монархическая организация "Союз русского народа", комплектовавшая отряды погромщиков под ставшим с тех пор нарицательным названием "черная сотня". Действия этих отрядов против евреев были на руку властям.

Только за двенадцать дней — с 18 по 29 октября — погромы произошли в 660 городах, местечках и деревнях. А поскольку в иных случаях погромы еще и повторялись, их общая цифра достигла 690. Было убито около тысячи евреев и многие тысячи ранены. Более {232} 200 тысяч потеряли свое имущество, общий ущерб выразился в сумме 63 миллиона рублей. К подобному разгулу массовых бесчинств еврейская общественность была совершенно не подготовлена. Самооборона, которая проявила достаточную эффективность после Кишиневского погрома, теперь оказалась не на высоте, будучи раздробленной и разделенной по политическому признаку.

2. Реакция российских сионистов на октябрьские погромы

В таких обстоятельствах и при таких общественных настроениях приходилось вожакам сионистов в России руководить движением и направлять его. Задача была не из легких: трагический оборот событий требовал определить позицию и высказаться по поводу происходящего.

В разгар погромов сионистский еженедельник "Хроника еврейской жизни" с горечью атаковал прогрессивную русскую печать, всегда грешившую замалчиванием еврейского вопроса. В выступлениях от редакции и статьях, подписанных полными именами публицистов, журнал обвинил либеральную, радикальную и прогрессивную русскую общественность и всю прогрессивную печать в безразличии к страданиям евреев и практике погромов. Все они будто вступили в заговор молчания во всем, что касается евреев и их положения: "манифест", суливший всем—всем права и свободы, обошел молчанием только евреев и не содержал даже малейшего намека на отмену дискриминационных законов, но прогрессивная печать никак не отреагировала на эту вопиющую несправедливость. Александр Гольдштейн писал в своей статье:

"Прочтите газеты...

Обо всем вспомнили они в эти дни: о заточенных и ссыльных, которые должны получить амнистию, о нуждах и горестях крестьян, о сокращении рабочего дня, {233} о нормировании заработной платы, о тяжелом положении солдат и матросов, о справедливых требованиях финнов, о необходимости автономии для поляков, об отмене военного положения и усиленной охраны, об отмене института земских начальников, об открытии университетов, о военных судах, о гимназиях и т. д. и т. д. и т. д. Обо всем писались длинные и короткие статьи — всем посвящались горячие, смелые строки. Об одних лишь забыли — о евреях...

Зато не забыли вспомнить про евреев другие, те, которые всегда и — увы! — чересчур даже часто вспоминали о них: и над многострадальною головою еврейства разразились ужасы погромов, перед зверством которых меркнут кровавые пиры мрачного средневековья. Заставили ли эти события русскую прессу отнестись более вдумчиво к еврейскому вопросу, подробно коснуться его сущности, начать настойчивую, упорную борьбу за полное уравнение евреев в правах?

Прочтите газеты...

В самый разгар разгрома российского еврейства, когда от "погромных" телеграмм листы газет покрывались кровавыми столбцами, в день 23-го октября, "Наша Жизнь" ухитрилась поместить передовицу о погромах, в которой ни разу не было произнесено слово "еврей"...".

Гольдштейн приводит факты, которые свидетельствуют, что по части безразличия к судьбе и положению евреев от либеральных обывателей не отличался и организованный "передовой" пролетариат.

Писали на эту тему также М. Соловейчик, Ш. Гепштейн и другие. По поводу же обыкновения прогрессивной печати громко величать погромы "контрреволюцией" журнал замечал, что самим-то евреям нечего себя обманывать. Надо зарубить себе на носу: не контрреволюция это, а именно погромы, то есть массовые избиения евреев по кишиневскому и житомирскому образцу.

В конце ноября 1905 года Сионистская организация провела в Петербурге публичное массовое собрание, {234} посвященное октябрьским погромам. Более 2500 человек наполнили зал до отказа. Вел собрание Авраам Идельсон. Профессор Белковский обвинил власти в активной поддержке погромщиков, а русскую публику—в пассивности и равнодушии к пролитию еврейской крови.

М. Усышкин, встреченный овациями, сказал, что в погромах в немалой степени виновен сам еврейский народ, потому что склонен проявлять слабость и верить в чужих "спасителей".

Еврейский народ должен полагаться только на себя самого и не должен вручать свою судьбу в чужие руки. Он не может положиться ни на либералов, ни на радикалов, ни на русскую социал-демократию.

Здесь часть собравшихся запротестовала и устроила оратору обструкцию. Однако подавляющее большинство аплодировало в знак согласия с Усышкиным. Президиуму не удалось усмирить антисионистскую оппозицию, по-видимому решившую не дать оратору закончить свое выступление. Тогда на сцену поднялся Жаботинский, и в зале воцарилась тишина. Он воззвал к гражданской порядочности противников сионизма и призвал их выслушать оратора, даже если им это неприятно. Прав или неправ оратор, но он прибыл оттуда, где обильно проливают еврейскую кровь, и должен быть выслушан до конца.

"Что касается партийных счетов, то пусть наши противники слева помнят, что в течение семи лет мы были мишенью их злобствующих нападок и не имели возможности им возразить. Пусть они выслушают и нас!" (Материалы о митинге. "Хроника еврейской жизни", № 46, 1905.).

Зал затих, и Усышкин продолжил: "Два лозунга провозглашены теперь в России: "Бей жидов!" и "Пролетарии всех стран, объединяйтесь!", и надо быть легковерным и слепым, чтобы думать, что первый, {235} который насчитывает 300 лет со времен Хмельницкого и гайдаматчины, сейчас же уступит позицию второму, насчитывающему каких-нибудь 20 лет. И кто может поручиться, что пролетариат не забудет, что его первыми учителями были Карл Маркс и Фердинанд Лассаль, как христиане забыли, кем был Иисус Христос и апостол Павел...".

От имени Поалей Цион выступил И. Новаковский, который на первый план выдвинул разногласия между его единомышленниками и Усышкиным. Он согласился, что главная причина погромов — диаспора, однако подчеркнул вину темных сил самодержавия, использовавших в своих преступных целях антисемитизм и невежество. Развитие социал-демократии поднимет также и сознательность масс и будет способствовать установлению более нормальных отношений между всеми народностями. Тем не менее, в силу особенностей социально-экономического развития еврейства, параллельно с этим будет происходить вытеснение евреев с передовых экономических позиций.

Так во весь грозный рост встанет общенациональный еврейский вопрос, который может быть разрешен только с помощью сионизма. В то же время оратор полагал, что участие еврейского пролетариата в революционном движении необходимо, потому что преследуемому и бесправному народу не под силу одному осуществить столь великий идеал, как сионизм. Воплощение сионистского идеала будет венцом национального возрождения еврейского народа, и в стремлении к этой цели надо надеяться на поддержку мирового пролетариата.

Шмарьяху Левин выступил на идиш. Он задал риторический вопрос: кто они, эти жертвы погромов, — герои или мученики? И ответил: в большинстве мученики, иначе говоря пассивные жертвы. Для того чтобы у нас появились борцы за народное дело, надо стремиться к возрождению народа на его исторической родине. Нахум Соколов, также выступивший на идиш, проанализировал сущность погромов и подчеркнул {236} элемент их постоянства, прослеживаемый во всей истории еврейского народа.

На трибуну под гром аплодисментов поднялся Жаботинский.

"Господа и товарищи! — начинает он свою речь. — Когда товарищ Наум Соколов начал говорить на жаргоне, в зале раздался свисток: требовали речи не на жаргоне, а на русском языке. Ни на одном митинге другого народа невозможно было бы такое позорное явление: против этого свистка жаргону, языку миллионов, языку трудящихся еврейских масс.

Затем оратор перешел к спору с противниками сионизма и осудил необузданную ненависть, которую они проявляют по отношению к сионистам в своих злобных выдумках и наветах. А ведь сионисты призывают еврейский народ отнюдь не к смерти и не к самоубийству (ассимиляция), но к жизни. В своих бедах и блужданиях еврейский народ в конечном счете окажется перед двумя путями: "один — на церковную паперть и в могилу", другой — возрождение на своей исторической родине. И он изберет жизнь и пойдет второй дорогой.

Председательствующий зачитал проект решения, принятый абсолютным большинством участников собрания:

"Погромы, разразившиеся над российским еврейством в октябре 1905г., на заре политического освобождения России, имеют своей основной причиною общее ненормальное положение еврейского народа в диаспоре. Рассеянный, бесправный, вытесняемый из прогрессирующих форм хозяйственной жизни, разрозненный, с беспримерным 18-вековым мартирологом в своем прошлом, еврейский народ является постоянно первой жертвой всех религиозных, политических и социальных переворотов.

Ненормальным положением еврейства в России, создавшим в широких слоях окружающих его народов чувства неприязни, а подчас и вражды к {237} нему, воспользовались темные силы умирающего самодержавия, чтобы организовать при содействии полиции и войск октябрьскую резню. Митинг не находит достаточно слов, чтобы заклеймить проклятием всех организаторов, попустителей и участников этого небывалого злодейства и требует отдачи всех преступников против жизни, чести и имущества евреев и, прежде всего, всех чинов полиции и войсковых частей, виновных в погромах, — под гласный суд.

Митинг находит, что манифест 17.Х. лишен всякого значения для еврейского населения России до тех пор, пока оно ограничено в самых элементарных своих правах, и требует немедленного провозглашения еврейского равноправия.

Митинг с глубоким прискорбием констатирует безучастное отношение большей части российского общества к еврейским погромам, проявившееся в печати и бездеятельности различных общественных групп и организаций, и, с особенной болью, отмечает пассивность СПб.С.Р.Д., обошедшего молчанием еврейские погромы при провозглашении ноябрьской забастовки протеста.

Восторженно приветствуя героев самообороны, митинг с глубоким удовлетворением отмечает единодушное участие всего еврейства всех стран в горе российских евреев, знаменующее наше национальное единство. Митинг призывает все еврейское население России для защиты своей жизни и элементарных человеческих прав и для отстаивания своих национальных интересов.

Митинг твердо убежден, что объединенное еврейство признает единственным путем для радикального решения еврейского вопроса возрождение его на исторической родине, написанное на знамени сионизма".

Таков текст этой резолюции, из которой видно, что даже сионисты верили, невзирая на бедствия, постигшие евреев, в близкий конец "агонизирующего самодержавия" и "зарю политического освобождения России". После того как резолюция была одобрена абсолютным большинством присутствующих, среди {238} публики были распространены воззвания петербургской организации сионистов и местной группы Поалей Цион. Митинг завершился пением "Хатиквы" и гимна Поалей Цион — "Хашвуа" ("Клятва").

3. Гельсингфорсский съезд

Со времени проведения Минского съезда (1902) в России произошли грандиозные события: русско-японская война, революция, оглашение "манифеста", созыв и разгон Думы и, среди всего этого, — волна еврейских погромов. Эти события, приведшие к новому положению в политической и общественной жизни России, поставили перед сионистским движением многочисленные трудные проблемы. Оно оказалось невольно увлечено стихией (участие в "Союзе для достижения полноправия", выдвижение кандидатов на выборы в Думу) и при этом все еще не имело своей линии действий в новых условиях. Ощущалась, таким образом, острая необходимость в глубоком и разностороннем обсуждении актуальных проблем. Так возникла мысль о созыве общего съезда российских сионистов.

При всех "свободах" и "конституции", дарованных "манифестом", в России фактически отсутствовали условия для свободных дискуссий. Поэтому местом созыва Третьего съезда был выбран Гельсингфорс, главный город автономной Финляндии, пользовавшейся широким самоуправлением в рамках Российской империи. Съезд открылся 21 ноября 1906 года и работал до 27 ноября.

В нем участвовали 72 делегата из 56 городов. Усышкин не приехал, лишь прислал приветственную телеграмму. Председателем был избран Членов. В большой вступительной речи он сделал обзор пути, пройденного сионистским движением, и остановился на дискуссиях и борьбе в российском сионизме во время двух предыдущих съездов (Варшава, 1898; Минск, 1902); сказал об угандийском кризисе, о полемике между "политиками" и "практиками" и подчеркнул необходимость синтеза этих двух линий. Касаясь {239} "гегенвартсарбейт", он отметил, что революция в России привела к перемене в отношении сионистов к этому вопросу: необходимо бороться за достижение гражданского и национального полноправия, за создание всероссийской еврейской национальной организации.

С докладом о практической работе в Палестине и о деятельности в России в пользу Палестины выступил Борис Гольдберг. По его мнению, политический сионизм допустил просчет, добиваясь исключительно "чартера" и забросив практическую работу в Эрец-Исраэль. Поэтому деятельность движения не была успешной. Он не возражает против политико-дипломатических действий, но они могут иметь значение лишь при условии, что основываются на реальной действительности; поэтому в ближайшем будущем целью движения должно стать не получение "чартера", а устранение ограничений и преград на пути заселения Палестины. Эта линия будет соответствовать решениям Седьмого конгресса.

И. Гринбаум требовал отказа от идеи "катастрофального сионизма" (Сторонники "катастрофального сионизма" считали, что "чудесная катастрофа внезапно, извне изменит коренным образом жизнь и спасет нацию". См.: Гринбаум, "III Всерос. Съезд сионистов в Гельсингфорсе в 1906 г.", Петроград, 1917 г. — Прим. ред.), связанной с внезапным и полным решением еврейского вопроса.

Сионизм — длительный процесс, который приведет нас к цели единственным путем после постепенного, сложного и непрерывного развития. Линию "синтетического сионизма", то есть синтеза политической деятельности с практической работой в Эрец-Исраэль, поддержали Д. Пасманик, А. Гольдштейн, Л. Яффе и многие другие выступавшие.

Основной причиной кризиса в сионистском движении, — продолжал Гринбаум, — является нежелание вести борьбу за национальные права евреев в России. То была ошибка, вытекавшая из веры в {240} "катастрофальный" путь сионизма и скорое решение проблемы. Правда, тем временем в сионистскую программу в России была включена культурная работа, а также экономическая деятельность. Но нельзя забывать, что обе они находятся в неразрывной связи с политическим положением евреев. Сионизм — это постепенный процесс собирания национальных сил как в Палестине, так и в диаспоре, и наша национальная независимость может придти только как следствие такого процесса.

В прениях выступили Пасманик, Жаботинский, Моцкин, Членов и другие.

О направлении деятельности сионистского движения в России доклад сделал Жаботинский. Он предложил принять участие в русском освободительном движении, поскольку евреи России заинтересованы в свержении самодержавия и установлении демократического строя. Сионисты должны действовать в качестве самостоятельной политической единицы и выступить как сионистская партия. На выборы в Думу сионистам следует идти под собственным флагом, не затушевывая сущности движения. Надо выдвинуть требование об автономном руководстве национальными делами русского еврейства и действовать в пользу созыва всероссийского еврейского национального собрания.

По окончании прений были приняты резолюции по всем пунктам повестки дня. Из совокупности этих резолюций возникла "Гельсингфорсская программа", состоявшая из следующих частей:

а) практическая работа в Палестине (тут нашел свое выражение синтетический подход к слиянию политической деятельности с практической работой) ;

б) политическая платформа;

в) национально-политические требования;

г) ближайшие действия;

д) организационный вопрос.

Требования политической платформы:

1. Демократизация государственного строя на основе последовательного парламентаризма, широкие политические свободы, автономия для национальных районов и обеспечение прав национальных меньшинств. {241}

2. Полное и безоговорочное равноправие для еврейского населения.

3. Обеспечение меньшинству представительства на всех общегосударственных, окружных и местных выборах, проводимых путем общего, равного, прямого и тайного голосования, без различия пола.

4. Признание еврейского народа в России в качестве целостной единицы с правом на самоуправление в национальных делах.

5. Созыв национального собрания евреев России для выработки основ национальной организации.

6. Право на национальный письменный и разговорный язык в школе, суде и общественной жизни.

7. Право на повсеместную замену для евреев воскресенья субботой в качестве выходного дня.

По организационному вопросу, в частности, было решено:

Членом Российской сионистской организации может быть каждый еврей, согласный с Базельской программой и подчиняющийся постановлениям сионистских съездов; местные сионистские отделения вправе избирать свой комитет (это предложение было внесено Усышкиным еще на Минском съезде, но не было принято).

Разрешается также существование отдельных групп, представляющих особое течение или объединившихся для особой цели по особым причинам. Такие группы имеют своих представителей в местном комитете. Съезд избирает Центральный Комитет, который возглавляет движение. Съезд считает необходимым иметь краевые комитеты для юга, Польши, Литвы, Прибалтийского края, Центральной России и Сибири. Задача краевых комитетов — осуществлять посредничество между Центральным и местными комитетами. Центральный Комитет вправе поддерживать с местными комитетами также непосредственную связь.

Таковы были главные решения по организационному вопросу, значение которых состояло в том, что они укрепили движение, сплотили его и дали ему полномочное руководство. Съезд избрал Центральный {242} Комитет в составе семи человек: Юлиус Бруцкус, Борис Гольдберг, Ицхак-Лейб Гольдберг, Лев Яффе, д-р Иосеф Лурье, д-р Даниэль Пасманик, адвокат Шимшон Розенбаум. Местопребывание Центрального Комитета определили в Вильно.

В циркуляре, разосланном на места новым ЦК, содержалась оценка съезда, его прений и решений. Отмечалось, что Третий съезд Сионистской организации в России, состоявшийся в Гельсингфорсе, открыл новую эпоху в истории движения. Съезд положил конец кризису, царившему в движении три последних года. Относительно самого характера кризиса говорилось, что он касался не цели, а только средств: основной целью сионизма было и остается на будущее государственное возрождение еврейского народа в Эрец-Исраэль.

Основная ошибка движения заключалась в том, что сначала преобладала вера в возможность добиться Эрец-Исраэль чрезвычайно быстро, благодаря воле и гениальным способностям Герцля. Сионисты со дня на день ждали получения "чартера" и по этой причине равнодушно относились к вопросам повседневной жизни. Тогда полагали, что нельзя расходовать силы на проблемы евреев в диаспоре и надо сосредоточиться исключительно и только на осуществлении главной задачи.

Вся работа заключалась в распространении "шекелей", продаже банковских акций и сборе пожертвований для Национального фонда. Надеясь скоро заполучить "чартер", сионисты воздерживались от практической работы как в Палестине, так и в диаспоре. Действительность развеяла, однако, эти мечты.

Так, суть кризиса состояла в том, что пришлось признать эволюционный характер сионизма и, в соответствии с этим, изменить средства для достижения цели. Цель остается прежней, но средства изменились. Не подлежит сомнению, что только организованное еврейство в состоянии аккумулировать те великие материальные и духовные силы, которые необходимы для осуществления векового идеала. Но процесс организации еврейства должен строиться на двух {243} следующих основах: работа о нуждах народа в его повседневной жизни и работа по осуществлению основной задачи сионизма — работа, которая частично может быть выполнена уже теперь.

Сионизм должен охватывать все стороны еврейской жизни, должен давать ответ на все ее вопросы и использовать все кроющиеся в народе силы. Для этого требовалось выработать соответствующую программу, что съезд с успехом и сделал.

В циркуляре подчеркивалось, что ни страшные погромы, ни несбыточные грезы о том, что положение евреев в России теперь совершенно переменится, не могут поколебать основной цели. Напротив — как буржуазия, так и массы еврейского пролетариата теперь более, чем когда-либо, убеждены, что нет возможности разрешить еврейскую национальную проблему в диаспоре.

Новый Центральный Комитет выразил в этом циркуляре принципы "синтетического сионизма", положенные в основу Гельсингфорсской программы. В циркуляре чувствуется оптимизм при оценке значения съезда и его результатов. Однако политический поворот в направлении реакции, наступившей в России после разгона Второй Думы, исключил всякую возможность нового подъема сионистской работы после съезда, ибо движение снова стало недопустимым в глазах властей и было вынуждено действовать, в основном, тайно.

Перемены к лучшему наступили только с началом Февральской революции 1917 года, да и то на короткое время — до установления в России большевистской диктатуры.

{244}

К содержанию

Сионистское движение в России

Ицхак Маор. Иерусалим, 1977

(авторизованный, сокращенный перевод c иврита)

Глава тринадцатая

ЦИОНЕЙ ЦИОН ПРОДОЛЖАЮТ БОРЬБУ

1. Разброд в движении после смерти Герцля

Со смертью Герцля сионистское движение уподобилось кораблю, оставшемуся в гибельном штормовом море без капитана. Среди членов венского руководства не нашлось никого, кто был бы способен заменить покойного президента, верховный авторитет которого являлся незыблемым даже в глазах его критиков. В движении наблюдалось замешательство, и внутренний раскол, последовавший за полемикой вокруг Уганды, еще более углубился и расширился. Самую резкую и крайнюю форму этот раскол принял в России.

Значительная часть "угандистов", выступавших сначала под лозунгом: "В Сион через Уганду!", пошла дальше и превратилась просто в "территориалистов", иначе говоря — в сторонников любой территории, которую можно заполучить, и открытых противников Эрец-Исраэль. В спорах с Ционей Цион они бросали фразы типа: "Долой Палестину, пустыню и запустение!", "Палестина — мертвая страна" и т. п.

Невыносимо тяжко было слышать это из уст людей, которые только вчера торжественно присягали на верность Сиону и Иерусалиму (Уйдя позднее с Седьмого конгресса (1905 г.), они основали партию сионистов—социалистов (она же социал-территориалистическая партия) во главе с д-ром Нахманом Сыркиным. Как упоминалось, в 1909 г. Сыркин вернулся к "классическому сионизму" и вместе с единомышленниками объединился на Чикагской конференции с Поалей Цион, верными Эрец-Исраэль. В России, однако, партия сионистов—социалистов просуществовала до 1917 года. Некоторые ее участники после Октябрьского переворота примкнули к большевикам и работали в так называемой Евсекции.).

{209} Во время полемики вокруг Уганды подавляющее большинство российских делегатов выступило против угандийского предложения. Таким образом, можно было полагать, что сионистское движение в России, не колеблясь, поддержит Ционей Цион. Однако после конгресса картина изменилась: из-за острого столкновения между Ционей Цион, с одной стороны, и угандистами и территориалистами — с другой, движение оказалось на распутье, и распри проникли почти во все отделения и округа. Пытаясь подорвать престиж Ционей Цион в глазах участников движения, их противники говорили, что те против политического сионизма вообще и представляют собой не что иное, как Ховевей Цион старого образца; себя же они называли политическими сионистами.

Поэтому Ционей Цион старались доказать, что поддерживают политический сионизм, но только такой, который ориентируется исключительно на Палестину, а не на Уганду или какую-нибудь другую территорию. Эту концепцию палестинофильского политического сионизма изложил сионистский еженедельник "Хроника еврейской жизни" в редакционном обзоре первых семи лет существования Сионистской организации. В статье говорилось:

"Мы, конечно, не отрицаем существования кризиса, напротив, мы признаем, что кризис — тяжелый и очень важный. Но он именно потому тяжел и важен, что в его лихорадке вырабатывается новый и богатый фазис сионизма. Наше движение вышло из своего детства и переживает разгар отроческого перелома. Подросток не может не пройти через период острого, часто мучительного брожения, и чем глубже переживает он этот период, тем более крепок, устойчив и плодороден будет его {210}

дух в пору молодости и зрелости. Вглядываясь во всю эту бурлящую суматоху вопросов и споров, мы совершенно ясно видим в ней повсюду одну и ту же яркую и определенную идею: принцип национальной самодеятельности, который был и будет основою всякого национального освобождения.

Первоначально этот принцип охватил только наше будущее; теперь он стремится, шаг за шагом, обнять и настоящее, взять в свое ведение все стороны еврейской жизни. Он растет, и мы осторожно, заботливо, но спокойно и уверенно следим за его ростом.

Не присоединяясь к оплакивателям будущего, не присоединимся мы и к порицателям прошлого. Опять-таки не потому, чтобы мы считали официальную тактику первых семи лет политического сионизма хоть сколько-нибудь безошибочною. Напротив: мы признаем все ее недостатки.

Но мы в то же время понимаем ее историческую необходимость, — скажем больше: ее историческую мудрость. Задача истекшего семилетнего периода состояла не в том, чтобы "выхлопотать" Палестину, а в том, чтобы положить начало политической организации, ибо только политическая организация может взять на себя столь трудную и длительную политическую работу, как создание нового государства.

Но для того, чтобы созвать и сплотить этот зародыш организации, нужен был какой-нибудь конкретный стимул, какая-нибудь достаточно яркая и не особенно сложная формула. Было бы ошибкою поставить перед юным движением нашу задачу во всем ее сложном объеме, требующем колоссальных трудов и долголетнего активного терпения. Изумительное чутье Герцля подсказало ему именно ту элементарную схему сионизма, вокруг которой только и можно было на первых порах сплотить столь разрозненную и взбалмошную массу, как наша. Подсказало и заставило самого поверить в эту схему. И если теперь мы выросли из нее и готовимся ее расширить, то это не ошибка Герцля, а его заслуга.

Схема сионизма стремится к расширению и, несомненно, расширится, как бы мы ни противились и ни {211} упирались. Может быть, вернее даже было бы сказать, что до сих пор мы только строили ту динамо-машину, без которой невозможна была бы вообще никакая работа, а теперь машина готова, и мы стремимся дать ее силе конкретное применение — установить содержание сионизма.

Мы не берем на себя здесь теоретического ответа. Жизнь сама создаст реальный ответ. Что будет заключаться в этом ответе — ясно уже теперь.

Он гласит: сионизм не есть партия, сионизм есть национальная политическая организация. Поэтому содержание сионизма есть национальная самодеятельность во всем объеме этого понятия, — служение всем национальным потребностям еврейского народа, материальным и духовным, и, прежде всего — основной, единой, всеобъемлющей потребности в собственной земле.

По мере того как улетучивалось неизбежное опьянение первых лет и перед нами выяснялось, что создание Еврейского государства есть процесс длительный, дело десятков и десятков лет, — мы стали догадываться, на первых порах еще пугливо, что рано или поздно сионизму придется взять на себя попечение о всех интересах и запросах еврейского народа, от великих до малых. Придется невольно и совершенно неизбежно, не по злой или доброй воле сионистов, а так же естественно, как растет и пухнет снежный ком, катящийся под гору. Это произойдет по двум причинам: потому, что это нужно сионизму как партии, и сионизму как идеалу.

Это нужно сионизму как партии, потому что нам необходимо захватить преобладающее влияние среди еврейства, стать господами положения. А господином положения в данной среде может быть только тот, из чьих рук эта среда привыкла получать то важнейшее, в чем она нуждается. Уж и теперь мы с гордостью указываем на то, что во время такого-то погрома сионисты были на своих местах, — хотя нам могут возразить, что о погромах в базельской программе ничего не говорится.

Мы понимаем, как важно для упрочения {212} нашего влияния показать, что в момент наиболее острой национальной нужды мы пришли на помощь своему народу. Так же точно заставит нас жизнь, шаг за шагом, откликнуться и на все другие, уже не острые, а хронические нужды этого народа.

Это нужно и сионизму как идеалу, ибо Палестину нельзя ни выпросить, ни выплакать, а можно только взять упорной и планомерной работою сильной политической организации, имеющей определенный удельный вес на чаше весов международной политики".

В статье заметны признаки освобождения от растерянности и поиск путей продолжения сионистской работы в соответствии с конкретными условиями жизни и положения русских евреев.

После смерти Герцля, летом 1904 года в Вене состоялось заседание Большого исполкома. Главным пунктом повестки дня были приготовления к Седьмому конгрессу. Усышкин предложил кандидатуру Нордау на пост президента Сионистской организации. Он обосновывал это тем, что Нордау был наиболее близок к Герцлю и его политической деятельности и будет так же пользоваться доверием движения. Предложение охотно приняли и довели до сведения Нордау, послав к нему делегацию; принять этот пост Нордау, однако, отказался. Среди мотивов отказа основным было состояние его здоровья. Четверо членов Малого исполкома в Вене, оставшись без Герцля, не считали себя достаточно полномочными, чтобы руководить движением. Поэтому было решено присоединить к ним еще пятерых из числа членов Большого исполкома и поручить этому новому органу в составе девяти человек разработать программу Седьмого конгресса. От сионистов России в эту комиссию вошли Усышкин и Членов. Вскоре состав комиссии был расширен до тринадцати человек.

В частности предполагалось, что сионистское Правление должно выполнить резолюцию Шестого конгресса о посылке экспедиции в Восточную Африку с задачей изучить пригодность Уганды для еврейского {213} поселения. Поскольку конгресс запретил расходовать на эту цель средства из источников Сионистской организации, вопрос финансирования экспедиции (требовалось около 50 тысяч франков) оказался чрезвычайно трудным, В конце концов нашелся частный источник: эту сумму пожертвовал один из друзей сионизма, англичанин-христианин, пожелавший остаться неизвестным.

На заседании Большого исполкома в начале января 1905 года председательствующий объявил, что экспедиция в Восточную Африку уже отбыла в конце декабря в следующем составе: английский майор Гиббонс, известный исследователь Африки; швейцарский профессор Кайзер, специалист по Восточной Африке; инженер Вильбушевич, из сионистских активистов России. После того как экспедиция представит свой отчет, вопрос о поселении в Уганде будет вынесен на окончательное рассмотрение Седьмого конгресса, формально разделенного на две части: очередной конгресс, который займется текущими делами движения, и внеочередной — для обсуждения и решения исключительно угандийского вопроса. На заседании Большого исполкома в мае 1905 года, последнем перед Седьмым конгрессом, отчет восточно-африканской экспедиции уже был обсужден.

Выводы Вильбушевича и Кайзера были резко отрицательными. Третий участник экспедиции, Гиббонс, не соглашался с пессимизмом двух своих коллег, однако и он считал, что речь может идти только об ограниченной колонизации, которая потребует много времени и больших капиталовложений. В итоге Исполком единогласно решил, что он не может рекомендовать Сионистской организации заняться реализацией угандийского предложения. Вместе с тем конгрессу предлагалось выразить английскому правительству глубокую признательность за его симпатии к еврейскому народу.

Такое решение, основанное на отчете экспедиции, казалось, должно было положить конец угандийской полемике, охватившей все сионистское движение. На деле это оказалось не так, ввиду того, что тем {214} временем возникло и организовалось течение территориалистов — откровенных противников Эрец-Исраэль, добивавшихся ревизии Базельской программы.

2. "Наша программа"

М. Усышкин, не принимавший участия в Шестом базельском конгрессе (он в это время организовывал новый ишув в Палестине), по возвращении в Россию стал духовным вождем Ционей Цион. Идейный разброд, охвативший движение из—за полемики вокруг Уганды, побудил Усышкина заново и четко сформулировать основные практические положения сионизма, дабы объединить сионистские силы на базе ясной и детализированной программы.

В декабрьском (1904 г.) выпуске сионистского журнала "Еврейская жизнь" он опубликовал большую статью под названием "Наша программа". Эта статья, содержавшая двадцать глав, была затем издана отдельной брошюрой, и ее распространяли накануне Седьмого конгресса среди участников движения.

Автор "Программы" дал обзор развития сионизма за четверть века, от возникновения Хибат Цион, и пришел к выводу, что Хибат Цион, духовный сионизм и конгрессно-дипломатический сионизм — не что иное, как разные формы одной сущности, а именно — политического сионизма. В политическом возрождении любой нации участвуют три слагаемых: народ, территория и внешние обстоятельства. Для того чтобы любой народ оказался в состоянии построить самостоятельный политический и культурно-экономический центр, он должен исподволь готовить себя к этой цели. Он должен проникнуться сильным и развитым национальным сознанием. Он должен быть сплочен при помощи мощной и дисциплинированной организации и обладать большими денежными средствами; должен быть стойким и запастись терпением. Однако прежде всего необходима полная, вытекающая из высокой {215} сознательности, готовность жертвовать сиюминутными нуждами ради интересов будущего. При отсутствии всех этих предпосылок любые попытки создать политический центр обречены на провал.

Что касается территории, то еще до возникновения государства она в экономическом и культурном смысле должна стать фактическим достоянием того народа, который избрал ее своим центром. Необходимо, чтобы вся жизнь на этой территории была неразрывно связана с данным народом: он должен на деле владеть страной, хотя пока и без юридических на то оснований. Он должен быть связан с этой страной узами духовной преданности и любви и окропить ее землю потом своим и кровью.

Наконец, третье слагаемое — внешние обстоятельства. Даже если первые два уже существуют, не всегда возможно обрести страну, если этому не благоприятствуют внешние обстоятельства, например, отношение других народов и т. п. Для устранения таких препятствий требуются планомерные и систематические дипломатические усилия. В заключение, говоря о теории сионизма, Усышкин приходит к следующему выводу:

"Я не сказал ни одного нового слова, но повторил старые истины, которые, чем они старее, тем они все больше и больше забываются. Я призываю всех искренних палестинцев-сионистов возвратиться не к Хибат Цион, не к духовному сионизму и не к дипломатическому сионизму, а к синтезу всех этих трех течений — т. е. к политическому сионизму, сформулированному в Базельской программе".

Говоря о практических действиях, автор "Программы" требует, чтобы Сионистская организация безотлагательно приступила к работе в Палестине, не забывая при этом о дипломатической деятельности. Вместе с тем он выступает за сотрудничество с бароном Ротшильдом, обществом ЕКО и менее значительными организациями, занимающимися колонизацией Палестины, такими, как Одесский комитет, общество "Эзра" в Германии и др.

{216} Усышкин также повторяет свою мысль, с которой он уже однажды выступал, — о создании халуцианской службы: в рамках этой службы еврейская молодежь будет добровольно работать определенное время в Эрец-Исраэль в качестве земледельцев, закладывая основы еврейского труда, без чего еврейскому государству не бывать. С этой целью он предлагает создать Всемирную еврейскую рабочую артель из холостой, здоровой — физически и духовно — еврейской молодежи.

Каждый член этой артели будет обязан на три года поехать в Эрец-Исраэль, чтобы послужить там своему народу, как на военной службе — только не саблей и ружьем, а бороною и плугом.

Тысячи таких молодых людей прибудут в еврейские поселения и предложат там свои услуги в качестве наемных работников за ту же плату, что и арабские рабочие. Им придется жить в самых суровых условиях, как живут солдаты в казармах. Вместе с тем учреждениям разных обществ будет вменено в обязанность бесплатно обеспечивать нужды этой молодежи в области жилья, медицинской помощи и культуры (книги, газеты и т. д.).

После прохождения такой трехгодичной службы каждый юноша сумеет, в зависимости от своего желания, либо осесть в Стране (при поддержке и при помощи учреждений), либо вернуться на прежнее место жительства, что сделает, по—видимому, большинство. После отбывания такой повинности молодые люди будут вправе устраивать свою дальнейшую жизнь по своему вкусу. При этом создание рабочей артели позволит достичь еще одной и не менее важной цели: живой, а не абстрактной, как до сих пор, связи между евреями диаспоры и палестинскими евреями. Нет сомнений, что в диаспоре найдутся молодые идеалисты, и если в восьмидесятые годы у нас были десятки билуйцев, то сейчас мы сумеем мобилизовать тысячи. У нас живая, самоотверженная молодежь — надо лишь обратиться к ней с призывом и указать путь к действию.

Исходя из определения политического сионизма как синтеза трех форм (или направлений): Хибат Цион, {217} духовного сионизма и сионизма дипломатического — синтеза, построенного на Базельской программе с приматом Эрец-Исраэль, Усышкин, в сущности, приходит к выводу, что в Сионистской организации место только сторонникам Сиона. Отсюда следует, что угандисты и территориалисты всех мастей и течений не могут быть членами этой организации. Тем самым Усышкин определил линию крыла "бескомпромиссных" среди Ционей Цион, в отличие от тех, кто на определенных условиях был готов согласиться с присутствием умеренных угандистов в рядах Сионистской организации. К такой линии склонялся Членов, предлагавший отнестись к угандистам терпимо, дабы попытаться ликвидировать раскол. Экстремисты взяли, однако, верх как среди Ционей Цион, так и среди территориалистов.

Усышкин заключает "Программу" предсказанием:

"Пройдут десятки лет, — народ наш будет крепнуть духом, организацией и материальными средствами. Страна наша постепенно фактически перейдет в наши руки. Народы и государи всего мира проникнутся нашими историческими идеалами, и плод нашей работы созреет. Нужно будет только его сорвать; и явится тот Герой, пришествия Которого наш народ ожидает вот уже скоро два тысячелетия. Не бесправное или духовное гетто стран галута его вскормит, а свободный дух Иудейских и Галилейских гор. Он нам отопрет врата нашей родины не извне, а изнутри. Он соединит в себе силу и отвагу древнего Бар-Кохбы с умом и обаянием современного Герцля. Он смело и гордо перед лицом всего мира водрузит бело—голубое знамя освобожденного Израиля на горе Сион. Это не сказка. Это не фантазия. Это сбудется".

3. Полемика перед Седьмым конгрессом

Еще до того, как на своем майском (1905 г.) заседании Исполком отверг угандийское предложение, Усышкин организовал в России во всем сионистском {218} движении широкую разъяснительную кампанию в духе Ционей Цион против угандистов и территориалистов. На места были отправлены агитаторы, вступившие в контакт с рядовыми участниками движения. К этому делу Усышкин привлек молодых — Бера Борохова и Владимира (Зеэва) Жаботинского, которые обладали выдающимся ораторским и публицистическим даром.

Борохова, подходившего к сионизму с точки зрения исторического материализма, Усышкин посылал агитировать, главным образом, в круги Поалей Цион, поскольку там свили себе гнездо территориалисты марксистского толка.

Лекции Борохова на эту тему легли в основу его обширного и глубокого труда, опубликованного в "Еврейской жизни" (1905 г.) в виде серии статей под общим названием "К вопросу о Сионе и территории". Там он говорит о триедином идеале Сиона, вкладывая в этот идеал следующее содержание: "Сион — освобождение еврейского народа; Сион — возрождение еврейской культуры; Сион — возвращение на древнюю родину".

Причем это не три отдельных идеала, но один триединый идеал. Борохов говорит, что Ционей Цион принципиальны не только в отношении идеала, но и в области практической программы, т. к. "единственная территория, практически достижимая для семитского народа с европейской культурой, — это Палестина".

Угандисты и территориалисты, говорит Борохов, в своей аргументации статикой подменяют динамику. Ни нынешние наши возможности, ни трудности, с которыми мы теперь сталкиваемся, — не есть нечто данное раз и навсегда. Углубленно проанализировав проблему с учетом динамики, Борохов приходит к заключительному выводу, что Палестина — это единственно желанная территория, потому что Палестина — Эрец-Исраэль — единственная территория, которая для евреев предназначена, потому что евреи постепенно овладеют Эрец-Исраэль в силу исторической неизбежности. Не все в кругах Поалей Цион были территориалистами, и Борохову удалось сплотить имевшихся среди них Ционей Цион — ядро, из которого затем вышла {219} социал-демократическая партия Поалей Цион (1906 г.).

Вообще-то сионисты недооценивали значения этого рабочего движения для дела сионизма, против чего протестовал Жаботинский в еженедельнике "Хроника еврейской жизни", требуя признать это движение и помочь его развитию. Он писал, что необходимо установление таких "взаимных отношений между Поалей Цион и обще-сионистским лагерем, которые дали бы этому молодому движению возможность вполне свободно и самобытно развиваться.

Это я считаю крайне важным. Недоверчивое отношение многих мещанских элементов сионизма к П.Ц., боязливые и придирчивые вопросы: "да где же их сионизм?" — это все доказывает нашу политическую близорукость. Сионизм П.Ц. именно в том, что они гласно признают необходимость еврейского государства, между тем как до их появления организованный еврейский пролетариат был поголовно против еврейского государства.

Поалей Цион ведут в наш лагерь самую ценную часть еврейского народа, и оттого каждый их успех есть успех всего нашего движения, и все, что способно облегчить им дорогу, облегчает задачу сионизма, хотя бы в то же время отношения между нами и П.Ц. продолжали выливаться, как и теперь, в самые резкие формы взаимной критики. Не нужно никогда забывать, что резкая обособленность П.Ц. от общесионистского лагеря есть и будет всегда необходимостью, вытекающей из их особой классовой психологии, и для того, чтобы их молодая теория выработала гармонический, правильный modus vivendi между национальной и классовой точкой зрения, нужно время и полная свобода развития. Эту свободу развития мы им должны предоставить, признав их особой федерацией, имеющей право на получение соответствующих сумм из кассы организации для самостоятельного расходования их, а также право на представительство в исполнительных органах конгресса".

Таковы были взгляды Жаботинского на сионистское рабочее движение, высказанные им в 1905 году {220} во время полемики между Ционей Цион с территориялистами и угандистами.

Итак, Большой исполком отверг предложение об Уганде. Однако это было еще не все, ибо последнее слово оставалось за полномочным конгрессом. Поэтому оба лагеря — Ционей Цион и территориалисты разного толка — вступили в решающую борьбу за привлечение на свою сторону сионистского общественного мнения в преддверии Седьмого конгресса.

4. Съезды в Вильно (Ционей Цион)

и Варшаве (территориалисты)

По инициативе Усышкина 1 января 1905 года в Вильно был созван съезд активистов Ционей Цион. Кроме Усышкина, организаторами были И. Гольдберг, Г. Златопольский, Ш. Розенбаум, М. Шейнкин.

Съезд не был выборным — рассылались приглашения. Прибыли 47 представителей из 21 города разных концов России. Состав участников был чрезвычайно пестрым: купцы, газетчики, рабочие, представители свободных профессий (врачи и адвокаты), раввины, студенты, общественники. Активно участвовали в работе съезда Б. Борохов, В. Жаботинский, И. Гринбаум, Н. Лурье, Л. Яффе, Е. Членов, Ш. Левин и другие. После четырехдневных прений был принят ряд резолюций в духе "Нашей программы" Усышкина. Вот содержание главных решений:

«..По вопросу территориализма. Ввиду того, что появилось течение, которое признает возможность воплощения конечной цели сионизма в другой стране, вне Эрец-Исраэль, съезд констатирует, что это течение противоречит историческому идеалу сионизма и Базельской программе. Съезд считает необходимым разъяснить в печати как можно более полно и фундаментально безосновательность притязаний территориализма. У территориалистов, отрицающих основной {221} параграф Базельской программы о возрождении еврейского народа в Палестине, нет нравственного права на сионистский "шекель". Съезд решает не допустить в конгрессе никаких обсуждений по поводу какого-либо изменения Базельской программы.

По вопросу об Уганде. Необходимо разъяснить устно и в печати, что угандийское предложение, с одной стороны, противоречит принципам сионизма, а с другой — не способно облегчить бедствия еврейских масс. Поэтому угандийское предложение должно быть категорически отвергнуто, если оно будет вынесено на конгресс в какой-либо форме.

О практической работе в Палестине. Необходимо немедленно приступить к практической работе в Эрец-Исраэль, такой, как выкуп земель, организация ишува, развитие сельского хозяйства, ремесел, торговли и промышленности, строительство школ, возрождение языка иврит и др.; надо основать среднюю школу имени Герцля...»

Таковы были решения съезда Ционей Цион в Вильно в январе 1905 года. Но и оппозиционная сторона организовалась и готовилась к выборам в конгресс. В апреле в Варшаве состоялся съезд "чисто-политических сионистов" (территориалистов) под предводительством

д-ра Мандельштама. Участвовали Ясиновский, Ельский, раввин Рейнес и другие делегаты из 15 городов: Одессы, Лиды, Белостока, Елизаветграда, Ковно, Варшавы, Гродно, Ровно, Дубно и др. Было решено предъявить Седьмому конгрессу ряд требований:

Изменение Базельской программы путем принятия следующей формулировки параграфа о цели сионизма:

"Сионизм стремится создать для еврейского народа убежище на доступной для этой цели территории"; упразднить резолюцию Третьего конгресса об изменении устава Колониального банка, ограничивающего сферу деятельности этого учреждения исключительно пределами Палестины; выступить против перевода капитала банка из Лондона в Палестину; постановить не приобретать земельные участки в Палестине на {222} средства Национального фонда, пока у нас нет в стране автономных прав; не создавать никаких учреждений или компаний для практических действий в любой стране, пока не получено политических гарантий; сопротивляться любой мелкой переселенческой работе без политической автономии; учредить суд для рассмотрения в нем действий сионистского Исполкома в целом и товарищей из России в частности, за то, что они препятствовали выполнению решения Шестого конгресса о посылке в Восточную Африку экспедиции и фактически провалили угандийский проект; отменить решение Исполкома о разделении Седьмого конгресса на два (очередной и внеочередной), поскольку такое разделение оставляет угандийский вопрос вне повестки дня конгресса.

В отношении угандистов съезд постановил, что видит в них непоследовательных территориалистов. Приняв угандийское предложение, они тем самым на деле приняли точку зрения территориализма, не дойдя до его логических выводов. Тем не менее они более близки к территориалистам, нежели остальные течения, а посему необходимо объединиться с ними для практических совместных действий, особенно на выборах в Седьмой конгресс. Решено приступить к предвыборной агитации.

5. Совещания перед Седьмым конгрессом

На выборах в Седьмой конгресс победу в России одержали Ционей Цион: они добились подавляющего большинства в общем числе делегатов. На Западе сторонникам Сиона также сопутствовал успех. Таким образом, можно было заранее предвидеть, что на конгрессе возьмут верх Ционей Цион.

Седьмой конгресс открылся в Базеле 27 июля 1905 года и продолжался до 2 августа. Примерно за неделю до открытия конгресса во Фрейбурге близ Базеля состоялась конференция Ционей Цион. {223} Председательствовал Усышкин. В конференции участвовало 200 делегатов, подавляющее большинство из России. После двухдневных прений решено было предложить конгрессу: а) провозгласить верность принципам Базельской программы; б) безотлагательно начать практическую работу в Палестине ; в) считать угандийский вопрос снятым с повестки дня ; г) исключить территориалистов из Сионистской организации.

Ниже приводится текст постановления, принятого Фрейбургской конференцией для представления конгрессу в Базеле:

"Седьмой сионистский Конгресс заявляет: сионистская организация непоколебимо держится основного принципа Базельской программы, согласно которому сионизм стремится создать для еврейского народа правоохраненное убежище в Палестине, и отклоняет всякую колонизационную деятельность вне Палестины и ближайших к ней соседних стран, безразлично будет ли такое предложение выставлено в виде цели движения или как средство для достижения цели.

Седьмой сионистский конгресс напоминает и усиленно подчеркивает, что, согласно первому пункту сионистских организационных статутов, сионистская организация обнимает всех тех евреев, которые заявляют о своем согласии с программой сионистского конгресса, и возлагает на руководителей движения ответственность за точное выполнение заключающегося в этом пункте постановления" ("Хроника еврейской жизни", № 27, 1905.).

В этом постановлении, как и в остальных резолюциях Фрейбургской конференции, нетрудно распознать решения, принятые в начале января 1905 года на съезде в Вильно.

Как сообщала еврейская газета "Дер Фрейнд" (Петербург, № 1, 1905), распределение делегатов Седьмого конгресса по странам было следующим: {224} Россия — 500, Германия —31, Австрия — 35, Англия — 40, Франция —4, Голландия — 3, Италия — 6, Швейцария — 6, Сербия — 4, Болгария — 4, Румыния — 20, Палестина — 8, Южная Африка — 30, Соединенные Штаты Америки — 40, Канада — 5, Аргентина — 1, Австралия — 1, Китай — 1.

24 июля открылось предварительное совещание делегатов конгресса из России. В нем участвовало 380 человек: 300 Ционей Цион и 80 территориалистов и угандистов. Уже в самом начале заседания произошла яростная стычка большинства с меньшинством из-за процедуры выборов в президиум совещания. Оппозиция требовала пропорционального представительства в президиуме, но большинство не соглашалось с этим, так как прежде это не было принято. Территориалисты и угандисты устроили обструкцию. Поднялся оглушительный шум, и никто уже не слышал ораторов. От имени социалистов-территориалистов выступал Нахман Сыркин; от имени сторонников Сиона — Бер Борохов, но его слова беспрерывно заглушались территориалистами. Шум и ссора продолжались более двух часов, и заседание окончилось безрезультатно. Назавтра картина повторилась, с той разницей, что уже через час собрание было прекращено. Совещания российских делегатов на Седьмом конгрессе не проводились.

За день до открытия конгресса составили Постоянную комиссию, где делегаты организаций отдельных стран были представлены, как обычно, по их количественному соотношению. Из России в комиссию вошли 19 делегатов, из них 15 Ционей Цион и 4 представителя меньшинства. Хаим Вейцман, переехавший на постоянное жительство в Англию, был избран в Постоянную комиссию в качестве одного из четырех делегатов из Великобритании.

6. Седьмой конгресс

Конгресс открылся 27 июля в первой половине дня речью Нордау, посвященной памяти Герцля. Это был {225} первый конгресс без его создателя. После слова о Герцле, в знак траура, заседание было тотчас закрыто, и конгресс собрался на второе заседание после обеда. Президентом конгресса был избран Нордау, его заместителями — Давид Вольфсон (Германия), Александр Марморек (Франция), З. Темкин и Я. Бернштейн-Коган (Россия).

Нордау выступил со своей традиционной речью о положении евреев в мире. На сей раз, в отличие от предыдущих конгрессов, он позволил себе открыто говорить о самодержавном строе в России, угнетающем евреев и лишающим их элементарных прав. Он почтил память жертв погромов в Гомеле, Мелитополе и Житомире и память павших в рядах еврейской самообороны; прочувствованные слова он посвятил также памяти Николая Блинова, русского студента, вступившегося за евреев и погибшего в Житомире от рук громил.

Нордау подчеркнул, что долг сионистского движения — помогать всем евреям, страдающим от несправедливости и насилия, повсюду, где их жизнь и имущество находятся под угрозой. Он предсказал, что Россию ожидают глубокие перемены, которые могут оказать огромное влияние на судьбу шестимиллионного еврейского населения. Сионизм, исповедующий принципы свободы, права на самоопределение, принципы возрождения и прогресса, изменит себе, если не будет бороться за суверенность народа, за его просвещение, против подавления его духа и против всех сил зла. (В этой части речи обычная политическая осторожность изменила Нордау, подобно многим в те дни, он, по-видимому, верил, что революционное брожение в России положит конец режиму и его тирании. То были, однако, напрасные надежды. Переворот 1905 года не удался, был очень быстро подавлен, и первой и главной жертвой этого стало еврейство России.).

Сионисты не верят, что еврейский вопрос в России будет окончательно разрешен по достижении равноправия. Идеалом сионистов России и других стран является национальное возрождение еврейского народа {226} на земле его предков. Тем не менее, ничто не удержит евреев России от борьбы вместе с лучшей частью русского народа за прогрессивный государственный строй, который предоставил бы все права и евреям. Ведь только свободные евреи смогут стать добрыми гражданами будущего еврейского государства.

А. Марморек зачитал отчет от имени руководства, указав, что, невзирая на тяжкий кризис, через который проходит движение в последние два года, оно увеличилось и расширилось, и на данном конгрессе около 750 делегатов представляют 140 000 членов Сионистской организации.

После того как отчет был зачитан, со своего места поднялся Усышкин и предложил конгрессу принять решение Ционей Цион, выработанное на их Фрейбургской конференции, о территориализме и угандизме. Оппозиция устроила ему шумную и продолжительную обструкцию, пока председательствующий не объявил, что этот вопрос будет рассмотрен на внеочередном конгрессе вместе с вопросом об Уганде.

Назавтра (28 июля) открылся внеочередной конгресс, продолжавшийся два с половиной дня. Профессор Отто Варбург (Берлин) доложил о результатах изысканий восточноафриканской экспедиции. Л. Гринберг (Лондон) рассказал о развитии событий вокруг предложения об Уганде. В прениях первым взял слово Зангвилль, который протестовал против решения Исполкома отклонить предложение английского правительства. Он потребовал, чтобы конгресс принял угандийскую рекомендацию.

В прения записалось 120 человек. Из этого непомерного числа конгресс выбрал восьмерых, представлявших все направления. Главным оратором Ционей Цион был Членов. Опираясь на выводы восточно-африканской экспедиции, он указал, что по самому оптимистическому варианту отчета можно будет поселить в Уганде — через несколько десятилетий и после больших капиталовложений и труда — не больше 20 тыс. человек; причем, судя по выводам большинства {227} участников экспедиции, даже и эта оценка завышена.

На вопрос Зангвилля, что ответят Ционей Цион, если найдется место лучшее и более подходящее, чем Уганда, Членов не колеблясь ответил: "Нет!" — потому что для сионистской цели существует лишь одна страна, и это Эрец-Исраэль! Именно потому, что наше поселение в Палестине сопряжено с такими трудностями, мы не вправе растрачивать силы на любые другие переселенческие программы. Нам надо собрать все наши ресурсы и сосредоточить их на работе по заселению Эрец-Исраэль.

После бурных споров и обструкций со стороны оппозиции Исполком внес проект резолюции, основанный, главным образом, на фрейбургском постановлении Ционей Цион, вдохновителем которого был Усышкин. К этому проекту было добавлено выражение признательности английскому правительству за его добрую волю и предложение основать автономную еврейскую колонию в Восточной Африке.

Резолюция была принята большинством голосов. После голосования Нахман Сыркин от имени своей группы (28 делегатов) объявил, что они покидают конгресс, и призвал последовать их примеру остальных территориалистов. Последние вняли этому призыву. Ушедшие с конгресса основали Еврейское территориалистическое общество (ЕТО), которому за все время его существования не удалось сделать практически ничего в области переселенческой работы, и оно в конце концов распалось.

После прений и принятия резолюции по вопросу об Уганде, внеочередной конгресс закончился, а очередной — продолжил свою работу в отсутствие территориалистов и угандистов. Члены Палестинской комиссии профессор Варбург и д-р Соскин доложили о работе комиссии в период между Шестым и Седьмым конгрессами, а также о том, что уже осуществлено на практике в Эрец-Исраэль. По предложению Ционей Цион был принят еще ряд постановлений о {228} практической работе в Палестине, главное из которых звучало так:

"Седьмой конгресс постановляет, что, наряду с политико-дипломатической деятельностью и в качестве подкрепляющей ее реальной базы, должна вестись систематическая работа по расширению наших позиций в Палестине, что согласуется с параграфом первым Базельской программы; вот средства достижения этого:

1) многосторонняя изыскательская работа;

2) стимулирование развития сельского хозяйства, промышленности и т. п. по возможности на демократических началах;

3) культурный и экономический подъем палестинского еврейства путем привлечения свежих интеллектуальных сил;

4) стремление к реформам в административной и правовой областях, необходимым для улучшения положения евреев в Палестине.

Седьмой конгресс отвергает всякую практику мелкой бессистемной и основанной на филантропии колонизации, как несоответствующей первому параграфу Базельской программы".

Резолюция эта почти тождественна предложению, в духе постановлений Фрейбургской конференции, внесенному на конгресс Усышкиным. Конгрессу предстояло еще выполнить достаточно трудную задачу — избрать новое Правление. Поскольку отказ Нордау войти в Правление и возглавить его, был окончательным, требовалось найти другую кандидатуру. После долгих обсуждений было названо имя Давида Вольфсона. Вольфсон, вышедший из рядов Ховевей Цион, уроженец России (Литва), с 1888 года постоянно проживал в Кельне. Он был одним из самых близких и преданных друзей Герцля.

Конгресс избрал Правление в составе семи человек:

Давид Вольфсон — президент; Леопольд Гринберг (Лондон), Якобус Кан (Гаага), д-р Александр Марморек (Париж) — представители герцлианского политического течения; от "сионистов—практиков" — д-р Я. Бернштейн-Коган, М. Усышкин и профессор О. Варбург (Берлин). С избранием Вольфсона в президенты {229} сионистское руководство переместилось из Вены в Кельн.

Начиная с Седьмого конгресса была упразднена традиция, согласно которой председатель Исполнительного комитета автоматически становился президентом конгресса. При жизни Герцля такой порядок был само собой разумеющимся.

Еженедельник "Хроника еврейской жизни" так писал об уходе территориалистов из Сионистской организации:

"Это было тяжело, ибо все мы верим, что каждому из враждебно столкнувшихся дорог родной народ, что каждый кровью своего сердца, исстрадавшегося в скорби народной, выносил свой идеал. Это было больно, невыносимо больно, ибо те, кто восемь тяжелых и бурных лет вместе работали, вместе радовались и страдали, не легко могут порвать друг с другом навсегда.

Но исхода, честного и правдивого исхода, не было.

Люди в святой борьбе за народное дело не могли лгать.

Люди, поставившие себе разные цели, должны идти разными дорогами, под разными знаменами" ("Хроника еврейской жизни", № 28,1905.).

К содержанию

Сионистское движение в России

Ицхак Маор. Иерусалим, 1977

(авторизованный, сокращенный перевод c иврита)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

СИОНИЗМ В ПЕРИОД ПОСЛЕ СМЕРТИ ГЕРЦЛЯ И ДО ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Глава двенадцатая

ЕВРЕЙСТВО РОССИИ МЕЖДУ ШЕСТЫМ И СЕДЬМЫМ КОНГРЕССОМ

1. Погром в Гомеле

Над Шестым конгрессом витала тень Кишиневского погрома, сыгравшего немаловажную роль в возникновении Угандийского кризиса. Но прошло немного времени и выяснилось, что погром в Кишиневе — отнюдь не изолированное событие, а лишь начало нового периода массовых бесчинств, когда погром стал, по выражению Дубнова, "постоянным государственным институтом" Российской империи.

Спустя две недели после Шестого конгресса (сентябрь 1903 г.) погром произошел в Гомеле (Могилевская губерния). Бесчинства начались после стычки евреев с крестьянами, приехавшими в город за покупками. Один из крестьян пытался силой забрать бочку селедок по более низкой цене, чем требовал лавочник. Крестьянина вытолкали; тогда его единоверцы набросились на евреев. Последовала драка и один из христиан был убит. Через два дня собрались огромные толпы мстить евреям за убитого. Драка, таким образом, послужила поводом для расправы, которая была {196} весьма наруку властям, так как в Гомеле активно работали организации революционеров.

Застрельщиками погрома были железнодорожники, к которым присоединились чернорабочие и всякий сброд. Приложили руку и люди из "общества" — попы, торговцы, учителя и студенты, науськивавшие и подбадривавшие громил. Последние действовали на глазах у полиции и войск, при их полном одобрении и поддержке. Но на сей раз кишиневский позор не повторился: в Гомеле выступила еврейская самооборона, организованная из боевых отрядов Бунда и Поалей Цион, которые дали громилам яростный отпор.

Отрядами Поалей Цион командовал Иехезкель Ханкин, впоследствии ставший одним из основателей организации Хашомер (Гашомер) в Палестине. Количество жертв среди евреев оказалось значительно меньше, чем во время Кишиневского погрома, и куда больше, чем в Кишиневе, оказалось убитых и раненых на стороне погромщиков, хотя солдаты стреляли в участников самообороны и кололи их штыками. Самооборона не только защитила евреев — в еще большей степени она реабилитировала честь еврейского народа и укрепила его достоинство как в его собственных глазах, так и в глазах христиан. Выступление самообороны и подвиг ее участников засвидетельствовали на деле, что отныне никому не удастся проливать еврейскую кровь безответно и безнаказанно. Это почувствовали все, — и еврейское население, и русское, и власти.

Однако теперь русская общественность уже не испытала того шока, в который полгода тому назад ее вверг Кишиневский погром. Похоже было на то, что уже начали привыкать к погромам, как к "постоянному государственному институту". Либеральная русская печать на погром в Гомеле почти не реагировала; зато шум подняли крупнейшие реакционные, антисемитские газеты, крича, что волнения в Гомеле в еще большей степени, нежели кишиневские события, доказали, что виновниками этих происшествий являются сами евреи.

{197} Причем эта версия получила распространение не только в антисемитской прессе.

Русское правительство не простило евреям организации самообороны и ее мужественного выступления. Оно решило инсценировать суд в подтверждение своей версии, согласно которой никакого погрома не было, а было нападение евреев на христиан. С этой целью были отданы под суд шестьдесят человек, среди них большинство евреев. Все понимали, что на скамью подсудимых посажены не зачинщики и участники погрома, а еврейская самооборона. Для фальсификации материалов предварительному следствию потребовался целый год; слушание дела началось лишь в октябре 1904 г. и закончилось в январе 1905 г. Весь процесс принял форму обвинительного акта против евреев, вызвавших "русский погром"; не только представители погромщиков, но и сам председатель суда Иван Котляревский так обращался с обвиняемыми-евреями и их адвокатами, что последние были вынуждены в знак протеста (и с согласия их подзащитных) покинуть зал судебных заседаний. Адвокаты не вернулись в суд, и он продолжался в отсутствие защиты.

Прокурор утверждал, что в Гомеле вовсе не было погрома: евреи, озлобленные кишиневскими событиями, организовались в "самооборону" ради мести, вооружились и выжидали только удобного случая для нападения. И вот в Гомеле им подвернулась драка на базаре из-за бочки селедок, и они напали на христиан, дабы отомстить таким образом за события в Кишиневе. Правда, по доброте своей, прокурор был согласен, чтобы обвиняемым смягчили приговор, так как "идея организовать самооборону исходит, разумеется, не от обвиняемых, а от более авторитетных представителей еврейства".

Таким образом, гомельский процесс официально, хотя и в кривом зеркале, засвидетельствовал становление еврейской самообороны тотчас же после погрома в Кишиневе. Цель властей была достаточно ясна и {198} прозрачна: ликвидировать еврейскую самозащиту в зачатке и нагнать на евреев страх на будущее.

В итоге процесса одних обвиняемых оправдали, других приговорили к незначительным срокам заключения — от десяти дней до полугода. Большинство осужденных были евреи, большинство оправданных — христиане. Однако сам факт, что суд не счел возможным подвергнуть участников самообороны более строгому наказанию, даже вопреки фальсифицированному материалу, который власти сфабриковали и представили на процесс, — сам этот факт явился пощечиной "победителям". Хотя в нравственном смысле на скамье подсудимых оказались не участники самообороны и даже не погромщики, а царское правительство в лице своего судебно-административного аппарата, председатель суда Котляревский после процесса получил орден. Это известие подавалось без комментариев, которые, и в самом деле, были совершенно излишни.

Еврейская община в Гомеле поставила на могиле убитых участников самообороны памятник с эпитафией, сочиненной известным общественным деятелем и сионистом, тоже гомельцем, писателем Мордехаем Бен-Хиллелем Хакоэном.

Эпитафия в стиле псалма иносказательно намекала на погром и отпор, оказанный самообороной. Местные власти делали все, чтобы помешать установке памятника, но гомельской общине удалось, в конце концов, обойти все препятствия, по поводу чего автор эпитафии пишет: "Тут нам тоже пришлось очень долго мыкаться и обивать пороги полиции, которая злонамеренно отнеслась и к установке памятника".

Если во времена Александра III правительство еще маскировало свои истинные намерения, утверждая, что антиеврейские бесчинства есть следствие экономической эксплуатации евреями русского народа, то правительство Николая II уже прямо заявляло, что погромы — это ответ на революционную деятельность евреев: дескать, еврейская молодежь подстрекает против правительства, активно участвует в революционном {199} движении, и русский народ этого не потерпит.

В погромах виновны, таким образом, сами евреи, и если они хотят избежать расправ, пускай обуздывают свою молодежь. В таком духе выступил могилевский губернатор, приехавший в Гомель после погрома и пригласивший представителей еврейской общины выслушать его наставления. Нет сомнений, что губернатор при этом черпал свое вдохновение из более высокого источника, так как те же самые слова сказал и Плеве вызванной к нему делегации еврейских старейшин.

Гомельский погром имеет прямую связь с историей нового ишува в Палестине: гомельская группа, состоявшая из участников самообороны, принадлежавших к кругам Поалей Цион, в 1904 году открыла Вторую алию в Эрец-Исраэль.

2. Евреи в годы русско-японской войны

Зимою 1904 года разразилась русско-японская война. В июле того же года министр внутренних дел Плеве был убит эсером Игорем Сазоновым и портфель министра получил князь Святополк-Мирский, известный своими либеральными взглядами. Но и он не был свободен от предрассудков в отношении евреев. В беседе с корреспондентами одной французской газеты, отвечая на вопрос о своем отношении к евреям, министр сказал: "Я евреям не враг; но если бы мы предоставили им полную свободу, как нашим православным гражданам, евреи очень быстро приобрели бы слишком большой вес. Во всяком случае, я решил относиться к евреям со всей возможной симпатией и улучшить положение самых нуждающихся из них. Добротою и щедростью можно много добиться".

Издававшийся на русском языке еврейский еженедельник "Восход" выразил надежду, что новый министр приложит усилия для улучшения положения евреев. Но надежды не сбылись — вполне возможно, что не из-за злой воли самого министра. В конце лета {200} 1904 года антиеврейские бесчинства вспыхнули в местечке Смела, Киевской губернии и в Ровно, на Волыни. Журнал "Восход" по этому поводу писал: "Опять погромы. Опять озверелая толпа крестьян и рабочих, полуинтеллигентов и интеллигентов глумится над евреями. Опять с криками "бей жидов" разгромляются сотни еврейских домов и лавок, расхищается еврейское добро, и сотни еврейских семейств пускаются по миру".

Вслед за двумя этими погромами прокатилась волна бесчинств, творимых мобилизованными в армию. Перед уходом на фронт они избивали и грабили еврейское население, вымещая свою злобу на жителях-евреях, у которых родные и близкие тоже тысячами сражались на фронте. Власти смотрели на это сквозь пальцы, дабы не раздражать "защитников отечества", и погромщики орудовали почти безнаказанно.

Буйства мобилизованных происходили в Александрии, Херсонской губернии, в Могилеве на Днепре и в целом ряде городов и местечек Витебской и Могилевской губерний. Еврейская общественность не питала подозрений к Святополк-Мирскому и не относила погромы на его счет.

Полагали, что он бессилен совладать с бесчинствами, поддерживаемыми в общественном порядке антисемитскими газетами и реакционными кругами. Уже в самом начале войны антисемитская печать развернула разнузданную кампанию против евреев, указывая на них как на главных виновников национального бедствия, постигшего Россию.

Особенно изощрялась черносотенная газета "Новое время", доказывавшая, что евреи, будучи выходцами из Азии, состоят в расовом родстве с японцами, врагами России. Русско-японскую войну на Россию навлекли евреи, пытаясь таким образом отомстить за Кишиневский погром. Как они этого добились? А очень просто — подстрекательством против России в тех странах, где печать и биржа находятся в их руках: в Англии и в Америке. Япония, несомненно, не дерзнула бы воевать с Россией, если бы не гарантии, полученные ею от Англии и {201} Америки. И все это — дело рук еврейских эмигрантов, выходцев из России. Они сколачивают коалицию великих держав против России, устраивают врагу займы, преподносят в дар японскому императору военный корабль, продают Японии коней, а харбинские евреи возносят публичные молитвы за победу японского оружия над Россией.

Весь этот бред и ему подобные выдумки антисемитская газета преподносила своим читателям в то время, когда на фронтах сражались за Россию около 30 тысяч еврейских солдат. Еврейский публицист Шими (М. Трибус) писал в журнале "Восход", что в Манчжурии обильно льется еврейская кровь во славу и во имя процветания России, а в самой России еврей, как и прежде, скован по рукам и ногам бесчисленными ограничениями и преследуется как враг отчизны.

Число еврейских солдат, сражавшихся на фронтах русско-японской войны, значительно превосходило численное соотношение между евреями и другими нациями, населявшими Россию. Доказано документально, что даже в мирное время число евреев-новобранцев было куда выше этой пропорции.

Так, например, в официальных отчетах Министерства внутренних дел о воинской повинности за 1903 год указывалось, что новобранцы-евреи составляли более 5% всех призванных на военную службу, в то время как по данным всеобщей переписи русские евреи составляли лишь 4,13% всего населения. В сибирских же полках, которые первыми вступили в бой с японцами, процент евреев был еще выше, ввиду того что, согласно инструкциям того времени, еврейские новобранцы из западных губерний направлялись обычно для прохождения службы в Сибирь. Все это не мешало антисемитской печати обвинять евреев в том, что они уклоняются от военной службы, и черносотенные газеты беспрерывно подстрекали против евреев и натравливали на них мобилизованных.

Но если перемен в положении евреев не наступило, то совершилась заметная перемена в их сознании, {202} научившая их ценить свое человеческое и национальное достоинство; теперь они были готовы защищать эти ценности даже самой дорогой ценой. И нет никаких сомнений, что эта фундаментальная внутренняя метаморфоза произошла в большой степени под влиянием воспитательной работы сионистов. Это признавала даже еврейская печать несионистского направления. Мужественное выступление еврейской самообороны в Гомеле еще больше укрепило в молодых евреях чувство человеческого и национального достоинства, они уже более не собирались склонять голову перед каждым хамом-антисемитом и безропотно глотать оскорбления. Сионистский еженедельник "Хроника еврейской жизни" сообщает, что в Двинске, городе с многочисленным еврейским населением, 60 девочек-евреек ушли из русской школы в знак протеста против антисемитской выходки преподавателя по отношению к одной из учениц. И это лишь один из множества примеров той перемены, которая совершилась в национальном самосознании российского еврейства и, в особенности, его молодого поколения.

3. Еврейская самооборона и участие в ней сионистов

Как уже упоминалось, призыв к самообороне прозвучал в среде еврейства России сразу же после Кишиневского погрома, в апреле 1903 года. Однако первая попытка самозащиты была предпринята еще на Пасху 1901 года в Екатеринославе местным союзом Поалей Цион.

Бер Борохов рассказывает, что у самообороны в Екатеринославе произошли стычки с хулиганами, которых она обратила в бегство без вмешательства полиции. Таким образом, первая группа еврейской самообороны в России в 20 веке возникла на базе союза Поалей Цион за два с половиной года до выступления самообороны в Гомеле.

Лео Моцкин, издавший два тома сочинений {203} (на немецком языке) о еврейских погромах в России, приводит подробности зарождения организации самообороны и разного отношения к ее идее со стороны сионистов и антисионистского Бунда. Позиция Бунда была поначалу отрицательной: он считал необходимым прежде всего упрочить свою партию и укрепить ее во имя революционной борьбы с самодержавием, допускающим еврейские погромы. Организация же еврейских отрядов самообороны была, с точки зрения Бунда, мелкобуржуазной затеей, способной привести к затуманиванию классового сознания и ослаблению классовой борьбы.

Только через некоторое время Бунд отошел от этой позиции и создал группы из числа членов партии, под своим партийным флагом.

Совершенно иным было отношение к этому вопросу сионистских кругов. Многие из сионистских руководителей незамедлительно выдвинули лозунг о необходимости национальной самообороны, апеллируя при этом к развитому национальному чувству евреев как в среде сионистов, так и в рядах их противников из еврейской общественности. Благодаря почти одной только сионистской инициативе возникли — сразу же после Кишиневского погрома и несколько позднее — организации еврейской самообороны в таких крупных центрах, как Киев, Одесса, Екатеринослав, Ростов, Елизаветград, Николаев, Минск, Варшава и др. В некоторых местах, например, в Киеве, Одессе, а потом и в Варшаве, были попытки организовать самооборону целого округа. Существовала даже идея создать одну общую, всероссийскую организацию еврейской самообороны.

Правда, достигнуть более широких целей не удалось из—за печальной еврейской действительности в России. Однако идея самообороны проникла даже в такие места и такие общественные круги, которые были далеки от всякой политики. Так возникали в разных местах все новые отряды самообороны. Каждый погром служил побуждающим стимулом, а мужество, проявленное защитниками, укрепляло стремление своими {204} силами положить конец бесчинствам. Исследование, проведенное в пострадавших от погрома местностях, показало, что более чем в половине случаев были сформированы отряды самообороны, большие и малые.

Поначалу в такие формирования входило относительно большое число участников. Так, например, в Киеве организация самообороны насчитывала около 1500 человек, в Кишиневе — 1000, а в Одессе еще больше. Однако из-за нехватки оружия и боеприпасов всех людей нельзя было использовать. Да и не было нужды в столь многочисленных отрядах. Опыт показал, что даже в большом городе 200-300 хорошо вооруженных участников самообороны было совершенно достаточно, чтобы ликвидировать в зародыше любую попытку устроить погром. В городах поменьше хватало и нескольких десятков человек. Все это, разумеется, при условии, что войска и полиция не выступали на стороне громил, храня, по крайней мере, нейтралитет.

Отряды сталкивались с многочисленными трудностями при добывании оружия. Участники самообороны принадлежали, в основном, к трудящимся слоям населения и среднему классу, то есть не имели достаточных материальных средств, в то время как зажиточные евреи в подавляющем большинстве относились к самообороне неодобрительно, считая ее авантюрной и бесперспективной затеей. Они предпочитали полагаться на защиту местных властей, которые можно было подкупить. Кроме того, зажиточные евреи боялись, как бы их деньги, попав в руки участников самообороны, не пошли на революционную работу. Что касается властей, то они следили за самообороной во все глаза, устраивали налеты и обыски, конфискуя и то незначительное количество оружия, которое с таким трудом удавалось раздобыть. Неизбежным следствием всего этого было сокращение роста и эффективности еврейской самообороны.

Важная роль выпала на долю оборонных формирований в период между Кишиневским погромом и "погромами революции", прокатившимися по местностям {205} с еврейским населением в октябре 1905 года, в дни Первой русской революции. Там, где полиция и войска не выступали на стороне громил, самооборона действовала успешно.

В Палестину идею самообороны принесли с собой зачинатели Второй алии, прибывшие в Страну в дни праздника Хануки в 1904 году. То были гомельцы, которые уехали организованной группой (13-14 человек) вскоре после погрома, разразившегося в их городе в сентябре 1903 года. Они принесли с собой не только идею, но и первый практический опыт защиты от внешнего врага собственными силами. Гомельцы принадлежали к минскому течению Поалей Цион. Они не верили в пользу политической борьбы в диаспоре, но, вместе с тем, активно участвовали в организации групп обороны и в борьбе против погромщиков в Гомеле, так как сражались за еврейское достоинство. Гомельские отряды самообороны, укомплектованные членами Поалей Цион, носили символическое наименование Гиборей Цион (Герои Сиона). Таким образом, еще в диаспоре гомельцы, выступив на защиту своих братьев и чести своего народа, начертали на своем знамени Сион.

Во главе группы из Гомеля стоял Иехезкель Ханкин. Он был центральной фигурой в гомельском отряде самообороны во время погрома, а позднее явился одним из основателей союзов Бар-Гиора (Имя одного из вождей восстания евреев против римского владычества. Из организации Бар-Гиора позднее развился Хашомер.) и Хашомер в Эрец-Исраэль.

Вскоре после приезда в Страну гомельской группы (1904) сюда прибыли братья Шохат, Элиэзер и Исраэль, активисты самообороны в Гродно. Исраэль Шохат выступил с идеей создания Хашомера и был одним из его основателей. В истории самозащиты в {206} Эрец-Исраэль важнейшую роль сыграл принесенный Второй алией опыт русской революции и еврейской самообороны в России. Бесспорно, что и без этого с течением времени проявилась бы отвага евреев в Эрец-Исраэль, но кто знает, как долго пришлось бы этого ждать, если б не чудесная метаморфоза, произошедшая с молодежью крупнейшего скопления еврейства в диаспоре — в черте еврейской оседлости России — в начале 20 века. Молодежь эта побывала в горниле русского переворота и погромов, и в ней пробудились дремавшие веками силы. Горстка этой молодежи достигла берегов Эрец-Исраэль и вновь зажгла в ней пламя еврейской доблести.

4. Погром в Житомире и доблесть участников самообороны

Однако и власти извлекли урок из факта появления еврейской самообороны и ее действий и поэтому вскоре переменили тактику: войска перестали "запаздывать", и погромщики чувствовали себя уверенно, освободившись от страха перед самообороной. Так поступили власти во время кровопролитного погрома в Житомире, главном городе Волыни, — вскоре после мелитопольского погрома, на Пасху 1905 года.

Это была заранее запрограммированная и хорошо подготовленная местными властями акция по образцу Кишинева и Гомеля, призванная сыграть роль политического средства против революционеров. Она явилась своего рода генеральной репетицией перед волной погромов, обрушившихся на евреев в сотнях городов и местечек России через полгода — в октябре 1905 года, в дни Первой русской революции.

Поскольку среди местных социалистов самой активной была еврейская молодежь, черносотенцы решили дать евреям урок.

Они пустили по городу слух, будто евреи упражняются за городом в стрельбе, пользуясь в качестве мишени портретом императора, и готовятся учинить резню христиан. Организаторы житомирского {207} погрома вызвали на помощь группу громил из Москвы.

Еврейская молодежь Житомира в самом деле лихорадочно готовилась к самообороне ввиду явных признаков близкого погрома. Он начался 23 апреля. Четверо суток в городе бесчинствовали банды черносотенцев.

Большинство еврейских домов было разрушено, значительная часть имущества расхищена. Десятки людей были убиты и сотни ранены, многие из них вскоре умерли от ран. Еврейская самооборона действовала с величайшим мужеством повсюду, где ей не мешали войска и полиция. Однако там, где против самообороны выступали войска, ее ряды несли потери. Пятнадцать участников погибли и около ста получили ранения.

Среди павших был также русский студент Николай Блинов, принимавший участие в еврейской самообороне. Студент-эсер Николай Блинов из-за преследования властей эмигрировал в Женеву, где продолжил учебу в университете. Незадолго до Житомирского погрома он вернулся в Россию, в Киев; оттуда отправился навестить родителей в Житомир — и, защищая евреев, погиб, оставив жену и двоих детей.

Участники самообороны сражались самоотверженно и геройски. Однако еврейское население города было предоставлено своей судьбе — городские власти и местная русская общественность и пальцем не пошевелили, чтобы прекратить погром.

28 апреля в Житомире состоялись похороны погибших участников самообороны. На могилы были возложены венки — от имени сионистов. Поалей Цион, студентов. В субботу 7 мая в Большой хоральной синагоге в Петербурге по просьбе молящихся была прочитана заупокойная молитва по жертвам Житомирского погрома. После молитвы выступили ораторы, в том числе и сионисты. Выступавшие говорили о причинах погрома и указывали на разницу между событиями в Житомире и Кишиневе. Евреи уже не отсиживаются по погребам, они мужественно сражаются и гибнут с оружием в руках, защищая честь своего народа.

{208} Читая заупокойную молитву, кантор включил в нее, наряду с именами жертв-евреев, имя христианина Николая Блинова.

К содержанию

Сионистское движение в России

Ицхак Маор. Иерусалим, 1977

(авторизованный, сокращенный перевод c иврита)

Глава одиннадцатая

КРИЗИС В СТАНЕ СИОНИСТОВ

1. План Уганды

Герцль до глубины души был потрясен кишиневскими событиями. О его настроении можно судить по письму-соболезнованию главам Кишиневской общины, отправленному 19 мая 1903 года: "Весь еврейский народ находится под впечатлением ужасных дней Кишинева... Потрясенные размерами этого народного несчастья, жмем вашу руку с чувством братской боли... В страдании нашем есть лишь одно утешение: "Дай Бог вместе стоять нам в радости и в беде, дабы избавить наш народ от рабства!"

Эти события еще более усилили в Герцле чувство необходимости искать скорейшие пути помощи страдающему еврейству России.

Разочарование в надеждах заполучить "чартер" от султана, но более всего потрясение от Кишиневского погрома побудили Герцля предложить на обсуждение план Уганды, о котором он прежде и думать не хотел. В июле он засел за редактирование "чартера" для еврейского переселенческого общества в Восточной Африке.

Ему помогали работающие в Колониальном банке английские юристы из фирмы "Ллойд-Джордж, Робертс и Ко", которую возглавлял член британского парламента Дэвид Ллойд-Джордж, в будущем, во время первой мировой войны, — центральная фигура в английском правительстве, человек, сыгравший важную роль в качестве одного из создателей декларации Бальфура.

Ллойд-Джордж хорошо разбирался во всем, что касалось Уганды, и поэтому помог выработать формулировку "чартера" в согласовании с Министерством иностранных дел. В проекте "чартера", между прочим, говорилось, что еврейское переселенческое общество будет вправе, с согласия британского правительства, {167} учредить особый флаг и назвать свою территорию "Новой Палестиной" ("Нью—Палестайн"). Кроме того, там значилось, что поселение создается ради "поощрения еврейской национальной идеи" и "улучшения положения еврейского народа". В начале июля Герцль переслал этот документ на рассмотрение Малому исполкому. Однако он не стал дожидаться окончательных результатов переговоров с англичанами и в начале августа выехал в Россию.

Когда Нордау узнал от Герцля об угандийском плане, он не согласился с ним. Он предвидел заранее, что план этот вызовет сильное сопротивление русских евреев, хранящих верность Эрец-Исраэль как исторической родине еврейского народа. Но Герцль силился убедить Нордау, что это не означает отхода от Базельской программы и отказа от Эрец-Исраэль, которая была и остается главной целью сионистского движения; угандийский план — не более чем средство оказать немедленную помощь преследуемым евреям, особенно из России и остальных стран Восточной Европы.

В конце концов Нордау взялся защищать эту рекомендацию с трибуны Шестого конгресса. Ответное послание британского Министерства иностранных дел поступило 14 августа 1903 года, накануне Шестого конгресса. В послании говорилось, что Министерство иностранных дел готово обсудить детали плана, главными пунктами которого являются: предоставление для еврейского поселения в Восточной Африке соответствующей территории под покровительством Великобритании, назначение еврейского чиновника главой местной администрации и предоставление колонии права издавать муниципальные законы для регулирования религиозных и внутренних дел. Эта местная автономия обусловливается правом Правительства Его Королевского Величества осуществлять общий контроль. Положительный ответ британского Министерства иностранных дел был получен Герцлем, когда он находился в Вильно. Он ничего не сказал об этом даже деятелям сионистского движения, устроившим {168} в его честь ужин перед его отъездом из России, однако в прощальной речи, с которой он обратился к виленским евреям, он намекнул, что стоит внимательно следить за ближайшим сионистским конгрессом, потому что там произойдет нечто такое, что облегчит положение народа. Свое обращение к евреям Вильно Герцль заключил словами: "Не падайте духом, ибо придут лучшие времена. Должны придти лучшие времена, ведь ради этого мы и работаем".

2. Шестой конгресс

Шестой конгресс, который также состоялся в Базеле, был созван, в соответствии с новым уставом, через два года после предыдущего конгресса и работал с 23 по 28 августа 1903 года. Делегатов съехалось больше, чем когда-либо прежде, около 600 человек, не считая многочисленных гостей и представителей печати. И на этом конгрессе сионисты России имели самое крупное представительство и могли бы иметь решающее большинство, если бы не отделившаяся организационно религиозная фракция Мизрахи.

19 августа началось предварительное совещание делегатов из России. После того как собравшиеся почтили вставанием память жертв Кишиневского погрома, было зачитано приветствие Усышкина, находившегося в то время в Палестине, где он занимался организацией нового еврейского ишува и основанием союза учителей. В своем приветствии он просил товарищей извинить его за то, что не смог приехать на конгресс, будучи занят большим и почетным делом организации еврейских сил в Эрец-Исраэль. Слова эти вызвали волнение и бурные аплодисменты. Было принято предложение послать приветственную телеграмму Усышкину, а также слету представителей еврейского ишува в Палестине.

Первым пунктом повестки дня совещания был вопрос о положении в движении и дальнейшей {169} сионистской работе. Ввиду враждебного отношения к сионизму русских властей, во главе с Плеве, на совещании ощущалась атмосфера угнетенности и уныния. Выступавшие боялись открыто высказываться, были очень осторожны в формулировках. Принимали в расчет, что сионизму в России придется идти по опасной тропе нелегального движения, и во время выборов организационной комиссии не называли ее членов по именам из соображения, что огласка поставит их под угрозу. По этому пункту совещание приняло резолюцию, сформулированную осторожно и расплывчато, хотя ее цели и намерения были ясны и понятны.

"Собрание представителей российских сионистов считает долгом своей совести заявить, что оно, невзирая ни на какие условия, не допускает и мысли прекратить сионистскую работу, дающую жизнь, свет и надежду еврейскому народу во мраке его блужданий. Принимая во внимание меняющиеся обстоятельства данного времени, способствующие или осложняющие ведение работы, делегаты обязуются ни на минуту не покидать своих постов".

Резолюция была принята с огромным воодушевлением; ей долго аплодировали. Многие из собравшихся восторженно называли резолюцию важной вехой в истории сионизма и предлагали занести ее в "Золотую книгу".

На следующий день были представлены отчеты по различным областям работы. Отмечалось, что сионистское движение в России, действующее на территории двенадцати округов, за последний год усилилось как в пределах черты оседлости, так и вне ее. Этот рост движения в России (отмеченный позднее и на пленуме конгресса Оскаром Мармореком в главном докладе от имени сионистского правления) указывал, по мнению авторов отчетов, на несколько факторов: укрепление национального самосознания еврейских масс; успешное влияние сионистской пропаганды; сознание необходимости самостоятельных действий, а также на результаты оживления культурной работы. Степень роста {170} движения можно увидеть из данных об общем числе местных кружков и обществ: к началу обзорного периода их насчитывалось 1146, а к моменту конгресса эта цифра дошла до 1572, иначе говоря, число сионистских отделений в России увеличилось на 426, то есть — на 37%; причем все это происходило в крайне неблагоприятных для движения условиях.

Накануне конгресса, как обычно, состоялось заседание Большого исполкома. Это было через три дня после возвращения Герцля из России. Он рассказал о своих встречах с Плеве и Витте. Подавляющее большинство членов исполкома из России считали, что на обещания Плеве нельзя слишком полагаться, в то время как Герцль видел в письме Плеве документ большой политической важности.

Далее Герцль сообщил, что английское правительство предлагает на востоке Британской Африки территорию для еврейского поселения с автономными правами. Предложение будет официально представлено конгрессу. Те из членов Большого исполкома, которые теперь впервые услыхали об угандийской рекомендации, были, конечно, поражены.

Подробных прений по этому вопросу не было — лишь короткие реплики за и против нее. Я. Бернштейн-Коган сказал, что при теперешних обстоятельствах еврейство России побежит даже в преисподнюю. Аналогичное мнение выразил Ясиновский (позднее Бернштейн-Коган изменил свой взгляд и стал одним из самых активных противников угандийского плана, Ясиновский же остался его сторонником). Однако Членов, глава российского объединения сионистов на конгрессе, не согласился с мнением двух своих товарищей. До прений по этому вопросу дело не дошло и на втором заседании Большого исполкома, так как обсуждение там, в основном, сосредоточилось вокруг кишиневских событий и письма Плеве. Члены исполкома успели лишь ознакомиться с текстом послания {171} английского Министерства иностранных дел, и весь вопрос оказался вынесенным на рассмотрение конгресса без предварительного обсуждения на Большом исполкоме.

В своей вступительной речи Герцль не говорил о политической работе в общей форме, а рассказал о конкретных политических шагах, например, о переговорах с султаном, закончившихся безрезультатно, и о новом предложении британского правительства насчет еврейского поселения в Восточной Африке. В заключение он сообщил о результатах своей поездки в Россию, сделав особый упор на обещании Плеве поддержать стремления сионистов перед турецким правительством. Он сказал: "Ценность этой декларации, которую я уполномочен довести до сведения конгресса, безусловно, понятна всем. Подобное обещание со стороны русского правительства означает несравненное политическое достижение. Не только устранено с пути огромное препятствие, но появилась внезапно и могучая поддержка. Правда, результатов еще следует подождать, однако свое дело мы теперь можем продолжать с новым подъемом и с лучшими, чем прежде, перспективами в наших усилиях добиться Эрец-Исраэль".

Тем не менее, в центре речи Герцля, как и в центре последовавших затем прений, стояло предложение английского правительства по поводу еврейского поселения в Восточной Африке. Герцль описал бедствия евреев в Восточной Европе, с гневом и болью упомянул о Кишиневском погроме и сказал, что есть и другие "кишиневы" и не только в России. "Кишинев" повсюду, где истязают плоть евреев или их душу, где их честь и имущество предаются поруганию и разграблению, потому что они евреи. Давайте же спасем тех, кого еще дано спасти. Это последний срок".

В этих немногих фразах заключено все объяснение подхода Герцля к истории с Угандой. Он считал себя не вправе отвергнуть это предложение ввиду ужасных бедствий еврейских масс в странах, где их преследовали, порабощали и притесняли. Говоря о местности, {172} предлагаемой британским правительством в Восточной Африке для поселения евреев, Герцль сказал: "Эта новая территория не имеет той исторической, поэтико-религиозной и сионистской ценности, которой еще обладал Синайский полуостров (В конце 1902 г. Герцль вел переговоры с британским министром колоний Джозефом Чемберленом о поселении евреев в Эль-Арише на Синайском полуострове. План этот не получил одобрения английского правительства. — Прим. ред.), но я не сомневаюсь, что конгресс, как представитель еврейских масс, примет новую рекомендацию с чувством самой горячей благодарности. Предложение означает создание в Восточной Африке автономного еврейского поселения с еврейской администрацией и местными еврейскими властями, возглавляемыми верховным еврейским чиновником, разумеется, под суверенным контролем Великобритании. Поскольку такое предложение было сделано, я счел себя не вправе — учитывая положение еврейства и необходимость срочно изыскать какое-нибудь средство для возможного облегчения этого положения — поступить иначе, кроме как заручиться разрешением вынести этот вопрос на обсуждение конгресса".

Чтобы кто-нибудь не подумал, что принятие этой рекомендации означает отказ от Эрец-Исраэль, Герцль тут же добавил: "Понятно, что и речи не может быть о том, будто у еврейского народа существует другая конечная цель, кроме Эрец-Исраэль, и какой бы ни была судьба угандийского предложения, наш взгляд на страну наших отцов не подлежит изменению и не переменится никогда.

И все-таки конгресс должен признать: наше движение добилось необычайного прогресса благодаря переговорам с британским правительством. Могу сказать, что наши взгляды в отношении Палестины были детально и с полной откровенностью доведены до сведения членов английского кабинета и высоких правительственных чиновников, компетентных в этом вопросе. Я убежден в способности конгресса найти средства, чтобы извлечь пользу из этого {173} предложения.

Форма, в которой оно было нам представлено, обеспечивает улучшение положения еврейского народа и его участи без малейшего отказа от великих принципов, на коих зиждется наше движение... Каким бы ни было решение, я могу с полной уверенностью сказать: все мы испытываем самую глубокую признательность Великобритании за политическое доброжелательство в отношении еврейского народа, проявленное в этих переговорах.

Конечно, это не Сион и никогда не будет Сионом. Это не более чем помощь посредством поселения; однако заметим, что она основана на национальных и политических принципах. Мы не можем, да и не подадим сигнала еврейским массам к выходу в (конечный) путь, потому что речь идет всего лишь об акции, вызванной чрезвычайными обстоятельствами... И, тем не менее, есть в этом повороте очень существенный прогресс". Герцль предложил конгрессу избрать комиссию в ограниченном составе, которая займется этим вопросом.

Вступительная речь Герцля заворожила большинство делегатов. Его выступление неоднократно прерывалось продолжительными аплодисментами, а конец речи был покрыт овациями, словно Герцль возвестил конгрессу, что "Эрец-Исраэль — наша, пускай массы подымаются и трогаются в путь—дорогу", как писал корреспондент одного еженедельника, изображая впечатление, которое речь Герцля произвела на публику. Только позднее, на заседаниях объединений отдельных стран, собравшихся на свои совещания после пленума, начала раздаваться критика самой сути рекомендации и протесты против нее.

На второй день конгресса Нордау выступил с пространной речью, посвященной, главным образом, защите угандийского предложения. На сей раз, однако, ощущалось, что оратор не в ладу с делом, которое он поддерживает, и взялся за это только из-за своей верности и преданности Герцлю. Он говорил о бедствии "сотен тысяч наших несчастных братьев", которые не могут более ждать, — потому "мы и обязаны найти для них {174} своего рода ночлежный приют, пока появится возможность перевести их на постоянную квартиру".

"Постоянная квартира", которой жаждет народ, таким образом, есть и будет Эрец-Исраэль, и Уганда — не более, чем полустанок. Образ "ночлежного приюта", использованный Нордау в его выступлении, был подхвачен всеми участвовавшими в прениях и превратился в крылатое выражение на конгрессе, а позднее — и вне его.

3. Полемика вокруг Уганды

В сфере политической деятельности сионистского Правления решения принимались Герцлем единолично, и подавляющее большинство в лагере сионистов полагалось на него и шло за ним, не проявляя склонности к критике. Исключением из этого правила являлись сионистские лидеры России, на что и указал Герцлю Плеве во время их беседы.

Сионисты же Западной Европы, кроме редких случаев, противились всякой попытке критиковать внешнюю политику, которую проводил президент. Такой подход, правда, был и у некоторых российских сионистов, но они были в меньшинстве. Это положение наглядно проявилось в дискуссии по угандийскому вопросу, разгоревшейся на Шестом конгрессе и принявшей самые резкие формы.

Поначалу делегаты конгресса были застигнуты врасплох, будучи совершенно не подготовлены к принятию столь серьезного и необычного решения, как ответ великой державе на ее дружественное предложение облегчить участь евреев. Однако по мере того, как они постепенно освобождались от первого завораживающего влияния речи президента, делегаты начали собираться в своих местных объединениях для выработки собственной позиции в ходе свободного обсуждения вопроса. Совещания российских делегатов оказались продолжительными и бурными. Проводились они в перерывах между пленарными заседаниями конгресса и {175} по ночам, когда люди уже были утомлены. Споры завершились принятием проекта резолюции, который должен был быть представлен конгрессу. Текст гласил:

"Признавая огромное политическое значение сделанного английским правительством предложения — основать в Восточной Африке автономную еврейскую колонию, — конгресс поручает своему Исполкому выразить правительству великого английского народа глубочайшую признательность представителей еврейского. народа. Но, оставаясь верным своей программе и видя цель движения в основании правоохранного убежища в Палестине, конгресс не находит возможным внести осуществление этого предложения в программу работы сионистской организации".

На собрании российских делегатов эта резолюция была поставлена на голосование повторно и получила 146 голосов против 84. Большинство ее противников, то есть сторонников угандийского предложения, принадлежали к фракции Мизрахи.

В прениях по этому вопросу на пленарном заседании конгресса первым выступил адвокат Шимшон Розенбаум из Минска. Он заявил, что все усилия должны быть сосредоточены исключительно на Эрец-Исраэль и не стоит разменивать их на Восточную Африку. Когда сионизм завоюет поддержку всего еврейского народа и воля народа всей мощью обратится на то, чтобы добиться Эрец-Исраэль, он добьется ее. Желание двенадцатимиллионного народа — фактор огромного политического значения, с которым нельзя не считаться.

Большой Исполком, в противовес мнению семи своих членов из России (Из четырех остальных российских "уполномоченных часть поддержала предложение, а часть воздержалась.), постановил большинством голосов предложить конгрессу резолюцию в пользу угандийского плана. Содержание резолюции следующее: избрать комиссию в составе девяти человек в качестве консультативного органа при Малом исполкоме (Правлении), в то время как экспедиция специалистов по {176} поручению сионистского руководства изучит условия местности, предлагаемой правительством Великобритании под заселение.

Однако для этой цели нельзя будет пользоваться ни финансовыми средствами Керен Каемет ле-Исраэль, ни деньгами банка. Для принятия окончательного решения по вопросу о поселении в Восточной Африке будет созван специальный конгресс.

По предложению Герцля Большой исполком постановил, вопреки мнению российских представителей, что на пленарном заседании члены Исполнительного комитета не будут голосовать как отдельные лица, поскольку данная резолюция вносится от имени всего Исполкома как единого органа. Между тем, на предыдущих конгрессах подобная процедура не была принята. Следует признать, что это решение прошло под личным давлением Герцля. Герцль не согласился и с требованием Членова, чтобы перед голосованием на пленуме президиум огласил имена членов Исполкома, голосовавших против посылки экспедиции в Восточную Африку. Герцль мотивировал это тем, что подобная огласка была бы равносильна попытке оказать давление на участников голосования.

На бурном пленарном заседании по вопросу об Уганде столкнулись два лагеря. На конгрессе прозвучало более тридцати выступлений "за" и "против". Членов сказал, что с того момента, когда он впервые услыхал об африканском предложении, он переживает тяжелую драму: "Я чувствую, как нечто, спрятанное в укромнейшем уголке моего сердца, нечто такое, что я всегда считал дорогим, святым и неприкосновенным, — здесь, в этом доме, ныне унижено и оскорблено". Нет, он, Членов, вовсе не опасается подмены Эрец-Исраэль другой страной, это так же невозможно, как невозможно другую страну сделать целью движения. Большая опасность кроется в том, что у народа может возникнуть очередная иллюзия, в то время как сионизм стремится освободить евреев от иллюзий. Верно, что бедствия велики, но нам это не в новинку, и мы должны вооружиться терпением. Герцлю удалось пробудить {177} понимание наших интересов у представителей великого английского народа, и они проявляют готовность помочь нам. И Членов обратился к Герцлю: "Пойдите к этому народу и скажите ему, что Сион наша родина; великий народ поймет наш патриотизм и не откажет нам в помощи для достижения этой цели".

Из этих слов следует, что Членов понимал и ценил политическое значение английского предложения, хотя и противился ему по соображениям принципиальным и политическим. Этот подход Членова выступает еще ярче в его сочинении "Сион и Африка" (на русском языке), появившемся после Шестого конгресса сначала в виде серии статей в сионистском журнале "Еврейская жизнь" (1904), а затем отдельной книгой (1905).

"Длинен и долог скитальческий путь нашего народа; со всеми народами ему пришлось столкнуться на этом пути; и что же встречал он? В лучшем случае терпимость; большею же частью двери закрывались перед его входом, или открывались для его ухода. Впервые со времени потери самостоятельности, скитальцу как бы протягивается рука для помощи. Впервые слова: автономия, национальная жизнь, своя территория применяются к нам внешним миром так, как они применяются ко всякой другой нации. Ведь мы, в нашем изгнании, вечных гонениях и унижениях, дошли уже до того, что многие из нас самих считают народ еврейский неспособным к автономной жизни, к возрождению; мы уверены, что так смотрит и внешний мир.

И вот могущественная, столь высококультурная нация устами своих представителей свидетельствует, что она не разделяет пессимизма наших мудрствующих интеллигентов, что она считает нас способными возродиться к самостоятельной нормальной жизни.

Итак, впервые земля, почва под ногами, полная внешняя безопасность под скипетром Англии, внутреннее самоуправление с еврейскими высшими чиновниками, возможность беспрепятственного национального развития: как много элементов из наших мечтаний заключается в этой бумаге!"

{178} И несмотря на все это, Членов, по своим собственным словам, чувствовал себя так, как если бы самое потаенное и святое в его душе подверглось поруганию.

Бернштейн-Коган, который до того — на заседании Исполкома — был готов поддержать угандийский план и сказал, что "в существующих условиях еврейство России согласится эмигрировать даже в преисподнюю", объяснил конгрессу перемену, произошедшую в его взглядах: "Когда я впервые услыхал об этом предложении, я почувствовал то, что испытывает каждый мучимый жаждой и голодом.

То был вопль: "Дайте мне хлеба и воды!" Мы, однако, явились сюда не только как посланцы страждущего, больного еврейства, но и как хорошие врачи". Дневник болезни еврейского народа — еврейская история, а она ведет к Эрец-Исраэль. Говоря о кишиневских мучениках, с которыми он лично встречался, оратор подчеркнул: "Страдания не ослабляют еврейский идеал, напротив — укрепляют его! Это заставляет меня дать вам совет не принимать никакого компромиссного решения на чрезвычайный случай". В заключение он предложил конгрессу принять резолюцию с выражением благодарности английскому правительству, но вместе с тем недвусмысленно заявить, что Сионистская организация, будучи верна своей основной цели, не сумеет заняться этим предложением. Таким образом, Бернштейн-Коган изложил перед конгрессом решение российских делегатов, принятое на их отдельном собрании большинством голосов.

Нахман Сыркин выступил в защиту рекомендации: он сказал, что серьезность вынесенного на обсуждение вопроса обязывает укротить эмоции и действовать в соответствии со здравым смыслом. Аргументы же, выставляемые противниками плана, не что иное как романтика. Не измена Сиону вынуждает нас обратиться к другой стране, а бедственное положение еврейских масс. Срочная необходимость организовать эмиграцию требует действия, и сионизм обязан взять на себя инициативу в этом жизненно важном для {179} еврейства вопросе. Если мы этого не сделаем, то понесем тяжелые потери, ибо множество евреев из года в год рассеиваются по всем странам земного шара, и эмиграционный вопрос становится все более серьезным. Как представители единственной организации еврейства мы должны откликнуться на эти нужды.

Не займемся этим вопросом мы — займутся общество ЕКО или другая филантропическая организация, и от этого дело только проиграет. Неверно, что приняв рекомендацию относительно Восточной Африки, мы тем самым отказываемся от надежд на Эрец-Исраэль. Ведь побуждения, толкающие нас к Эрец-Исраэль, имеют не только социально-экономический, но и духовно-нравственный характер. Отсюда следует, что нам нечего бояться Восточной Африки, потому что она не удовлетворит нашего национального чувства (Нахман Сыркин, создатель социалистического сионизма, после Седьмого конгресса в 1905 году вышел из рядов Сионистской организации и основал с группой своих единомышленников Социалистическую территориалистскую партию, называвшуюся сокращенно СС (Сионисты-социалисты). В Америке она называлась СТ (Социалисты-территориалисты). В 1909 году, проживая в Америке, Сыркин вернулся к старому ("классическому") сионизму, после того как убедился, что территориализм менее реалистичен, чем первоначальный сионизм. На Чикагской конференции произошло тогда объединение Сыркина и его товарищей с партией Поалей Цион, исповедовавшей примат Эрец-Исраэль.).

Лагерь сторонников угандийского плана составляли, за редким исключением, сионисты Запада, в то время как лагерь его противников, опять-таки за редким исключением, — российские сионисты. Тут и выявилась диаметральная противоположность между ярко выраженным политическим сионизмом и сионизмом национально-историческим.

Характерно, что именно представители страдающего, истерзанного и преследуемого еврейства России со всем пылом души боролись за Сион. Представители западного сионизма не могли этого понять. Российские же сионисты знали, что {180} трагедия евреев слишком глубока и велика, чтобы ее можно было с легкостью устранить. Они видели в сионизме сложный, длительный и фундаментальный процесс и не увлекались формально-политическим подходом, полагавшим решить историко-национальную проблему формальным актом получения "чартера". Это яркое противоречие между мировоззрением двух лагерей описывает Вейцман в своей автобиографической книге "Поиски и заблуждения".

"Наша позиция по отношению к западным вождям нашла свое оправдание в решающую минуту в истории сионизма. После погрома в Кишиневе Герцль сделал попытку заменить Эрец-Исраэль Угандой — ради временного облегчения, как он утверждал, — и не мог понять, что евреи России, при всех страданиях, не в состоянии перенести свои чаяния и мечты со страны отцов на какую-нибудь другую страну. Так обнаружилось, что для западного руководства Эрец-Исраэль никогда и не "существовала". То был мираж, и когда он поблек, вместо него предложили Уганду — на деле еще более мираж, нежели Эрец-Исраэль. Тот факт, что сердце еврейства связано с Эрец-Исраэль узами любви и нравственности, был недоступно высок для разума западников. Они не видели огромного реального значения этих уз, их единственной, неповторимой и незаменимой силы, которая одна способна разбудить энергию, скрытую в еврейском народе".

Говоря, что в глазах западного руководства Эрец-Исраэль всегда была не более чем миражем, Вейцман сурово судил Герцля. Иным было отношение Членова, лидера оппозиции на Шестом конгрессе, первого среди отвергавших угандийский план. Он не так жестко отнесся к Герцлю и не ставил под сомнение его преданность Сиону. В своем сочинении "Сион и Африка", вышедшем уже после смерти Герцля, Членов прямо заявляет о своей уверенности, что Герцль ни в коем случае не собирался отказаться от Палестины.

"Думал ли он при этом оставить Палестину? Полагаю, что никоим образом. Уже имея английское {181} предложение, он и до, и после конгресса не прерывал ни на один день работы для Сиона. Мало того, он был уверен, что предложение об устройстве автономной колонии в Уганде, принятое с радостью конгрессом, поднимет сильно наши шансы на Босфоре. Нет, он не думал изменить Сиону. Но вместе с тем, я полагаю, что привез он Уганду не для дипломатии только. Если бы Палестина продолжала еще долго оставаться неприступной для нас, и получение чартера все отодвигалось бы, то эти массы надо было бы двинуть в Уганду, отсрочив работу для добывания Палестины на более отдаленное будущее. Он был глубоко уверен, что для Уганды легко будет получить Колонизационное общество, Ротшильдов и другие силы в еврействе, которые стоят вдали от сионизма. А у народа достаточно сил, чтобы разрешить таких две задачи. Его необыкновенно глубокая, безотчетная вера в еврейский народ, вера, которая придавала ему его специфическую мощь, она иногда приводила его к слишком оптимистическим мыслям и надеждам. Только этим объясняется то, что он сам мог выдвинуть такую сильную опасность для своего дела".

Оба лагеря, сторонники и противники Уганды, были почти равны в численном отношении, и судьбу голосования решила фракция Мизрахи, подавляющее большинство членов которой голосовало за предложение.

И Членов пытался объяснить себе это явление — поддержку, оказанную угандийскому предложению фракцией Мизрахи. Со свойственной ему объективностью он старался проникнуть в подоплеку намерений ортодоксальных сионистов и понять, чем же они руководствовались. В "Сионе и Африке" он замечает, что среди членов Мизрахи были такие, кто верил в возможность немедленного облегчения участи еврейских масс путем основания колонии в Уганде параллельно Эрец-Исраэль. Другие поддержали эту рекомендацию в силу своей слепой веры в вождя сионистского движения.

{182} "Но несомненно, что в голосовании большинства Мизрахи сказалась тактика целой организации, проводимая и руководимая главарями, которой только немногие, смелые, не подчинились. А между тем, от Мизрахи, людей традиции, веры, вечно молящихся о возвращении нашем в Палестину, всего менее можно было ожидать согласия на Уганду. Я [Членов] не был на их совещаниях, — говорят, что они были очень бурны, — но думаю, что тут сыграли роль отчасти религиозные, отчасти тактические соображения.

Мизрахистам всего чаще приходится сталкиваться с возражениями из ортодоксального же мира, что мы, сионисты, покушаемся "ускорить конец" и хотим предвосхитить дело, которое должно совершиться Мессией.

Беспочвенность этого возражения, именно с точки зрения религии, сто раз доказывалась в литературе и жизни; но его продолжают ставить, ибо противники редко имеют мужество вникать в рассуждения, подрывающие их предрассудки. Далее, наших мизрахистов смущают "религиозные предписания, связанные только с Палестиной", неуверенность, что проведение их не встретит коллизии с жизненными условиями. Уганда снимала и то и другое; она устраняла с пути препятствия, которые им кажутся очень большими и трудными. Они хотели Уганды, не для вида, а для работы в ней, сосредоточения сил на ней. Ну, а как же Палестина? — Она нам обещана и будет наша; пусть ее теперь населяют другие, все равно, придет время, она будет наша. Но ведь это противоречит совершенно нашей программе, которая вся говорит об активной работе для получения Сиона? Не знаю, какой ответ мизрахисты давали себе на этот вопрос; быть может, они полагались на вождей, которые создавали программу и которые уверяли их, что здесь нет противоречия...".

Сторонники Уганды не были все на один покрой. Членов подразделяет их на несколько групп. Таких, кто совсем был чужд Эрец-Исраэль, среди них было ничтожное меньшинство, которое возглавлял {183} Зангвилль (После Седьмого конгресса (1905) он порвал с Сионистской организацией и основал (вместе с профессором Мандельштамом из Киева) организацию территориалистов.).

Значительная часть верила, что угандийская рекомендация приведет к немедленному облегчению страданий еврейских масс, другая часть поддерживала рекомендацию просто из непоколебимой верности Герцлю. Наиболее выразительным случаем такой поддержки был поданный за Уганду голос старого члена Ховевей Цион и основателя Национальной библиотеки в Иерусалиме д-ра Иосефа Хазановича. То, что он проголосовал за Уганду, вызвало изумление не только у делегатов конгресса, но даже у самого Герцля. Семь лет спустя д-р Хазанович рассказал на страницах газеты "Ди Вельт" (30 мая 1910 г.), что после голосования Герцль послал за ним и спросил: "Доктор, ведь вы настоящий палестинофил; как же вышло, что вы проголосовали за угандийское предложение?" Хазанович ответил: "Я считал, что вы, как избранный нами вождь, постоянно беспокоящийся за судьбы нашего народа, желаете принятия конгрессом английского предложения. Ваших политических расчетов я не понимаю. Но я полагаю, что, если даже вы допустили ошибку, вы будете знать, как ее исправить. Я заодно с нашим вождем во всем: в успехе и в неудаче".

Среди делегатов имелись и колеблющиеся, не сумевшие сделать выбора в ту или иную сторону. Эти от голосования воздержались. И вот настал решительный момент. Объявили о поименном голосовании. Об этой драматической минуте рассказывает Членов:

"Мы, русские уполномоченные, остались одни. Мы решили потребовать того, против чего никто, даже д-р Герцль, не мог бы уже ничего иметь: объявить о нашем несогласии после голосования; тут уже не могло быть речи о каком-либо давлении. Я сообщил об этом д-ру Герцлю, уже сидевшему в своем кресле и озиравшему поле будущей победы. Хорошо, ответил он, но знайте, {184} что расходящиеся по такому вопросу не могут потом сидеть за одним столом.

Быстро были вновь созваны товарищи. Семеро из нас подписали письменное заявление, двое были против, один отсутствовал, а один переживал адские муки колебаний и возбуждал к себе глубокое чувство сострадания; он не подписал. Я передал президенту письменное наше заявление и добавил, что мы готовы нести ответственность за любые последствия...".

В четыре часа пополудни Герцль представил рекомендацию конгрессу. Проект резолюции был переведен на несколько языков (также и на иврит), которыми пользовались делегаты, затем приступили к поименному голосованию. Результаты: 295 делегатов — "за", 178 — "против", 100 делегатов воздержались (не считая 32 членов Исполнительного комитета, по решению этого органа не голосовавших лично на пленарном заседании конгресса). Среди воздержавшихся были Соколов и глава Мизрахи раввин Рейнес, в прениях выступавший за рекомендацию. Большинство членов Мизрахи, как уже говорилось, проголосовали "за".

4. Уход Ционей Цион

После оглашения итогов голосования Герцль зачитал с трибуны конгресса письменное заявление семи членов Большого исполнительного комитета из России, отвергнувших резолюцию: "Нижеподписавшиеся, члены Большого исполнительного комитета, настоящим сообщают, что на заседании Исполнительного комитета они голосовали против посылки экспедиции в Восточную Африку — И. Членов, З. Темкин, Я. Бернштейн-Коган, Ц. Белковский, В. Якобсон, Ц. Брук, И. Л. Гольдберг".

Членов встал, спустился со сцены и пошел к выходу из зала. За ним последовали остальные члены Исполкома, подписавшие заявление. Их сторонники в зале зааплодировали, и все, кто голосовал против угандийской {185} рекомендации, присоединились к уходящим и вместе с ними покинули зал — мрачные, подавленные, многие со слезами на глазах. Это был стихийный жест, никем заранее не отрепетированный и не подготовленный. То был трагический момент и для уходящих, и для остающихся, и, в первую очередь, для Герцля; он стоял пораженный, бледный, словно прикованный к месту, с совершенно застывшим лицом.

Российские сионисты были очень далеки от желания устроить демонстрацию. Слишком их потрясло существо дела, казавшееся им ударом по самой душе сионизма, чтобы они могли думать о каких-нибудь внешних формах выражения протеста. Герцль сделал заявление, что принятая резолюция не означает окончательного решения по предложению Великобритании, а лишь согласие, что оно будет изучено, результаты же исследования будут представлены конгрессу, который призван сказать окончательное слово; поэтому ему непонятен уход делегатов — противников предложения, он ждет, что они вернутся, и до этого прекращает разговоры на эту тему.

Противники угандийской рекомендации, называвшие себя отныне Ционей Цион (Сионисты Сиона), собрались в малом зале казино, где в свое время состоялся Первый сионистский конгресс и была принята Базельская программа. Было нечто символичное в том, что собрались они именно здесь, как бы тем самым говоря: "Вы большинством голосов сделали выбор в пользу Восточной Африки, ну а мы, Ционей Цион, стоим за Базельскую основополагающую программу".

В зале пленарных заседаний Герцль объявил перерыв на час, считая невозможным продолжать обсуждение остальных пунктов повестки дня (организационный вопрос, пропаганда, Национальный фонд и др.), будто ничего не случилось. Правда, поначалу он полагал, что "русские" предприняли демонстрацию, наподобие демонстрации членов Демократической фракции на предыдущем. Пятом конгрессе. Интуиция ему, однако, подсказывала, что сейчас дело обстоит иначе, об {186} этом свидетельствовало выражение боли и угнетенности, которое он видел на лицах уходящих. И все-таки он не сумел понять до конца их состояние и позицию, о чем свидетельствует его дневниковая запись, сделанная уже после конгресса, 1 сентября 1903 года. Там он признается, что совершил ошибку, предупредив товарищей из России, что им уже не быть более членами Исполкома, и пишет: "Перед голосованием по поводу Восточной Африки я сказал Членову, Бернштейну-Когану и их соратникам, что тот, кто проголосует против, не сможет оставаться в Исполнительном комитете. С этого момента результаты им были уже безразличны, и они покинули зал".

Эти слова, написанные уже после того, как Герцль встретился с противниками угандийского предложения на их собрании и по завершении всего конгресса, свидетельствуют, что он так и не понял их мотивов, оставшись при мнении, будто уход их был вызван потерей мест в Исполнительном комитете и не более того.

Следуя этой оценке Герцля, аналогичной причиной объясняет уход семи российских "уполномоченных" и его биограф, который пишет, что подписавшие заявление ушли из зала "либо потому, что более не считали себя членами Исполкома, либо для того, чтобы дать форму и выход своим эмоциям" (Алекс Бейн, "Теодор Герцль", биография). Справедливо поэтому привести объяснение случившемуся данное самим Членовым, лидером оппозиции на Шестом конгрессе, который писал по поводу ухода противников Уганды следующее:

"Целых два часа продолжалась эта перекличка. Ведь в редком парламенте голосует такая масса делегатов, около 500! С напряженным вниманием следит весь зал, многие записывают и подсчитывают шансы. Признаюсь, меня прямо поражало, как часто раздавалось "нет". Я считаю присутствие в этом зале и при таких условиях 178, открыто голосовавших против, фактом, крайне знаменательным, которого я не ожидал. Но исход голосования, конечно, не подлежал сомнению. В воздухе носилась победа; а победителей не судят, провозгласил {187} еще за два дня раньше одесский делегат. Он ошибся; суд наступил очень скоро, в Базеле же, потом производился по всему миру еврейскому. И этот суд показал, что еще одна такая победа, и армия рассыплется на мелкие части. Но теперь был момент победы. В зале аплодисменты, махали платками. Но, признаюсь, искренней радости я не видел, вернее, не чувствовал. Все это было очень громко, очень шумно; но казалось как-то искусственно, дуто. Впрочем, я был плохой наблюдатель в этот момент.

Меня давил во время голосования вопрос: что мы теперь, мы, несогласные, нежелающие, что нам теперь делать? Ведь тут не деталь какая-нибудь решается, а рушится основа, на которой стоит все наше здание, создается нечто несовместимое, глубокой пропастью отделяющее будущее от прошлого. На этом конгрессе, говорили некоторые, впервые почувствовалась под ногами почва; мы на этом конгрессе ясно почувствовали, что почва уходит, что все зашаталось под ногами. Что делать теперь, можем ли вместе работать, что уцелело из наших общих устоев? Все это проносилось в тяжелой свинцовой голове. И как ни трудно, тяжело было мыслить в это время, одна мысль, однако стала у меня все яснее обрисовываться: между прошлым и тем, что настает теперь, должна быть проведена черта, ясная, чувствительная и видимая для всех; теперь нельзя продолжать, как будто ничего не случилось. Наступившая пропасть должна проявиться видимым образом и здесь, но как?

Читается наша записка; она читается бегло, равнодушным голосом. Зал в недоумении. И в этот момент, два часа бродившая мысль приняла определенную форму: я собрал все свои бумаги, книги, надел шляпу и сошел с президиальной трибуны. Куда и зачем? Я не знал в эту минуту. Одно я чувствовал, что здесь, в этом зале, в эту минуту, сейчас оставаться невозможно, физически невозможно. Нам здесь теперь нечего делать.

Я пошел; но не знал, пойдет ли еще кто-нибудь за мной. Ни с кем мы ни о чем не сговаривались. Но, {188} очевидно, было довольно одной искры. Первыми присоединились товарищи по записке; движение нашей маленькой группы было тотчас замечено внизу, а когда мы, протеснившись сквозь особенно густые в этом году ряды журналистов, вышли на средний проход, тогда это движение стало видно и галереям. Бешеный, оглушительный взрыв аплодисментов огласил зал внизу и наверху; в нем искало себе выхода чувство, старательно сдерживаемое весь этот день. Мы двигались и, не озираясь, чувствовали, что мы не одни идем, не одни делаем то, что делаем. И чувствовалось, что делаем мы что-то хорошее и очень нужное. Мы разряжаем атмосферу, очищаем ее, облегчаем душу себе и другим.

Мы прошли густой толпой в малый зал. Здесь создавалась в 1897 г. базельская программа. Много было тогда споров, горячих и страстных; одно только не подлежало спору и было для всех ясно: в Палестине. Прошло всего несколько лет, и теперь, давлением и силой нескольких людей, эти два слова вырываются из программы, и в этом зале, где все возобновили обет верности народу и стране, теперь можно бы сделать надпись: "Здесь мы сидели и плакали, вспомнив Сион". Ибо часть, правда, очень небольшая, из пришедших разразилась неудержимыми рыданиями, и среди плакавших были люди видимо сильные, крепкие".

Один из участников собрания Ционей Цион, описавший атмосферу, в которой у людей лились слезы из-за принятого решения, сказал: "Можно было подумать, что эти люди получили известие о новой резне или о смерти своих родных и близких".

Герцль поначалу полагал, что уход из зала был чисто демонстративным поступком, и собирался не реагировать на него, как он это уже раз сделал по отношению к демонстрации Демократической фракции на предыдущем конгрессе. Однако ему сказали, что люди плачут, и тогда он понял, что имеет дело с куда более серьезным явлением, чем внешний протест. Он решил поступиться своей гордостью и амбицией и отправиться на собрание противников резолюции об Уганде. {189} Совещание Ционей Цион затянулось надолго, и поздней ночью, когда обсуждение все еще не было завершено, появился Герцль и попросил разрешения присутствовать. Собрание, однако, было закрытым; Герцль ждал в коридоре, пока решат, допустить ли его вообще. В конце концов, ему было позволено войти, но собравшиеся встретили его с необычайной холодностью.

Об этой драматической встрече Герцля с противниками угандийского плана рассказал Иосеф Элиаш в сборнике "Воспоминания сионистов из России", редактор которого, рабби Биньямин, в примечании к этому эпизоду говорит, что собравшиеся выставили у двери двух дежурных, двух крепких парней, строго-настрого наказав им никого не впускать.

И вот появился Герцль и выражает желание присутствовать на собрании. Один из дежурных пошел в зал и сообщил об этом председательствующему. Тот попросил довести до сведения Герцля, что это собрание только российских делегатов. Герцль промолчал, отправился в свой отель и вернулся с удостоверением, что он является делегатом конгресса также и от России. Дежурный снова пошел к председательствующему. Тот вышел из зала к Герцлю и сообщил об опасении некоторых заседающих, что он, Герцль, силой своей личности склонит делегатов ко всему, чего захочет. Но Герцль настаивал на своем праве участвовать в собрании в качестве российского делегата, и ему было позволено войти.

Рабби Биньямин передает этот эпизод со слов одного из дежурных, Ашера Эрлиха; имени председательствовавшего на собрании рабби Биньямин не запомнил.

Герцль попросил слова, и оно ему было предоставлено. Он сообщил собравшимся подробности своей политической деятельности и переговоров, которые он провел, прежде чем решил вынести на конгресс предложение английского правительства об Уганде. Он призывал собравшихся вернуться на конгресс, ибо они ошибаются, если полагают, что он нарушил Базельскую программу.

{190} К утру между президентом и представителями оппозиции было достигнуто соглашение, и голосовавшие против Уганды вернулись на конгресс. Шмарьяху Левин от имени оппозиции сделал следующее заявление:

"Я должен пояснить, что уход меньшинства из зала после голосования не имел никакой демонстративной цели, а явился спонтанным следствием глубокого душевного потрясения из-за резолюции, которая противоречит основам Базельской программы".

На этом Герцль прервал оратора и заметил, что его слова не соответствуют предварительному тексту, представленному президенту, и что он "не может допустить заявления, будто конгресс отклонился от Базельской программы, поскольку резолюция была принята большинством голосов. И если большинство в 295 делегатов постановило, что резолюция не противоречит Базельской программе, меньшинство не может утверждать, что тут есть противоречие".

Шмарьяху Левин продолжал далее чтение дополнительных предложений оппозиции, и руководство согласилось их принять:

а) запрещается финансировать африканскую экспедицию из фонда членских взносов (решение запретить ее финансирование из средств Колониального банка и Национального фонда было принято уже ранее);

б) отчет экспедиции должен быть представлен Большому исполкому до того, как будет созван конгресс для принятия окончательного решения по этому вопросу.

Два последних дня конгресса прошли в спокойном обсуждении остальных пунктов программы его работы, хотя все еще чувствовалось напряжение, вызванное угандийским вопросом. В соответствии с резолюцией конгресса была избрана комиссия по Восточной Африке. Хаим Вейцман согласился войти в комиссию, несмотря на то, что принадлежал к противникам "Уганды". Избрали также комиссию по изучению Эрец-Исраэль, утвердив для нее постоянный бюджет.

Герцль снова стал президентом Сионистской организации, но на сей раз три делегата проголосовали против его {191} кандидатуры — случай небывалый: до сих пор на всех конгрессах его избирали единогласно.

Следует отметить, что именно Шестой конгресс, вошедший в историю сионизма под названием "Угандийского", постановил по итогам доклада Оппенгеймера о поселении основать комиссию по изучению Эрец-Исраэль и условий развертывания в ней поселенческой деятельности. Возможно, это был примирительный жест по отношению к оппозиционерам, но, так или иначе, он стал практическим шагом в направлении строительства Страны, даже и без всякого "чартера"... Приняли также изменение в организационном уставе, согласно которому один делегат на конгресс избирался от каждых двухсот платящих членские взносы, а не от каждых ста, как ранее.

В своем заключительном слове — ставшем его последней речью на последнем конгрессе с его участием — Герцль сказал, что конгресс был трудным, но великим. Великим не только по количеству делегатов, равного которому не знали предыдущие конгрессы, но и по характеру работы. Упоминая о бушевавших тут яростных и тяжких спорах, Герцль заметил: "Мы убедились, что на сионистов можно полагаться и что верен афоризм, гласящий, что опереться можно лишь на предмет, оказывающий сопротивление".

Дабы рассеять опасения, возникшие у значительной части делегатов в результате полемики об Уганде, Герцль счел необходимым успокоить их и произнес традиционную клятву: "Если забуду тебя, Иерусалим, пусть отсохнет моя десница!" И поднял правую руку в подтверждение этих слов. Тем не менее конгресс завершился в напряженной атмосфере.

5. Смерть Герцля

3 мая 1904 года газета "Ди Вельт" опубликовала короткое извещение: "По настоянию врача д-р Герцль уходит в продолжительный отпуск и в течение этого {192} времени свои обязанности исполнять не будет. Просьба не обращаться к д-ру Герцлю письменно, а по всем вопросам — в Исполнительный комитет".

Состояние Герцля со дня на день ухудшалось, и все попытки врачей спасти его оказались бесплодными. Герцль скончался 3 июля 1904 года в возрасте сорока четырех лет. Хотя в сионистском движении было известно, что у Герцля не все благополучно со здоровьем, однако только близкие друзья знали, насколько его состояние серьезно. Поэтому весть о его смерти обрушилась, как гром среди ясного неба. Когда распространилось известие, что вождя сионизма не стало, скорбь и мрак опустились на еврейскую улицу в России. Массы людей собирались в синагогах, участвовали в траурных митингах, и печать, даже антисионистская, посвятила оценке личности и подвига покойного лидера многочисленные статьи.

Вышедший после смерти Герцля июльский (по новому стилю) номер ежемесячника "Еврейская жизнь" открывался некрологом, написанным Ю. Бруцкусом.

"Умер величайший и преданнейший сын еврейского народа, — писал Бруцкус, — погиб безвременно, в расцвете жизни и разгаре работы. Чуткое сердце его захотело объять все еврейское горе, залить его своею кровью; оно долго и славно боролось, но теперь не выдержало и разбилось — герой погиб на полпути. ...

Велико несчастье еврейского народа. Мы притерпелись уже к бедствиям. Наши слезы иссякли, голос подавлен от мук. И мы встретили тяжелую весть не воплями и слезами, а грустным молчанием. Печаль наша слишком велика, чтобы вылиться в словах, удар слишком силен, чтобы оценить его. Еще одну горькую чашу страдания пришлось нам испить. Несчастлив тот герой, который не увидел обетованной цели, несчастлив тот народ, который на полпути теряет своего вождя. Но он умер с верою в усталом сердце и словами любви к Сиону на устах. Он завещал нам идти все вперед и нести его наследие по указанному пути к великой цели. Его сердце разбилось, но дело его живо...".

{193} Большую статью о Герцле поместил в том же номере журнала Жаботинский. "... Когда будет подведен итог его подвига, книжники наши должны будут устроить большой пересмотр учению о том, что не личности делают историю.

Да, творит историю стоногая Причина и стихийное желание масс; но с мучительной медленностью ползет эта история, если не впряжется в ее колесницу гениальный человек, сердце которого чутко собрало и отразило неуловимые потребности толпы и нашло то слово, которое нужно для их выражения. Так маховое колесо в машине: правда, не оно дает машине движение — напротив, оно само приводится в движение машиной; но с ним машина работает легче и скорее — Маховое колесо истории — сердце гения-вождя". В заключение Жаботинский предлагал увековечить память Герцля основанием фонда для развития сети еврейских национальных школ в Эрец-Исраэль.

Членов писал в "Сионе и Африке", что покойный вождь целиком отдал себя движению. Он отдал ему все силы, все время, все свои денежные средства, свой мозг и сердце — и движение словно воплотилось в его личности. Такое слияние имело важные и положительные стороны, особенно в начальном периоде, когда нужно было находить новые формы и создавать новые учреждения. Даже в разгар полемики об Уганде на Шестом конгрессе, где большинство российских делегатов испытывали глубокое недовольство Герцлем, а некоторые даже обрушились на него с обидными и резкими выпадами, они не переставали его любить и почитать. Вот как описывает тот же Членов появление Герцля на собрании противников угандийского предложения, после того как они ушли с конгресса:

"Одно видели мы все перед собой: глубоко, сильно страдающего любимого человека. Все пути к отступлению отрезал он, все корабли сжег в тот момент, когда геройски ринулся в бой, за свой народ. И впервые ему здесь, в среде своих, приходится поставить себе вопрос: понимают ли его, ценят ли его труды?"

{194} Может быть, наиболее сильным выражением любви к покойному вождю явилось стихотворение Жаботинского "Надгробное слово" ("Хеспед") :

И он угас, как древле Моисей,
На берегу земли обетованной;
Он не довел до родины желанной
Ее вдали тоскующих детей;
Он сжег себя, и жизнь отдал святыне,
И "не забыл тебя, Иерусалим", —
Но не дошел и пал еще в пустыне,
И в лучший день родимой Палестине
Мы только прах трибуна предадим...
Пусть мы сгнием под муками ярма,
И вихрь умчит клочки священной Торы;
Пусть сыновья уйдут в ночные воры,
И дочери в позорные дома,
И в мерзости наставниками людям
Да станем мы в тот черный день и час,
Когда тебя и песнь твою забудем
И посрамим погибшего за нас...
Спи, наш орел, наш царственный трибун.
Настанет день — услышишь гул похода,
И скрип телег, и гром шагов народа,
И шум знамен, и звон веселых струн;
И в этот день от Дана до Баршевы
Благословит спасителя народ,
И запоют свободные напевы
И поведут в Сионе наши девы
Перед твоей гробницей хоровод...

{195}

 

К содержанию

Сионистское движение в России

Ицхак Маор. Иерусалим, 1977

(авторизованный, сокращенный перевод c иврита)

Глава десятая

РУССКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО И СИОНИЗМ

1. Циркуляр Плеве о сионизме и еврейском национальном движении

Через два с половиной месяца после Кишиневского погрома, в конце июня 1903 года. Плеве разослал всем губернаторам и градоначальникам циркуляр с подробными инструкциями относительно сионизма и {148} еврейского национального движения в целом. Хотя циркуляр был "совершенно секретный", окольными путями он попал в руки представителей еврейской общественности и был тайно размножен на гектографе.

Как уже говорилось, циркуляр появился после того, как Плеве убедился, что российские сионисты не собираются подчиниться грубой и жестокой силе, обращенной против евреев. На это с предельной ясностью указывала месть Дашевского подстрекателю Крушевану и предшествовавший ей отказ минских сионистов во главе с Шимшоном Розенбаумом снять с Плеве обвинение в том, что он главный виновник погрома.

Циркуляр от 24 июня 1903 года за номером 6142 ("Еврейская старина", VIII. Петроград, 1915.) свидетельствует о том, что министр внутренних дел был хорошо осведомлен о положении в сионистском движении и что в его распоряжении имелась подробная и точная информация обо всех сферах деятельности сионистских организаций в России.

Он, например, знал, что сионисты стремятся воспитывать евреев, особенно молодежь, в национальном духе и хотят задержать процесс ассимиляции в среде еврейской интеллигенции. А ведь именно это прямо противоречило политике царского правительства и намерениям Плеве — привести образованную часть еврейского населения к обрусению, а не поддающиеся ассимиляции массы заставить тем или иным путем эмигрировать из России. В своем антисемитском циркуляре Плеве, прежде всего, подчеркивает опасность национально—воспитательной работы сионистов.

Циркуляр о сионизме и еврейском

национальном движении

1903

(См. предыдущую сноску.)

М.В.Д. Департамент полиции по особому отделению. 24-го июня, №6142.

{149}

Губернаторам, Градоначальникам и Обер-полицмейстерам.

В имеющихся в департаменте полиции сведениях о так называемых сионистских обществах усматривается, что таковые, поставив себе первоначальной целью содействовать переселению евреев в Палестину для создания там самостоятельного еврейского государства, ныне осуществление этой мысли отодвинули в область далекого будущего и направили свою деятельность на развитие и укрепление национальной еврейской идеи, проповедуя сплочение в замкнутые организации евреев в местах их нынешнего пребывания. Направление это, будучи враждебно ассимиляции евреев с другими народностями, усугубляя между первыми и последними племенную рознь, противоречит началам русской государственной идеи, и потому не может быть терпимо. Вследствие сего, признавая необходимым дать вопросу о сионистских организациях надлежащее разрешение, покорнейше прошу Вас, Милостивый Государь, сообщить мне безотлагательно подробные сведения о существующих во вверенном Вам районе сионистских кружках и соображения Ваши об их значении с точек зрения государственной и национальной. Находя однако неотложным, до разрешения поставленного нами на очередь вопроса, принятие мер к предупреждению и пресечению утверждения начал сионистских организаций и развития сионистского движения во вредном направлении, считаю долгом в руководство Вашего Превосходительства преподать нижеследующие указания:

1) Пропаганда идеи сионизма в публичных местах и на собраниях общественного характера должна быть воспрещена. В этих целях надлежит препятствовать деятельности специальных агитаторов, так наз. "магидов", разъезжающих по городам и местечкам и произносящих в синагогах и на общественных собраниях речи для привлечения слушателей, особенно из числа простонародья, в ряды сторонников сионистского движения. {150}

2) Точно также подлежат запрещению, насколько деятельность их проявляется публично в сходках, собраниях и прочих сборищах, уже существующие сионистские организации, раскинутые сетью по всей России, включая Сибирь, губернии Царства Польского, Кавказ и русские среднеазиатские владения.

3) Выезды для каких бы то ни было целей представителей и участников сионистской организации (районы, на которые поделена сионистами вся Россия), кружков и различных поместных и избирательных групп не должны дозволяться.

4) Всякие не разрешенные правительством среди публики сборы для недозволенных к ввозу в империю (№ 92, отд. I. Собр. узак. и распор. правит. за 1902 г.) акций и временных свидетельств Еврейского Колониального Банка в Лондоне, а также сборы на пополнение Национального Еврейского Фонда, учрежденного там же, производимые в некоторых городах поголовным обходом всего местного еврейского населения, должны быть немедленно прекращаемы при получении сведений о таких сборах. Лица, стоявшие во главе таких сионистских организаций, должны быть обязываемы подпиской отказаться от руководства движением и прекратить всякие денежные сборы. Находящиеся в их распоряжении суммы, как полученные путем неразрешенных правительством сборов, следует направлять на еврейские благотворительные учреждения (напр. существующее в Одессе Общество вспомоществования евр. земледельцам и ремесленникам Сирии и Палестины). Акции и временные свидетельства Евр. Колониального Банка, а также квитанции о взносах в Национальный Еврейский Фонд подлежат конфискации, а лица, занимающиеся распространением означенных выше документов, должны быть обязываемы подпиской отказаться от такой деятельности. Последняя представляется тем более вредной, что плательщиками в сионистские кассы являются преимущественно неимущие классы еврейства. {151}

5) Надлежит также иметь наблюдение за устройством сионистами новых и уже существующих еврейских школ (хедеров), библиотек—читален, субботних школ для взрослых в целях изучения древнееврейского языка, публичных чтений по истории еврейства и т. п. учреждений. Еврейские школы, разрешаемые правительством к открытию в удовлетворение вероисповедных потребностей еврейского населения империи, не должны под руководством сионистских деятелей получать характер учреждений для развития национальной обособленности русского еврейства.

6) При представлении на утверждение центральных органов М.В.Д. кандидатов на выборные должности в еврейских общинах, в особенности на должности раввинов, надлежит прилагать собранные на месте сведения о степени причастности представляемых кандидатов к сионистским организациям.

Министр Внутренних Дел

Плеве".

Дух циркуляра и его цель достаточно прозрачны: запретить и пресечь всякую сионистскую деятельность, если она направлена не на немедленный выезд евреев из России, а на распространение еврейской национальной идеи среди еврейского населения в пределах Российской империи.

Поэтому Плеве согласен, чтобы средства из сионистских касс были переданы Одесскому комитету, поощряющему эмиграцию евреев в Палестину. Ему также хорошо известно, что подавляющее большинство жертвователей в сионистские кассы принадлежит к малоимущим слоям. Но не печальное их положение заботит министра, а то, что из-за пожертвований это положение еще более отягощается и, следовательно, усиливается недовольство жизнью в России, так что в итоге евреи превращаются в революционный "пороховой погреб" внутри государства.

Что касается сионистских школ типа реформированного хедера, вечерних школ для взрослых по изучению языка иврит и еврейской истории, то они увеличивают число носителей национального еврейского {152} сознания, не ускоряя при этом их эмиграции в Палестину. Нет сомнений, что Плеве был известен лозунг Герцля насчет "завоевания общин", и поэтому он категорически требует от местных властей, чтобы при утверждении кандидатов, особенно раввинов, на еврейские общественные должности учитывалась мера их принадлежности к сионистскому движению.

Изданием этого циркуляра Плеве хотел окончательно парализовать сионистскую работу, которая и прежде не была легальной, но не пресекалась правительством из расчета, что она поощрит исход еврейских масс из России.

Секретный антисионистский циркуляр Плеве вызвал сильную тревогу и подавленность среди российских руководителей движения, и некоторые из них обратились к Герцлю, прося предпринять какие-нибудь шаги, дабы отвести беду.

2. Приезд Герцля в Россию

Герцль несколько раз пытался получить аудиенцию у царя Николая II. Тяжелое положение русских евреев, наглядно продемонстрированное Кишиневским погромом, заставило его возобновить усилия. В мае 1903 года он по дипломатическим каналам подал прошение об аудиенции у царя, и снова оно было отклонено.

В конце июня до него дошло известие о секретном циркуляре Плеве, направленном на полное запрещение сионистской деятельности в России (запрет на продажу акций Колониального банка был наложен еще ранее). Герцль вновь решил добиваться приема, если не у царя, то хотя бы у его министров. Через члена Большого сионистского исполкома варшавского адвоката Ясиновского он познакомился с г-жой Корвин-Пятровской, жительницей Петербурга. Эта польская аристократка, проявлявшая, благодаря Ясиновскому, интерес к сионизму, была в дружеских отношениях с Плеве и сумела получить для Герцля приглашение на прием к министру внутренних дел. В своем дневнике Герцль {153} благодарно называет ее "добрая старушка, госпожа Корвин-Пятровская". По ее рекомендации он был принят Плеве 8 августа, на следующий же день после приезда в Петербург.

Визит Герцля человеку, в котором все видели главного виновника Кишиневского погрома, вызвал в то время досаду и гнев в различных кругах еврейской общественности, и не только у антисионистов. Далеко не все сионисты отнеслись к этому визиту положительно. Были такие, кто расценил его как оскорбление, нанесенное национальному достоинству евреев и чести сионистского движения. Герцль не остался к этому равнодушен. Но как политик в современном понимании данного слова Герцль считал себя не вправе уклониться от этой тяжкой миссии, хотя с личной точки зрения ему было бы куда приятней не вступать в контакт с Плеве.

Своим критикам Герцль отвечал: а разве наш учитель Моисей не отправился к фараону? (Аналогичным образом осуждали тридцать лет спустя и д-ра Хаима Арлозорова за его переговоры с гитлеровским правительством о переводе имущества немецких евреев в Палестину (так называемый "трансфер"); а после основания Государства Израиль его правительство подверглось с разных сторон нападкам за соглашение с ФРГ о репарациях и компенсациях. Разница, правда, в том, что "трансфер" и репарации дали практические результаты, в то время как беседа Герцля с Плеве не могла тогда привести к ним.).

Герцль знал, что среди ведущих сионистов России не все одобряют его обращение к Плеве, есть противники этого шага. Но он не видел другого пути, хотя вовсе не был уверен в успехе. В день приезда в Россию (7 августа) он записывает в дневнике: "О моей поездке товарищам не было сообщено, но всюду, куда эта весть доходила, меня ждали: в Варшаве, в Вильно.

Их положение настолько плохо, что я, бессильный, кажусь им спасителем". Эти слова дневника являются документальным свидетельством того, как сильно Герцль сомневался в пользе своей поездки в Россию.

{154}

3. Беседы Герцля с Плеве

Герцль был принят Плеве дважды, оба раза для продолжительной беседы. Однако министр воздержался от разговора о Кишиневском погроме. Он коснулся положения евреев в России в целом. Разговор велся по-французски. Начал Плеве:

"Я дал согласие на эту беседу, господин доктор, по вашей просьбе, чтобы мы могли придти к взаимопониманию в вопросе сионистского движения. Отношения, которые установятся между императорским правительством и сионизмом и которые могут быть, я не говорю исполнены симпатии, но отношениями, основанными на взаимопонимании, зависят от вас".

На что Герцль заметил: "Если отношения будут зависеть только от меня, ваше превосходительство, то они будут отличными".

Плеве продолжал: "Для нас еврейский вопрос — это не вопрос жизни и смерти, но, во всяком случае, достаточно важный. Мы трудимся, дабы изыскать для него по возможности хорошее решение...

Государство российское обязано стремиться к тому, чтобы все народы, населяющие его, были как одно целое. Мы, конечно, понимаем, что не сумеем исключить из жизни все религиозные и языковые различия. Мы, например, вынуждены согласиться, чтобы старая скандинавская культура продолжала существовать в Финляндии как самостоятельное целое, однако мы обязаны требовать от всех народностей нашего государства, и то же самое от евреев, патриотического отношения к России, как к незыблемой основе. Мы хотим ассимилировать их в нашей среде, и для этой цели у нас есть два пути: высшее образование и материальное благосостояние. Тот, кто выполнил определенные условия, связанные с двумя этими путями, — тот получает у нас гражданские права, т. к. мы можем предположить, что, ввиду своего образования и приличного положения, он предан существующему строю. Однако эта ассимиляция, которой мы желаем, продвигается медленно".

{155} Ассимиляцию, как основное средство разрешения еврейского вопроса в России, Плеве неоднократно выдвигал от имени правительства в беседах с разными лицами еще до приезда Герцля и после него. Но при условии такого подхода была совершенно непонятной антиеврейская политика русского правительства в сфере образования и права на жительство.

Ведь устанавливая скудную "процентную норму", закрывающую еврейской молодежи доступ в средние и высшие учебные заведения, правительство отдаляло, а не приближало евреев к русской культуре, — так же как и запирая их в тесной черте оседлости. Плеве, понимая это противоречие между его словами и политикой правительства в отношении евреев, добавил:

"Верно, что блага высшего образования мы можем предоставить лишь ограниченному числу евреев, ибо в противном случае у нас очень скоро не станет должностей для христиан.

Я также не закрываю глаза на тот факт, что материальное положение евреев в черте оседлости весьма плохое. Признаю, что они там живут, как в гетто, но тем не менее пространство это все-таки обширное — тринадцать губерний. И вот в последнее время положение ухудшилось из-за того, что евреи примкнули к революционным партиям. Ваше сионистское движение поначалу было для нас приемлемо — пока работало на поощрение эмиграции. Разъяснять мне характер движения вам нет нужды, ибо перед вами человек, уже знакомый с вашим учением. Однако со времени конгресса в Минске (Плеве имел в виду Минский съезд сионистов России) мы наблюдаем большие перемены.

О палестинском сионизме говорят меньше, нежели о культуре, организации и еврейском национализме. Нам это нежелательно. Мы особенно заметили, что ваши руководители в России — а это в своем кругу в высшей степени уважаемые люди — не слушаются должным образом вашего венского комитета. Ему подчиняется, пожалуй, только один Усышкин".

Передавая в дневнике содержание беседы с Плеве, Герцль замечает: "Про себя я поразился такой {156} осведомленности, показавшей мне, насколько серьезно он изучил вопрос". Вслух же он ответил тогда Плеве: "Ваше превосходительство, все руководители в России верны мне, хотя порою и оспаривают мои рекомендации. Важнейший среди них — профессор Мандельштам из Киева". И снова Герцль был вынужден изумиться, когда Плеве сказал: "Но Коган-Бернштейн! Он совершенный его противник! Кстати, нам известно, что он направляет против нас из-за границы газетную войну".

Герцль ответил, что в это ему просто не верится, так как за границей этот человек почти неизвестен, у него нет ни связей, ни полномочий. Что касается сопротивления, которое главы российских сионистов оказывают ему самому, то Герцль сравнил это с явлением, знакомым еще Христофору Колумбу: когда прошло несколько недель, а земли все не было видно, матросы начали роптать.

В сионистском движении министр наблюдает не что иное, как бунт матросов против своего капитана. Поэтому стоило бы, чтобы Плеве помог добраться до земли, тогда бунт тотчас прекратится... На вопрос Плеве, в чем же должна заключаться помощь правительства, Герцль ответил следующими тремя пунктами:

1. Правительство России ходатайствует перед турецким султаном о даровании евреям "чартера" на заселение Палестины, за исключением святых мест. Страна останется под верховной властью султана, администрация же перейдет в руки переселенческого общества с достаточным капиталом, которое будет создано сионистами. Оно будет вносить в казну Оттоманской империи ежегодную согласованную плату взамен налогов.

2. Русское правительство окажет эмиграции евреев финансовую поддержку.

3. Русское правительство облегчит законное распространение в России сионистских организаций, в основе которых будут лежать принципы Базельской программы.

Плеве выразил принципиальное согласие с этими тремя пунктами и добавил, что деньги для финансовой {157} поддержки придется брать из налогов, которые платят евреи.

13 августа Герцль во второй раз встретился с Плеве. Во время этой беседы министр заявил, что император крайне разгневан тем, что имеют дерзость говорить, будто русское правительство участвовало в погроме или хотя бы терпимо к нему относилось. Император как глава государства хорошо относится ко всем подданным. Далее Плеве сказал:

"Не хочу отрицать, что положение евреев в Российской империи не слишком завидное. Да, будь я евреем, я, вероятно, тоже был бы врагом правительства. Однако мы не можем поступать иначе, чем до сих пор, и поэтому для нас было бы весьма желательным создание самостоятельного еврейского государства, способного принять несколько миллионов евреев. В то же время мы не хотим удалить всех наших евреев. Обладателей высокой интеллигентности — а вы являетесь лучшим доказательством, что таковые среди вас имеются, — мы желаем сохранить для себя.

В отношении высшей интеллигенции не делается никаких различий, религиозных или национальных. А вот от евреев слабой и низкой интеллигентности и от малоимущих мы хотели бы избавиться. Кто способен ассимилироваться, того мы хотим оставить у себя. Мы не питаем ненависти к евреям как таковым".

(Примерно через два месяца после беседы Герцля с Плеве, в конце октября 1903 года, известный английский еврейский деятель и журналист Люсьен Вольф посетил Россию и был также принят Плеве. Содержание их беседы о положении евреев в России было опубликовано лишь в 1916 году. Плеве почти в точности повторил сказанное им два месяца назад Герцлю, например, о необходимости ассимилировать представителей крупной интеллигенции, а также о больших трудностях разрешения проблемы малоимущих евреев и т. д. Об отношении министра к сионизму Люсьен Вольф писал: "Господин Плеве сказал мне, что русское правительство было бы довольно, если б оттоманское правительство разрешило въезд евреев в Палестину. Господин Плеве не возражает против чистого сионизма. Но он испытывает опасения, что политический сионизм окажется в конечном счете миражем. Тем не менее, он не будет мешать распространению сионистской идеи, при условии, что она поощрит евреев к эмиграции. Кроме того, сионистские идеи могут внутри России с успехом конкурировать с социалистическими").

{158} Тогда Герцль попросил Плеве облегчить положение евреев, остающихся в России, по крайней мере, расширением черты оседлости и включением в нее Курляндии и Риги (Прибалтийского края Российской империи), а также разрешением покупки земли для сельскохозяйственных надобностей внутри черты. Плеве обещал отнестись положительно к этому.

В этом обращении Герцля проявляется его забота о евреях России, чье тяжелое положение, в особенности после Кишиневского погрома, потрясло его. Он приехал в Россию в сущности для того, чтобы исхлопотать у представителей власти разрешение на сионистскую работу, однако счел нужным просить об облегчении судьбы евреев на месте, потому что не тешил себя иллюзиями о возможностях сионизма оказать настоящую и немедленную помощь русским евреям, обнищавшим и преследуемым, вынужденным массами эмигрировать (По данным исследования В. Каплун-Когана (на немецком языке) о еврейском эмиграционном движении в год Кишиневского погрома (1903—1904) из России эмигрировали в США 77.544 еврея.). В этом кроется и объяснение драматического шага Герцля на Шестом конгрессе (см. далее), который расколол сионистское движение и привел его к кризису (Писатель и журналист Бен-Цион Кац, встречавшийся с Герцлем в Петербурге после его визита к Плеве, высказывает любопытное предположение, что рекомендацию Уганды, хотя бы в качестве "ночлежного приюта" (по выражению Нордау), Герцль вынес на Шестой конгресс, отнюдь не имея в виду ее буквальный смысл, а только в виде политического маневра, рассчитанного на Плеве.

Герцль, безусловно, не думал, говорит Бен-Цион Кац, будто в Уганду поедет из России много евреев. После визита к Плеве Герцль провел в Петербурге неофициальную встречу с группой еврейских литераторов, в которой участвовали Бен-Цион Кац, д-р Л. Кацнельсон (писатель Буки-Бен-Иогли), Саул Гинзбург, Л. Рабинович, Ю. Бруцкус, Ш. Розенфельд, Л. Сев из редакции "Восхода", а также сионистский деятель из Либавы д-р Нисан Каценельсон, сопровождавший Герцля в качестве советника в продолжение всей его поездки по России.

Когда Буки-Бен-Иогли выступил в защиту "территориализма" (отказа от Эрец-Исраэль), Герцль дал ему резкую отповедь — в это время в кармане у него уже лежало английское предложение насчет Уганды. Герцль говорил о сионизме, как о спасении для еврейского народа. Когда же присутствующие стали ему возражать, что в Турции еще более дурные порядки, чем в России, Герцль вынул часы и твердо заявил, что "можно установить по часам время раздела Турции". Однако эти слова, сказанные еврейским литераторам, не могли быть сказаны Плеве. Поэтому Герцль и поставил перед Шестым конгрессом вопрос об Уганде, дабы уверить русское правительство, что у сионистов есть реальные виды на отправку из России большого количества евреев. Это должно было облегчить сионистскую работу в России. По той же причине Герцль огласил на Шестом конгрессе в Базеле письмо Плеве к нему, где говорилось: если сионизм докажет, что способен облегчить эмиграцию русских евреев, то Плеве поможет этому движению. Отсюда Бен-Цион Кац приходит к предположению, что "вся история с Угандой имела целью выручить сионизм в России и убедить Плеве, с которым Герцль не мог говорить о разделе Турции, как он это сделал в разговоре с литераторами" (см. Б. Ц. Кац. "Еврейство в России пятьдесят лет назад", сборник по истории еврейства России, на иврите; "Хеавар", том первый, 1953 г.).

{159} В конце беседы Плеве обещал Герцлю сделать послабление сионистскому движению в России, если оно не будет заниматься внутренней политикой. Он также сказал, что русское правительство готово использовать свое влияние на турецкие власти, чтобы содействовать доступу евреев в Палестину. В качестве резюме Плеве вручил Герцлю письмо, которое могло рассматриваться как официальное правительственное заявление. Министр сообщил Герцлю, что показывал письмо царю и получил согласие последнего на отправку этого письма адресату. Поскольку Герцль считал исход переговоров с Плеве политическим достижением, а письмо — важным документом и так его позднее и {160} представил Шестому конгрессу, есть смысл привести его полный текст (из книги М. Медзини "Сионистская политика"):

"Министр внутренних дел

30 июля — 12 августа 1903 г.

Вы, господин Герцль, выразили желание, чтобы остался вещественный след нашей беседы. Охотно соглашаюсь с этим, дабы устранить все, что может дать место преувеличенным надеждам либо тревожным сомнениям.

У меня была возможность разъяснить вам точку зрения русского правительства на сионизм. Эта точка зрения легко может привести к необходимости переменить нашу политику терпимости на средства, вытекающие из надобности национальной самозащиты. Пока сущность сионизма выражалась в желании создать независимое государство в Палестине и пока он обещал организовать выезд из России некоторого количества русских подданных-евреев, русское правительство могло относиться к нему благожелательно.

Но с минуты, когда эта первичная цель сионизма кажется упраздненной ради элементарной пропаганды еврейской национальной обособленности в России, естественно, что правительство никоим образом не может терпеть это новое направление сионизма, результатом которого может стать появление групп, совершенно чуждых и даже враждебных патриотическим чувствам, слагающим мощь страны.

Поэтому доверительное отношение к сионизму может быть восстановлено лишь при условии, что он вернется к старой программе действий. В таком случае он сумеет рассчитывать на моральную поддержку с того дня, как часть его практических действий обратится на уменьшение еврейского населения в России.

Эта поддержка может быть облечена в форму заступничества за сионистских уполномоченных перед оттоманским правительством, облегчения работы эмиграционных обществ, а также поддержки их нужд, {161} разумеется не из государственных средств, а из налогов, взыскиваемых с евреев.

Считаю нужным добавить, что правительство России, будучи обязанным согласовывать свой образ действий в еврейском вопросе с государственными интересами, никогда не отходило от великих принципов морали и человечности. Не далее как в последнее время оно расширило право жительства в сфере округов, отведенных для еврейских масс, и ничто не препятствует надеждам, что развитие таких средств послужит улучшению условий существования евреев России, в особенности, если эмиграция сократит их количество.

Плеве".

Письмо Плеве, как видно из его содержания, осложнило и сократило возможности легализации сионистской работы в России. Тем не менее, в нем есть некоторые послабления по сравнению с секретным циркуляром, приведенным нами ранее. Учитывая это, Герцль был вправе рассматривать итоги своих переговоров с Плеве как настоящее достижение.

4. Завершение визита Герцля в Петербург и

его встреча с евреями Вильно

В Петербурге Герцль вступил в контакт еще с несколькими лицами, обладавшими политическим весом, в надежде попасть к царю и министру иностранных дел, но безрезультатно. Ему удалось получить аудиенцию у министра финансов графа Витте.

Беседа не успокоила Герцля, потому что Витте разговаривал грубо и непреклонно, в отличие от Плеве, который умел быть притворно-любезным. Герцль не знал России и русских царедворцев, оттого и не разгадал двуличную игру Плеве и вынес от встречи с ним положительное впечатление, как это следует из его дневниковых записей.

О приеме у Витте Герцль замечает: "Он принял меня сразу, но совсем не был любезен". Витте отрекомендовался другом евреев, однако Герцль не слишком {162} поверил в эту "дружбу". Говоря об антисемитизме в России, Витте перечислил его "причины": экономические, религиозные и политические. Ко всему этому в последнее время прибавилось еще одно, в высшей степени серьезное обстоятельство, — активное участие евреев в революционных движениях. Евреи, составляющие всего 5% населения России, дают почти 50% российских революционеров.

Витте, правда, понимает причину этого явления и полагает, что это вина правительства, ибо евреям "досаждают слишком сильно". Тем не менее, факт остается фактом, и вышеуказанное обстоятельство еще более усиливает в России ненависть к евреям.

Вдобавок, они сами ее подогревают в силу характерной для них заносчивости. "Между тем, большинство — бедняки и, будучи бедняками, грязны и отвратительны".

Когда Герцль изложил ему идею сионизма в качестве решения еврейского вопроса, Витте ответил, что не верит в возможность такого решения. В его аргументах против сионизма Герцль различил взгляды и доводы богатых еврейских биржевиков, которые, очевидно, преподали министру финансов уроки "по сионизму". В заключение Витте признал, что предлагаемое Герцлем решение может быть хорошим, если только его возможно осуществить.

Тогда Герцль обратился к нему с просьбой вернуть акции Колониального банка, конфискованные при обысках, а также отменить запрет их продажи на будущее. На первую просьбу Витте ответил согласием, а что до второй — поставил условие: открыть филиал банка в России, с тем, чтобы можно было осуществлять контроль за его сделками. Герцль тут же это условие принял, так как открытие филиала в России и без того уже входило ранее в программу. Через несколько дней Герцль подал от имени дирекции и совета наблюдателей Колониального банка письменное прошение министру Витте санкционировать открытие филиала банка в России (однако, как показало будущее, дело закончилось ничем).

Сионисты Петербурга устроили в честь Герцля {163} банкет. Отвечая на многочисленные приветствия, он предостерег русских сионистов от вмешательства во внутриполитические дела государства. На утверждение одного из присутствовавших, принадлежавшего к Поалей Цион (Трудящиеся Сиона), что в диаспоре евреи должны поддерживать, в собственных интересах, социалистическое движение, Герцль ответил, что товарищ впадает в ту же историческую ошибку, которую допустили евреи на Западе, когда они поддержали либерализм.

"Возделывание чужих нив приводит к уничтожению евреев и еврейства. Мы трудимся только на других, но не на себя. Для нас существует лишь одна дорога, и это — сионизм!" Что касается социалистического сионизма, добавил Герцль, "то в Палестине, в нашей собственной стране, — если там возникнет крайняя в социальном смысле партия, — там она будет на месте. Партия, наверное, поможет расцвету страны, и тогда я определю свою позицию по отношению к ней".

16 августа Герцль покинул Петербург, выехав в обратный путь в Вену. По заблаговременной просьбе руководителей местных сионистов он задержался в Вильно, где ему была оказана торжественная встреча. На улицы вышли толпы евреев, желавших его увидеть и выразить ему свои чувства. Полиция запретила собрания, запретила также посещение Герцлем Большой синагоги и публичный ужин в его честь. Тем не менее, Герцль, в сопровождении встречающих, поехал в помещение общины, где его дожидались старейшины и многочисленные делегации.

Достоверное описание посещения Герцлем Вильно дал в своих воспоминаниях очевидец, впоследствии известный деятель Поалей Цион в Америке Барух Цукерман. В то время он был шестнадцатилетним подростком, учившимся в Виленском ешиботе, и был еще далек от сионизма, поскольку в религиозных кругах противились "приближению Исхода". В молитвенном доме ремесленников, где он ночевал, он сдружился с рабби Эфраимом, по ремеслу сапожником, маленьким евреем, тщедушным и худосочным, но проворным и {164} вездесущим. Был Эфраим и начитанным человеком — нередкое явление среди ремесленников в Литве. Когда весть о скором приезде Герцля достигла Вильно, рабби Эфраим загорелся просто священным трепетом, и оба уговорились вместе пойти посмотреть на гостя.

Проворный Эфраим разузнал, где Герцль остановится, какая будет встреча и какие важные гости приедут сюда из Минска, Ковно, а также из маленьких городков. Он выяснил также, что церемония встречи будет проходить в двух местах: в здании "Цедака Гедола" (Еврейское благотворительное общество.) (ее устраивает вся виленская община) и на загородной даче (организаторы — виленские сионисты).

В назначенный час оба приятеля пришли к гостинице, в которой остановился Герцль. Тысячи евреев запрудили площадь. Объятая священным волнением толпа жадно ждала появления великого гостя. Руководители виленских евреев и прибывшие из других городов почетные лица вышли из гостиницы, парадно одетые, в черных цилиндрах. Празднично приоделись и извозчики, даже лошади были разукрашены. И вот появился Герцль. Возвышающийся над всеми, он остановился перед участниками встречи. Для него такая встреча с охваченной энтузиазмом еврейской массой была неожиданностью. Все его спутники уселись в пролетки, и процессия тронулась.

И тут случилось нечто, наэлектризовавшее толпу: Эфраим-сапожник подбежал к экипажу Герцля и с такой силой ухватился за одно из задних колес, что остановил четверку впряженных в экипаж лошадей... Герцль поднялся и выпрямился во весь рост, чтобы увидеть, что произошло, — и в момент, когда он повернулся лицом к народу, Эфраим громко воскликнул: "Давид, царь Израиля, да живет и здравствует!" И вся тысячеустая толпа ответила криками "да здравствует", "ура!"

Оба приятеля кое-как протиснулись в толпе приглашенных в здание благотворительного общества {165} "Цедака Гедола", где был устроен прием. Представитель общины вручил гостю маленький свиток Торы в резном деревянном ларце на память о его приезде в "литовский Иерусалим". Но самое сильное впечатление во всей церемонии приема произвело на юного Баруха Цукермана появление рабби Шломеле—судьи, убеленного сединами старца, который, воздев прозрачные ладони, благословил Герцля благословением храмовых священников: "Да благословит и сохранит тебя Господь!"

Прием, оказанный Герцлю еврейскими массами в Вильно, взволновал его до глубины души. На следующий день (17 августа) он запечатлел пережитое в дневниковой записи, сделанной в купе вагона: "Никогда не забуду вчерашний день, день Вильно".

Самодержавная Россия, однако, "позаботилась", чтобы заключительный аккорд его визита прозвучал диссонансом. Уже когда толпа приближалась к гостинице, полиция по нескольку раз грубо разгоняла людей. Но особую грубость и жестокость полиция вместе с казаками продемонстрировала на вокзале во время "наведения порядка" при отъезде Герцля в Вену. По окончании ужина на загородной даче Герцль со спутниками возвратился в гостиницу и оттуда в первом часу ночи отправился на вокзал. Город не спал. Тысячи евреев дожидались Герцля на улицах и балконах. Повсюду его встречали приветственными криками. Перед вокзалом собралась масса людей. Тут-то внезапно и появились городовые с казаками и начали орудовать дубинками и плетками, разгоняя собравшихся. Герцль был потрясен.

Сцена избиения евреев в Вильно долго преследовала его. Не исключено, что эта ужасная картина оказалась последней каплей в определении его отношения к "плану Уганды".

{166}

К содержанию